скачать книгу бесплатно
Ступа: «Я был на системе. Мне нужны были деньги, и я работал, мне было всё равно, где брать и что брать. Как-то шёл по центральному рынку между рядами и увидел хорошую кожаную женскую куртку на манекене, прикинул, что быстрее получится взять её вместе с манекеном. Я схватил его под мышку и стал отходить, и тут до меня дошло, что свернуть это всё и спрятать за пазуху, как обычно, не получится. Мне почти удалось выйти с рынка, но тут барыги очухались, поняли, что я не их коллега. Я тогда чудом спасся от серьёзных побоев».
Когда совсем прижимало, то на продажу шёл неприкосновенный запас – личная коллекция атрибутов Великой Отечественной войны.
В 1997 году сел на систему и Ростислав.
Ростислав Терехов: «После развода у меня часто стали случаться запои, и я решил закодироваться. В 97-м я стал часто тусить с Костиком и его компанией, алкоголь мне было нельзя, и я решил попробовать то, что принимали они».
И без того нечастые репетиции прекратились. В начале 97-го записали лишь одну песню – «Негр», она тоже вошла в сборник «Машины». После записи барабанщик и гитарист покинули группу. Однако ещё одно выступление в 97-м всё же состоялось.
Ростислав и Константин тогда прогуливались со своими девушками по городскому парку. Тут немного отвлечёмся от темы, расскажем об отношениях Костика с противоположным полом.
Хорошим девочкам нравился плохой мальчик, поэтому он никогда не испытывал недостатка в женском внимании. Достоверно известно, что он любил по-настоящему некую Елену (я пытался её найти, но не удалось). Но из-за образа жизни Костик никогда не был женат и потомства, насколько известно, не оставил.
Так вот, гуляли, значит, Ступа с той самой Леной, Рост, его девушка Таня, их боевая подруга-амфетаминщица Роксетка, а в это время на летней сцене проходило очередное рок-мероприятие.
Кто-то из организаторов заметил компашку и, здороваясь, предложил выступить. «В принципе, можно», – согласились ребята. Костик к тому времени уже умел играть на гитаре, нужен был только барабанщик для поддержания ритма, его одолжили у одной из групп-участниц.
Вышли, отработали свою короткую программу, а в конце решили исполнить недавно отрепетированного «Негра». Как только ребята сошли со сцены, к Ступе подошли два омоновца и спросили: «Ну что? Хорош тот мент, который мёртв?» Ступа ответил, что да, мол, в песне же так поётся, значит, так и есть, и тут же получил несколько сокрушительных ударов. Друзья даже не поняли, что произошло, увидели лишь истекающего кровью Костика с тяжёлой черепно-мозговой травмой.
В 97-м умирает мать Константина. Он очень переживал, но на похороны, мягко говоря, опоздал, были дела «поважнее». Возможно, именно эта ситуация повлияла на решение Костика завязать.
Он закрывается дома и какое-то время держится, отказываясь от всех предложений прогуляться, пока не зашла Роксетка и не спросила: «Ступа, поедешь в Москву на концерт “Моторхед”?» Против такого соблазна Костик устоять не смог, и они поехали. На концерт, правда, так и не попали. Вместо этого Костик ввязался в драку, когда кто-то оскорбительно высказался в адрес его подруги.
Потом они познакомились с ребятами – любителями винта и затусили с ними, на две недели выпав из реальности.
Тем временем кассеты с записями потихонечку расползалась по Микрону и за его пределами, дворовые исполнители охотно делились аккордами. «Ночная трость» становилась всё более популярной в Орле группой.
В 98-м проявил активность старый знакомый, барабанщик Сергей Дадонов. Он решил организовать репетиции и выступление на фестивале «Рок против наркотиков – 98». У Костика как раз родились свежие тексты – «Лёд и ветер», «Пушистый хвост», «Ночная трость». Эти композиции были исполнены на фестивале и запечатлены на видео, студийной записи сделано не было.
Ростислав решает в корне изменить свою жизнь и уехать работать в город США («Город США» – юмористический репертуар Константина и Миши). Перед концертом ему нужно было заехать в московское посольство США для получения визы. На собеседовании у Роста началась сильная ломка. Рост переживал, что сотрудники посольства, заметив это, откажут в визе, но в итоге он её получил, а вот рубли, которые не успел обменять, обнулились, и все планы рухнули.
В 1999-м состоялось ещё одно выступление Константина Ступина на Оrel butchers party с Павлом Чечуриным на басу и Думбой из группы «Паралон» на барабанах (ныне более известный как Доктор Роганов, барабанщик «Адового мужика»). На этом концерте впервые прозвучала песня «Секрет», окончательный её вариант войдёт в посмертный альбом «Ремесло». Концерт снимался на видео, но сохранилось оно у кого-нибудь или нет – пока не известно.
Константин менять свою жизнь не планировал, но она изменилась. Он вскрыл челночный пикап, загруженный шмотками. Добыча была солидной, но нужно было по-быстрому сбыть товар, поэтому всё отдавалось за бесценок, многое раздавалось просто так. Немудрено, что правоохранители без труда вышли на след.
Костика вызвали на допрос. Следователем оказалась девушка. Константин включил на максимум своё обаяние и магию, уверив, что обязательно явится на суд по повестке. Его отпустили под подписку о невыезде.
Выйдя из отделения, Костик решает: нужно валить. Но куда? И где взять денег на билет? Зашёл домой, и тут же зазвонили в дверь. Не успел, подумал Костик. Но у порога оказались молодые панки, начинающая группа «Эйфория». «Ступа, – спрашивают, – не знаешь, у кого можно купить гитару недорого?» «О, ко мне вас направили сами боги», – ответил Костик и продал им гитару, взятую у знакомого поиграть.
Деньги есть, но куда ехать, раздумывал Ступа, стоя в очереди за билетами, и вспомнил друга детства по пионерскому лагерю Илью Аболмазова.
Илья переехал жить в Краснодар и рассказывал, что его отец работает в каком-то ДК. Денег на билет хватило, и Костик благополучно прибыл в Краснодар, осталось только обойти все ДК и поспрашивать – работает ли у них Аболмазов.
Таким необычным образом друзья детства встретились.
«Но я хотя бы попробовал это сделать, черт побери!»
Илья оказался творческой личностью – поэт, художник, музыкант и всё такое.
Илья Аболмазов: «Познакомились мы со Ступой в 82-м примерно, ещё до поражения подростковым онанизмом, в пионерском лагере “Кристалл”. Лопоухий и шелудивый мальчик привлёк моё внимание. В 90-е я тоже занимался музыкой, в Орле тогда ей не занимались только глухие безногие собаки. Но со Ступой я не сотрудничал, если не считать сотрудничеством то, что он мне иногда показывал свои тексты, а я его подбадривал фразой "Ты что, дебил!", после чего он переделывал их до более-менее вменяемых».
В Краснодаре друзья занялись совместным сочинительством, так появились такие вещи, как «Папа Карло», «Крошка Мегги», «Доктор Павлов», «Чёрный байк», «Кровавая осень». К рассказу Ильи мы ещё вернёмся, пока обратимся к воспоминаниям ещё одного свидетеля тех событий.
Иван Жалнин: «Что рассказать? Как он колбасу в магазинах тырил и обменивал её на рынке у бабушек на палёную водку? Мы с товарищем решили создать группу и повесили объявление на рок-магазине о поисках басиста для игры в ВИА в стиле "эх пойдёт". Вот так нам и нашёлся Ступа. Димон-Литровый приходит, говорит, басера нашёл. Ну вот, пошли пива попили, поговорили и через день-два уже на флете у меня стали пытаться что-то лабать – мы свои песни сыграли, Костя свои. Мы в восторге были, так и появился коллектив "Браунинг & Мауzер". Жил он сначала у Ильи Аболмазова, татуировщика из Орла, снимали они комнату у деда, которого называли Дон Мефисто, потом вроде пропал на месяц – где-то в Адыгее за чьей-то дачей присматривал, там и жил, потом на Горогородах у кого-то.
Песня “Чёрный Байк” появилась при мне. Нам предстояло выступить в мотоклубе, и Костик принёс этот текст, мы сыграли её, но байкеры прогнали нас со сцены, посчитав, что это стёб над ними.
Ещё, помню, делали песню про Майкла Джексона, про папу Карло и Буратино. А расстались так: Ступа взял у меня поиграть электрогитару, в общем, после этого я его больше и не видел. Поначалу я расстроился, но потом подумал, что мало ли, закрыли его или хз, короче, я на него не в обиде остался в итоге, но связи больше не было».
Нетрудно догадаться, что гитара, о которой говорит Иван, была успешно продана, а на вырученные деньги Константин вернулся в Орёл.
Илья Аболмазов: «В Краснодаре Ступа занимался спортом, вы не поверите, но каждое утро он пробегал по четыре километра, потом брусья и турник. Голова у него прояснилась, плюс, хотя и под моим давлением, был посажен за книги, что и послужило толчком к его творчеству, хотя бы он узнал много новых слов. Потом было четыре месяца жизни на побережье, много веселья и смеха. Как признавался впоследствии Ступа, это было лучшее время в его жизни, да и в моей тоже. А потом меня прикрыли, и Костя уехал в Орёл, где без надлежащего контроля пустился во все тяжкие, поймал роковой недуг… а, в манду! Сейчас мне 50, и я скучаю по Косте, он товарищем был охуительным.
Вот случай на побережье: сентябрь, утро, просыпаемся мы в палатке часов в шесть, великолепное утро, солнце ещё косо бьёт через листву кавказского леса, а мы, позёвывая, выходим к домику, где обитают местные рыбаки, этакие мужички-лесовички, их уже нет, ушли в море. “Ну что, Костя, надо позавтракать”. – “А что у нас есть?” – “Десяток картох есть”. – “Ну так и славно”.
Глядим, на пороге рыбацкого домика стоит ведро, полное каких-то грибов белого цвета, с виду как поганки. “Костя, – говорю я, – эти-то лес знают, говна не соберут, позаимствуем, с картофаном-то оно ого-го как славно получится”. Развели огонь и приготовили себе завтрак. Поели и сидим на бревне в наслаждении, практически как буддисты, слов нет, тихо перевариваем эту вкуснятину.
Тут приходит рыбак: “Здорово! Что, проснулись?” – и с этими словами шварк ведро на помойку. Мы как-то переглянулись и спрашиваем: “А чего это ты, Митя, грибы-то выбросил?” – “Да хер его знает, кто-то поганок насобирал, полгриба – верная смерть”. Мы опять переглянулись, потому как только что покушали четыре на двоих. “Да ну на хуй, – сказал рыбак. – Да вам пиздец! Давно?” – “Да только что!” “Сейчас”, – сказал рыбак и скрылся в доме.
Мы, побледнев, рассматривали один другого, и напомню, утро, божья роса, а нам вроде как хана, нет слов, чтобы описать это ощущение. Тут выходит Митя с канистрой керосина и наливает нам по кружке: “Пейте, сукины дети, не дай бог сдохнете ещё прямо здесь!” Одним словом, вылакали мы эту канистру, рвало так, что аж радуги появлялись, но остались живы.
Всё это происходило между Бетой и Прасковеевкой, в 50 километрах от Геленджика.
Вот ещё история: повадились к нам лазить соньки, вроде крысы, но хвост как у белки. Тогда я, как главный зверолов, придумал для них ловушку: возле опорного столба горизонтально вешается баклажка, в дальнем конце приманка, когда сонька лезет туда за вкусняшкой, центр тяжести нарушается, и баклажка опрокидывается вместе со зверьком, который сидит в ней мордой вниз, а жопой вверх и вылезти не может, собственно, и все. Ступа придумал их обдирать и засаливать, как засаливают тарань.
Сушил он их вдоль дороги, по которой туристы ходили на водопад. Сначала я думал, что он пытается так отпугнуть людей, чтоб они лишний раз медитации не мешали, но он нашёл им ещё одно применение.
Как-то, придя в Бету, мы заглянули в пивной ларёк, заказали по паре пива и стоим такие невозмутимые, прихлёбывая пиво и мирно беседуя о будущем человечества. Баловались философией, что греха таить! Помимо нас были ещё несколько мужиков за соседним столиком, они что-то буровили между собой, и один из них вытащил рыбу и побил ею о стол, чтобы легче чистилась. И вот тут Ступа вытаскивает из кармана сушёную соньку и тоже начинает лупить ею о стол, эффект был… Мужики засобирались и вскоре ушли, а Ступа, глядя на бармена, впился зубами в тушку, это с его-то внешностью. Произошёл небольшой коллапс у продавца, а Ступа потребовал ещё пива и чтобы холодного! Впоследствии мы задружились с этим малым, и он даже отпускал нам по кружке бесплатно. Надо добавить, что и вид у нас был шикарный: мы были одеты в кимоно, Ступа в чёрное, а я в белое, это и была наша повседневная одежда. На ногах были сандалии, причём самые дешёвые, а море выбрасывает на берег кучи этого говна, но я запретил Ступе ходить в разных, чтоб внимания не привлекать, хотя потом мы и начали разгуливать в кимоно, но это не для красоты, оно удобно.
А вообще, вскоре нас уже знали все, что в Бете, что в Кринице, мы адекватно, ну и с нами адекватно, а в этих местах странных людей большое множество, а так как мы и на язык были востры, то к нам привыкли и считали за своих.
Единоборствами я увлёкся ещё в Орле, это было модно у бандитов. Я был дружен с одним авторитетом – Платоном.
Там в горах мы тренировались, у Костика тоже была тяга к боевым искусствам. Каждое утро, после душа, а душ – это тот самый водопад.
У нас были печатки, и мы по-дружески лупили друг друга вместо зарядки. Потом шли добывать что-нибудь съестное. Это могли быть дары моря – рапаны или крабы. Ступа, кстати, выучился нырять, как ихтиандр, за полчаса налавливал их полный пакет, и это правда трудно!
Это отступление, дальше, приехали из Москвы человек тридцать, вот именно каратистов, с их гуру. Расположились они неподалёку в палатках и давай заниматься, медитировать и читать мантры и провоняли всю окрестность благовониями. Это соседство нам было не очень. Мы жили уединённо, в тиши, а тут 30 человек, да ещё с прибабахом. Надо было как-то поддержать свой статус хозяев этого ущелья, и тогда мы сделали вот что…
Утром мы, как обычно, позанимались. А эти были на горе, и сверху они могли нас видеть, как на ладони. После мы зашли за дом, из досок рыбачий домик, где нас уже не видно, и начали производить специфический шум. Я бил бревном в стенку домика, а Ступа при каждом ударе издавал дичайший вопль "кия-я-я". Короче, грохот на все ущелье – ребята занимаются. Так вот, после этого вся эта московская тусовка по струнке ходила.
Туда, в горы, мы даже взяли с собой грушу килограмм, наверное, в двадцать, и мы все это пёрли с собой. Да там даже сесть нельзя было, такой вес – посуда, инструменты. Сядешь, без помощи не встанешь, реально. Мы в два этапа прошли 8 километров по берегу, с ночёвкой. Даже двуручная пила, и та была, мы шли, вообще, очень серьёзно, как древние японцы.
Горы рядом с Краснодаром, два часа – и ты среди них, а они существуют миллионы лет, и я познакомил Костю с этим ощущением.
В Краснодаре есть такой район, Затон, мы там снимали частный дом, бегали по утрам. Ступа потерял эти фотографии, он же накачался и был здоров как бык, реально, Ступа был мышцатый, так что и гопота побаивалась нас задевать.
Там, на Затоне, есть громадное дерево, тополь, обхватов в восемь, чудовищное дерево, и возле него мы поклялись, что поедем в горы и поймём наконец, что нам делать в этом бестолковом мире, и я сказал: давай год проживём всего-то, ведь, гляди, уже по тридцатнику, а мы пни пнями. И Костик согласился.
Мы уехали в горы, специально, чтобы воспитать свой дух, мы даже до половины построили избу из дубов, мы там, видите ли, работали, а не только развлекались.
Но год мы там не протянули и вот почему. Как-то сидим с рыбаками и заходит такой разговор. “Слышь, – говорит один, – там в лесу кто-то захуярил сруб, вот так, по пояс. Оно же за каждое дерево штраф 10 штук, реликтовый лес!” И на нас смотрит. Здесь мы понимаем, что он про наши труды в поте лица, это не то слово, мы работали как проклятые. “Не видали чего?” – “Нет, – говорим мы, – на хер нам леса”. А там дубов положили штук 30. Думаю, что они догадались, но не сдали нас егерю. А как ты думаешь, можно без избы протянуть год, зимой? Это ж не квартира: стал жопой к батарейке и грейся.
Ну что ж, это была отчаянная попытка вырваться из омута повседневности, по крайней мере мы попытались![3 -
«По крайней мере мы попытались!» Навеяно цитатой из «Пролетая над гнездом кукушки», одним из любимых произведений К. Ступина, которое он прочитал, видимо, по совету Аболмазова.]*
Меня закрыли по глупости. Я сделал татуировку одному челу, и он в благодарность насыпал мне пятку травки, и я поехал домой. И вот обычный патруль: “Ваши документы”. – “Дома”. – “Что в карманах?” А там этот мизер. Дали мне полгода. Вся зона смеялась над этим сроком. Я вышел и поехал в Орёл, нашёл Ступу, а он за это время уже успел схватить заразу и т. д. Мы встретились в “Далласе”, не знаю, есть сейчас такое кафе или нет, возле “Салюта”. Ступа на кураже объявил, что поймал ящур.
Какой ещё ящур? Он рассказал про ВИЧ. Мне было больно видеть своего товарища, с которым мы бок о бок прожили более года. “Ну как?! – заорал я. – Как ты всего-то за полгода умудрился так влипнуть?” Ступа замычал, он всегда мычал, когда нечего было сказать. Засунул пятерню в хаер, нёс чего-то о панк-роке, приводил в пример Элвиса Пресли.
Я понял, что он опять на системе, и все наши жаркие беседы и споры коту под хвост. Я сказал тогда: “Ступа, больше ко мне не подходи, ты как та свинья, что зарекалась говна не жрать, а тут бежит, а их два лежит”. После он ещё приходил, но я в злобе своей не открывал ему дверь, о чем сейчас искренне жалею».
Вернувшись из Краснодара, Константин не задержался на свободе.
Удалось «поднять» точные даты и статьи судимостей Константина Ступина начиная с 2005 года (до этого времени точных данных не сохранилось): 25.10.2005 – ст. 161, ч. 1; 09.04.2008 – ст. 158, ч. 1; 15.04.2008 – ст.158, ч. 1; 02.11.2008 – ст. 158, ч. 2.
Ростислав Терехов: «Где-то в 2000-м я случайно встретил Костика. Он рассказал, что вернулся только что из Краснодара и находится в розыске, сказал, что неплохо было бы встретиться. Я согласился, но встречи не произошло – Костик уехал в свою очередную “командировку”».
На зоне
Период с 2000 по 2013 год можно описать коротко – украл, выпил, в тюрьму. Здесь нужно подчеркнуть очень важный факт: Ступа
никогда и никому не писал с зоны писем с просьбами закинуть чайку, сигарет и тёплых носочков. Он не любил быть кому-то обязанным, что-то просить и в целом был даже стеснительным.
Да, по пьяни он частенько стрелял мелочь у ларька, но это немного другое, и, опять же, это ни к чему не обязывало. Вместо просьб о помощи с воли он предпочитал сидеть на голяках, ему было проще, если те, кто по ту сторону забора, считали, что он умер. Ступа приспосабливался к лагерной жизни сам, без чьих-либо подачек.
Да мало ли зэков, о которых забыли друзья и родственники? Сами виноваты! В следующий раз думать будут! Если, конечно, доживут до следующего раза. Ступа доживал, чувствуя чью-то незримую заботу сверху. Так получалось, что на его пути, хоть и нечасто, но всегда в нужный момент, встречались те, кто оказывал нужную поддержку.
Сергей «Мёд» Медов: «Сидели мы с ним вместе на одном лагере, в одном бараке жили, был он у нас дневальным. По нему сразу было видно, что со здоровьем всё плохо, и никто не удивился, что у него ВИЧ. Мы были на 19-м, а это не самый хороший лагерь на ветке Мордовии, на тот момент – один из хреновейших. То есть работать в промке на уровне всех остальных зэков для Костика было смерти подобно, да и возраст у него был не юный, мягко говоря.
Но, помимо всего этого, он был прикольным челом. В основном лагерный контингент – это недалёкие люди, сидят, чифирят, разводят свои тупые базары, а этот чувак такой, замороченный. Любил он историю фашистской Германии, брал книги в библиотеке, изучал, читал, в общем, было о чём поговорить с ним.
Воскресенье было днём самодеятельности, и в клубе выступали все желающие. Выступал и Костик. Я думаю, что его выступления запомнили многие, кто на том момент был в лагере. До него приходилось слушать однообразную слюнявую зэковскую романтику. В общем, он в корне поменял лагерный репертуар, и в этом плане знали его все.
Однажды был какой-то большой праздник. Администрация решила вытащить большие колонки на плац, музыка была слышна не только по всему лагерю, но и за его пределами, где были мусорские общаги. Костик решил выступить и исполнить песню собственного сочинения “Ирина и Марина”. Пока до администрации дошёл смысл этой песни, пока прибежали вырубать аппаратуру, он успел спеть её почти полностью. После этого случая Костика на сцену не пускали.
Хоть дневальный и считался полукрасным, но я вам скажу, что положиться на него можно было, порядочности в нем было гораздо больше, чем у многих правильных пацанов, гадского от него никогда ничего не было. А то, что он дневальным пошёл, так у него выхода не было, иначе бы он загнулся.
Но, сами понимаете, к красным или полукрасным отношение не особо хорошее. Но я к тому моменту отмотал уже восемь из своих четырнадцати и не особо заморачивался цветными раскладами. Вопросов у меня к нему по этому поводу не было, я хорошо понимал его как человека, и у нас были приятельские и дружеские отношения.
Встречался на моём лагерном пути ещё один его земляк и тоже музыкант – барабанщик из какой-то группы, так это был просто хуеплёт какой-то, сучара красная. Посдавал нас всех. Так что люди все разные, независимо от ярлыков, которые на них вешают.
Когда Костик освободился, мне оставалось четыре года. Для меня было полной неожиданностью, когда я увидел его ролики в интернете, мы с удовольствием смотрели и обменивались ими друг с другом, это очень помогало скрашивать лагерные будни.
Я зашёл в группу в “ВК”, нашёл контакты и передал Костику привет. В скором времени получил видеопривет от него, теперь храню его и вспоминаю.
Очень жалко, что мы так и не встретились по ту сторону забора».
Когда я сказал Ступе, что ему передаёт привет какой-то Мёд, он очень обрадовался, рассказал, что они сидели вместе, что у Сергея был очень большой срок, что он активно занимался спортом, был внушительных габаритов, но при этом очень весёлым человеком. У Ступы сразу же возникла идея снять на видео ответный привет.
Немудрено, что за тринадцатилетний перерыв в музыкальной деятельности «Ночная трость» и Константин Ступин стали забываться немногочисленными поклонниками. Большинство из них приблизительно 80-го года рождения, понятно, что в процессе взросления музыкальные пристрастия отходят на второй план.
Но некоторые – помнили, вот воспоминания одного из них:
«Я сидел в Орловском СИЗО, узнал, что в одной из камер сидит Ступа, и отправил ему маляву, где написал, что мне нравится его творчество, а в ответ получил маляву с текстом песни “Кровавая осень”».
Первый паблик
Помнил о Ступе и другой поклонник, создатель первого паблика в «ВК», посвящённого памяти группы «Ночная трость».
Максим Стонтов: «Это был примерно 1996 год. На одной из тусовок панк по кличке Килограмм предложил мне послушать “Ночную трость”. Типа если не слышал, то вот послушай.
Мафон старался воспроизводить звук, но слов было не разобрать. Добрую половину текстов я не понял, но творчество понравилось. И взял я кассету переписать. На одной стороне было выступление на “Фестивале надежд”, а другая сторона заполнена песнями “Н.Т.” с разным качеством и вариантами исполнения, была там и песня Кузи.
Потом всё тот же Килограмм показал мне Ступу. Он шёл быстро и целеустремлённо вдоль Китайки (дом с шестнадцатью подъездами на Микроне, в котором какое-то время проживал Ступа). Волосы завязаны в хвост, сам одет в джинсовый костюм. Потом периодически я его видел, ведь жили в одном доме.
Первое знакомство произошло летним вечером года 1997-го. Я с тусовкой стоял около шестого подъезда Китайки. К нам подошёл Ступа и предложил купить какую-то вещь погибшего немецкого солдата. Я его узнал, ведь не раз видел, да и записи “Ночной трости” на моей кассете проходили регулярное прослушивание.
Ту самую вещь ни я, ни рядом стоящие не купили. Но знакомство состоялось. Прошло какое-то время, и зимой того же 1997 года мы с другом решили зайти к Ступе для совместного распятия самогона.
Мероприятие сие проходило в его комнате в четырнадцатом подъезде Китайки. Зайдя туда, мы увидели большое количество атрибутики: над кроватью – флаг Конфедерации, на полке в шкафу – череп, пулемётные ленты. На полу в жёстком кофре лежала красная бас-гитара, стены увешаны плакатами, фотками, рисунками. И, конечно, дверь. На ней было так много рисунков и надписей, что казалось, они нанесены в несколько слоёв.
По прошествии какого-то времени Ступа переехал на Звёздный. Туда я приходил с группой "Эйфория", которую начал делать со своим другом. Искали мы электрогитару для нашего соло-гитариста. Услышав, что нам нужно, он очень обрадовался и продал гитару.
Со временем появились новые записи с хорошим качеством, и это радовало. Кассет было уже две. У меня появился музыкальный центр, и слушать кассеты стало одно удовольствие, ведь звук качественно отличался от обычного мафона.
Время шло. Группа "Эйфория" была свёрнута в 2002 году. Прогресс на месте не стоял. И зимой 2003 года я купил компьютер. Освоил это чудо техники, решил записи оцифровать и звук подредактировать. Сказано – сделано, и "Ночную трость" я уже слушал на диске.
Всё в том же 2003 году Олег (басист свёрнутой на тот момент группы "Эйфория") принёс мне видеокассету с записями "Н.Т.". Там были концерты разных лет. Такое приобретение меня очень порадовало. Олег сказал, что эту видеокассету взял у Ступы и больше материалов по "Ночной трости" у него нет, "всё раздал".
В 2004 году родилась идея оцифровать эту видеокассету. Процесс оказался затяжным, ведь DVD-болванки только начали появляться, и весь захваченный материал пришлось архивировать и переносить на CD-болванках. Болванок получилось примерно десять штук, ведь видео и звук хватали без компрессии.
Скопировав архивы с частями видеозаписи "Ночной трости", я приступил к делу. Точно не могу сказать, сколько времени заняли монтаж с редакцией звука и видео. Но впоследствии эта видеозапись ляжет в основу создания группы "Ночной трости" в соцсети “Вконтакте”.
Мысль о её создании меня посетила в 2011 году. Задумка возникла спонтанно. Да и техническая база уже позволяла, появился быстрый интернет.
Всё в том же 2011 году группа была создана. Один вечер ушёл на создание, второй вечер был посвящён приглашениям лиц заинтересованных».
Стена группы была открыта, и каждый желающий мог оставить на ней своё воспоминание или мнение. Скрупулёзный читатель может при желании найти тот самый первый паблик, отмотать стену в самое начало и почитать те сообщения.
В этих же сообщениях появилась и новость о том, что Ступа умер, а один из музыкантов, работающий в органах, подтвердил – да, умер и захоронен на общем зоновском кладбище, так что рок-н-ролл станцевать на его гробу не получится.
Сложнее было поверить в то, что он жив. Все знакомые понимали, что Ступа отправился в свою последнюю командировку, из которой вряд ли вернётся.
Свобода – это рай
Однако, несмотря на все прогнозы и слухи, 1 февраля 2013 года Ступин Константин Валентинович получает справку об освобождении, единоразовое денежное пособие в размере 850 рублей, уведомление для службы занятости с указанием, что гражданин Ступин имеет навыки портного (проработал два месяца на «промке») а также артиста-вокалиста. С этим багажом Константин Валентинович прибывает в Орёл.
