скачать книгу бесплатно
– Простите, сколько вам лет?
– Семьдесят семь, господин Берг, – без запинки ответил незнакомец. – Значит, вам знакомо это имя?
– Да… Но откуда мне знать, что вы – тот самый Осаму?
– У вас остается мало времени до начала вашей консультации в два тридцать, – уклончиво заметил незнакомец. – Если вы не возражаете, я предложил бы вам прогуляться в Ботаническом саду, по дороге в ваш кампус. Обещаю вам: если до конца нашей прогулки вы не измените своего решения, то мы с вами расстанемся, и вас никто и никогда больше не побеспокоит, господин Берг! Как видите, я прошу не слишком много…
Рассчитавшись, мужчины покинули «Красный бар» отеля и не спеша двинулись по аллеям Ботанического сада.
– Тогда, в 1946 году, мне не было еще и тридцати лет, господин Берг! Меньше, чем вам сейчас. Это было время полного упадка духа нашей нации. Мы не только проиграли войну, но и подписали во всех отношениях позорную капитуляцию. Сейчас говорят, что Япония пошла на эту капитуляцию под впечатлением атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки – вы, как историк, тоже так полагаете?
– Но… Но это же очевидно! Бомбардировка и последующая капитуляция были связаны…
– Ничего подобного! – поднял руку японец. – Ничего подобного: ни мы, японцы, ни весь остальной мир в подавляющем своем большинстве просто не имели тогда представления об истинных последствиях применения атомного оружия! О радиации и лучевой болезни тогда знали только ученые. Для простых японцев это была просто очередная бомбардировка. Правда, бомбы были гораздо мощнее прежних, но о радиации просто никто не знал! Я хорошо помню последующее обращение по радио к народу главы правительства – он призывал теснее сплотить ряды и не поддаваться панике. Народ был готов продолжать сопротивление, но…
Старик замолчал, без усилий нагнулся, подобрал с дорожки несколько желто-багряных листьев, поднес их к лицу, вдыхая чуть прелый запах осеннего увядания.
– Впрочем, я не об этом. Как бы там ни было, капитуляция была подписана, и американцы ступили на нашу землю. Они всегда были бесцеремонными, эти американцы, господин Берг! Знаете ли вы, что флагманский линкор USS Missouri под бортовым номером ВВ-63 вошел в японские воды под флагом адмирала Перри? Под тем самым, который остался в черной памяти японцев еще с XIX века? И это тоже было злорадным напоминанием американцев! Им мало было оккупировать страну – они напомнили нам о старом позоре… Они объявили в Японии о тотальном разоружении населения, предписав всему населению сдать не только огнестрельное оружие и боеприпасы, но и символ духа японского народа – мечи! В том числе и фамильные, никогда доселе не покидавшие почетных уголков в домах японцев.
В голосе старика звучали надрывные нотки, и Берг со вздохом подумал, что нынешний день для него напрочь испорчен. Вместо того чтобы спокойно заниматься привычной и приятной работой, он вынужден выслушивать истерические откровения выжившего из ума «ястреба», не смирившегося с поражением страны полвека назад… Словно подслушав его мысли, старик замолчал, бросил на собеседника короткий взгляд, печально улыбнулся:
– Американцы не без оснований боялись нас, господин Берг! Несмотря на категорическое требование сложить оружие и прекратить подрывные действия, осенью 1945 года и даже зимой в Японии еще оставались тайные очаги сопротивления. Мой старший брат, например, в то время работал в одном из центров радиоперехвата и дешифровки. У нас были коды для дешифровки многих каналов связи оккупантов.
– Человек не должен жить только прошлым, господин Осаму, – мягко, чтобы не раздражать собеседника, возразил Берг. – Мы не можем повернуть колесо истории вспять и изменить прошлое…
– Я не сумасшедший и прекрасно понимаю это! Прошлое не изменить, но сегодня мы можем исправить многие ошибки, совершенные в прошлом, – возразил старик. – Так вот, относительно боевых мечей. Японцы – законопослушная нация. Им было приказано разоружаться, и у пунктов приема оружия в Токио и других городов выстраивались очереди. Среди холодного оружия было много старинного. И американцы, поняв это, начали сортировать сдаваемые мечи, отбирая для будущих аукционов наиболее ценные. Но самые ценные мечи были в коллекции семьи императора, господин Берг. Там хранились ритуальные катаны наших предков, фамильное оружие прежних сёгунов… Я не хочу говорить о том, кто и почему внушил семье императора мысль о необходимости сдать оккупантам эту коллекцию. Или вынудил императора передать раритеты оккупационным властям. Говорили разное – что император хочет разделить с народом позор и унижение нации. Что в противном случае кое-кто из семьи может оказаться на скамье подсудимых в готовящемся международном трибунале над военными преступниками… Этой коллекции было место в национальном музее, в мемориале. Так, кстати, считал и ваш дед! Но Вашингтон настаивал, давил на генерала Макартура. Переговоры о передаче коллекции шли всю осень, и наконец была названа дата передачи коллекции. Это был январь 1946 года.
– Да, я знаю, господин Осаму…
– Многие влиятельные люди пытались убедить семью императора не совершать этой страшной ошибки. Но это случилось. Японский народ был возмущен, люди требовали вернуть коллекцию. К этим требованиям присоединилась и международная общественность, но американцы оказались предусмотрительными, господин Берг! Церемония передачи коллекции не была официальной, от имени оккупационного корпуса ее принял всего-навсего какой-то сержант.
– Сержант Колди Баймор… Я знаю историю своей страны, господин Осаму…
– Но вы наверняка не знаете, что в тот день ваш дед был на борту линкора «Миссури», в форме полковника австралийских вооруженных сил, господин Берг! Мы должны были непременно узнать – как именно американцы планируют вывезти коллекцию из страны! Илья Берг сумел проследить путь коллекции до аэродрома Ацуги, где готовился к вылету самолет-амфибия, чтобы передать наше национальное достояние на борт ранее вышедшего в Америку крейсера «Канзас». Мы не могли ни перехватить этот самолет, ни воспрепятствовать его вылету. Мы хотели знать лишь точное место хранения сокровища, чтобы позже заявить о своих правах на него и через международную общественность потребовать ее возврата. Самолет вылетел, но до «Канзаса» так и не добрался, господин Берг!
– Помнится, одно время ходили слухи, что исчезновение самолета было частью маскировочного плана американского командования. Ведь исчез же куда-то сержант Колди Баймор!
– Не думаю, чтобы и исчезновение того сержанта было случайным. Однако относительно пропавшего самолета американцы вряд ли хитрили. Наша страна проиграла ту войну, но в Америке у нас оставалось много «законсервированных» разведчиков-патриотов. Многие из них были сориентированы на поиск следов коллекции. Мечи никогда и нигде больше в мире так и «не засветились»! Прошло уже пятьдесят лет, а о них ни слуху ни духу.
– Значит, самолет с коллекцией действительно был сбит либо потерпел аварию. И коллекция навсегда утеряна, господин Осаму.
– А вот тут-то мы и подошли вплотную к сути нашей просьбы, господин Берг! Мы никогда не списывали этого дела в архив. И вот недавно сразу в двух точках планеты была отмечена активность по делу о пропавшей коллекции мечей. Если следовать принципу хронологии, то первый сигнал поступил из США. Второй «звонок» прозвенел здесь, в Японии, совсем недавно… Но вам уже пора, господин Берг! – спохватился старик, посмотрев на часы. – До начала вашей консультации осталось меньше десяти минут!
Но Берг уже набирал номер на своем мобильном телефоне. Извинившись, он попросил перенести консультацию на час позже. Закончив разговор, он поймал торжествующий взгляд старика и усмехнулся:
– Вы сумели меня заинтриговать, господин Осаму! Впрочем, это не означает, что я дал согласие на участие в вашей авантюре. Просто хочу дослушать вашу историю до конца. Итак?
– Весной 1946 года семьи пилотов исчезнувшего самолета-амфибии получили стандартные уведомления о том, что летчики пропали без вести при выполнении боевого задания. Обычное, казалось бы, дело! Но через двадцать лет после окончания войны некий канадский моряк переслал родителям лейтенанта Лефтера – это был командир той самой амфибии – его личный медальон. В сопроводительном письме было сказано, что медальон канадскому моряку передал его русский коллега-рыбак с острова Сахалин. Каким образом медальон американского летчика попал к этому рыбаку – выяснить не удалось. Письмо канадца в семейных архивах также не обнаружено. Мы узнали об этой таинственной истории гораздо позже, когда искали следы летчиков в военных архивах США. И обнаружили там вторичный запрос несчастных родителей относительно судьбы сына, с упоминанием медальона. Родители пилота к тому времени уже умерли, но наши люди сумели разыскать наследников и… убедить их, скажем так, расстаться с семейной реликвией. В настоящее время медальон у нас.
– А что побудило вас через много лет после войны обратиться в американские архивы? – полюбопытствовал Берг.
– Видите ли, исчезнувший сержант Баймор и пропавшие без вести пилоты были и остаются нашими единственными ниточками, ведущими к коллекции императора. Пусть даже оборванными, но кто знает! Мы, японцы, очень терпеливы и умеем ждать, господин Берг! Все американцы, имеющих мало-мальское отношение к пропавшему самолету и самой коллекции, все эти годы были под негласным присмотром. И мы дождались! Недавно семьи наследников пилотов посетили люди из Европы – они тоже интересовались старыми бумагами. Нашим людям удалось узнать, что их послал некий господин Ризенталь из Швейцарии. Вам не знакомо это имя?
– Нет. А должно быть знакомо?
– Дело в том, что Ризенталь – владелец самой обширной в мире коллекции холодного оружия, господин Берг. Это очень богатый и крайне беспринципный человек.
– Но он мог просто «отрабатывать» следы коллекции японского императора – на всякий случай, как говорится! Вы ведь тоже «присматривали» за семьями наследников исчезнувших американцев!
– Посланцы Ризенталя появились и у нас, в Японии, – вздохнул старик. – Они связались с несколькими частными детективными агентствами и поручили собрать всю возможную информацию о пропавшем самолете-амфибии. А сумма обещанного вознаграждения за достоверную информацию с результативными последствиями говорит об уверенности Ризенталя в том, что коллекция не сгинула в безвестности, господин Берг!
– Так чего вы хотите от меня, господин Осаму?
– Мы уверены в том, что злополучный самолет в январе 1946 года не упал в море, а совершил вынужденную посадку либо на Сахалине, либо в его акватории. Возможно, он был сбит русскими зенитками. А сами летчики, или их тела попали в лапы советской военной контрразведки. Иначе как объяснить факт того, что медальон уцелел?
– И все же я не очень понимаю, господин Осаму, зачем я вам нужен? – медленно, словно нащупывая тропинку на болоте, заговорил Берг. – Если вы являетесь представителем официальных японских структур, кто мешает им обратиться к русским властям с официальным запросом относительно самолета-амфибии? Согласен: наши отношения с Россией желают лучшего, но не думаю, чтобы они не сообщили вам данные об амфибии, если они у них есть. В конце концов, речь ведь идет не о японцах, а об американцах, похитивших наше национальное достояние!
– В том-то и дело, что похищения как такового не было, господин Берг! Национальное достояние было передано американцам добровольно! Я не исключаю и версии, что русские спецслужбы могли вырвать у пилотов сведения о коллекции, найти ее и помалкивать. Нет, господин Берг! Этот вопрос надо будет уточнить только в частном, чрезвычайно приватном порядке!
– Значит, вы предлагаете мне поехать в Россию?
– Да. И попытаться достойно завершить дело, начатое вашим дедом. Все расходы, разумеется, мы берем на себя. Вне зависимости от результатов поездки вам будет выплачена справедливая компенсация за потерянное время и беспокойство.
– Я подумаю, господин Осаму…
02
Южно-Сахалинск, 1993 год
Директор областного архива Штырь раздраженно отодвинул от себя «Заявку исследователя» и воззрился на сотрудницу читального зала архива Голикову:
– Татьяна, ты у нас сколько работаешь?
– Пятый год, Петр Александрович. Будто не знаете… А чего я не так опять сделала? Я что – спрятаться от этого иностранца под стол должна была? Он мне письмо из МИДа показал – его работа в нашем архиве с вами предварительно согласована! Полгода назад! Он два дня уже как приехал… Или он мне фальшивку подсовывает?
– Тише, Таня! Дверь-то поплотнее прикрой, не ори! Ну, согласовывал – так что теперь? Мне по десять таких заявок на работу в архиве каждый месяц присылают – а потом не приезжают люди. У кого обстоятельства изменились, кому визу не дали, кто передумал – да мало ли! О таких посетителях мне обычно звонят предварительно… Понимаешь – откуда звонят?
Заведующая читальным залом недоверчиво улыбнулась:
– Разыгрываете, Петр Александрович? Нет, правда – не разыгрываете? Сейчас же другие времена, и КГБ – уже не КГБ, а ФСБ. Торжество демократии и конец шпиономании…
– Доторжествовались уже, – директор брякнул по столу тонкими очками, поиграл желваками. – Мы с тобой, Татьяна, работаем не абы где, а в хранилищах истории! А у этой истории, если ты до сих пор не знала, есть разные странички! Что-то можем открыто показать, а что-то лучше не видеть. Во всяком случае, не всем! Вот к тебе гости приходят – ты что, комод свой перед ними нараспашку держишь? Ящики с бельишком там, тряпки всякие… Нет, платье от «Балленсиаги» можно, конечно, и на спинке стула оставить, особенно если там этикетка с лейблом не оторвана еще. Ну, а халатишко домашний, от старости жеваный, с разными пуговицами – тоже оставишь?!
– У меня таких нет! – вспыхнула Голикова. – Чтобы с разными пуговицами! И «Балленсиаги», кстати, тоже нет – на нашу зарплату только на пуговицу от такого и хватит! И что за сравнение вообще, Петр Александрович! Идите тогда сами к этому иностранцу и отказывайте, если так! Я что – на учет должна была при его появлении закрыться срочно?
– Не груби, не груби… Ладно, иди в читалку, чай ему предложи, кофе… Есть кофе? Ну, в приемной, у Ирины возьми. А я подойду через пять минут и все порешаю… Если, конечно, куратор наш с улицы Сахалинской на месте… Иди, иди, Татьяна! Да! Стой! Он по-русски-то хоть шпрехает?
– Да получше прибалтов наших говорит, Петр Александрович! Помните, на научно-практическую конференцию к нам прибалты приезжали? А этот культурно так выражается, только как-то старорежимно… Симпатичный мужичок, если что…
– Иди, иди, крути задом! – выпроводив Татьяну Голикову, Штырь набрал на память номер и разулыбался: куратор оказался на месте. – Володя? Приветствую, Штырь… Володь, я сразу к делу – чего это твои международники мышей ловить перестали? Два дня назад исследователь из Японии приехал, у нас в архиве поработать хочет – а барышни твои молчат! Вот заявка уже передо мной… Майкл Берг, Токио, Япония. Университет Саппоро, Центр славянских исследований… Его интересуют первые послевоенные годы… Да ничего там особенного нет, безвластие… Военная администрация освободителей со скрипом менялась на гражданское управление… Документов мало. Ну, понял, Володя… Давай, до связи! На рыбалку-то ездишь? Ну, и мне недосуг. До связи!
Директор поднялся из-за стола, направился в читальный зал. Проходя через приемную, распорядился:
– Ира, нормальный кофе сделай, пожалуйста! Я сейчас японского исследователя приведу…
– Да у меня Татьяна уже забрала кофе для него, Петр Александрович…
– Я говорю – нормальный кофе! Из сейфа! Не для местных интеллигентов который! Печенье не все сгрызла? В общем, давай!
Поправляя на ходу галстук, директор с легкой приветливой улыбкой проплыл сквозь распахнутые двери читального зала архива и безошибочно устремился к иностранцу – благо тот был в зале один.
– Господин Берг? Здравствуйте! Позвольте рекомендоваться: здешний директор, Петр Александрович Штырь!
Посетитель с готовностью поднялся из-за стола, протянул правую руку, одновременно доставая левой из верхнего кармашка пиджака визитную карточку цвета выдержанной слоновой кости.
– Очень приятно! Майкл Берг, университет Хоккайдо в Саппоро, – глуховатым баском отрекомендовался он. И улыбнулся, словно извиняясь. – Вообще-то у меня русские корни, и по-настоящему меня звать Михаилом. Так что – Михаил Андреевич Берг…
– Очень приятно! – внутренне поморщившись и помянув недобрым словом областную администрацию, навязавшую всем руководителям исполнительных органов власти примерный образец визитки – крикливый и безвкусный, – Штырь вручил гостю свою карточку. – Приятно и удивительно, господин Берг! Нечасто, признаюсь, встретишь японца с русскими корнями, именем, да еще и отчеством!
Тот развел руками: ну что тут поделаешь, коли попал в разряд редких «экземпляров»!
– Михаил Андреевич, пока тут девушки подбирают для вас документы, прошу ко мне! Это совсем рядом, через вестибюль! Ваше место в читалке никто не займет, уверяю!
– Да мне тут уже и кофе обещали, – пожал плечами Берг. – И вообще: чего я большое начальство от важных дел отвлекать стану…
– Кофе мы у меня выпьем! – Штырь легко подхватил посетителя под локоть и повел за собой. – Татьяна нас простит: – Да, Танечка? Ну, вот и славно!
Усадив гостя в кресло, директор сел напротив и немного помолчал, ненавязчиво разглядывая иностранного гостя. Не считая элегантного, по фигуре серого костюма и рубашки в тон светлее, в еле заметную белую клетку, да галстука с необычной для отечественного менталитета булавкой – самая что ни на есть «рязанская» внешность. Крупное лицо с грубоватыми чертами, щегольская бородка-шкиперка, большие кисти рук с ухоженными ногтями. Серые глаза смотрят приветливо, без внутреннего напряга.
– Ну, рассказывайте, Михаил Андреевич, зачем пожаловали? – Штырь поднял руку, предупреждая возражение посетителя. – Нет, заявку я вашу видел, подписал, не в ней дело! Сахалин 1946–47 годов. Переходный период от управления военного к гражданскому. Документов того периода мало, к сожалению – да вы наши описи глядели, наверное? Вы конкретно мне можете пояснить – что именно вы ищете? Не секрет, надеюсь? Я помогу. Сориентирую, так сказать – это же мой хлеб!
– Ну, коли так… Секрета нет, конечно – я ищу следы двух летчиков-американцев, которые, по моим сведениям, зимой 1946 года совершили на Сахалине вынужденную посадку и после этого пропали…
– Зимой 46-го? – директор откинулся на спинку кресла, пожевал дужку очков. – Думаю, что запрашиваемые вами документы тут не помогут!
– Отчего же, Петр Александрович? – вежливо удивился Берг. – Я не думаю, что американцы совершали в то время вынужденные посадки каждый день! Все-таки это, скорее всего, было неординарным событием! И уж конечно, поводом для пропаганды в очередной раз поднять вопрос об американских шпионах!
– Ну-у, что касается неординарности данного события – тут я с вами могу поспорить, уважаемый Майкл Андреевич! На Сахалине на сегодняшний день – в разные времена, разумеется, – обнаружены обломки по меньшей мере сорока американских самолетов, разбившихся здесь в период военного и послевоенного времени. На севере острова, в районе поселка Смирных, функционировал военный «аэродром подскока» – запасная площадка для перегоняемых по ленд-лизу с Аляски «аэрокобр». Падали, падали, Майкл Андреевич!
– Но это должно было где-то фиксироваться!
– Должно было, – вздохнул Штырь. – Но здесь не все так просто, уважаемый!
Берг катал между ладонями чашку с дымящимся кофе и деликатно ждал продолжения. А директор областного архива Штырь не знал, что сказать этому странному иностранцу-исследователю.
Гражданин Японии, причем совершенно европейского обличья, и с русскими, как он сам признался, корнями, ищет в сахалинском архиве следы американских летчиков… Совершенно фантастическая мешанина! Университет Саппоро, Центр славянских исследований – и пилоты-янки, невесть как очутившиеся на Сахалине… Странно, чтобы не сказать – сомнительно!
Кандидат исторических наук Штырь успешно сочетал службу в архиве с преподавательской деятельностью в здешнем вузе. Два года назад он получил приглашение университета Хоккайдо в Саппоро и прочел там, в ЦСЛ, для студентов и тамошних исследователей-русистов цикл лекций по новейшей истории России. Пробыв на Хоккайдо два месяца, он успел перезнакомиться со всем преподавательским персоналом Центра и большинством исследователей. И уж конечно, наверняка запомнил бы этого Берга. Но два года назад его там не было!
Может, Майкл Берг и вовсе не японский гражданин?
Чушь, охолодил себя Петр Александрович! Чушь и дурацкая шпиономания, дремлющая в каждом русском, успевшем родиться во время сталинского режима. Вряд ли американец, разыскивающий своих соотечественников, стал бы рядиться в ученую мантию японского университета. Сказал бы прямо: ищу соотечественников! И достиг бы гораздо большего, нежели сим способом.
– Да, Майкл Андреевич, немало в здешней тайге – как, впрочем, и по всей Сибири-матушке – вещественных свидетельств ленд-лиза, – неопределенно протянул Штырь, раздумывая над тем, не предложить ли гостю рюмку коньяку. – И сбитые самолеты-разведчики вчерашних союзников – чего уж там! – попадаются. Зачем вам, японскому ученому-историку, эти летчики, Майкл Андреевич? Не дайте от любопытства помереть, а?
– О-о, это слишком долгая история, господин директор! Долгая и, по чести говоря, не соотносящаяся с моим основным родом деятельности. Я не совсем ученый, уважаемый Петр Александрович! Правильнее было бы назвать меня писателем и популяризатором истории. Современный человек живет слишком стремительно, старается не отстать, и поэтому смотрит только вперед, не оглядываясь на прошлое. И в этом, полагаю, самая большая ошибка человечества: не зная своего прошлого, невозможно и извлечь уроков из своих и чужих ошибок. Как вы сами полагаете, Петр Александрович?
– Подпишусь под каждым вашим словом, – согласился Штырь, отметив про себя, что Берг очень ловко ушел от объяснения причин своего интереса к летчикам. – Может, я могу предложить вам рюмку коньяка, Майкл Андреевич? Или в кофе капнуть, для аромата?
– Я не ханжа, и с удовольствием выпью с коллегой. Но попозже, если вы не возражаете. Сначала я хотел бы закончить свою работу, господин директор. Насколько я понял, в документах послевоенного гражданского управления на Сахалине разыскать какие-то следы фигурантов моего исследования проблематично?
– Боюсь, что да. Зима 1946, вы говорили? Очень неудачное время для историка, Майкл Андреевич! Да вы и сами сейчас убедитесь, когда документы принесут. Вот представьте себе: август 1945 года, закончилась операция по освобождению юга Сахалина от японских захватчиков. Огненный вал, прошедший от 50-й параллели до мыса Крильон на юге острова, нарушил всю жизнь островитян. За двадцать лет с начала оккупации юга японцы успели основательно обжиться на Сахалине. Создали здесь промышленный потенциал, основали и заселили множество городов и поселков. Войска прошли на юг – а население, преимущественно японское, осталось! Ну, в крупных населенных пунктах военные оставили гарнизоны – но это была чисто военная власть! А что прикажете делать мирному населению? Чтобы жить, им надо было трудиться – на фабриках, в сельхозартелях, рыболовецких бригадах. Для нормального функционирования необходимы, как вы понимаете, какие-то управленческие структуры – а их с собой военные не привезли! Вот и получилось, что в деревнях и городках остались японские старосты, руководителя фабрик, бригадиры, инженеры. Советский север острова не располагал запасом управленческих кадров для всего Сахалина. Их пришлось везти с материка, спешно переучивать из вчерашних лейтенантов и майоров. И только в следующем году управленческие вакансии восстановленной на Сахалине советской власти стали потихоньку заполняться. Но как! Без навыков делопроизводства, помимо всего прочего!
Берг внимательно слушал, меланхолично кивал, однако пометок никаких не делал – то ли надеялся на память, то ли все, что говорилось, было ему давно и хорошо знакомо.
– Поначалу Сахалин территориально стал структурным подразделением Хабаровской области, – продолжал свой экскурс в историю Штырь. – Административным центром стала вчерашняя Тоёхара, переименованная в Южно-Сахалинск. Там был и островной орган исполнительной власти. И представьте себе такой парадокс, Майкл Андреевич: этот орган очень долго получал и статистическую отчетность, и сводки по промышленному и сельскохозяйственному производству на японском языке! А вот вам другой парадокс: долгое время на бывшей оккупированной территории были дублированные должности малого и среднего руководящего звена. В рыболовецкой бригаде два бригадира – японец и русский назначенец. На цемзаводе – тоже два директора. Даже стрелочники на железной дороге смешанными русско-японскими парами работали… Еще кофе, Майкл Андреевич?
– Спасибо, не откажусь. Так вы полагаете…
– Да, относительно наших летчиков… Не хочу хвастаться, что знаком с каждым документом моего архива, но общее представление о фондах хранения я все-таки имею. И мне никогда не попадались никаких упоминаний ни об американских, ни о японских военнопленных. Смотрите сами! – пожал плечами Штырь. – Мне кажется, что даром только время потратите.
– А если покопаться в старых газетах?
– Потеряете время, господин Берг! – категорически помотал головой директор. – Материалы советской прессы той поры, в отличие от вашей свободной, тщательно фильтровались. И разделов типа «Что случилось вчера» там просто не было! Материалы съездов, пленумов ЦК, официоз… А события на местах – максимум рекордные надои молока или уловы рыбы. Впрочем, я могу дать команду – вам принесут газеты. Кстати, а где была эта вынужденная посадка?
– Точного места я, разумеется, не знаю. Но, исходя из маршрута полета «груммана», таким местом мог быть юг или юго-восток острова…
– То есть недавно освобожденная территория где-то, скажем, от Южно-Сахалинска до Поронайска, – директор кивнул и показал территорию на крупной карте Сахалина. – И снова вынужден вас огорчить, Майкл Андреевич! Единственная газета, издававшаяся на острове в 1946 году, печаталась гораздо севернее, в Александровске. Вот здесь. Никаких собкоров на территории южнее 50-й параллели у нее не было. Правда, в Поронайске издавалось что-то вроде фронтовой многотиражки на японском языке, для местного населения. Но, как вы понимаете, вряд ли там печаталось что-то, кроме страшных приказов военных властей и требований лояльности. Чистая потеря времени!
– Ну, раз уж я сюда приехал! – развел руками Берг. – Кстати, Петр Александрович, а как насчет партийных архивов? Мы ведь с вами историки, и знаем, что очень долгое время в Советском Союзе единственной реальной силой и властью была партия. Вполне возможно, что упоминание об американских летчиках сохранилось в отчетах партийных функционеров… Могу я познакомиться с этой категорией документов?
Штырь поджал губы: исследователь-то оказался не так прост! И точно знает, где можно найти интересующий его материал! Что же делать? Не говорить же Бергу, что писаные и неписанные нормы архивной жизни в России предполагают в таких случаях обязательную консультацию с куратором… С тем самым, которого официально вроде как и нет вовсе. Директор вздохнул: опять придется выкручиваться!
– Видите ли, Майкл Андреевич, относительно свободного доступа к партийным документам… Существует ряд определенных нормативных ограничений. Да, тоже парадокс своего рода, согласен: КПСС нет, а кое-какие табу в стране остались. Поверьте, даже далеко не все сотрудники моей архивной службы имеют допуск для работы с фондами бывшего партийного архива! А насчет допуска иностранного исследователя мне придется делать официальный запрос начальству в Росархив, в Москву. А это, как вы понимаете, дело далеко не быстрое! Никаких ваших командировочных не хватит сидеть здесь и ждать такого разрешения! – попробовал шуткой сгладить неудобный момент директор.
– Что ж… Бюрократия и в Африке таковой останется, – улыбнулся Берг. – Осторожных людей и в России, и в Японии хватает. Ладно, будем довольствоваться тем, что есть!
– А вот совет вам рискну дать, уважаемый Майкл Андреевич! И летчиков ваших разыскать по мере сил и возможностей помогу. У вас есть их данные? Имена, воинская принадлежность, какие-то даты?
– Разумеется! – Берг с готовностью достал из пиджака бумажник, вынул из него лист бумаги и положил перед директором. – Самолет-амфибия «грумман». Вылетел с аэродрома Ацуги, Япония, 16 января 1946 года, около полудня по токийскому времени в направлении Средних Курил. Пилоты Арчибальд Лефтер и Винсент Райан, оба лейтенанты ВВС США. Есть также предположения о том, что, обходя фронт снежной бури, их самолет мог попасть в советское воздушное пространство вблизи Сахалина. До места назначения самолет не долетел, пилоты числятся пропавшими без вести…
– Слабовато, – покачал головой Штырь. – Но попробовать можно.
– Простите, вы сами хотите покопаться в партийных архивах, Петр Александрович?
– Нет. Я считаю это малопродуктивным. Партийные ячейки в войсках были, но вряд ли СМЕРШ, как вы можете догадаться, рапортовал о каждом пойманном шпионе или диверсанте вышестоящую партийную организацию. Если исходить из того, что ваши летчики совершили на Сахалине вынужденную посадку, оставшись при этом в живых, то они попали в руки наших военных. Подразделения военной контрразведки в 1946 году на острове были, однако их архивы увезены, и к нам в архив не могли попасть. Я предполагаю поискать американцев среди контингента военнопленных. Был на Сахалине в свое время лагерь для военнопленных – в основном японцев. И был в том лагере, насколько я знаю, отдельный блок для американских военнослужащих, заподозренных в шпионаже. В том числе и летчики, полагаю, там были. Напишите на мое имя официальный запрос, а я, в свою очередь, переправлю его по принадлежности.
– Спасибо, Петр Александрович!
