скачать книгу бесплатно
– Ну, вроде пока все… Да! Карлика этого я бы у себя оставил, полковник. Убьют его в Москве уголовнички. А клоп явно небесталанный – глядишь, и нам сгодится! Надо же – британский паспорт смастырил!
Кременецкий сделал задумчивое лицо, словно уже прикидывая должность, на которую он определит московского жулика-«недоноска», свалившемуся ему на голову.
– Впрочем, как угодно! – чувствуя за почтительностью полковника едва скрываемую неприязнь, Манасевич встал, мстительно загасил сигару в кадке с пальмой (хоть пепельница и под носом стояла) и, не прощаясь, вышел.
Трясясь в авто по булыжным мостовым Петербурга, Манасевич-Мануйлов никак не мог отделаться от мыслей о возможной связи британского паспорта с проклятым Дорошевичем. Недолюбливая постылого газетчика, Мануйлов, как и прочая российская чиновная братия, отдавал должное талантам и пронырливости Дорошевича, сумевшего сделать из хиреющей провинциальной газетки практически европейского лидера. За совсем недолгое время «Русское слово» уверенно вырвалось в фавориты – и не только отечественной прессы. Что ж, тем больше Манасевичу хотелось вставить фитиль зарвавшимся газетчикам. И уж Дорошевичу – в особенности!
Признаков шпионства во все этой истории надворный советник, признаться, пока не видел. Криминальные умыслы Дорошевичу «пришить» можно хоть сегодня. Подделка заграничного паспорта тянула если не на чистую уголовщину, то на серьезную компрометацию газеты и ее ведущего литератора – наверняка! Но в целом комбинация с британским паспортом была непонятной.
Для чего мог потребоваться известному газетному мэтру Дорошевичу британский паспорт? В Соединенное Королевство, как и в любую другую европейскую страну, он мог без проблем попасть и по своим документам. Хотя – стоп: паспорт был сделан совсем под другого человека! Без сомнения – для близкого Дорошевичу человека, скорее всего – собрата по газетному ремеслу.
Впрочем, сути загадки это не меняло. Но человечка этого найти надо было непременно! И, уже подъезжая к массивному зданию Департамента полиции на Фонтанке, Мануйлов пожалел, что включил в это дело не слишком крепкого умом Ратко. Напортачит ведь, сукин сын! Сработает грубо, обозлит газетчиков, те спрячут концы в воду и поднимут вой на весь мир об очередном «закручивании гаек», об «атаке на демократическую прессу» – а Ратко прикроется его депешей. Нет, надо ехать самому!
К директору департамента надворный советник входил без доклада, не слишком озабочиваясь недовольным порой видом Лопухина. Так поступил он и нынче. Коротко, без подробностей, изложил суть своего беспокойства, испросил разрешения съездить в Москву. Лопухин пожал плечами: поезжайте, милостивый государь, коль есть надобность.
– Спасибо, – поблагодарил, вставая Мануйлов. – Только… Я вот что подумал, Алексей Александрович: не попросить ли у вас ваш личный салон-вагон? Не планируете в ближайшие день-два сами попользоваться?
– Не планирую, хотя, признаться, и оснований для вашей особой спешки, Иван Федорович, не вижу, – Лопухин снял пенсне, помассировал покрасневшую переносицу, и, не удержавшись, съязвил. – Но коль скоро главный ловец шпионов эту спешку усматривает – извольте! Тратьте казенные денежки…
Сделав вид, что не услышал последней фразы, Мануйлов поспешил откланяться и отправился прямо на вокзал, на ходу оставив порученцу директора распоряжение протелефонировать железнодорожникам – чтоб приготовили спецсостав.
?
Отлично выспавшись в салон-вагоне, Манасевич-Мануйлов ранним утром следующего дня уже был в Московской охранке. Лично отобрав четырех наблюдательных агентов посмышленее, дал каждому подробное задание, и уже к полудню, заняв отдельный кабинет в здании Московского охранного отделения, принимал от них отчеты и доклады о том, что удалось узнать. А узнать удалось немало.
По рисунку Крохи-Матехи, сделанном им по памяти с принесенной Дорошевичем фотографии, в редакции был безоговорочно опознан Владимир Эдуардович Краевский. Он же имел на левой кисти длинный шрам – память о матросской службе в молодости. Краевский, по отзывам сослуживцев, великолепно знал английский язык, на котором говорил, уверяли, как англичанин. В «Русское слово» Краевский был приглашен лично Дорошевичем, с которым какое-то время служил в «Одесском листке». Выяснилось также, что Краевский долго жил в Шанхае и Харбине. Больше о прошлом Краевского, его происхождении и родителях никто ничего не знал.
Официально нынче у него было газетное задание в Париж, однако сумма выданных ему проездных сумм значительно превышала все мыслимые потребности такой поездки.
Манасевич-Мануйлов даже решил было, заручившись поддержкой Московского градоначальника, великого князя Сергея Александровича, нанести личный визит Сытину и в упор спросить о столь дорогостоящей командировке Краевского. В издательский дом на Тверскую был направлен сыскной агент с заданием проследить за передвижениями Сытина: навещать того в его родных стенах Мануйлову не хотелось. Совсем другое дело – разыграть, скажем, случайную встречу где-нибудь в городе. Смущало старого интригана одно обстоятельство: ходили упорные слухи, что владельцем «Русского слова» Сытин стал с личного согласия и благословения всесильного обер-прокурора Синода Победоносцева. А связываться с Константином Петровичем могло оказаться себе дороже.
Поэтому надворный советник, не приняв окончательного решения насчет «случайной встречи», предпринял покамест обходной маневр: он нанес визит банкирам Сытина, надавил на них именем директора Департамента полиции Лопухина, и те, как ни крутились, все же назвали точную сумму произведенного Сытиным займа. При этом банкиры уверяли, что деньги потребовались издателю на расширение печатного дела и закупку нового типографского оборудования.
Многое за полдня в Москве смог разнюхать Мануйлов. Были в числе прочего и весьма неприятные известия. Топтун, посланный следить за Сытиным, засек неожиданную встречу последнего с ротмистром Лавровым и его правой рукой, некогда начальником летучего отряда Московской охранки Медниковым.
Визит в Москву ярого врага привел Манасевича-Мануйлова в ярость, и вместе с тем заставил еще раз крепко задуматься: куда же все-таки настропалил лыжи подающий надежды репортер «Русского слова» Владимир Краевский, давний приятель Дорошевича?
Надежда узнать это у Манасевича-Мануйлова теплилась: один из московских сыскарей, уже к отходу спецпоезда, принес ему копию телеграфной депеши от Краевского, отправленной из Парижа. Исходя из текста телеграммы, Краевский по каким-то финансовым обстоятельствам был вынужден задержаться во французской столице еще на четыре-пять дней.
Это вселяло некоторые надежды: в Париже у Манасевича осталось немало добрых друзей и в тайной полиции. И не только там… Но «парижскую акцию» он еще успеет обдумать во время возвращения в Петербург. А пока надворный советник поманил поближе топтавшегося у выхода подполковника:
– Чего, как неродной, у дверей топчешься, Василий Васильевич? Давай-ка мы с тобой на дорожку шустовского выпьем, а? Давай-давай, проходи, не стесняйся!
После двух стопок Манасевич перешел к делу:
– Вот что я хотел тебе поручить, Василий Васильевич… Вернее, попросить: не в службу, а в дружбу, как говорится!
– Слушаю внимательно, Иван Федорович! – рявнул Ратко.
– Ты не рычи, а слушай, подполковник, – Манасевич помедлил. – Ну в том, что у тебя есть агентура в преступных сообществах Москвы, я не сомневаюсь! А вот как насчет обратной связи у тебя, а?
– Н-не понял, Иван Федорович! – захлопал глазами Ратко.
– Экий ты, брат, ту… непонятливый! – поморщился надворный советник. – Ну, слушок один надо блатарям запустить. Вроде как утечку секретной информации допустить – но такого человечка подобрать, чтобы на той стороне, поверили. Понял?
– Кажется, понял, Иван Федорович, – кивнул Ратко. – А что именно запустить-то требуется?
– Первое: что последняя облава была тобой проведена не по приказу Департамента полиции, а градоначальника. А того якобы очень попросили об этом мероприятии военные сыскари из Генерального штаба. Что охотятся те сыскари лично за Дорошевичем. И карлик тот, «подмастерье», был по их требованию в Петербург увезен и там ими же замучен до смерти. Пусть передаст: те двое военных нынче в Москву приехали, дальше копают. Один Лавров, другой бывший начальник летучего отряда Медников. У блатных на Медникова большой зуб вырасти должен был: много он ихнего брата переловил. Понял?
– Кажется, понял…
– Ну а раз понял, то пусть твой человечек передаст Степану из хитровской «Каторги»: ежели что с этими военными сыскными в Москве случится, то полиция на сей «несчастный случай» глаза закроет. Понял?
Ратко промолчал.
– Значит, жду твоего донесения на сей счет, – прихлопнул рукой по столику Манасевич и налил по третьей. – Коли сделаешь, до Покрова полковником станешь. А не сделаешь, брат – гляди!
Выпроводив подполковника, Манасевич-Мануйлов потер ладошки и допил стопку, так и оставленную начальником Московской охранки нетронутой.
Покачиваясь на мягком диване спецвагона, мчащегося в Петербург, надворный советник составил и зашифровал личным шифром несколько депеш в Париж. Он был уверен: все его поручения, в том числе и весьма деликатного свойства, будут выполнены…
?
– Мсье Краевский?
Тот, пребывая в глубокой задумчивости, вздрогнул от неожиданности, поднял глава. Над его креслом в вестибюле банка под странным названием «Национальная учетная контора Парижа»[25 - Старейший депозитарный банк Франции, основанный еще в 1848 году.], почтительно склонился молодой человек в серой паре.
– Мсье Краевский, заместитель управляющего филиалом нашего банка, мэтр Шарни, готов принять вас. Прошу следовать за мной!
Краевский, не особо торопясь, встал, демонстративно глянул на часы и проследовал за служащим. Тот пересек общий зал банка, предупредительно распахнул перед клиентом высокую дверь, за которой стоял охранник.
– Посетитель к мэтру Шарни! – на ходу бросила охраннику серая пара.
Миновав несколько наполовину застекленных дверей, сопровождающий почтительно распахнул перед посетителем последнюю, и Краевский очутился в обширной приемной с двумя дверями. У обеих за столиками сидели дамы в возрасте, усердно колотившие по клавишам «Ундервудов», а у входной двери дремал еще один охранник. Дамы-ремингтонистки разом подняли на вошедших глаза, зашевелился и охранник. Сделав ему успокаивающий жест, служащий в сером направился к левой двери и распахнул ее перед Краевским. Сухо кивнув ближайшей реминтгтонистке, тот проследовал в кабинет с наполовину опущенными шторами. Человек за столом в глубине кабинета сделал движение, словно хотел подняться навстречу, однако лишь откинулся на высокую резную деревянную спинку кресла и указал посетителю на один из стульев у приставного столика.
– Мсье Краевский? Я заместитель управляющего нашего банка. Прошу прощения за некоторую задержку… Надеюсь, вас угостили чашечкой кофе? Хотите еще?
– Благодарю вас, мэтр Шарни, но я не располагаю временем, и хотел бы как можно скорее уладить наши дела. У меня назначена деловая встреча, на которую не хотелось бы опаздывать…
– Да-да, конечно, – слабо улыбнулся мэтр, сверля посетителя пристальным взглядом из-под кустистых бровей. – Еще раз приношу свои извинения за некоторую задержку, но вы же понимаете, мсье Краевский: банковское дело не терпит поспешности! И хотя мои немецкие коллеги из берлинского Commerz- und Disconto-Bank являются нашими старыми и добрыми партнерами, потребовалось некоторое время для сверки финансовых документов.
Передвинув бумаги, лежащие перед ним, мэтр перешел к делу:
– Итак, мсье Краевский, вы желаете обменять аккредитивы Commerz- und Disconto-Bank на ценные бумаги нашего банка, делая конечным получателем другое лицо. Я правильно вас понял?
– Да, речь идет о моей коммерческой сделке с господином Палмером из Американских Соединенных Штатов, штат Пенсильвания. Наша сделка оценивается в тридцать пять тысяч русских рублей. Ценные бумаги я желал бы отправить в Америку, в Bank of New York, причем на свое имя. Знаете, мэтр Шарни, сделка мистером Палмером еще не завершена, и товара я пока не видел. Обычная предосторожность, знаете ли…
Мэтр важно закивал головой: предосторожности были его стихией!
– Остаток средств по аккредитивам Commerz- und Disconto-Bank я желаю поменять на ценные бумаги вашего банка.
– Какие именно, мсье Краевский?
– Мне желательны дорожные чеки, либо кредитные письма, принимаемые в американских банках. И во французских франках, если можно…
Несмотря на предельную ясность пожеланий клиента, мэтр Шарни задал Краевскому еще добрый десяток вопросов, вызвав у того с трудом подавленное желание огреть банкира-зануду самым большим гроссбухом с его стола. В конце концов выяснилось, что все эти пожелания клиента Национальной учетной конторой Парижа уже выполнены, и от него требуется только несколько образцов его подписи.
Выйдя из банка, Краевский уселся в дожидавшийся его автомобиль, предоставленный отелем и, сунув шоферу бумажку с адресом, велел ехать в парижское отделение банка Le Credit du Nord, чтобы повторить все то, что прошел с мэтром Шарни.
Шофер, проворно выскочив из авто, чтобы завести мотор, вернулся в машину и искательно улыбнулся клиенту:
– Тысяча извинений, мсье! Вы не будете возражать, если мы сделаем совсем коротенькую остановку у ближайшего общественного телефона? Мне нужно позвонить диспетчеру отеля!
– А в чем дело?
– Тысяча извинений! – повторил шофер. – Но мсье арендовал автомобиль на два часа, которые вот-вот закончатся. А поездка в еще один банк и обратная дорога в отель займет не менее двух дополнительных часов! Никаких проблем, мсье: катайтесь хоть до глубокой ночи и даже до утра, если вам угодно! Но я должен предупредить отель о задержке, чтобы не разочаровать других постояльцев отеля!
Рассеянно поглядывая по сторонам авто, распугивающее клаксоном прохожих, Краевский размышлял о том, что Париж и технический прогресс – вещи все-таки несовместимые! За минувшие четыре года, что он не был в столице Франции, она стремительно изменилась. А вот к лучшему ли?
Улицы Парижа заполнили юркие авто – а что тут удивительного, если только в окрестностях столицы появилось более 600 заводов и заводиков по их выпуску! В буклете говорилось также об открытии метро, развитии киноиндустрии в Париже. Многие считали, что гигантский толчок к развитию города дала проведенная там в 1900 году Всемирная выставка.
Но Париж многое и потерял. Он потерял очарование старины, решил Краевский.
Тем временем его шофер лихо затормозил возле цветочного павильона, на витринных стеклах которого была изображена огромная телефонная трубка.
– Я мигом, мсье! – крикнул шофер, выскакивая из салона и бегом направляясь к общественному телефону.
Вот вам и плоды глобальной цивилизации, подумал Краевский. На всю Москву можно было насчитать не более сотни телефонов, наверное. А здесь, в Париже, ими скоро оснастят каждый перекресток!
Шофер, как и обещал, вернулся довольно быстро. Еще раз принеся извинения клиенту, он резко рванул авто с места.
?
Агент-инспектор Первой бригады Сыскной полиции Парижа повесил на рычаг телефонную трубку и выругался. Его напарники, сидевшие за столом маленького кабачка, одновременно вопросительно подняли брови.
– Леон сообщил, что наш объект поехал в очередной банк. Это еще полтора-два часа! Я ведь предлагал сразу пошерстить его номер в «Бургундии», а вы засомневались: успеем ли? Вставайте, лентяи, и пошли работать!
Напарники разом вздохнули, нехотя встали. Один бросил на стол несколько монет. Сыщики вышли из кабачка на углу улиц Камбон и Дюфо и направились выполнять задание бригадье[26 - Сыскная полиция Парижа, некогда тесно связанная с русской «Зарубежной охранкой», делилась в начале XX века на два самостоятельных подразделения – собственно Сыскную (Первую) бригаду и Полицию нравов. Первая подчинялась комиссару полиции и состояла из 5 главных инспекторов, десятка бригадье, нескольких су-бригадье и 215 инспекторов. Манасевич-Мануйлов, покидая Париж после закрытия «Зарубежного отделения», сумел сохранить дружеские отношения с комиссаром, и Первая бригада всегда охотно откликалась на его просьбы, в том числе и весьма щекотливого характера.] в отель «Бургундия», высившийся неподалеку. У отеля они разделились: один из сыщиков, вычислив, куда выходит окно нужного номера, встал у столба напротив, развернув приготовленную газету. Двое других устремились к входу в отель.
У швейцара был набитый на полицию глаз, и он молча, хоть и не без улыбки, распахнул перед сыщиками дверь. Те, засунув руки в карманы, с независимым видом проследовали к лестнице мимо дежурного портье, сделавшего вид, что никого не заметил.
Сыщики знали, куда они идут: в телеграфной депеше, которую Краевский позавчера отправил в редакцию «Русского слова», он указал и свой временный парижский адрес: отель «Бургундия», рю Дюфо. Узнать номер, в котором остановился гость из России, труда не составило.
Поднявшись на третий этаж, сыщики привычно разделились: один, уткнувшись в захваченный буклет, остался контролировать обстановку на площадке, а второй, вертя на указательном пальце кольцо с несколькими отмычками, направился по красной ковровой дорожке к номеру № 324. Перед нужным номером сыщик остановился, оглянулся и прислушался: коридор был пуст и тих.
Вторая отмычка легко открыла замок. Сыщик, придерживая дверь, щелкнул языком, и напарник, оставив свой пост, быстро устремился к нему. Зайдя в номер, первый, не запирая дверь, подсунул под нее приготовленный деревянный клинышек.
Напарники давно работали вместе, поэтому не метались по номеру, мешая друг другу. Пока один обыскивал чемодан и саквояж Краевского, второй быстро проверил обычные тайники, используемые осторожными постояльцами отелей. Он заглянул под кресла, под матрац, заглянул под несколько репродукций картин, украшавших стены номера, отогнул края ковра, охлопал тяжелые шторы.
– Этот русский – что, социалист? – деловито спросил младший сыщик. – Что мы, собственно, ищем? Только паспорт?
– Британский паспорт на имя Палмера – и все! Больше нас тут ничего не интересует! – напарник сквозь зубы выругался, наколов палец булавкой для галстука.
– Такие вещи обычно носят при себе, – заметил второй, не прекращая деятельных поисков.
– Бригадир сказал, что этим вторым паспортом он в Париже вряд ли будет пользоваться. Ты все хорошо посмотрел?
– Почти. Осталась ванная и туалет. Но носом чую – пустышку тянем!
– Заткни свой нос и ищи! Русские непредсказуемы!
Продолжая поиски, сыщики время от времени выглядывали в окно: не подаст ли сигнал тревоги оставшийся на улице агент. Но тот пока продолжал увлеченно «читать» газету.
Через пять минут номер был обшарен от плинтусов до люстры.
– Ладно. Приводим все в первозданный вид, – решил старший сыщик. – Ты был прав: скорее всего, он носит этот паспорт с собой.
– Значит, умываем руки?
– Бригадир сказал: любой ценой! – старший поглядел на напарника. – Понимаешь, о чем я толкую?
– Боже, как мне это надоело! – вздохнул тот. – Опять выступать в роли грабителя? Слушай, может, привлечем к этому делу Зубастика Жанно? Пусть «разомнется»!
– Погоди! – старший взял в руки чемодан, вновь открыл его и внимательно оглядел изнанку крышки. – Похоже, здесь есть двойное дно. Но заделано так, что без клея и инструментов назад незаметно не поставишь! Как ты думаешь? Ломаем – и черт с ним? Пусть потом жалуется на администрацию отеля…
– Тревога, Пьер! – напарник отскочил от окна. – Наш напарник свернул газету и завязывает шнурки! Клиент совсем близко! Уходим!
– Ч-ч-черт! – старший сыщик проворно сунул чемодан на место, потом снова схватил его и ринулся к дверям. – Беги к лестнице и жди меня! Чемодан забираем с собой, поднимемся на четвертый этаж, а когда клиент пройдет в номер, смоемся! Живо!
?
Краевский возвращался в отель, будучи сильно не в духе. Черт бы побрал эти французские банки, придумавшие себе укороченные рабочие дни! Черт бы побрал Le Credit du Nord и его директоров! Придется ехать завтра, тратить еще полдня…
Погруженный в эти мрачные мысли, Краевский не обращал внимания на шофера, которого вовсе не обрадовала перспектива досрочного возвращения в отель. Он примолк, перестал болтать и ехал так медленно, что другие авто, вынужденные тащиться за ce monstre[27 - Этим чудаком (фр.).], провожали их ревом клаксонов. И в конце концов обратил на себя внимание пассажира:
– Эй, мсье, вы не уснули за рулем? – раздраженно окликнул шофера Краевский. – Уж не приснились ли вам похороны вашей бабушки?
– Моя бабушка, хвала Господу, еще жива, – проворчал агент Леон, игравший нынче роль шофер, однако скорость все же прибавил.
Поднявшись к себе, Краевский сразу же обнаружил пропажу чемодана. И разумеется, поднял скандал. Однако ни портье, ни вызванный управляющий отеля ничего вразумительного сказать по поводу дерзкой кражи не могли, и лишь наперебой предлагали вызвать полицию.
Отмахнувшись от портье и управляющего – вызывайте кого хотите! – Краевский сел на угол кровати и принялся припоминать – что было в чемодане. Хвала Создателю: как раз накануне он извлек оттуда драгоценный паспорт Палмера. И, не решаясь по совету Дорошевича носить его с собой, припрятал – только не в своем номере, а под ковровой дорожкой в коридоре.
Улучив момент, он выглянул в коридор и глубоко засунул руку под дорожку. Паспорт был на месте. Ну и пусть дальше лежит, решил Краевский. Поднялся с колен, отряхнул брюки и принялся ждать прибытия полиции. Одежду, которая пропала вместе с чемоданом, жалко не было: все равно в Америке, как и было условлено, он должен был избавиться от нее и купить все вещи американского производства.
Глава седьмая
Москва
