banner banner banner
(Не)сводная, или Маша для Медведя
(Не)сводная, или Маша для Медведя
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

(Не)сводная, или Маша для Медведя

скачать книгу бесплатно


– Глеб, скажи, ты же помнишь и меня, и маму, неужели тебе ни разу не захотелось найти сестру? Мы ведь не чужие!

– Так, стоп! – он повышает тон, прерывая меня. – Деточка, отец вас искал, а вот я, не скрою, не интересовался. Мы с тобой не родные и не кровные, а всего лишь сводные. Да и брак между нашими родителями продержался всего ничего. Так что прости…

– Как не кровные? – в изумлении восклицаю я. – Разве Александр Медведев не мой родной отец?

Закрываю глаза и подавляю горький вздох. Почему мне самой эта мысль не пришла в голову? Такой вариант я даже не рассматривала. А что, если он говорит правду? Какой смысл от меня что-то скрывать? Или дело в наследстве? Ведь он говорил про больницу… Что там с отцом случилось?

– Так, понятно, не веришь! – отставляя бутылку в сторону, Медведев-младший хватает меня за руку и тянет к выходу.

– Куда ты меня тащишь? – пытаюсь я возмущаться, обалдевшая от такого напора, но ответ мужчины шокирует меня еще больше:

– К отцу, он будет рад узнать, что ты нашлась. Собираюсь выполнить его просьбу и очень надеюсь, что после твоего появления ему станет лучше!

Цепкая, крепкая рука сжимает мою ладонь. Продолжая поражаться реакции своего тела на это касание, я растерянно семеню за мужчиной в подземную парковку.

В лифте, где пространство два на два, мне становится нечем дышать: властная осанка Медведева и такая же, не менее властная энергетика, заставляют трепетать и подчиняться. Глубоко вдыхаю, и в ноздри ударяет запах дорогого парфюма, щекочущий не только нос, но и нервы. Слишком лакомый запах исходит от этого человека, пробуждая древний, как мир, инстинкт соблазнительницы. Неужели обоняние играет такую огромную роль? Судя по всему, да. Запахи и всякие там феромоны, безусловно, влияют на половую мотивацию людей. Бог ты мой, о чем я думаю?!

Тряхнув в который раз головой, пытаюсь прогнать незваные мысли.

– Ты в порядке? – смотрит на меня Глеб, подозрительно нахмурившись.

– Да, просто некомфортно в лифтах, – веду плечом, стараясь успокоиться и освободиться от ненужных острых ощущений. Так ведь и порезаться недолго!

– Страдаешь клаустрофобией? – нависает он своей огромной спортивной фигурой, окончательно вгоняя меня в панику.

– В каком-то смысле да! Отойди немного, мне нечем дышать, – прошу, прикладывая ладонь к его груди в попытке подвинуть. Зря я это сделала, ох, зря! Биение сердца отчетливо прощупывается под белоснежной рубашкой, скрывающей широкую накаченную грудь. Поднимаю свой взгляд – и глаза буквально расширяются от понимания, что мужчина пожирает меня своим взглядом, стиснув челюсти. Резко одергиваю руку и мямлю что-то невразумительное, типа «я не хотела». К моему спасению, как раз в этот момент двери лифта разъезжаются в разные стороны.

Выскакиваю первой, мысленно ругая себя, приказывая немедленно собраться и не пялиться, как помешанная, на Глеба.

– Какая твоя? – смотрю на ряд черных иномарок различных моделей.

– Все, выбирай, на которой хочешь покататься, – безразлично отзывается Медведев, окидывая меня равнодушным взглядом. Ничего себе, вот это контроль! Где тот жадный поглощающий взгляд, который я только что видела в двух квадратных метрах?

– Все равно, я не очень разбираюсь в марках машин, – стараюсь ответить так же безразлично, задетая его холодным тоном. Тоже мне медведь! – А вообще, знаешь, во избежание городских пробок можно и на метро прокатиться.

Хочу еще добавить: чтобы корона с головы на упала, но вовремя прикусываю язык, мало ли, вдруг отправит меня в какое-нибудь подземелье, а я с отцом или отчимом так и не повидаюсь.

– Садись, – не реагируя на мое заявление, открывает мужчина дверь спорткара.

Заглянув в люксовый кожаный салон авто, отмечаю низкую посадку и медленно перевожу взгляд на свои ноги.

Я ведь долго сомневалась, думая, как пробраться в главный офис Медведевых, и решила надеть деловой костюм с юбкой-карандашом до колена. И как мне теперь сесть в машину, так, чтобы не оголить до неприличия ноги?

– Проблемы? – насмешливо поднимает брови вверх Глеб.

В его взгляде проносится безмолвный вызов, и я понимаю, что пути назад уже нет. Ну, хорошо, братишка, один – ноль в твою пользу, но посмотрим на результаты этой игры позже.

– С чего вдруг? – широко открываю дверцу и осторожно присаживаюсь, намеренно не одергивая задравшуюся юбку. На свои ноги я никогда не жаловалась, они длинные и стройные. Пусть полюбуется, будет знать, как играть со мной в игры без правил.

Глава 5

Глеб

Еще совсем недавно я и понятия не имел, как выполнить просьбу отца. Землю был готов рыть. Все оказалось так просто. Вот она, эта девчонка, сидит в машине в нескольких сантиметрах от меня. Только я не то, что облегчения не чувствую, – будто на вулкане оказался.

Саднящая боль в паху не дает расслабиться ни на минуту. Какого хрена? Что я ног женских не видел? Сжимаю руль так, что пальцы немеют, и изо всех сил стараюсь не зарычать. Приказываю себе смотреть на дорогу. ТОЛЬКО на дорогу. И не думать, что больше всего на свете хочется свернуть с проспекта в ближайшую подворотню, опустить сиденье и дать, наконец, волю рвущимся наружу желаниям. Дернуть вверх край узкой юбки и получить ответ на изводящий меня вопрос. Что под ней надето? Колготки? Чулки? Я почему-то уверен в последнем, но безумно хочется это проверить. А еще – дотянуться до молочной кожи в вырезе блузки, лизнуть пульсирующую венку на шее, добраться до пухлых розовых губ. Они слегка приоткрыты, и так и манят прикоснуться, ощутить их податливую мягкость под требовательным напором моих собственных.

Резко выдыхаю, понимая, что опять отвлекаюсь от дороги и умудряюсь пялиться на девчонку. Сердце ускоряет ритм, и почти нестерпимым становится желание сократить расстояние между нами. Воспользоваться моментом так, как я привык. Как делал множество раз прежде.

Не знаю, как только нахожу в себе силы различить в своем воспаленному мозгу последние подвывания здравого смысла. Торможу на светофоре, и зажегшийся красный свет ударяет в глаза. Это «стоп» не только на дороге, это мне предупреждение, что я должен остановиться. Опомниться. Я вижу эту девицу первый раз в жизни. Именно ее – впервые, потому что та малявка, что трепала мне нервы в прошлом, там и осталась. Хотя, кажется, эта новая Мария справляется ничуть не хуже. Мы рядом менее получаса, а я взбешен и раздражен до крайности.

– И что же у тебя за вопросы к моему отцу? – цежу сквозь зубы, чтобы хоть как-то отвлечься. Пусть она окажется расчетливой стервой. Или охотницей за наследством. Я умею справляться с такими, и это поможет выбросить из головы весь тот бред, который не дает покоя.

Девчонка пожимает плечами.

– Я обязана отвечать? Это же к нему вопросы. Вот ему их и задам.

– Вряд ли, – отзываюсь, выплевывая очередную порцию воздуха. – Отец в коме, и прогнозы более чем неутешительные.

Мария выдает какой-то неопределенный звук и замолкает, а когда я бросаю на нее очередной взгляд, замечаю, что она резко побледнела. Неужели расстроилась? В это трудно поверить, с чего бы ей переживать о фактически чужом человеке? Или я все-таки чего-то не знаю?

– Что случилось? – ее голос слегка дрожит, словно она собирается расплакаться, и меня накрывает совершенно неуместное желание дотянуться до тонкой ладони, лежащей на коленях, и ободряюще сжать. И не выпускать потом.

На дорогу смотри, Медведев! И глупости все из головы выброси! Вечером навестишь Ирину и выпустишь свой пар, она с легкостью поможет тебе забыть об этой соблазнительной куколке.

Сворачиваю к больнице, коротко рассказывая о состоянии отца. Обойдется без подробностей, к тому же я до сих пор не уверен, что могу ей доверять. Слишком неожиданно она появилась как раз в тот момент, когда была так нужна. А что, если это какой-то хитроумный план с ее стороны?

В стенах больницы ощущения меняются. Наверно, здесь вообще все воспринимается по-другому: смерть и боль находятся слишком близко, так что даже здоровые люди чувствуют себя уязвимыми. Я кошусь на девчонку и вижу, что и ей более чем не по себе. Перед входом в палату она и вовсе тормозит, замирает на какое-то время, а на лице отражается паника.

Опускаю руку на ее талию, слегка поддерживая. Сейчас в этом жесте нет ни похоти, ни страсти, только желание ободрить. Я не верю во внезапно возникшие чувства к моему отцу, которого она знать не знает, но находиться у постели умирающего всегда непросто. Особенно, когда понимаешь, что с ним тебя что-то связывает.

– Есть новости? – спрашиваю у дежурящей в палате медсестры. Сам не знаю, зачем это делаю, если бы ответ был положительный, мне бы сразу сообщили.

Она виновато улыбается и едва заметно качает головой.

– Вам лучше поговорить с доктором.

– Да, я зайду к нему чуть позже. Оставите нас? – дожидаюсь, пока она выйдет, и поворачиваюсь к Марии.

Девушка застыла у кровати, рассматривая отца. Бледная, напуганная. Губы слегка шевелятся, будто проговаривает что-то про себя. Изучая ее вот так, в профиль, понимаю, что она похожа на свою мать. Красивая. И выглядит вполне искренней.

Усмехаюсь про себя, понимая, что всего за несколько минут успел поменять свое мнение о ней. Только что в машине считал, что доверять рано, а сейчас почти склонен согласиться, что она и впрямь переживает.

– Ну что, задавай свои вопросы, – тихо произношу, подходя и вставая рядом.

Девушка вздрагивает, бросая на меня испуганный взгляд.

– Так он же… Разве услышит что-то? Сейчас?

Я всматриваюсь в застывшие черты отца. Он даже на спящего не похож, слишком бесчувственным выглядят и лицо, и все тело. Но кто сказал, что в таком состоянии люди не слышат? Даже врач рекомендовал побольше общаться с ним. Рассказывать о своих новостях, делиться чем-то. Вести себя так, словно все, как всегда.

– У нас есть шанс проверить, – отзываюсь на ее вопрос, понимая, что собственный голос звучит неестественно глухо. Я давно вышел из того возраста, когда верят в чудеса, но сейчас жду именно чуда. Отцу нужна была эта девчонка, и вот она здесь. Что дальше? Что он хотел ей рассказать?

Вспоминаю о запертом в сейфе конверте и хмурюсь, внезапно осознавая, как сильно не хочу, чтобы пришлось его открыть. Пусть отец сам скажет все, что нужно. Не важно, какие цели и планы у него были в отношении девушки, пусть реализует их все. Лишь бы остался жив.

– Привет, пап, – делаю шаг к кровати, опускаясь на стул рядом. Осторожно сжимаю неподвижную холодную руку. – Это я. Хочу сказать, что в офисе все хорошо. Мы только что заключили новый контракт, тот, о котором ты мечтал. И по тендеру новости отличные, все идет к тому, что его отдадут именно нам. Работы теперь невпроворот будет, как раз, как ты любишь. Тебя ждут. Все ждут. И не говори мне, что я справлюсь, дело не в этом. Есть вопросы, которые некоторые хотят решать только с тобой. Не подводи меня, окей?

Несу какую-то чушь несусветную. Я давно научился вести дела самостоятельно, но сейчас, как никогда остро, ощущаю потребность, чтобы он действительно был рядом. Нет, не для поддержки. Просто рядом.

– И самое главное, пап. Ты просил найти Машу. Вот она, здесь. И так же, как и я, ждет разговора с тобой.

Чуда не происходит. Отец остается недвижим и абсолютно никак не реагирует на мои слова. Я всматриваюсь в его лицо, ищу в застывших чертах хоть какой-то признак того, что он меня слышит, но не вижу этого. Ничего не вижу.

В груди закипает боль. От бессилия хочется зарычать, с размаху впечатать кулаком в стену. Хоть что-то сделать, чтобы сдвинуть ситуацию с мертвой точки.

Но при этом не могу не понимать, что должен сдерживаться. Здесь не место для проявления эмоций, еще и таких. И потом, я не один. Если невозможно выяснить, реагирует ли на мое присутствие отец, то новоявленная сводная сестрица точно все замечает и слышит. А пугать ее еще больше я совершенно не хочу: она и так побледнела настолько, что почти сливается цветом лица с больничными стенами.

– Я должен поговорить с врачом. Хочешь пойти со мной?

Девушка бросает на меня беглый взгляд.

– А можно я немного побуду здесь? С ним? Пожалуйста…

Мне не нравится эта идея. Вообще. Нет, я не опасаюсь, что она может сделать что-то дурное, но почему-то ощущаю странную потребность присутствовать при ее разговоре с отцом. Вернее, при попытке этого разговора. Хочу знать, что творится в ее голове, что она чувствует и чего добивается. Но, с другой стороны, разве я имею право контролировать каждый ее шаг? Да и действительно должен уйти, чтобы встретиться с доктором.

Киваю, хоть и нехотя, оставляя ее в палате. Направляюсь в ординаторскую, заранее зная, что разговор будет не из легких. Я и сам вижу, что ситуация не улучшается. Лечащий врач лишь в очередной раз это подтверждает, рассказывая о результатах очередного обследования и перечисляя еще ряд зарубежных клиник, отказавшихся принять отца.

– Глеб Александрович, поверьте, мы делаем все, что в наших силах. Но ничего утешительного я сказать не могу. Вам лучше быть готовым…

– Довольно! – все же не выдерживаю и рявкаю, злясь и на него, и на весь свет на несправедливость ситуации. – Я не собираюсь хоронить отца, пока он еще жив. И вам не позволю.

Доктор грустно улыбается в ответ, но не спорит, и я тороплюсь уйти, чтобы еще больше не поддаться этим упадническим настроениям. Возвращаюсь к палате и обнаруживаю Марию на кушетке в коридоре. Сидит, пряча лицо в ладонях, а плечи заметно дрожат. Неужели плачет?

Негромко окликаю, и она снова вздрагивает, поднимая голову. На щеках блестят влажные дорожки.

– Медсестра попросила выйти… Сказала, что там процедуры какие-то…

Поднимается и делает шаг ко мне. Еще один. Неожиданно всхлипывает и упирается лбом в мою грудь.

– Как же так, Глеб? Я ведь мечтала его найти, поговорить. Накопилось столько вопросов. Я в город специально для этого приехала. Почему все так?!

У меня нет ответа, да и не ждет она его. Наверно, просто поддается временной слабости, ища поддержки у единственного человека, оказавшегося рядом.

А я поступаю единственно возможным образом. Не думаю о том, насколько это правильно и уместно сейчас. Действую, подчиняясь мгновенно возникшему побуждению. Сжимаю тонкие плечи, притискивая девушку ближе к себе. Утыкаюсь в волосы и начинаю бормотать какие-то утешительные глупости.

Глава 6

Маша

Чувствую себя так, словно меня окунули в густой туман. Голос Глеба доносится откуда-то издалека. Осознавать, что мужчина, которого раньше я видела на обложках журнала, находится в таком состоянии, невыносимо.

Перед глазами неожиданно начинают всплывать давно забытые картинки из прошлого. Сложно объяснить, но именно понимание, что я могу больше не получить ответы на свои вопросы от этого человека, пробуждают воспоминания из детства. Вот он меня берет на руки, целуя в щеку, или пытается утешить из-за того, что я разбила свою любимую фарфоровую куклу…

Образы не слишком четкие, но, тем не менее, они есть, и становятся какими-то по-особенному дорогими для меня.

Глеб согласился не препятствовать и на просьбу побыть немного наедине с отчимом, не возразил, оставляя меня в палате.

Несколько раз я пыталась поговорить с Медведевым-старшим, но слова застревали в горле, так и не прозвучав вслух. Я просто не знала, что сказать! Не знала, услышит ли он меня. Узнает ли… Сложно говорить с человеком, который лежит без сознания, тем более, с которым не виделись столько лет.

Только набралась немного храбрости произнести слово, как в палату вошли медсестры, попросив меня выйти.

Так и не поговорив, я усаживаюсь на кушетке в коридоре и даю волю слезам.

Тяжело сдерживать свои эмоции, крупные горошины слез сами катятся по моим щекам, оставляя мокрые следы.

«Как же так?» – мысленно повторяю в который раз и неожиданно нахожу утешение в его объятиях, проливая слезы на груди мужчины.

Тихий голос Глеба окутывает заботой. Он говорит и говорит, постепенно успокаивая меня. В его крепких руках я наконец-то чувствую себя надежно и, как ни странно, комфортно.

– Давай, кроха, прекращай, слезами горю не поможешь. Тем более, я не спешу хоронить предка, – это заявление возвращается меня в реальность.

– Да как ты только мог подумать?! Я ничего такого…

– Эй, перестань! Все хорошо, правда. Нужно же было мне тебя в чувство привести. Ничего, мы еще поборемся, так легко Медведевы не сдаются! Так что давай, вытирай свой очаровательный носик – и больше никаких слез! – сказав это, Медведев-младший слегка отодвигается, выставляя между нами небольшую дистанцию.

Кажется, или в его взгляде я замечаю сожаление?

– Спасибо за теплые слова… А ведь это я тебя должна утешать, ведь он – твой отец, – жалобно срывается с моих губ.

Ну вот, еще пожалей себя, что без отца выросла! Мысленно отвесив себе затрещину, я быстро пытаюсь собраться.

– Прости, глупости несу, – опускаю глаза под его изучающим взглядом.

– Пойдём, – мужчина в очередной раз крепко стискивает мою руку и направляется к выходу.

Стараясь подстроиться под его широкие шаги, я смахиваю оставшуюся влагу на щеках и уточняю:

– Куда ты меня тащишь?

– Домой! У тебя есть дом, точнее, у нас есть дом. Думаю, отец будет рад, если ты поживешь там, пока он не поправится.

– Я – у вас?! С тобой? – испугано переспрашиваю.

Еще бы понять, что меня напугало: то, что придется жить под одной крышей с почти незнакомым мне мужчиной, или то, что я действительно этого хочу. Вот так дилемма!

Что между нами происходит: новая искренность, или старая ложь? Ведь прошлое не может быть без лжи, как, впрочем, и будущее. Сколько мне еще придется узнать навязанной правды? Или все же происходящее выведет на новый уровень, и мы сможем наладить отношения? Что случилось у моей мамы с отчимом? Почему у Глеба имеются какие-то воспоминания обо мне, а у меня нет ни одного?

Целый шквал вопросов крутится в голове по дороге в мое новое жилище. Глеб настоял на том, чтобы я жила в их с отчимом доме. Его доводов, почему так будет лучше, я не слышала, вернее слышала, но не услышала, полностью поглощенная своими мыслями.