скачать книгу бесплатно
– Откуда это знать правителям нижнего мира? Они судят вас по себе. Возможно, вы просто копите силы. С отказом от возвращения на крушт мальчик больше не вызывает интерес у королевской контрразведки. А пока пребывает в Миртару, он потенциальный шпион.
Новый урок Бартоломео сильно взбудоражил Варэка. Он потребовал, чтобы Келчи рассказал Мудрейшим обо всём, что сегодня говорил сомнительный преподаватель.
– С чего это я, почему не ты?
– Ну… я же не жалуюсь!
– Язык перед старшими отсыхает, как у твоего Лилле перед девочками?
– Нет, просто правильные парни… они никогда не жалуются.
– А я, значит, по-твоему, неправильный парень?
– Ну, чего ты начинаешь? Просто сходи и нажалуйся, делов-то!
Келчи ничего не ответил, а просто сделал вид, что Варэка рядом нет. Непоседа понял, что придётся рассчитывать только на себя.
На следующем уроке Варэк открыто посягнул на авторитет Бартоломео – попробовал уничтожить его в диспуте. Но был разбит в пух и прах. Финал этой дискуссии он запомнил на всю жизнь.
– Только не смотри на меня с такой ненавистью, – добросердечным тоном сказал Бартоломео охрипшему от спора парню. – Не я твой враг со своей грязной правдой, а юные мифотворцы со своим стерильным обманом. Не в заботе о мальчиках Миртару юноши Миртару травят эти байки, а только в угоду своему тщеславию. Ты мечтаешь, как минимум, спасти мир в своём путешествии, но героические подростки, спасающие мир, живут только в историях, сочинённых этими же подростками.
У Варэка сильно болело горло и закончились аргументы, поэтому всё, что ему оставалось, прохрипеть жалкое: «Я не верю тебе».
– На самом деле ты просто не хочешь мне верить. Доказательств нет ни у меня, ни у юношей Миртару. Но почему тогда ни один из них не посетил мои занятия, чтобы бросить мне обвинение, что я лжец? Если я лгу, то оскорбляю всех мужчин общины, так почему ни один не явился спросить с меня за оскорбление? Отцы семейств слишком заняты бытовыми вопросами, Мудрейшие – глобальными. А молодёжь? Пригласи любого юношу Миртару на диспут со мной – он откажется под любым предлогом. Потому что знает: когда я начну его ловить на оговорках и мелких ошибках, в прах обратятся все легенды о великих воинах и охотниках, а на свет божий выползут истории о полотёрах и банщиках, уборщиках и посудомойках, воришках и попрошайках.
С того дня Варэк прекратил посещать уроки Бартоломео, но зато пристальней стал следить за тем, что тот делает в свободное время. Но уже через два дня этой слежке настал конец.
Бартоломео намеревался побродить по берегам озера, уходившего под скалу, один, но за ним увязался профессор Марти. Учёный уже тридцать лет подрабатывал учителем Миртару у круштанов в мечте изучить круштов.
– А ведь вы не так просты, как кажетесь, господин Бартоломео! – говорил Марти, азартно щёлкая пальцами. – Вы позиционируете себя как обычного человека приземлённых интересов, но я отмечаю в вас скрытую страсть к исследованиям. Зачем вы кидали деревянные чучела с привязанными камнями в озеро? Явно не подразнить скальных жуков! Кстати, моя версия – это не жуки, а такие же моллюски, как крушты. Возможно, скальным жуком становится любой крушт без круштана, когда его панцирь становится таким тяжёлым, что он не может летать.
– Я всего лишь заговаривал духов воды, – морщась от назойливости Марти, сказал Бартоломео. – На моей родине все так делают. Не забывайте, профессор, нам весной опять погружаться в это озеро.
– Бросьте, маска деревенщины вам совсем не к лицу! – замахал руками Марти. – Я думаю, вы пытались понять, так ли свирепы скальные жуки, как о них говорят. Нападают ли они на человека, считают ли его за добычу.
– Клянусь, профессор, вы мне льстите! – скрипнув зубами, заверил его Бартоломео.
– Значит, и на Мёртвую гору вы ходили не с научной целью?
– Абсолютно. Просто собирался поглазеть на бесхозный хитин.
– Бросьте, Бартоломео! Неужели вы не знаете, почему Мёртвая гора священна?
– Откуда? Я же не круштан.
– Ну как же! На тех пластинах панциря, которые не подвержены наростам, круштаны ведут летопись своего крушта! Эта гора – история их народа, их родовая память, их библиотека! Я не верю, чтобы такой образованный человек, как вы…
– Да с какого перепоя вы решили, что я образованный?!
– Э-э-э… я случайно услышал одну вашу лекцию. Вы дословно процитировали «Учение о неправде». Этот труд признан еретическим, и его запрещено переписывать, а оригинального издания осталось не больше двадцати экземпляров. Абы кому не выдают такие книги. Да абы кто и не понимает таких сложных книг.
Бартоломео слегка наклонил голову и с плотоядной улыбкой попросил профессора сказать спасибо мальчику.
– Какому мальчику?
– Который притаился в полусотне шагов, за камнем, похожим на перевернутую галеру.
– Э-э-э… и за что же мне его благодарить?
– Если бы не он, я бы немедля проверил агрессивность скальных жуков по отношению к человеку намного более точным способом.
Бартоломео всё так же улыбался, но от этого его угрозы становились ещё страшнее. Бормоча извинения, профессор попятился, а потом припустил наутёк.
– А ты, Непоседа, не забудь сказать спасибо своему другу, если, конечно, он просто немой, а не глухой вдобавок.
– Лилле не немой! – воскликнул Варэк, выходя из-за камня. – Он просто не любит болтовни.
– Зато очень любит тебя, раз не отпускает одного в опасную слежку! – сказал Бартоломео, тыча куда-то за спину парню.
– Лилле, если ты здесь, подай голос! – крикнул Варэк, не спуская с Бартоломео глаз и на всякий случай вытащив из-за пояса топор-крюк.
– Думаешь, это уловка, чтобы ты повернулся ко мне спиной?
– засмеялся Бартоломео. – Завязывай ты со своими мечтами о подвигах! Поймать шпиона – это слишком хорошо звучит, чтобы оказаться правдой. Да, я не циркач, но и не злодей-детоубийца, как ты вообразил.
Бартоломео внезапно прекратил смеяться, и даже характерный задорный прищур на несколько секунд разгладился. Взгляд мужчины выражал, казалось, искреннее сочувствие, а голос стал тихим и грустным:
– Когда вы поймёте, бедные мальчики Миртару, что я здесь единственный, кто вам не враг? И что хуже старших братьев, запудривших вам мозги сказками о нижнем мире, только ваши отцы и деды, швыряющие вас туда. Они превратили ваше взросление в муку, в испытание, которое не каждому дано пройти!
– Что ты понимаешь в Миртару?! – наконец подал голос Лилле, который действительно решил подстраховать Варэка, хотя тот ему и запретил. – Этот обычай древний, как сама Матерь Круштов! Я лично боялся Миртару и без твоих басен, но всё равно не откажусь от него! Сомневаться в Миртару – значит сомневаться в мудрости предков, а отречься от предков – значит отречься от своего рода, племени и языка.
– Ого, да ты и вправду не немой! – искренне удивился Бартоломео.
– И не слепой, чтобы промахнуться с такого расстояния!
– воскликнул Лилле, вкладывая стрелу в тетиву. – Только попробуй причинить зло Варэку!
– Захотел бы, причинил бы, – спокойно ответил Бартоломео. – И ничто бы меня не удержало.
– О да, конечно, все наши герои – липовые, а ты один ловишь стрелы и топоры на лету! – появление друга придало Варэку смелости. – А ещё больше всех понимаешь в нашем Миртару, хотя узнал о нём, наверное, только прошлой осенью!
– Я старше вас обоих вместе взятых, а значит, понимаю вдвое больше, что такое быть взрослым, – словно не услышал подначки Бартоломео. – Знаете, что такое взросление? Это разочарование. Кому-то из вас Миртару принесёт разочарование в идеалах, кому-то – в друге, кому-то – в любви, но никто не уйдёт без этого пахучего дара Птицы Судьбы. Всех тяжелей придётся тому, кто разочаруется в жизни. Во всём её многообразии. И все боги мира храни вас от этой участи!
И, не обращая внимания на требование подростков продолжить разговор, Бартоломео покинул их.
На следующий день мужчина предстал перед Советом Мудрейших. Они запретили Бартоломео давать уроки и покидать гостевой городок до весны. Бартоломео смиренно выслушал и это приказание, и новость, что ему не заплатят ничего, ибо никакой пользы его занятия молодёжи не принесли, а наоборот, развратили её.
Весь вечер Варэк, уверенный, что он обязан Келчи этим хорошим известием, угождал ему во всевозможных мелочах. Поначалу Келчи воспринимал перемену в обращении настороженно, но потом свыкся и даже попросил извинений за свои выходки в первые дни на новом месте.
– Я был сам не свой от смерти крушта. Да, я не ночевал в его панцире лет пять, всё время находил повод улизнуть от кочевья, но всё равно он что-то для меня значил.
– Да пустяки, Келчи! – сказал Варэк, пододвигая ему сладкие ягоды, которые самолично по такому случаю нарвал. – За твой подвиг я тебе простил даже то лето в Сонной Долине.
– Какой подвиг? – рука Келчи застыла вместе с ложкой, благодушная улыбка сползла с его лица.
– Не скромничай, кто ещё донёс на этого негодяя Бартоломео? Только тебе и Лилле я рассказал, как он опасен.
– И почему, интересно, ты так уверен, что это сделал не Лилле? – злобно воткнув ложку в ягоды, спросил Келчи.
– Ты меня удивляешь! Потому что он мой лучший друг, а я не дружу с доносчиками!
Лицо Келчи пошло красными пятнами, и что-то подсказывало Варэку, что это не краска смущения.
– Знаешь что, Непоседа?! – медленно отодвигая ведёрко с ягодами, произнёс он. – Знаешь что… знаешь что?!..
Но Варэк так и не понял, что он должен был знать. Проклиная Птицу Судьбы, которая из трёхсот общин круштанов определила его именно в эту, Келчи покинул хижину.
Глава 9
Я так этого ждал!
Лилле был уверен, что одинаково любит как кочевье, так и зимовье, а оказалось, только если они наступают в свой срок. Когда на календаре забрезжил апрель, а крушты так и не покинули панцирь своей Матери, Лилле обнаружил, что жареное мясо косули, которому он был так рад после восьми месяцев на птице, приготовленной на горячем пару из крушта, уже не лезет в глотку. Ручьи и озёра Долины, бедные рыбой, но богатые раками, тоже не приносили желаемой пищи. А уж как ему надоели свежие фрукты и ягоды, как захотелось сушёных в компотах! Как опротивели коренья, заменявшие каши, которые варили на круште из злаков, полученных от торговцев.
Выяснилось, что четыре месяца на твёрдой земле – это предел для его ног. Он с ужасом думал, что Миртару длиться вдвое дольше.
Никто не спрашивал причины, почему крушты не выходят из спячки. Сугробы по краям долины говорили сами за себя.
– Плохая примета, – ворчали старики. – Вначале цветной крушт скончался, а теперь и снега не тают. Дурное предзнаменование, плохой будет год. Очень плохой.
А вот Варэк так явно не считал. Он ничего не говорил, боясь спугнуть удачу, но Лилле видел, как с каждым днём в друге крепнет надежда не ждать Миртару ещё год.
Когда апрель отметил свою середину очередными морозами, а не капелью, каждая община провела священный ритуал, чтобы отпугнуть осмелевших злых духов. И только лицо Варэка от счастья сияло, словно горное озеро.
А первого мая он разбудил Лилле криком: «Всего пятнадцать дней! Осталось всего пятнадцать дней!». Но уже вечером присказка Бартоломео, что всё хорошее никогда не бывает правдой, подтвердилась.
Треск, с которым первенец Матери Круштов выбирался, в который раз уже за свою вечную жизнь, из её чрева, развеял грёзы Варэка. Через час показался другой крушт, поменьше, затем крушты полезли из раскрывшегося, как цветок, панциря, словно пчёлы из потревоженного улья.
Всё вокруг погрузилось в суету. Не больше двух дней уходит у круштов, чтобы истребить насекомых Долины, набираясь сил на стремительный рывок за её пределы. Времени на сборы совсем немного.
Вопреки дурному предзнаменованию, в коридорах скальных жуков не произошло ничего катастрофического, начало кочевья тоже не принесло никаких бед.
Вначале крушты летели вместе, потом, постепенно, не сбавляя скорости, стали расходиться в разные стороны. Через три дня Лилле даже с Гребня не видел ни единого крушта. Зато хорошо слышал их голоса: то справа, то слева гудел Рог Миртару.
– Счастливчики! – шептал Лилле. – Их Миртару начался так близко к Сонной Долине, им так легко его закончить.
А вот Король Небес словно разучился трубить в Рог. День проходил за днём, а он всё мчался и мчался, почти не меняя направления, замедляя ход лишь к вечеру и разгоняясь, словно в предчувствии опасности, с рассветом. Лишь однажды он задержался, когда встретил на пути большое озеро, почти свободное ото льда, и Лилле с Келчи уже успели приготовиться к купанию в холодной воде, а Варэк – к крушению всех надежд, но, так и не протрубив в Рог, Король Небес снова набрал скорость.
Он ушёл так далеко от Долины, что даже Мудрейший начал сомневаться, стоит ли отправлять парней в Миртару этой весной: шансы вернуться вовремя таяли вместе со снегами под брюхом крушта.
Но, видимо, потому, что рядом не было Бартоломео (его ссадили на второй день), готового её уничтожить одним едким замечанием, – мечта Варэка всё-таки сбылась.
– До его совершеннолетия ещё целый час, – раздумчиво произнёс Мудрейший, кивая на затаившего дыхание подростка.
– Рог Миртару протрубит второй раз не раньше, – заступился за внука Лаиру Пытливый.
– Хорошо, пусть собирается! – принял решение Мудрейший. – Миртару ночью – добрый знак. Когда темнота мешает увидеть родной крушт на горизонте, они меньше тоскуют по нему.
Вышла заминка, когда выяснилось, что на Варэка нет ни одежды из нижнего мира, ни оружия – никто не ожидал, что в Миртару отправятся три мальчика, а не два. И снова Лаиру Пытливый спас внука, сказав, что верит в него: он сумеет выжить на земле и в обличье кочевника неба.
В итоге Варэку всё-таки нашли обычный топор вместо топора с крюком, которым так удобно цепляться за панцирь, но который вызывает так много подозрений в нижнем мире, а равнинные невесты отыскали в остатках своего приданного плащ, чтобы скрыть одежду крушта.
Лилле и Келчи, в отличие от Варэка, подготовились основательно. Из круштанского с ними были только луки, но без стрел с верёвками они ничем не отличались от оружия нижнего мира. Простые, без многочисленных карманов, штаны, дорожные сапоги вместо ботинок с шипами, рубахи без характерных круштанских украшений, куртки из оленьей кожи и плащи, нелюбимые кочевниками неба за то, что путаются под ногами, но необходимые в походе по твёрдой земли – ни дать ни взять, два юных пилигрима.
На поясе мальчики Миртару носили мечи – из великолепной стали, но небольшой длины, ибо во многих странах иметь длинные клинки разрешено только знати, а выдавать себя за простолюдина намного проще.
В дорожной сумке лежал, как велит обычай, запас еды на один день, комок соли, сменные рубахи, мыло, бритва, огниво и куча бытовых мелочей, но ни унции драгоценного хитина. Деньги, чтобы кормить себя, мальчик должен добыть себе сам – железные условия Миртару.
Так как они шли в Миртару вдвоём, то каждый нёс на своей коже рисунок, который не смоется раньше, чем через год. Они хорошо изучили географию нижнего мира, но на всякий случай на спине Келчи изобразили карту континента. Они в совершенстве знали Странникус – язык путешественников, но на случай встречи с необразованными людьми на спине и плечах Лилле написали по двадцать самых важных фраз на двадцати самых распространенных языках.
После торжественной части проводов, с пышными речами и пафосными клятвами, настало время участливого шёпота – мальчики Миртару прощались с родичами. И тут Варэка ждало настоящее смятение. Он так убедил себя, что не нужен своей семье, что оказался совершенно не готов к морю слёз и океану объятий. Даже дядя Гларб, никогда не жалевший для племянника дурных слов, показал сентиментальную сторону своей натуры.
Только дедушка, который больше всего сделал, чтобы Миртару не обошёл Варэка стороной, проявил предельную сухость.
– Почему, дед? – спросил внук.
– Потому что давно знаю, что ты не собираешься возвращаться, – шепнул ему на ухо Лаиру Пытливый. – Только маме своей не говори. Она уже потеряла одного сына в нижнем мире. Не стоит ей так резко сообщать, что в жертву будет принесён и второй.
И на душе стало так паршиво, что хоть самому с панциря прыгай, не дожидаясь рога. А ещё и Келли осталась в Квартириусе. Хотя с братом могла бы, например, попрощаться.
Варэк не хотел анализировать, почему ему так важно напоследок увидеть Келли, её улыбку и пышные волосы, но о том, почему она не пришла, догадывался. Ей просто стыдно за то, что произошло вчера. Гриру застукал её с братом. По словам Гриру, Келчи умолял Келли перебить ему топором ногу, чтобы избежать Миртару, и плакал, как девочка, а Келли честно хотела помочь, но в последний момент рука не поднялась калечить родича.
Гриру на Короле Небес верили, в отличие от настроившего всех против себя Келчи, но Мудрейший велел всем делать вид, что ничего не произошло.
Впрочем, когда Варэк оказался внутри рога, он сразу забыл и о словах деда, и о том, что не попрощался с Келли. Задремавшие было мечты о свободе подняли голову и заставили смеяться, как он не смеялся мальцом.
Здесь, в Роге Миртару, даже проповеди Бартоломео теряли свой смысл, как теряет смысл вера в мир без воды на берегу океана.
Варэк крепко сжимал в правой руке ладонь Лилле, а в левой – Келчи, и, вперив взгляд в кусочек звёздного неба, оставленный ему Рогом, ждал не приключений и подвигов, как раньше, а неизвестности.
Неизвестность – спутник тревоги. Он никогда не думал, что ею можно наслаждаться, больше – отдасться всей душой и каждым дюймом молодого здорового тела, раствориться целиком в предчувствии неведомого. Младенец, покидающий чрево матери, испытывал меньше эмоций, чем Варэк Непоседа, когда почувствовал, что сейчас крушт выбросит его в нижний мир.
Ни один самый безумный полёт на шустрых новорожденных круштах не дал ему столько, сколько короткое путешествие во вращающемся пузыре над просторами незнакомой страны. Потом был удар о землю, и снова перед глазами всё замелькало.
– Я так этого жда-а-ал! – всё, что смог прокричать Варэк, и это было ложью: он не ждал, что будет так весело.
Когда пузырь остановился и лопнул, никто из его пассажиров не мог встать. Они так и лежали, вцепившись друг другу в руки, судорожно дыша и воздавая хвалу Птице Судьбы, что никто не предлагал прощальный ужин.
Первым нашёл в себе силы приподняться, как ни странно, Лилле. Толкнув Варэка в плечо, он произнёс первые слова этого Миртару:
