banner banner banner
Ключ для пешки
Ключ для пешки
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Ключ для пешки

скачать книгу бесплатно


Федя быстро повернулся. Ян остановился вместе с другом. Бочков, Поносов и компания дружно и омерзительно ухмылялись.

– Ты в курсе, что мой iPod восстановлению не подлежит? – с конкретным наездом приблизился Бочков.

Федя усмехнулся, ведь так и знал:

– И что теперь?

– Что теперь? – Бочков изобразил крайнюю степень презрения. – Теперь ты завтра принесешь мне деньги на новый.

– Это с какого перепугу? Бочков, ты чё, обкурился?

Костик подошел вплотную:

– Ты сломал – ты и платишь.

– За свою тупость каждый платит сам, – отрезал Федя.

– Ты, Бочков, когда в следующий раз пошутить захочешь, технику из карманов вынимай, – вмешался Ян, – и бронежилет себе приобрети с бронетрусами, а то мало ли, новое-то купить не все можно.

– Помолчи, Шабуров, – огрызнулся Бочков. – Хорошо еще не ты на его месте. С нищего что возьмешь?

– Кто ж тогда ты, если я нищий? – парировал Ян. – Ходишь тут, побираешься… Бочков сдержал желание ударить: недалеко стояла завуч.

– С тобой мы еще разберемся, – процедил он сквозь зубы, повернулся к Феде:

– Завтра чтоб принес деньги, Пианист.

– Иди-ка ты, Бочков… – Федя презрительно поморщился. – Ян, как поинтеллигентнее сказать «куда»?

– М-да-а-а, задача сложная. Чё-то не получается интеллигентно, может иначе?

– Да ладно, Ян. Не будем убогих обижать.

– Ты плохо понял?! – Бочков сильно толкнул Федю.

– Так, что тут происходит?! – подошла завуч.

– Ничего, все нормально, – Федя дернул друга за рукав. – Ян, пойдем.

Первым уроком была алгебра. Федя, морально настроившись на скучное перебирание цифр, вяло доставал из сумки тетради и учебники. Дверь открылась, являя народу строгую, но справедливую математичку – Светлану Евгеньевну. Привычный шум в классе стих. И тут… Федя просто впечатался в стул: в класс вошла девушка неземной красоты. Невысокая, очень стройная, густые темно-каштановые волосы волнами рассыпаны по худеньким плечам. Большие, глубокие и выразительные карие глаза с длинными и густыми ресницами, тонкие черты лица, пухлые мягкие губки… Одета по последнему писку гламура. По рядам пронесся шепот. Из угла, где сидел Бочков, послышалось наглое «Вау!» и присвист хором. Девушку, однако, это нисколько не смутило. Она спокойно и невозмутимо оглядела класс.

– Знакомьтесь: ваша новая одноклассница, Ирина Рашевская, – представила девушку Светлана Евгеньевна. – Она недавно вернулась из Парижа, где жила три года. Надеюсь, вы хорошо ее примете в свой коллектив. Проходи, пожалуйста, садись.

Девушка изящно прошла между рядами, села на свободное место.

Федя вошел в ступор. Не может этого быть! Вихрем, ярким, сумасшедшим, в голову ударило воспоминание: прошлое лето, Париж, жара, пешеходная экскурсия, площадь Вогезов… Гид довольно живо и интересно рассказывает о свадьбе Людовика XIII и Анны Австрийской. Олег вставляет пошлую шутку по поводу того, что жених и невеста были ровесниками Феди (жуть!): «И что, все доросло? По нашему как-то не видно… Девочка, хочешь замуж за Федю?» – спрашивает он стоящую рядом толстую рыжую девчонку примерно того же возраста. Группа дружно ржет. На веснушчатом лице девчонки под ядовитокоричневыми пластмассовыми очками расплывается широкая улыбка, обнажая железные скобки на лошадиных зубах. Федя понимает, что в своих мечтах она уже не просто вышла за него замуж, но и родила двоих детей. Едва сдержав желание высказать Олегу все, что он о нем думает, юноша отходит от группы в сторону, и неприятный эпизод на удивление быстро забывается. Воображение разыгрывает целый спектакль, перед глазами оживают герои Дюма: д'Артаньян, мушкетеры… Это так легко представить здесь, в городе, в который Литвинов влюбился с первого взгляда, где даже воздух наполнен невыразимым очарованием, пьянящим ощущением легкости, изящества, полноты жизни и мудрости наслаждения. Никакие небоскребы и самые роскошные современные здания не сравнятся с серыми, чуть постаревшими домами с маленькими балкончиками, так стройно и органично украшенными изящными чугунными решетками, изощренные орнаменты которых никогда не повторяются, поражая воображение разнообразием вариантов единого, безупречно выдержанного стиля.

Любуясь завитком элегантно вытянувшегося фонаря, Федя вдруг услышал справа от себя тихий вскрик, что-то стукнулось о булыжники мостовой и прикатилось прямо к его ноге. Юноша машинально взглянул вниз: у его ног лежал маленький, нежно-фиолетовый женский зонтик. Федя нагнулся, поднял зонт, огляделся в поисках его обладательницы и замер: к нему подошла совсем юная девушка в легком бледно-фиолетовом сарафане. Она словно вобрала в себя всю прелесть и очарование Парижа: густые пряди темно-каштановых волос, небрежно прикрытые невообразимо красивой воздушной шляпкой, рассыпались по худеньким плечам, и лучи полуденного солнца играли в них волшебными отблесками. Один взгляд, и… мир остановился. Бывают мгновения, которые остаются в памяти на всю жизнь. Невозможно объяснить, что именно произошло в тот миг, но он запомнился Феде навсегда. Тогда юноша, казалось, понял всю суть женской красоты. Незнакомка словно окутала его облаком неземного обаяния, позволив приблизиться к непостижимому, коснуться неведомого… Надо было что-то сказать… наверное… Девушка улыбнулась, взяла зонт из его рук: «Merci».[2 - Merci – спасибо (фр.).] Федя так и не смог ничего произнести в ответ, а девушка быстро растворилась в толпе туристов. Федя узнал бы ее из миллиона. И сейчас он словно вернулся в то самое мгновение, только она была не эфемерным сказочным видением, как это казалось тогда, а реальным человеком. И она сидела здесь, через три парты от него… Ничего подобного раньше с юношей не происходило никогда. Он начисто забыл даже на каком уроке находится. Сердце взволнованно забилось, на лице появилась абсолютно глупая улыбка. Ян толкнул его в бок.

– Ну чё, все с тобой ясно, – прошептал он Феде в ухо.

– Заткнись, – Федя смутился еще больше, попытался изобразить обычное выражение лица, но получилось только еще глупее. Он пропустил мимо ушей пол-урока, витая где-то в облаках, что не ускользнуло от всевидящего ока математички.

– А теперь Литвинов, который, как я вижу, очень внимательно меня слушал, пойдет к доске и покажет все вышесказанное на примере.

Федя не слышал даже этого. Ян пихнул его:

– Очнись, эй!

– Чего?

– К доске иди, дурак! – прошипел Ян.

– Да, Литвинов уже ничего не слышит. Ты у лор-врача когда был в последний раз?

Густо покраснев, Федя вскочил, пробормотал: «Извините», вышел к доске. Юноша готов был сквозь землю провалиться. Позор удался по высшему разряду. Мало того что Федя ни слова не слышал из сегодняшней лекции, – при одном взгляде в сторону, где сидела новенькая, у него отнимался язык и он забывал даже то, что прекрасно знал раньше. Класс хохотал до колик. Через десять минут и Светлане Евгеньевне уже стало смешно. Чисто по-человечески пожалев парня, она решила прекратить публичное издевательство и сказала:

– Ладно, Литвинов. Не знаю, что с тобой сегодня происходит, но «два» придется все-таки тебе поставить. Завтра после уроков можешь прийти и пересдать. Садись.

Проходя к своему месту, Федя украдкой взглянул на девушку, встретил презрительную улыбку и понял: шансов у него нет. Совсем. Никаких.

Прошло два дня. Федя торопился в музыкалку, решил срезать дорогу, пошел через гаражи. От лицея до музыкальной школы расстояние было небольшим, и он всегда ходил туда пешком. Завернул за угол, и… пришлось остановиться.

– Ну, что, Литвинов, ты мне денежки принес? – Бочков, явно довольный собой, упивался предвкушением приятного эпизода.

Федя быстро огляделся вокруг. Надо же так лохануться! Зачем он пошел этой дорогой?! Тут даже отступать некуда… Пятеро. При всем желании не справиться.

– Я тебе, Бочков, все уже ясно сказал, – Федя пытался говорить как можно более уверенно и нагло, и ему неплохо это удавалось. – Или до тебя с первого раза плохо доходит?

– Это ты меня плохо понял, придурок! Не хочешь платить – извиняйся! Вставай на колени и проси прощения! Сделаешь – не тронем.

– Ты чё-то путаешь, Бочков. Ничего, я понимаю, дефекты в психике… – Федя побледнел, губы задрожали от гнева, но ему еще удавалось сохранить внешнюю невозмутимость. – Это тебе нужно передо мной извиняться. Давай, я слушаю.

Литвинов ловко увернулся от удара, сбил с ног Бочкова и еще кого-то, однако последующая борьба длилась недолго. Вскоре двое держали Федю, скрутив ему руки за спиной, остальные злобно его избивали. Юноша отчаянно сопротивлялся, но силы были слишком неравны. В конце концов противникам удалось повалить его на колени.

– Ну что, хватит или еще хочешь? Проси прощения, Пианист, – Костик пнул в мокрый сугроб валявшуюся рядом Федину сумку. – Ну!

Федя плюнул ему в лицо, прекрасно понимая, что жест идиотский, но никакой другой гадости Бочкову сейчас он сделать не мог. И чуть не потерял сознание от последовавшего удара.

Раздался резкий скрип тормозов. Федя услышал, как невдалеке за его спиной громко захлопнулась дверца автомобиля, и, по всей видимости, вышедший из машины человек теперь быстро бежал по направлению к гаражам:

– Эй, там! Я вам щас все мозги вышибу, уроды!.. А ну стойте!

«Какой-то знакомый голос», – подумал Литвинов, проехавшись лицом по обледеневшему асфальту. Его сильно пнули в спину, и вся компания дружно скрылась, убегая со всех ног.

– Эй, ты жив? – кто-то осторожно тронул за плечо.

Федя с трудом приподнялся на локте, повернул голову. Только не это… Лучше б его убили. Олег Павлович, поморщившись, оглядел подростка:

– М-да… Видок у тебя… Все цело? Может, в больницу?

– Нет. Все нормально, – собрав всю оставшуюся силу воли, Федя поспешно поднялся на ноги. Олег ему помог.

– Голова не кружится?

Федя отрицательно помотал головой, изо всех сил стараясь стоять прямо. На самом деле ему конкретно было нехорошо.

– Пойдем, отвезу тебя домой, – Олег поднял валявшуюся неподалеку Федину шапку, отряхнул, протянул подростку.

– Не надо, я сам дойду. Спасибо, – Федя с трудом надел шапку: правая рука плохо поднималась.

– Давай довезу до дома, не дойдешь ведь!

– Дойду. Я в порядке.

Олег Павлович с большим сомнением посмотрел на юношу, но настаивать не стал.

– Что им нужно?

– Ничего.

– Ну, не хочешь – не говори, – довольный собой, Олег был в хорошем расположении духа. – Иди домой, умойся.

Олег сел в машину, уехал. Федя стоял в растерянности. С одной стороны, он был благодарен отчиму, но в душе поднималась такая волна стыда, что именно этот человек увидел его в подобном положении… Человек, которого он боялся и ненавидел всем сердцем, но чье мнение все же для юноши было определяющим.

Задыхаясь от ярости, Федя вытащил из сугроба сумку, отряхнул, поплелся домой. Его шатало. Острая боль пульсировала где-то слева, под ребрами. Правое колено при каждом шаге ныло невыносимо. Подросток присел на скамейку, откинулся на спинку, прикрыл глаза. Когда немного пришел в себя, вспомнил, что уже безнадежно опоздал на урок, теперь прогулять придется. Надо хоть педагогу позвонить… Сунул руку в карман полупальто и тут же отдернул, сильно порезав обо что-то палец. Литвинов слизал кровь, сплюнул, нашел в другом кармане платок, обернул вокруг ранки. Уже крайне осторожно залез в карман, тихонечко достал мобильник… Вот черт! Экран разбит вдребезги, наверное, уже не отремонтировать. Крайне неприлично громко выругавшись, Федя поднял голову и через секунду готов был сквозь землю провалиться. Влажные карие глаза с длинными ресницами смотрели на него удивленно и презрительно. Ирина, та самая новенькая, прошла мимо, не сказав ни слова.

Литвинов довольно быстро оклемался. Плохо ему было только по дороге домой, он даже пожалел, что не согласился поехать с Олегом. Дома же охающие мама с горничной быстро привели его в порядок, обработали все ссадины, приложили лед к распухшему колену, и к вечеру юноша чувствовал себя пусть не хорошо, но вполне сносно. Драповое черное полупальто сыграло роль амортизатора и смягчило удары. Хотя самому пальто пришлось в последующие дни пройти через химчистку и ателье, где пришили наполовину оторванный рукав. Телефон выбросили на помойку и сразу купили новый. При таком уровне обеспеченности семьи это не было проблемой.

Наташа долго пилила Олега за то, что не довез сына до дома, Федю пилила, что тот наотрез отказался поехать в больницу. Потом Наташа с Олегом вместе доставали Федю, пытаясь выяснить имена «малолетних преступников» и причину драки. Поступило предложение написать заявление в милицию, пойти в школу… Подросток молчал как партизан и заявил: если они появятся в школе, он туда больше не пойдет. В конце концов Олег пришел на помощь:

– Ладно, Наташ, отстань от него. Не хочет говорить – значит сам разберется. Молодец, хоть немного по-мужски мыслить начинает.

Федя гневно сжал губы, внутри все закипело: «хоть немного» убило «молодец» на корню.

– Нельзя в себе держать все проблемы! – возразила Наташа. – На то и существует семья, чтобы помочь в такие моменты!

– Наташ, поверь мне, это не тот момент, – ответил Олег, и Федя впервые в жизни почувствовал с ним солидарность. На этом и закончили.

Несколько последующих дней Бочков победителем смотрел на Федю, но, осознав в конце концов, что тот признавать себя побежденным не собирается, как-то прошипел ему в ухо, проходя мимо:

– Будь уверен, ботаник, я тебя достану!

– Долго дотягиваться будешь. Подрасти сначала.

– Я тебя с такой грязью смешаю, не отмоешься.

– Я, Бочков, с такой грязью, как ты, не смешиваюсь. У меня ингредиенты другие.

Бочков презрительно усмехнулся и зашел в класс.

Федя больше не грузился по поводу Кости. Он знал: после недавней сцены Бочков еще долго его не тронет, просто потому, что сильно испугался в тот раз: его видел Олег. За драку могли исключить из лицея. Намного больше Литвинова волновало другое: новенькая нравилась ему так, как не нравилась еще никогда в жизни ни одна девушка. Было достаточно одного взгляда в ее сторону – и у юноши перехватывало дыхание, сердце начинало колотиться, как сумасшедшее. Стоило Рашевской просто появиться в поле зрения Феди, как он тут же становился рассеянным, неловким, у него неизменно что-нибудь падало. Один раз в столовке он десерт на себя опрокинул. Ян поначалу прикалывался, по-дружески, конечно, но потом понял, что это серьезный клинический случай, и перестал доставать Литвинова, которому было совсем не до шуток.

Ирина быстро стала центром внимания всего класса. Ослепительно красивая, неизменно уверенная в себе, она в то же время ни капли не походила на ярких, гламурных и наглых девиц, встречающихся в каждой школе. Напротив, более всего в ней привлекало какое-то тихое достоинство, можно даже сказать, аристократизм. И говорила она всегда так, что с ее мнением невозможно было не считаться. Девчонки с завистью присматривались к ней. У мужского состава она сразу же стала общим предметом воздыханий, чем вызвала глубочайшее неудовольствие прекрасной половины. За ее спиной шептались, обсуждали каждое слово и каждый шаг. В лицо же все общались очень мило и доброжелательно.

Главным претендентом на вакансию бой-френда Рашевской считал себя, конечно же, Бочков. Причем она явно ему симпатизировала, но держала пока на расстоянии. Как, впрочем, и всех остальных.

Федю страшно бесила популярность девушки. Она теперь словно стояла на пьедестале, дотянуться до которого простым смертным было не дано. Все попытки других парней подкатить к Рашевской вызывали у Литвинова взрывы мучительной ревности. И поскольку таких попыток больше всех предпринимал Бочков, ненависть Феди к нему возросла многократно.

Не передать, как Литвинову хотелось сделать первый шаг, однако даже просто подойти к Ирине и заговорить казалось юноше абсолютно нереальным. При одной только мысли об этом, волнение сразу зашкаливало за крайнюю критическую отметку и мозг погружался в глубокое состояние «off».[3 - Off – выключено (англ.).] К тому же, Федя искренне был уверен, что шансы его намного меньше нуля. Первые дни их знакомства были далеко не идеальными, и теперь Ирина вообще его не замечала, с неизменным равнодушием глядя сквозь него, как через оконное стекло.

В среду не было третьего урока: физичка заболела. Погода стояла великолепная – солнечная, безветренная… Федя с Яном убежали на набережную. Лед с реки еще не сошел, но солнце припекало уже совсем по-весеннему. Снег, сливаясь с горячими лучами в предсмертном экстазе, слепил глаза. Казалось, весной воздух стал совершенно другим, словно какой-то волшебник вплеснул в него неведомое вещество, некий гормон счастья.

Ребята долго просидели на скамейке, любуясь солнечными бликами на льду и болтая ни о чем. Время пролетело незаметно. Ян взглянул на часы и громко выругался: на биологию уже катастрофически опоздали. Друзья вскочили со скамейки, понеслись в школу со всех ног. Подбежав к дороге, они не успели на зеленый сигнал светофора: машины помчались потоком – пришлось ждать. Федя согнулся, задыхаясь. В боку сильно кололо. И тут он вскрикнул от неожиданности: чьи-то цепкие пальцы крепко схватили его за руку. Юноша дернулся, резко обернулся. Рядом с ним стояла старая цыганка. Пронзительные черные глаза застыли на ее уставшем лице, изборожденном глубокими морщинами. В них читался страх и нечто противоестественное, потустороннее, можно даже сказать, ненормальное.

– Пустите! – Федя растерялся.

– Подожди, – проскрипела цыганка. – Я скажу, и пойдешь дальше.

– Мне не надо ничего говорить, у меня денег нет! – невольно вырвалось. Мама однажды рассказывала Феде, как цыгане обманывают прохожих на улице, один раз она даже сама вот так попалась.

– Мне не нужны твои деньги, мальчик, не обманывай зря старую женщину.

Литвинов густо покраснел. Деньги у него, естественно, были. Ян удивленно наблюдал за происходящим, пока еще не встревая.

Феде стало не по себе. Эта старуха была какая-то особенная. В ней будто дышала древняя сила, притягивая и одновременно пугая своей необычностью. Костлявая темная рука, покрытая браслетами, продолжала крепко держать рукав Фединой куртки.

– Ты тот, кто должен выбрать, – сказала цыганка. – На этом пути, Федя, тебя ждут жестокие испытания. Но заклинаю тебя, сделай правильный выбор. Судьба моего народа полностью будет зависеть от этого выбора.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – Литвинов смотрел на старуху удивленно и испуганно.

Цыганка не ответила. Она долго сверлила юношу глазами, а потом произнесла:

– Когда свет померкнет, помни: свет всегда живет внутри тебя.

Старуха развернулась, отпустив Федину руку, и быстро пошла прочь. Федя с Яном переглянулись. Когда через миг они посмотрели в направлении, куда ушла старуха, улица была уже пуста.

– Что за хрень… – Литвинов ощущал себя крайне некомфортно.

– Да ладно, не грузись, сумасшедшая какая-то.

– Я не понял, что она хотела этим сказать?

– Может, ты президентом станешь? Что-то там про выборы было…

– Да каким, на фиг, президентом?! Она говорила про какой-то мой выбор!

– Да забудь ты! Пошли быстрее, биология уже началась!