скачать книгу бесплатно
Как на крыльях прилетает дурачок к себе домой
И, инструкций не читая, достаёт флакончик свой.
Иван (уже дома, почёсывая затылок):
Что она там мне сказала? Вроде должен выпить сам
Под часами сорок капель или лучше сорок грамм,
Да не сорок, а сто сорок, чтобы крепче пробрало,
Стану ей тогда я дорог, как для греков Аполлон.
Целует висящую у него на стене афишу с лицом Ксении, ставит табуретку под настенными часами, садится на неё и выпивает всё содержимое флакона, морщится, но не закусывает, чтобы не ослаблять эффект.
Раздаются некие звуки, изображающие действие волшебства. Иван меняется в лице – оно приобретает нетрадиционное выражение в голубых тонах. Он берёт зеркало и влюблено смотрит в своё отражение: «Ах, душка!» Гладит пальцами своё отражение, а затем начинает краситься маминой косметикой.
В итоге, ещё более довольный собой выставляет своё распрекрасное лицо на всеобщее обозрение в окно. А, выглянув в окно, замечает идущих по улице двух парней, причёсанных и одетых примерно, как он сам, но только без какой-либо косметики. Выкрикивает слащавым голосом: «Мальчики! Я иду!», и выбегает из дому.
Перед глазами остаётся незапертая дверь. Через некоторое время слышится недовольный возглас одного из парней: «Отвали, придурок!» Затем раздаются звуки ударов, и ещё некоторое время спустя в эту же дверь возвращается Иван с разбитым носом, ложится на постель и начинает рыдать.
Действие пятое
И снова в окне сказительница Матрёна (фингал почти незаметен):
День-другой уже проходит, всё бы вроде ничего,
Но мамаша вдруг находит, что сыночек – не того.
И не грустен, и не весел, и гораздо стал нежней,
Не поёт хвалебных песен о зазнобушке своей.
В доме не видать афишки, где была та егоза,
Вместо Ксюшки-то сынишка вдруг целует образа
Симпатичненьких мальчишек. Как девчонка будто сам,
Накупил бесстыжих книжек и читает этот срам.
Матушка (растерянно бормочет):
Губы красит, ногти пилит и глаза себе подвёл.
А скажи-ка ты, кормилец, куда денежки увёл,
Те, которые лежали под сукном на чёрный день?
Уж не их ли ты потратил на всю эту дребедень?
Иван (обиженно писклявит):
Не на дребедень потратил, а на новой жизни смысл!
Матушка:
Доиграешься, касатик! Ты б с лица румяна смыл,
Не пугал бы мать родную, не срамил перед людьми,
Ох, сейчас тебя я вздую, ну, портки давай сыми!
Ванька (быстро прячется от неё на печке и гундосит оттуда):
Коль побьёшь ты, как грозишься, очень больно, ну и пусть!
Всё равно я к прежней жизни самовольно не вернусь!
Матушка (расстроено махнула на него рукой):
Вырос неженкой без батьки, было некому пороть.
Верно говорили дядьки: будешь, мол, кусать локо?ть.
Вырастишь сынка бабёнкой – я не верила, смеясь:
Ласка не вредит ребёнку! Вот и ткнулась мордой в грязь!
Лучше б ты за Ксюшкой бегал, с потаскушками гулял!
Кто ж тебя так переделал, за три дня перековал?
И тут ей на глаза попадается квиток из салона Шемаханской и инструкцию к любовному зелью. Она читает и делает выводы:
Это вот она – вражина! Это вот она – чума!
Изувечила мужчину и свела его с ума!
Вот и адрес на бумажке – круглосуточный салон!
Всё – конец пришёл шаражке! Я устрою вам разгон!
Рассвирепевшая мать хватает кочергу и уносится на разборки.
* * *
Шемаханская сидит у себя за столом и раскладывает пасьянс. И вздрагивает, услышав из приёмной голос ассистентки:
Дорогая, не кричите! Мы Вам не желаем зла.
Кочергою не машите – здесь повсюду зеркала!
Раздаётся звон разбитого стекла и крик ассистентки: «Ой, мамочки!». Шемаханская от греха подальше быстренько прячется за занавеской. В кабинет стремительно влетает матушка Пелагея с кочергой наперевес, озирается и, никого не увидев, грозит:
И в какие бы астралы ни пытались вы бежать,
Я из-под земли достану и заставлю отвечать.
Шемаханская чихает из-за занавески, невольно выдав себя, но выходить так и не решается. Пелагея не без злорадства продолжает:
Что, не прибрано в астрале? Запылился мир иной?!
Так никто и не желает побеседовать со мной?
Коль угли в аду пылают, что не тронешь их рукой,
Их обычно извлекают вот такою кочергой… (тянется кочергой к занавеске, откуда чихнула Шемаханская)
Шемаханская (по-прежнему из-за занавески):
Попрошу без хулиганства! Я со страху чуть жива.
С чем желает разобраться возмущённая вдова?
Пелагея:
Бить не буду. Вылезай уж с преисподни напрямик.
Только, если не исправишь, овдовеет твой мужик,
Если сам уже не сгинул от злодейства твоего.
Он, поди, уж кони двинул или стал совсем того.
Ты, похоже, не выносишь натуральных мужиков —
Шёл к тебе нормальный хлопчик, а ушёл-то вон каков!
Что за зельем опоила ты сыночка моего?
Шемаханская (высунула голову):
Что ты тут нагородила? Не поила я его!
По заказу продала я чудодейственный бальзам,
Но и думать не могла я, что он сдуру выпьет сам!
Пелагея:
Ой, смотри – сама невинность, не сама давала пить,
И кого ж ты покусилась этой дрянью отравить?
Шемаханская:
Не во всём я виновата, он же сам того хотел,
Ведь невесту-то засватать по-людски он не сумел.
Вот решил прибегнуть к чарам, чтоб к себе её привлечь,
И за деньги, не задаром, попросил, мол, обеспечь
Мне её благоволенье, чтоб забыла про других,
Чтоб по щучьему веленью стал он лучший ей жених.
Я его предупреждала, отговаривала аж,
Только толку было мало, он вошёл буквально в раж:
Не поможешь, мол, жениться на певице золотой,
Я ведь, может так случиться, что-то сделаю с собой!
Я вздохнула, согласилась – что же парню пропадать,
И настойку предложила не ему, а ей давать
По утрам по сорок капель и в обед, и перед сном.
Чтобы это всё обтяпать, надо же проникнуть в дом.
Что проникнуть – поселиться, чтоб три раза в день давать,
Вряд ли б смог он изловчиться, чтоб дневать и ночевать
У прославленной певицы, что его не хочет знать.
Не могло того случиться, если логику включать!
Вот на это был лукавый мой коммерческий расчёт,
Что претензий не предъявит, если номер не пройдёт.
А сумеет исхитриться невозможное свершить,
