скачать книгу бесплатно
Глава 2
Отец Маккензи
Мой желудок сжался.
– В больнице? – повторил я, и страх и ужас распространялись по моим венам. Я помнил, что Кензи рассказывала мне, когда мы были в Фейриленде, нечто важное, темное и ужасающее. – Но почему?
– Это ты мне скажи. – Кингстон сжал кулаки. – Ты же ее туда отправил.
Боль опалила мой бок, когда я отвлекся, и один из спортсменов сделал выпад и ударил меня кулаком по ребрам, сбив меня с ног. Я ахнул и отшатнулся в сторону, подныривая под левый хук противника и поднимая кулаки в боксерской стойке, когда все трое бросились на меня.
Кингстон зло замахнулся, стараясь ударить меня по лицу, но я дернул головой назад так, что костяшки его пальцев едва задели меня, прежде чем броситься вперед и врезать прямо в центр его грудной клетки. Парень с кряхтением согнулся. Один из его друзей тем временем ударил кулаком в мою оставшуюся без защиты спину. Я вздрогнул, принимая удар, а затем нырнул за Кингстона, чтобы использовать его в качестве щита. Тот зарычал и выбросил локоть назад, целясь мне в лицо. Я резко перехватил руку, развернул его кругом и швырнул в одного из товарищей.
Когда они оба упали и покатились по бетону, последний спортсмен напал на меня сзади, заключая в медвежью хватку, прижимая мои руки по швам. Я дернул головой назад, чтобы треснуть его черепом по носу, отчего мой противник пронзительно вскрикнул. Я выскользнул из его хватки, обогнул его и, надавив на плечи, пнул в подколенную ямку. Последний соратник Кингстона с порывистым свистом ударился о тротуар, выпустив из легких весь воздух. Оглушенный, он так и остался лежать на месте.
Но двое других поднимались на ноги с угрожающим видом, и больше я не мог здесь оставаться. Прервав драку, я запрыгнул в свой пикап и захлопнул за собой дверь. Когда я выезжал с парковки, Кингстон подошел и, глядя на меня с жаждой мести в глазах, ударил по боковому стеклу. Там, где его украшенный перстнем кулак врезал по стеклу, появилась трещина толщиной с волосок, но, к счастью, это стало единственным повреждением, пока я объезжал спортсменов, жаждущих моей крови, и покидал парковку.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы найти в интернете ближайшую к дому Кензи больницу, и я немедленно отправился туда. Предполагалось, что сразу после школы я вернусь домой, и мне, вероятно, так и стоило поступить – мои родители по-прежнему не пришли в себя после моего путешествия в Небыль, – но в тот момент я мог думать только о Маккензи. И о том, что она попала в больницу из-за меня. Может, я не был виноват в этом напрямую, но доля моей вины в этом все же имелась.
У Кензи была лейкемия, агрессивный тип рака, который поражал клетки крови. Она рассказала мне об этом, когда мы застряли в Небыли. Прогноз не очень обнадеживающий. Вот почему она хотела получить Зрение, хотела остаться в Фейриленде. Она не знала, сколько еще сможет прожить, и желала увидеть все, что только могла. Болезнь также сделала ее бесстрашной и гораздо смелее, чем ей следовало бы быть. Даже когда ей выпал шанс вернуться домой, она отказалась покидать меня: она стойко выдержала схватку на мечах и похищения и едва не умерла, пробираясь из одного конца Небыли в другой, уворачиваясь от фейри, Забытых и других существ, которые хотели нас съесть.
А теперь Кензи в больнице. Это уже слишком. На нее навалилось так много, и все по моей вине. Если бы я не привел ее в Фейриленд, она была бы в порядке.
Я заехал на переполненную парковку и просто сидел там, глядя на большое квадратное здание вдали. Какая-то часть меня – та, что отгородилась от целого мира, которая отталкивала людей все дальше, чтобы уберечь их от фейри, – твердила не идти туда. Твердила, что я и так достаточно испортил жизнь Маккензи, затащив ее в скрытый мир, и лучшим для нее решением было бы держаться от меня подальше.
Но я не мог. Я обещал ей не исчезать и, по правде говоря, не хотел. Теперь Кензи, как и я, обладала Зрением, а это означало, что для фейри она станет лакомым кусочком. Я никак не мог позволить ей встретиться с ними лицом к лицу в одиночку. К тому же она бы никогда не спустила мне это с рук.
Я пересек парковку и вошел в больницу, оказавшись в зале ожидания, полном скучающих, серьезных и обеспокоенных людей. Не обращая на них внимания, я подошел к стойке регистрации, за которой сидела медсестра с вьющимися волосами и беседовала с полицейским.
Мое сердце сжалось, и я попятился назад, наблюдая за офицером из неприметного угла. Я заставил себя успокоиться, пока медсестра смеялась над чем-то, что сказал полицейский. Мне не светит никаких неприятностей. Я не сделал ничего плохого. Но я уже был сыт по горло разговорами с копами, да и не выглядел как законопослушный гражданин. Если только офицер сочтет меня подозрительным, ему достаточно будет заглянуть в мое досье, чтобы увидеть список преступлений, уставившихся на него в ответ. Не стоило так рисковать.
Я оставался в углу, пока полицейский не ушел, а затем подошел к стойке.
– Извините, – сказал я, когда медсестра подняла взгляд и оглядела меня с ног до головы поверх своих очков. – Я хотел бы проведать подругу. Не могли бы вы подсказать, в какой палате находится Кензи Сент-Джеймс?
Медсестра с сомнением посмотрела на меня. Я увидел, как эта женщина наклеила мне на лоб ярлык «хулиган» еще до того, как с натянутой вежливостью заметила:
– Часы посещений почти закончились. Вы друг семьи, молодой человек?
– Нет, – ответил я. – Кензи – моя одноклассница. Мы ходим в одну школу.
– Хм-м-х. – Она бросила на меня еще один скептический взгляд, как будто сомневалась, что я вообще посещаю школу.
Я ощетинился.
– Послушайте, я просто хочу увидеть ее. Всего несколько минут. Я не задержусь надолго. Просто хочу убедиться, что она в порядке. – Медсестра заколебалась, и я почти с отчаянием выдавил: – Пожалуйста.
Женщина поджала губы. На секунду я решил, что она откажется и велит мне убираться отсюда, пока не вызвала охрану. Но она только коротко кивнула в сторону холла.
– Ладно. Мисс Сент-Джеймс находится в палате 301, слева. Только не задерживайся.
Я поблагодарил ее и поспешил по коридору, сверяясь с номером на каждой двери и проходя мимо одинаковых палат, заполненных кроватями и пациентами. Когда я огибал тележку уборщика, из палаты впереди вышли женщина с маленькой девочкой лет девяти-десяти. Я отступил в сторону, чтобы пропустить их, и когда они прошли мимо, даже не взглянув на меня, я почувствовал вспышку узнавания. С высокой светловолосой женщиной я не был знаком, но маленькую девочку точно видел раньше. Она вместе с Кензи улыбалась на фото, которое украшало брелок для ключей.
Сводная сестра Маккензи. Алек, Алекс или что-то в этом роде. Девочка в сине-белой школьной форме с темно-каштановыми, собранными в высокий хвост волосами направлялась вместе с матерью в зал ожидания, и я смотрел им вслед, пока они не завернули за угол. Интересно, понимала ли эта малышка, что именно происходит с ее сводной сестрой. В ее возрасте я не понимал, почему никогда не вижу свою старшую сестру, знал только то, что она не была частью нашей семьи, не жила с нами. Но я очень скучал по ней. Я надеялся, что сестре Кензи никогда не придется проходить через это – через боль от осознания того, что сегодня у тебя есть сестра, а завтра ее нет.
Из дверного проема, из которого вышли женщина с девочкой, лился слабый голубоватый свет. Заглянув в палату 301, я с трудом сглотнул. У дальней стены, на белой больничной койке, окруженная тихо пищащими аппаратами и с закрытыми глазами лежала Кензи. Ее черные волосы разметались по подушке. Рядом с ней стоял круглый столик, который был завален цветами и воздушными шарами с пожеланиями скорейшего выздоровления.
Чувство вины, грубое и болезненное, кольнуло меня, но оно померкло по сравнению с тревожной болью, которая распространилась по моей груди при виде ее. Кензи, которую я знал, никогда не была такой спокойной, – она не могла усидеть на месте, всегда улыбалась и радовалась жизни. Видеть ее такой, бледной, хрупкой и неподвижной, было просто невыносимо. Проскользнув в палату, я подошел к ее кровати и вцепился в поручни, чтобы подавить желание прикоснуться к ней. Я не хотел будить ее, но когда я приблизился, то она пошевелилась. Кензи приоткрыла темно-карие глаза, в замешательстве сфокусировав затуманенный взгляд на моем лице.
– Итан?
Я заставил себя улыбнуться, хоть и съежился при звуке ее голоса, слабого и хриплого.
– Привет, – прошептал я. – Извини, что не пришел раньше. Я не знал, что ты в больнице.
Она нахмурила свой бледный лоб.
– О черт. Сама виновата. Когда я вернулась, мой телефон был разряжен. – Ее слова звучали невнятно, то ли от усталости, то ли от каких-то препаратов, которые ей давали. – Я собиралась позвонить тебе, когда он зарядится, но мне вдруг стало плохо.
– Не беспокойся об этом. – Я притащил стул из угла палаты и сел рядом, протянув руку через перила, чтобы сжать ее ладонь. – Ты в порядке? Это…
Я замолчал, но Кензи покачала головой.
– Ерунда. Просто подхватила какой-то вирус или что-то в этом роде, когда бродила по «Нью-Йорку». Моя иммунная система не слишком сильна, так что… – Она пожала плечами, но это не утихомирило чувства вины, которое продолжало грызть меня изнутри. Кензи слабо улыбнулась. – Меня выпишут через день или два. По крайней мере, так говорят врачи.
Меня охватило облегчение. Она в порядке. Кензи скоро вернется домой, и мы сможем вести «нормальную жизнь» или что-то похожее на это. Я хотел стать нормальным, хотя бы попробовать сделать ради этого все, что в моих силах. Я хотел быть нормальным вместе с ней.
Я протянул другую руку и погладил Кензи по щеке, под своими пальцами чувствуя ее мягкую кожу. Она закрыла глаза, и я спросил:
– Что сказал твой отец, когда ты вернулась?
Нахмурившись, Кензи снова открыла глаза.
– У него хватило наглости расстроиться из-за того, что я ему не позвонила. Он сказал, что полиция искала меня несколько дней. Его разозлило, что я за все эти дни не дала о себе знать. Раньше он никогда не интересовался моей жизнью. Так с чего ради начинать сейчас?
– Может, он просто переживает за тебя, – предположил я. – Может, он понял, что совершил ошибку.
Она недоверчиво фыркнула.
– Он решил стать настоящим отцом только потому, что я исчезла на несколько дней? После того как годами игнорировал меня и даже не задавался вопросом, чем я занимаюсь? – Она поморщилась, и в ее голосе послышалась горечь. – Боюсь, уже слишком поздно. Мне не нужно, чтобы он присматривал за мной.
Я промолчал. Кензи и ее отцу предстоит обсудить много вопросов, выплакаться и простить друг друга, чтобы уладить все свои разногласия и залечить старые раны, а я не желал становиться посредником их примирения. Не тогда, когда в моей собственной семье проблем выше крыши.
Будто прочитав мои мысли, Кензи спросила:
– Что сказали твои родители, когда ты вернулся? Они очень разозлились?
– Нет. – Я пожал плечами. – Перед моим возвращением их… вроде как удостоила своим визитом Железная Королева. Она рассказала им, где я, и заверила, что я исчез не по собственной воле.
– Ты разговаривал с Кирраном после Нью-Йорка? А с твоей сестрой?
Я покачал головой и помрачнел при мысли о Меган и ее сыне.
– Нет. Не думаю, что увижу их в ближайшее время.
– Я беспокоюсь о нем, – пробормотала Кензи так тихо, будто вот-вот готова была уснуть. – О нем и об Аннуил. Надеюсь, с ними все в порядке.
Медсестра заглянула в палату и, заметив меня, постучала по своему запястью. Я кивнул, и она вы- шла.
Я поднялся на ноги, хоть и не желал уходить так скоро.
– Мне надо идти, – сказал я, когда Кензи сонно моргнула, посмотрев на меня. Я пригнулся и осторожно убрал волосы с ее лица. – Я вернусь завтра, хорошо?
Кензи прикрыла глаза, и в этот раз ей не хватило сил снова открыть их.
– Итан?
– Да?
– Принесешь мне шоколад? Еда здесь отстойная.
Я тихо рассмеялся и, наклонившись, поцеловал ее. Всего лишь короткое, легкое прикосновение к ее губам, прежде чем она откинулась на подушки и уснула. Я наблюдал за ней еще мгновение, а затем повернулся и вышел из палаты, поклявшись вернуться при первой же возможности.
Как только я вышел в коридор, от стены отделилась тень и двинулась ко мне, преграждая путь. Я моргнул и, запнувшись, остановился, когда высокий темноволосый мужчина навис надо мной, с подозрением глядя на меня холодными черными глазами. На нем был деловой костюм – который, вероятно, стоил больше, чем мой пикап, – на его запястье сверкали роскошные часы, а от него самого веяло аурой агрессивного превосходства. Этот мужчина совсем не выглядел расстроенным. В коридоре, полном усталых, изможденных людей, он выделялся не только ростом, но и своим внешним видом: чисто выбритый, с прической, уложенной волосок к волоску, и идеально отутюженной одеждой.
Мы уставились друг на друга, и я прищурил глаза. Мне не нравилось, что этот мужчина смотрит на меня так, будто я бродячая собака, пока он сам раздумывает, не позвонить ли в службу контроля за животными. Я уже собирался протиснуться мимо, когда губы незнакомца изогнулись в холодной, невеселой улыбке, и он покачал головой.
– Так что? – Голос мужчины не звучал громко или даже враждебно, он был, скорее, холодным и деловым. – Это ты, верно? Тот мальчишка, что увез мою тяжело больную дочь подальше от семьи, лекарств и врачей на неделю в Нью-Йорк.
О черт. Быть такого не может. Передо мной стоит отец Кензи. Очень богатый и влиятельный отец Кензи, юрист. Отец, который, как сказала Кензи, заставил полицию искать свою пропавшую дочь всю неделю.
Я влип.
Я ничего не ответил, и отец Кензи продолжал безучастно смотреть на меня. Его голос не изменился, хотя взгляд ожесточился, когда он произнес:
– Будь добр объясниться. Подскажи, почему я не должен выдвигать против тебя обвинения в похищении.
Я проглотил колкий ответ, вертевшийся на кончике моего языка.
Несправедливость происходящего обжигала мне горло. Он не пытался меня запугивать. Мне довелось иметь дело с адвокатами, пусть все они и были государственными защитниками, не такого калибра, как отец Кензи. Если он решит выдвинуть против меня обвинения, я вряд ли смогу ему помешать. Мое слово не имело никакого веса: а если бы копы действительно вмешались, кому бы они поверили – богатому адвокату или подростку-бандиту?
Я сделал глубокий вдох, чтобы охладить пыл и не звучать как последний хулиган, за которого он меня и принимал.
– Кензи хотела увидеть Нью-Йорк, – начал я самым спокойным голосом, на который был способен. – И попросила отвезти ее. Это было быстрое и, вероятно, не самое мудрое решение, но… – Я беспомощно пожал плечами. – Мы должны были сперва обсудить все с вами. Я сожалею об этом, но уже ничего не изменишь. Вы даже можете заставить меня держаться от нее подальше, можете арестовать меня или что еще вы там планируете делать. Но я не брошу Кензи.
Он скептически приподнял бровь, и мне захотелось пнуть самого себя по пятой точке. «Молодец, Итан. Продолжай враждовать с мистером Большая Шишка-адвокат. Это ведь отличный способ избежать тюрьмы». Отец Кензи по-прежнему спокойно ждал, когда я продолжу, и следующие слова, сорвавшиеся с моих уст, были абсолютно правдивы.
– Клянусь, я бы никогда не причинил ей вреда. Я бы никуда не повез ее, зная, что после она окажется в больнице.
Он смотрел на меня с уже привычным непроницаемым выражением лица, не давая мне ни малейшего намека на то, о чем он думает.
– Маккензи очень хорошего мнения о тебе, – сказал он. – Она рассказала, что, когда вы были в Центральном парке, ты справился с бандой головорезов, пытающихся навредить ей. Она никогда раньше не лгала мне, так что у меня нет причин сомневаться в ее словах. Но я все же считаю, что тебе стоит держаться от моей дочери подальше.
Я моргнул, ошеломленный его тихой прямотой и неуверенный в том, что только что услышал.
– Что?
– Ты не будешь встречаться с Маккензи за пределами школы, – продолжил мистер Сент-Джеймс все тем же холодным, невозмутимым голосом. – Тебе запрещено звонить ей. Постарайся даже не разговаривать с ней без особой надобности. Если появишься около нашего дома, я вызову полицию. Вам все понятно, мистер Чейз?
– Вы, должно быть, шутите. – Я разрывался между смехом и желанием ударить его в челюсть. – Вы не можете запретить мне встречаться с кем-либо. К тому же вам не удастся убедить в этом Кензи.
– Да, – согласился он. – Я знаю свою дочь. Знаю, что не могу контролировать каждый ее шаг. Но я могу сделать вашу жизнь очень невыносимой, мистер Чейз. Вот почему я вежливо прошу вас держаться подальше от Маккензи. Думаю, мы оба понимаем, что вы ей не подходите. Мы оба знаем, что она оказалась здесь, – он указал на дверь палаты, – из-за вас.
Эти слова поразили меня, как удар под дых, и я уставился на него, не в силах подобрать слов, чтобы возразить или защитить себя. Отец Кензи еще секунду смотрел на меня, прежде чем отойти в сторону.
– Теперь тебе лучше уйти, – сказал он, и под ровным тоном его голоса скрывалось предупреждение.
Я свирепо посмотрел на него и прошел мимо. Меня так и подмывало послать его к чертям, просто чтобы доказать, что он не может мной командовать, однако искушать судьбу казалось плохой идеей. Сегодня вечером от этого будет мало толка.
– Подумай над тем, что я тебе сказал, Итан Чейз, – добавил мистер Сент-Джеймс, пока я шел по коридору, молча кипя от злости. – Я буду защищать свою дочь любой ценой. Не думай, что сможешь бороться со мной. Ты проиграешь, и последствия твоего проигрыша будут серьезными.
Я, не оглядываясь, продолжил свой путь к парковке. В зале ожидания я снова заметил полицейского, который, вероятно, даже проводил меня гневным взглядом. Отец Кензи, должно быть, что-то сказал ему перед тем, как встретиться со мной… я не знал. Мне было известно только одно: ни за что на свете этот задавака не помешает мне увидеться с Кензи снова.
Когда я забрался в свой пикап и захлопнул за собой дверцу, зазвонил мой телефон. Достав его из кармана, я взглянул на экран и поморщился. Мама. Черт, забыл позвонить и сообщить ей, где я. Чувствуя себя виноватым, я принял вызов и приготовился к худшему.
– Привет, мам.
– Где ты? – выкрикнула она мне в ухо. – Я же говорила звонить мне, если опаздываешь!
– Эм, да, извини. Я… э-э, в больнице.
– Что?
– Навещаю друга, – добавил я, мысленно отругав себя. – Просто навещаю друга.
Долгий, дрожащий вздох, намекающий на то, что она едва сдерживает слезы.
– Возвращайся домой, Итан. Сейчас же.
– Уже в пути, – тихо ответил я, и она повесила трубку.
Я ждал нотаций по возвращении домой. Что-то вроде: «Прошло всего три дня с тех пор, как ты пропал в Фейриленде на неделю. Ты хоть представляешь, как мы волновались?! Ты должен звонить, если задерживаешься».
Ну, знаете, обычные нравоучения.
Однако, когда я переступил порог, уже приготовившись к ругани, крику или общему родительскому осуждению, как, поднявшись с дивана в гостиной, меня поприветствовала не мама.
А Меган.
