Путешествие в страну Счастья

скачать книгу бесплатно


Я отрицательно покачал головой.

Внутри меня поднялась буря протеста. Вместо того, чтобы передать вновь обнаруженные петроглифы, найденные в 50-х годах Черкасовым, в руки благодарных ученых, мне предлагалось самому заняться их исследованием, поиском десятков аналогов, их классификацией, выработкой каких-то теорий и гипотез, их доказательством. Но я же не археолог!!! Я не собирался посвятить свою жизнь изучению первобытного искусства! Меня интересовал лишь загадочный скифский камень из Чолпон-Аты, и мне пришлось идти по следам Николая Дмитриевича Черкасова, узнать про его судьбу, два года отдать походам по предгорьям Орнёка, чтобы в конце поисков открыть, что камень уничтожен. Почему я продолжаю заниматься этими петроглифами?! Зачем я пригласил сюда Анну Мухареву, археолога из Кемерово? Я на себе ощутил горечь разочарования, которую, наверняка, испытывал Николай Дмитриевич, когда показывал свои находки археологам. «НЕ вижу, НЕ верю!»

Я взял себя в руки. Анна тут не виновата. Просто я жаждал подтверждения своему видению рисунков на камнях и не нашел его. Мухарева – ученый. Она может говорить утвердительно только о том, что уже доказано, что имеет аналоги и прочее и прочее. Остальное всё – выдумка дилетантов.

«Сегодня только первый день нашей экспедиции, впереди целая неделя, – успокаивал я себя. – Возможно, Анна поменяет свои взгляды, когда увидит больше петроглифов».

Уже предвидя реакцию на «Медведя», я обреченно повел группу к валуну, укрывшемуся в небольшой рощице. Помня слова Сергея Дудашвили: «Если бы Кадыров не сказал, что это изображение медведя, я бы подумал, что это просто белое пятно на камне!», я не стал объяснять Анне про скрытые изображения петроглифа.

Окружающие валун ивовые деревья были покрыты нежнозеленым облаком распускающихся почек. Желтоватые сережки, похожие на мохнатых гусениц, и слегка оранжевые ветви придавали этому облаку красноватый оттенок. Участники экспедиции увлеченно защелкали затворами фотокамер…

За ужином, выслушивая слова благодарности из уст участников экспедиции: Александра Федорова, Сергея и Ларисы Дудашвили, я успокоился. Им было интересно все! Они приведут в Чет-Кой-Суу туристов из разных концов света. Им уже есть что показать гостям нашей республики, а ведь мы посетили сегодня лишь малую часть уникального комплекса!

Совершенно неожиданно Александр завел разговор о воронке на дне озера. Он уже прочитал мою повесть «Тайны Иссык-Куля» и знал о моих планах совершить погружение в центре предполагаемой впадины.

– Знаешь, Виктор, я видел твою воронку еще лет тридцать назад. Это было во времена Союза. Мы летели на вертолете над северным побережьем озера. Бросив случайный взгляд на Иссык-Куль, я увидел огромную спираль, занимавшую значительную поверхность озера от северного берега до южного. В том месте между берегами больше сорока километров, а диаметр спирали был километров двадцать! В центре был круг, из которого выходили два-три темных потока, раскручивающихся против часовой стрелки. Меня поразили масштабы этого образования и удивительная правильность всех линий. Создавалось впечатление, что на дне Иссык-Куля есть сливное отверстие, как в ванной, куда уходит вода.

– Саша, – перебил я Федорова, – ты сфотографировал спираль?

– Конечно, камера у меня всегда с собой, – заметил Александр, роясь в своем рюкзаке. – Я прихватил снимок, чтобы показать его тебе. Правда, снимать пришлось против солнца. На воде блики, летели мы высоко и на большом удалении от спирали, так что снимок получился темноватым и нечетким. На, смотри!

Я с волнением принялся рассматривать снимок. Он был цветным и действительно нечетким. Южный берег Иссык-Куля терялся в голубой дымке. Видны были лишь очертания гор, белые пятна ледников и береговая линия. Внизу снимка было большое белое пятно с неясными краями – это был «солнечный зайчик» – отражение солнца на водной глади. В центре фотографии было то, что сразу привлекло мое внимание: по поверхности озера шли, закручиваясь в спираль, темные линии.

– Саша, неужели ты сделал лишь один снимок?! – поражение воскликнул я. – Ведь не каждый день видишь такое чудо!

– Мы летели на съемки фильма, – оправдывался Федоров. – Предстояла напряженная работа. Я был приглашен в качестве фотографа. В те годы всегда до начала съемки эпизодов фильма делались натурные снимки на месте. Это нужно было для того, чтобы режиссер и оператор смогли правильно выстроить кадр, выбрать подходящий пейзаж. Кроме того, фотограф должен был запечатлеть ключевые моменты работы над фильмом. Они использовались для рекламы будущего фильма. Пленка же тогда была в дефиците, особенно цветная слайдовая, в те годы еще не было цифровых фотоаппаратов. На один эпизод фильма мне выдавали две широкоформатные пленки, и в них было всего 24 кадра. Эпизод мог сниматься два-три дня. Я каждый кадр взвешивал, стоит ли он расхода драгоценной пленки. А тут было лишь начало работы над фильмом – все еще впереди. Если пленка закончится, где ее возьмешь в горах?

– Ну вы хоть бы ближе подлетели! – продолжал я сокрушаться. – Ведь толком на снимке ничего не разобрать.

– Знаешь, сколько тогда стоило время полета вертолета? Кто бы позволил мне изменить маршрут и кружить над озером?

Я покивал головой. Шестьсот долларов в час – астрономическая, по тем временам, сумма, хотя сейчас она уже перевалила за две тысячи.

Внимательно изучив на фотографии туманные очертания южного берега Иссык-Куля, я разочарованно произнес:

– Но это не та воронка… – В правом верхнем углу снимка просматривался узкий длинный полуостров. Это мог быть только Ак-Булун, полуостров в западной части южного берега Иссык-Куля. – Моя воронка должна находиться в Рыбачинском заливе.

На снимке было видно, что закрученные линии шли по поверхности озера. О том, что и моя воронка – следы течений на глади Иссык-Куля, а не подводные образования, говорили мне и Болот, которому я первому поведал о своем «открытии», и Олег Лопатко, геолог и мой друг, с которым я тоже консультировался о природе загадочной воронки. Снимок Федорова подтверждал их гипотезу о ветрах, создающих вращательное движение воды в центре озера. Видимо, в западной части Иссык-Куля иногда создаются подходящие условия для возникновения подобного природного явления. В этом районе нередко дует сильный ветер, имеющий даже собственное имя – Улан. Навстречу ему с востока время от времени устремляется не менее мощный Санташ. При встрече, сшибаясь, они, очевидно, и рождают гигантские хороводы воздуха и воды. Я даже слышал о больших смерчах на Иссык-Куле.

Вечером к нам присоединился Дима Лужанский. С ним был студент Игорь. Они намеревались познакомиться с современной технологией снятия копий с наскальных рисунков. Дима затеял профессиональный разговор с Анной. Его интересовало и мнение Мухаревой по поводу найденных нами сложных рисунков. «Дима, ты же прекрасно знаешь, что если какой-нибудь артефакт не укладывается в теорию, то его попросту игнорируют», – услышал я комментарий Анны.

Ввязываться в спор мне не хотелось. Я размышлял о том, как получить максимальную пользу от участия кемеровского археолога в нашей экспедиции. Решил, что следующий день мы посвятим изучению современных методов копирования петроглифов неподалеку от нашей базы в Кара-Ое. Здесь тоже есть, чем удивить моих товарищей.

Пятая глава

Утром была небольшая облачность. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь серую дымку, в которой тонул горизонт, создавали неверный свет. Рисунки на камнях были серыми, едва видимыми и невыразительными. Четкие при хорошем освещении петроглифы теперь читались с трудом. В воздухе ощущалось приближение дождя. Ландшафт был унылым и плоским. Намеченный мной накануне камень с рисунком оказался непригодным для фотосъемки. Поверхность камня отражала блики солнечного света, линии рисунка терялись, и мы вынуждены были идти дальше.

Я подвел группу к валуну, на котором четко выделялись два оленя, застывшие в напряженной позе. Головы подняты вверх, словно животные прислушиваются к напугавшим их звукам. Сзади оленей небольшая собака. А впереди, на другой грани, – целая картина: всадник на быке, преследующий грациозно скачущую лошадь. Между ними небольшая фигурка второго всадника на лошади. У него на голове двурогая шапка, у лошади – оленьи рога.

Прошлым летом, фотографируя этот рисунок, я обводил его контуры мелом, следы которого были до сих пор видны на камне. На других петроглифах мел был смыт осенними дождями. Анна сказала, что для снятия копии петроглифа с этого валуна его надо тщательно отмыть от мела. У нас не было с собой ни щетки, ни воды, поэтому решено было поискать другой петроглиф.

Я вспомнил, что рядом есть интересное изображение людей. В руках они держали какие-то загнутые предметы, которые я назвал соколами, решив, что это могут быть охотники с ловчими птицами.

Теперь же, разглядывая рисунок вместе с Анной, я подумал, что предметы в руках двух мужчин больше похожи на загнутые ножи, вроде непальских, либо на небольшие бумеранги. Один из мужчин в левой руке держал свернутую в кольцо веревку. К ней был привязан третий персонаж этой сцены: либо подросток, либо человек маленького роста. Я предположил, что это сцена жертвоприношения. Мужчины – жрецы в ритуальных масках, в руках жертвенные ножи, а на веревке – сама жертва. Анна, осмотрев петроглиф, объявила, что он вполне подходит для копирования.

Александр установил штатив и начал съемку рисунка. Мухарева объяснила, как делается копия петроглифа. Для этого плоскость рисунка разбивается на небольшие квадраты с помощью специальных меток. Каждый квадрат фотографируется отдельно. Затем, уже с помощью компьютерной программы, восстанавливают форму квадрата каждого отдельного снимка. Потом они объединяются в единый панорамный рисунок, передающий точную развертку рисунка петроглифа. Большие рисунки могут составляться из десятков отдельно снятых элементов. Этим методом устраняют все искажения, получающиеся при фотосъемке петроглифа. Следующий этап копирования – обрисовка рисунка в компьютерной программе «Фотошоп». Можно использовать разные слои и цвета для различных целей: например, для выделения пятен лишайника, более поздних слоев рисунка и т. д.

К вечеру погода окончательно испортилась. Пошел дождь, температура воздуха резко упала, и вскоре закружились «белые мухи». Только вчера мы ходили в футболках и прятали лица от обжигающих лучей иссык-кульского солнца, а сегодня кутаемся в теплые куртки и жмемся поближе к электрическим нагревателям. Тысяча шестьсот сорок метров над уровнем моря не шутка – и в мае может пойти снег!

Утро следующего дня было морозное. Падал снег, и часть участников нашей экспедиции собралась в обратную дорогу. На базе осталось только пять человек: Анна, Дима Лужанский, Игорь и я со Светой. Впереди было еще четыре дня экспедиции, и я рассчитывал, что погода наладится. Пока же можно было обрабатывать снимки петроглифов с помощью компьютера. Оставив Диму и Игоря за этим занятием на базе в Кара-Ое, мы втроем отправились в город Каракол.

Шестая глава

Каракол, бывший Пржевальск, – первый город, построенный русскими на берегах Иссык-Куля в 1869 году. В нем еще сохранились старые русские дома с деревянными крылечками и ставнями, украшенными затейливой резьбой. В Караколе чувствуется дух русского городка позапрошлого века. Мне кажется, что в самой России с трудом можно отыскать подобный ему, затерянный во времени, городок. Достопримечательности Каракола – Свято-Троицкий православный собор, возведенный в 1895 году, и дунганская мечеть, выполненная в китайском стиле «пагода» в 1907 году.

Анна с удовольствием согласилась посетить Каракол, тем более что за две недели до начала нашей экспедиции отмечался 175-летний юбилей со дня рождения Николая Михайловича Пржевальского, знаменитого русского путешественника и исследователя Центральной Азии, чья могила находится неподалеку от этого города, долгое время носившего его имя.

Величественный памятник Пржевальскому, возведенный на его могиле в 1894 году на народные деньги, выполнен в виде гранитной скалы пирамидальной формы высотой около 8 метров. Венчает вершину памятника фигура огромного орла (размах крыльев 2,5 метра). В его клюве оливковая ветвь, в когтях орел держит бронзовую карту Азии с маршрутами путешествий Николая Михайловича. На лицевой части скалы укреплен бронзовый крест и бронзовая копия золотой медали имени Н. М. Пржевальского Русского Географического общества. Под ней надпись: «Николай Михайлович Пржевальский. Родился 31 марта 1839 года. Скончался 20 октября 1888 года». 31 марта – это 12 апреля по новому стилю.

Мы стояли возле памятника путешественнику и смотрели вниз на воды Каракольского залива. Когда-то волны Иссык-Куля омывали крутой берег с могилой Пржевальского. С тех пор уровень озера сильно упал, в советское время между озером и памятником был построен портовый поселок – Пристань-Пржевальск.

Я вспомнил слова Николая Михайловича: «Путешественником надо родиться». Во времена Пржевальского путешествия растягивались на многие годы. Он неоднократно говорил, что страсть к путешествиям и женитьба несовместимы, поэтому он был холостым. «Жизнь прекрасна еще и тем, что можно путешествовать», – любимое изречение Николая Михайловича. Странствия и познание нового были образом жизни великого путешественника.

Бывая в Караколе, я всегда посещаю антикварную лавку Александра Кораблева. Ее знают многие гости нашей республики. Вещи давно прошедших эпох наполняют лавку Кораблева, словно пещеру разбойников из сказки про Али-Бабу. Русские самовары и иконы, старые фотографии казаков и купцов, бюсты Ленина и Сталина, фотоаппараты разных лет выпуска и пишущие печатные машинки соседствуют с киргизскими серебряными пуговицами и украшениями, дунганскими и уйгурскими кольцами и браслетами, случайными археологическими находками и артефактами, выловленными рыбацкими сетями из Иссык-Куля. Сашу хорошо знают все жители Прииссыккулья. Любую древнюю вещь, найденную на поле во время вспашки или при ремонте старого строения, обязательно принесут в лавку Кораблева. Невозможно заглянуть к Саше на минутку: аромат прошлого захватит вас и заставит внимательно рассматривать содержимое антикварной лавки. Вещей в ней превеликое множество! Историю каждой из них или ее хозяина Кораблев с увлечением поведает вам. Ведь он – коллекционер. Он из той породы людей, что способны выложить астрономическую, с точки зрения обывателя, сумму за предмет своего вожделения – редкую, раритетную вещь.

Психологи утверждают, что коллекционирование – это сублимация каких-то внутренних страстей, своего рода разрядка накопившейся отрицательной энергии. Существует также мнение, что коллекционер подобен ребенку, для которого обладание вещью является инстинктивным. Взрослея, ребенок научается делиться своими игрушками с другими детьми. Коллекционер же, согласно этой теории, так и остается в своих устремлениях ребенком. Я не согласен с теми, кто является сторонником данной теории. Они путают простое собирательство с настоящим коллекционированием. Коллекционерами были и Савва Морозов, и граф Румянцев, собрания коллекций которых легли в основу многих российских музеев и Государственной Российской библиотеки. Истинный коллекционер не просто собирает, а изучает и сохраняет культурно-историческое наследие. Саша Кораблев немало ценных вещей спас от уничтожения: одни – выкупая из пунктов приема металлолома и вторсырья, другие – собственноручно реставрируя, восстанавливая их прежний вид.

Мать Александра попала в Каракол в 30-х годах прошлого века, прибыв с родителями из северного Казахстана, куда они были сосланы из Оренбуржья после раскулачивания. Она была из старинного дворянского рода. Со стороны отца все были ярыми коммунистами. Дед был застрелен во время ленских событий в 1912 году, когда рабочие на золотоносных приисках в районе города Бодайбо устроили мирное шествие в знак протеста против ареста членов стачечного комитета. Отец Саши служил в войсках НКВД, в пограничных войсках и в конце концов был переведен в город Каракол. Там он и познакомился с будущей матерью Александра. Так что Кораблев был настоящим каракольцем и собирал старые документы и фотографии, связанные с историей родного города.

Я решил познакомить Анну с этим интересным человеком. Я знал, что общение с Александром и вещами, наполнявшими не только его антикварную лавку, но и его дом, доставит истинное наслаждение любителю старины, каким и должен быть историк. К тому же, милая супруга Кораблева – Маргарита всегда встречает гостей ароматным чаем с травками, свежеиспеченными пирогами и душистым вареньем, приготовленным из иссык-кульских ягод, вкус которых выгодно отличается от подобных, выращенных в других регионах. Сочетание влажного, теплого климата Восточного Прииссыккулья и плодородной земли дает удивительные результаты. Еще путешественники девятнадцатого века изумлялись богатству этого края: русские переселенцы из средней полосы России здесь процветали, снимая по два урожая в сезон!

Мои ожидания оправдались. Анна ходила зачарованная между десятками разнообразных статуэток Ленина, с интересом просматривала коллекции уникальных знаков, листала альбомы с почтовыми марками, осторожно брала в руки один раритет за другим, внимательно слушая пояснения Саши Кораблева.

– Старые дореволюционные висячие замки, – говорил Александр, выкладывая перед нами несколько экземпляров, от небольшого замка, размерами в несколько сантиметров, до довольно крупного с непомерно толстой дужкой. – Здесь можно прочитать клейма мастеров. А вот это нашли при ремонте одного дома. Новые владельцы решили поставить современные пластиковые окна, сняли старые рамы и в щели обнаружили листок, исписанный арабскими письменами. Он был накручен на деревянный перодержатель – ручку с обломанным стальным пером.

Наше внимание привлек большой купеческий сундук, обитый жестью. Это было настоящее произведение искусства: все внешнее поле каждой стороны сундука было разбито металлическими полосками на квадраты. Каждый квадрат был украшен цветной литографией. Центральная часть квадратов была желто-синего цвета с виньетками в виде герба, а узорные поля темно-зеленого цвета. Интересно, какие сокровища прятал в этом сундуке его хозяин?

Потом был чай с плюшками, испеченными Маргаритой по случаю родительского дня, подарки Анне и Свете от Саши – предметы старой бижутерии, сверкавшие для них ярче настоящих бриллиантов, и долгая дорога домой на базу в Кара-Ой – ведь от Каракола до нее 150 километров.

Я наблюдал за Анной. Мне казалось, что в душе у нее потеплело после знакомства с семьей Кораблевых. Возможно, завтра у нас возникнет взаимопонимание, когда мы увидим петроглиф «Козел-кулан». Ведь я так хотел понять хитросплетения этого рисунка! Для этого я и позвал на помощь археолога из Кемерово.

Седьмая глава

Утро было прекрасным. Промытое синее небо, свежевыпавший белый снег на ближайших горах, сверкавший в лучах утреннего солнца, желто-зеленые пятна деревьев, ярко выделяющиеся на фоне темных предгорий, разномастный табун лошадей, живописно украшающий этот пейзаж, – все радовало глаз.

Мы начали осмотр комплекса с «Козла-кулана». Несмотря на хорошее освещение, рисунок выглядел довольно блекло. Петроглиф был выполнен на восточной стороне валуна, и лучи восходящего солнца, падая на него под прямым углом, делали рельеф рисунка плоским, лишенным даже малейших теней. Многие его детали казались простыми светлыми пятнами или случайными потертостями. Я не стал вдаваться в подробности рисунка, знакомые мне по прорисовке Черкасова, а принялся показывать детали лучника, стреляющего в козла.

– Анна, обрати внимание на длинный халат на человеке. На поясе у него висит кинжал в форме рыбы. На голове – трехрогая шапка в виде короны.

По молчанию Мухаревой и по ее внимательному, изучающему петроглиф взгляду я понял, что у нее есть свое мнение о рисунке.

– Вот очертания козла. Черкасов назвал его «Козел-кулан», потому что при общем теле вот здесь можно увидеть голову кулана, – я обрисовал контур пальцем, понимая всю несостоятельность моих утверждений. При этом освещении детали рисунка пропали и казались плодом моей фантазии. С трудом угадывалась даже фигура самого козла! Я продолжал обреченно: – При другом свете это видно отчетливее. Там – фигуры животных.

Анна наконец нарушила молчание:

– А почему вы думаете, что это длиннополый халат? Я вижу человека иначе. И никакого кинжала я не различаю.

– Кинжал в форме рыбы хорошо просматривается на фотоснимках, – поспешил заверить я. – Просто сейчас неблагоприятное освещение. А подобная одежда встречается на многих антропоморфных фигурах.

Анна кивнула в знак согласия.

– Хорошо, что есть аналоги. А насчет кинжала: найдите еще несколько изображений, где кинжал видно хорошо. Тогда его можно будет точно идентифицировать. Пока это смотрится как случайные царапины на камне.

Я замолчал, предоставив возможность Анне самой изучать петроглиф. Я понял, что мои надежды на расшифровку плохо сохранившихся рисунков рухнули. Ученые не станут домысливать, что там было нарисовано. Они просто констатируют то, что можно точно отождествить с уже известным им. Поэтому я уже достаточно спокойно отнесся к высказыванию Мухаревой и о стеле с непонятными письменами:

– А почему вы думаете, что это древняя надпись? Может быть, ее нанесли пятьдесят-сто лет назад?

Я вяло возразил:

– Анна, надпись скрыта мощным вторичным загаром. За сто лет вряд ли мог образоваться такой слой…

– Откуда это вам известно?

– Мы же с вами видели надписи 30-50-х годов прошлого века на камнях. Они же совершенно белые, словно их набили вчера.

– Но они были на светлых валунах, а этот камень темный. Возможно, он и темнеет быстрее!

Я пожал плечами. Вступать в спор было совершенно бессмысленно. Нужно идти дальше и попытаться извлечь пользу от нашей экспедиции. Анна методично вносила координаты каждого камня с петроглифом в свой компьютер и делала фотосъемку. Это была нужная и трудоемкая задача. По нашим следам придут другие ученые и туристы, им эта информация поможет пойти дальше.