Робофобия

скачать книгу бесплатно

Робофобия
Влад К

2038 год. После скачка в развитии робототехники андроиды стали полноправными членами общества. В результате появились радикалы, не признающие в роботах равных. Они убивают андроидов прямо на улице. К радикалам относится и главный герой Марк Эрис. Он убежден, что общество должно остаться прежним, поэтому вопреки закону убивает и калечит андроидов. Но однажды робот окажется человеком…

РОБОФОБИЯ

Предисловие

11 февраля 2038 года во всем мире отпраздновали шестнадцатую годовщину франкфуртского договора. Эту дату назвали «Днем взаимопонимания и уважения», и она была посвящена соглашению, которое утвердили страны, входящие в Северо-Американский союз[1 - Северо-Американский союз – проект объединения США с Мексикой и Канадой по модели Евросоюза.], АТЭС[2 - АТЭС – Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество.В настоящее время в АТЭС 21 государство, среди них – большинство стран с береговой линией у Тихого океана.], БРИКС[3 - БРИКС (англ. BRICS – сокращение от Brazil, Russia, India, China, South Africa) – группа из пяти стран: Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южно-Африканская Республика.], Южноамериканский союз [4 - Союз южноамериканских наций – Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Парагвай, Уругвай, Боливия, Колумбия, Перу, Эквадор, Чили, Гайана и Суринам.]и Форум тихоокеанских островов[5 - Членами форума являются Австралия, Вануату, Кирибати, Маршалловы Острова, Науру, Новая Зеландия, Ниуэ, Острова Кука, Палау, Папуа – Новая Гвинея, Самоа, Соломоновы Острова, Тонга, Тувалу, Федеративные Штаты Микронезии, Фиджи, Новая Каледония и Французская Полинезия.]. В договоре были прописаны новое геополитическое разделение, условия сотрудничества между странами, объединенных в политический блок, и устав, согласно которому новые международные организации и их участники не при каких условиях не могут вмешиваться во внутреннюю политику других международных организаций. Последний пункт в договоре страны сделали приоритетным. Африканский союз на конференции, где подписывалось международное соглашение, представлен не был, так как данная организация не смогла собрать кворум из 54 глав или представителей государств.

Фактически мир разделился по географическому признаку – две Америки, Европа, Евразия, Азия и Океания. В пределах этих 6 территорий люди могли передвигаться без виз, пропусков и других ограничений. Чтобы поехать в Африку, не сумевшую стать частью договора, необходимо было предоставить ряд документов, среди которых цель поездки, справка об отсутствии судимости, разрешение от министерства внутренних дел своей страны, медицинское заключение со списком обязательных прививок. На границе африканского региона был введен строгий контроль, за всеми перемещающимися лицами велось наблюдение. Политологи назвали эти меры «политикой неугодного материка», так как там постоянно велись боевые действия, и 29 стран из 54 находились в состоянии конфликта или гражданской войны. Кроме того, ситуацию осложняла вспышка тропической лихорадки. Всемирная организация здравоохранения не смогла удержать эпицентр, и болезнь с быстро мутирующим штаммом получила распространение. В африканские страны перестали летать регулярные рейсы и ходить морские суда – сохранились лишь частные транспортные и грузовые перевозки, при этом каждый рейс необходимо было лицензировать.

Все участники соглашения были удовлетворены сложившейся ситуацией, учитывая то, что в 2020 году могла начаться третья мировая война с применением ядерного и химического оружия. Сразу в нескольких регионах Европы и Азии произошли локальные вооруженные конфликты. Их разрешением занялось НАТО, однако вмешательство извне лишь усугубило ситуацию. В конфликте появилась третья сторона в виде сил Запада. Впоследствии мировая напряженность росла, и каждое решение ООН приводило к эскалации. На фоне неблагополучной обстановки развился экономический кризис, который оказался продолжительнее и глубже своих предшественников. В этой связи договор, подразумевающий взаимопомощь, перемирие и экономические реформы в новых геополитических условиях, виделся мировому сообществу как единственный выход. Подписание стало закономерным исходом, и в 2022 году представители вышеупомянутых стран собрались во Франкфурте и поставили свои подписи внизу бумажного листа. Спустя год историки прозвали договор «документом шести изоляций и одного карантина».

Как бы то ни было, на изоляцию союзные страны шли осознано, и с подписанием договора уровень жизни, средний доход, темпы развития и ВВП в странах начали расти. К 2023 году, по данным демографических исследований, мировое сообщество столкнулось с перенаселением – сбылся самый пессимистичный прогноз, и количество людей на Земле превысило 10 миллиардов. Одновременно социологи отмечали мобильность населения и обильные миграции в пределах каждой из 6 территорий.

В свете протекающих в обществе процессов феномен «Плавильного котла» распространился на весь мир, и обострился вопрос межнациональных отношений. По статистике, на первые места в антирейтингах вышли преступления, совершенные на почве национальной или расовой неприязни. Правоохранительные органы фиксировали нанесение побоев, публичные оскорбления, дискриминацию, массовые акции протеста, сопряженные с противоправными действиями, и убийства. В прессе этот всплеск получил ярлык «Эпидемия расовой ненависти». В договор, подписанный 11 февраля, внесли поправки. Страны-участники соглашения утвердили, что с 2024 года преступления, совершенные на почве национальной и расовой ненависти, приравниваются к тяжким и особо тяжким деяниям. Максимальная мера наказания – смертная казнь. Как выразился представитель Североамериканского союза, высшая мера наказания необходима не для повсеместного применения, а лишь в качестве средства устрашения, ведь «страх – лучший инструмент регулирования». Тем не менее число смертных казней в одной лишь Северной Америке резко возросло – с 27 в среднем за год до 94.

В 2025 году произошел новый всплеск преступности. Объектом нападков стали роботы, ставшие полноправными членами общества. Следствием стал кризис судебной системы, юриспруденции и защиты прав человека, поскольку возникал ряд вопросов. Является ли дискриминация роботов расовой? Насколько широки права роботов? Как понятие робот трактуется в конституции, уголовном кодексе, трудовом кодексе и других регламентирующих документах? Нужно ли считать уничтожение работоспособного робота убийством?

Ко всем этим противоречиям привел шестой технологический уклад, в рамках которого технологии развились быстрее, чем прогнозировали ученые. Локомотивом развития стали робототехника и разработка искусственного интеллекта. Разработкой роботизированных машин занимались в основном предприятия оборонной промышленности. Совершенствование ИИ, напротив, велось игровой индустрией, интернет-компаниями и транспортной промышленностью. В 2019 году японская компания Fanuc совместила разработки двух отраслей, представив на Международной выставке свой социальный робототехнический проект. Предприятие Fanuc до подписания «документа шести изоляций» работала на четырех континентах, три из которых располагались к Западу от штаб-квартиры. Первая разработка с рабочим названием «Джон Примус» была ориентирована именно на европейских и американских потребителей.

На презентации Джон Примус вышел угловатой и неторопливой походкой к залу. Робот с человеческим лицом сделал небольшой кивок в сторону зрителей и сказал несколько фраз: «Здравствуйте, меня зовут Джон Примус. Сегодня вас буду обслуживать я». Модель выглядела, как настоящий человек. Рост – 180 сантиметров, стройное телосложение, правильные черты лица, голубые глаза, светлые волосы, белая кожа, живая мимика и широкая улыбка. Тем не менее после презентации некоторые скептики обращали внимание на IQ, не превышающий 80 пунктов, и умение разговаривать лишь заученными фразами. Представители Fanuc, отвечая на критику, обращали внимание, что Джон Примус умеет прогнозировать течение разговора в узком контексте, давать осмысленные ответы и осуществлять полноценную коммуникацию. Разработчики утверждали, что робот способен проконсультировать по всей билетной программе, посоветовать человеку, как он может сэкономить, обработать поисковый запрос и даже привести аргументы, почему клиент должен взять с собой тот или иной рекламный проспект. Джон Примус стал первым человекоподобным роботом, способным говорить, думать, минимально социализироваться и «сливаться с толпой».

После Международной выставки 2019 года появилось направление социальной робототехники. В некоторых странах разработка андроидов как единиц общества получила государственную поддержку. На исследования в области искусственного интеллекта, бионики, робототехники выделялись десятки миллиардов долларов и евро. В 2021 году в Японии стартовала программа по замещению людей на опасном производстве роботизированными единицами. Правительство планировало использовать андроидов в зоне аварии на станции Фукусима, действующих, строящихся и остановленных АЭС. Проект предусматривал «красную кнопку»: за действиями андроидов всегда следило несколько операторов, и, если робот делал что-либо, нарушая технику безопасности или инструкции, его экстренно деактивировали. Андроид замирал в том положении, в каком его застала «красная кнопка».

Доклад о японской программе в 2023 году на Международном экономическом форуме в Брюсселе дал новый толчок развитию робототехнике. Технологией заинтересовались в Европе, где после ужесточения миграционной политики наметился недостаток обслуживающего персонала. Под патронажем государства в Швейцарии была создана частная компания, работающая по тому же принципу – один оператор был ответственен за 5 андроидов. Роботов в рамках пилотного проекта задействовали в заведениях общепита, в магазинах, в кассах аэропортов и вокзалов, на заводах и клининговых компаниях. Однако пилотный проект назвали умеренно убыточным, так как узкоспециализированные андроиды потребляли чрезмерно много электроэнергии и не могли применяться в разных сферах без обновления программного обеспечения. Вдобавок, в бюджете проекта также был определен значительный фонд оплаты труда, из которого покрывались расходы на услуги операторов андроидов. Докладчик, представлявший Федеральное собрание Швейцарии, на саммите ЕС заявил, что вместо андроидов проще набрать бездомных, так как они бы при оснащении какого-нибудь паспортного стола обошлись бы дешевле.

Однако от программы роботизации труда отказываться не стали. Формулировка следующего заказа включала следующую фразу: «необходимы роботы, способные трудиться сверхурочно и мигрировать из одной профессиональной сферы в другую». Обязательным условием стала социальная мобильности среди андроидов, чтобы, например, кассир мог после окончания рабочего дня принять инкассаторов, убраться в помещении и заступить на смену охранником. Для осуществления программы был создан ученый совет, в который входили представители США, Франции, Германии, Швейцарии, России, Японии, Индии и Бразилии. Они решили, что у каждого андроида будет базовая программа, сопряженная с алгоритмами накопления опыта. Ученые опросили по 200 представителей каждой профессии из сферы обслуживания, начиная с мусорщиков и заканчивая стюардессами – их интересовали стандартный рабочий день, детальные описания базовых процедур, самый необычный случай из практики и опыт экстренных ситуаций. Всю накопленную базу вложили в роботов, что вкупе с умением учиться привело к тому, что андроиды смогли совмещать несовместимое: кассиры дорастали до бухгалтеров, уборщики до декораторов, стюарды умудрялись осваивать медицинские навыки. Роботы превзошли ожидания – их искусственный интеллект развивался быстрее, чем прогнозировали эксперты. На сайте о технологиях и стартапах TechCrunch.com этот процесс описали заголовком: «Роботы шагнули с конвейера на рынок труда».

Тем не менее осталась нерешенной главная проблема, из-за которой компании, не относящиеся к корпорациям или крупным торговым сетям, не могли позволить себе содержать андроида в качестве работника. По окончании рабочего дня робота приходилось заряжать. В режим гибернации трудоустроенная машина уходила каждый день, и по итогам месяца это отражалось в счете за электроэнергию крупной суммой. От андроидов начали отказываться, и ученые, стремясь избежать застоя в исследованиях, предложили внедрить роботов в общество и оснастить их навыками социальной адаптации. Предполагалось, что андроид должен был стать абсолютно человечным, политкорректным и морально адекватным. Исследователи вновь начали масштабный социальный опрос – по 1000 представителей 27 стран с разных континентов ответили на стандартные вопросы, описали свой рядовой день и рассказали, за что они ценят жизнь. Все опрошенные тщательно отбирались. Чтобы стать образцом для андроида, нужно было обладать определенной биографией. Специалисты выбирали людей в возрасте до 25 лет, которые не были женаты или замужем, не имели судимостей, ставили карьеру выше личной жизни, вели здоровый образ жизни и готовы были жить ради общества.

В конечном итоге на специально организованном RoboCon в Лос-Анджелесе представили опытный образец – робота по имени Николай Грин. На презентации вывели на сцену 20 человек, их усадили за столики, вынесли им горячее и вино. Люди просто общались и ели, аудитория недоумевала минут 15, пока ведущий всех не прервал. Он ткнул пальцем в зал на трех добровольцев и дал им задание – указать на робота. Никто из выбранных не нашел андроида. На вопрос, как же машина могла есть, технологи ответили – у него есть специальный отсек, в котором еда прессуется и впоследствии выходит переработанной. Горячее робот преобразовывал в энергию, холодную продукцию через короткий промежуток не обрабатывал и утилизировал.

В 2025 робот стал полноправным членом общества. Тем самым андроид мог сам себя содержать, и заказчика освободили от расходов на электроэнергию, техобслуживание и обновление программного обеспечения. Отныне роботизированная единица функционировала в режиме 8-часового рабочего дня, возвращалась к месту зарядки (иными словами, домой) и входил в режим гибернации с подключением к электросети. По ходу рабочего дня андроид мог есть, тем самым подзаряжая батарею. Он также снимал или покупал квартиру, жил, как обычный человек, и платил налоги, большая часть которых, по условиям контракта, поступала компании-разработчику. Андроиды стали членами общества, которых журналисты успели прозвать идеальными, поскольку они никому не перечили, были неконфликтны, исправно платили по счетам и брались за самую неприглядную работу. Дабы контролировать численность андроидов, у каждого из них был срок годности, который регламентировался либо работодателем, либо государством, если он работал в бюджетной сфере.

Роботы, как утверждали разработчики, были безвредны. Они подчинялись азимовским законам робототехники, но лишь двум из трех:

1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.

2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.

3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит другим законам.

Второй закон был сделан вариативным из соображений политкорректности. Раз робот стал членом общества, ему дали право анализировать целесообразность приказа, данного человеком. Тем самым человек не мог ущемлять конституционные права роботизированного элемента социума. Если приказ не связан с причинением вреда человеку, андроид оставляет за собой итоговое решение о выполнении или невыполнении приказа.

Когда механические роботы стали полноправными членами общества, произошло событие, которое дало новый импульс развития робототехнике – в китайскую компанию Asia-Tech позвонил секретарь миллиардера Сюй Жунмао, который занимался отельным бизнесом и компьютерными технологиями. Он подал заявку на изготовление персонального робота, который бы, дословно, выглядел бы, как он, говорил бы, как он, и поступал бы, как он. Жунмао просил себя клонировать и импортировать в голову андроида свои знания и навыки – применить готовую программу к биомеханическому организму. Эта заявка стала предпосылкой для разделения роботов на органиков и синтетиков.

Для производства органиков было необходимо полное клонирование человека, что не признавалось ни церковью, ни законодательством. Однако в ряде стран, например, Бельгии, Великобритании и Швеции, было разрешено терапевтическое клонирование – воссоздание живых клеток для лечения болезни Паркинсона, слепоты или спинного мозга. В особых случаях также применялось воссоздание конечностей из биоматериала пострадавшего человека. К сожалению, процедура была дорогостоящей, и ее могли позволить лишь избранные, поэтому существовала система государственных субсидий. Каждый год люди, входящие в группу риска, должны были сдавать анализы, а именно: диабетики, «сердечники», обладатели плохой наследственности. Если их состояние резко ухудшалось, и врачи, перебрав все возможные медицинские методики, не могли найти эффективного лечения – разрешалось терапевтическое клонирование или воссоздание из биоматериала. Прибегать к такой крайней мере можно лишь трижды до наступления пенсионного возраста и лишь однажды после. Аналогичная процедура разрешалась в исключительных случаях, когда в результате какой-либо травмы человек становился недееспособным. Собиралась комиссия, в которую входили представители разных профессий. Эксперты заслушивали травмированного, делали заключение о его профпригодности, дееспособности и психологическом состоянии, и после этого выносился вердикт. Чаще всего государство давало новый шанс парализованным, а также тем, кто столкнулся с раком, острой инфекцией или склерозом.

Терапевтического клонирования для производства органиков биоинженерам было мало – они просили дать им абсолютную свободу, которая была необходима, чтобы сделать копию человека, вскрыть череп, вырезать из мозга некоторые миниатюрные фрагменты и заменить их крошечными жестким диском и чипсетом, который координирует всю работу и обеспечивает полную синхронизацию с оригиналом. Разработанный механизм помещался в голову и был размером с ноготь.

После долгих споров мораторий на клонирование человека сняли. Это вовсе не означало, что клонирование стало бесконтрольным. Законодатели подготовили проект, в котором процедура была разрешена в единственном случае – наличие 15 миллиардов евро, необходимость и полезность для общества. Обладатели суммы с 9 нулями также получали клоны по решению комиссии, но уже другой: из общественных деятелей, политиков и представителей делового сообщества. Претенденту на изготовление своего клона нужно было доказать свою чрезмерную занятость, полезность обществу, важность для экономического и научного развития. Если комиссия говорила «да», признавая необходимость создания клона, миллиардер получал собственного органического андроида. В комплекте с органиком шла специальная капсула, в которой робот находился в спячке и старел одновременно со своим хозяином. Более того, каждый день обладатель органика должен был приставлять большой палец к специальной панели на капсуле. Из модуля выезжала миниатюрная игла, которая брала вначале образец кожи, а затем каплю крови. За счет полученных биоданных корректировалось состояние органика, он был полностью идентичен своему хозяину. Сделано это для того, чтобы подчеркнуть – органика миллиардеру дают не в медицинских целях. Если он заболеет и окажется при смерти, нельзя покончить жизнь самоубийством, а затем активировать вместо себя клона. Также клон не может использоваться в качестве страховки от вредных привычек, нарушенного режима питания и сна. Если владелец не ведет здоровый образ жизни, то это скажется и на клоне.

Стоило пропустить подряд две сдачи крови, к владельцу выезжали приставы, которые в случае со злостными нарушителями получали безапелляционную директиву – умертвить органика. Для тех, кто постоянно находится в разъездах, изобрели портативный модуль. Кровь сдавалась ежедневно, но отчет велся уже не капсуле, а единому центру контроля за «коммерческими органиками». Там фиксировалось состояние хозяина и местоположение, где сдана кровь. По приезде домой, хозяин был обязан сдать последний образец крови в капсулу.

Из «спячки» покупные органики выходили только в тот момент, когда владелец не мог состыковать свои графики, не успевал на важную встречу, опаздывая более чем на сутки, внезапно заболевал или был критически необходим в двух местах сразу. При этом хозяин никогда не должен видеть своего органика действующим. В робота закладывали программу автоматического отключения, если GPS-передатчик фиксировал идентичное тело в радиусе 50 метров. Соответственно, в тело хозяина был вживлен маячок, который сигнализировал о приближении компьютерному чипу в голове органика. После китайца Сюй Жунмао на органиков поступило множество заказов в Новом свете. Несмотря на экспериментальность технологии, она работала. Порой подмену не замечали даже родные.

К сожалению, был и побочный эффект. Чем больше роботов приживалось в обществе, тем больше люди их не любили. В 2026 году пресса трубила об образцах, которые осваивали новые профессии, о бизнесменах, оставлявших органиков руководить вместо себя концернами, об ученых, разрабатывающих машины немыслимого уровня человечности. Муссирование темы в СМИ сопровождалось многочисленными слухами, якобы, осваивая новые эмоции, роботы могли ненавидеть, презирать и даже убивать. Людей не останавливала постоянная реклама трех основных законов. В общество укоренилась идея, что раз андроидов делают похожими на людей, то они, как и обычные представители человеческого общества, понимают – законы для того, чтобы их нарушать. Масштаб идеологического кризиса достиг неконтролируемых величин. Андроиды приходили на места, которые занимали люди, зачастую делали их работу лучше, не опаздывали, были надежны, не имели вредных привычек и никогда ни на что не жаловались. Со временем некоторые компании стали работать исключительно за счет нечеловеческой силы. На эти тенденции в социуме у людей была своя реакция.

В обществе выработалась робофобия. Ее проявляли те, кого сократили и уволили с работы из-за роботизации труда, консерваторы, религиозные и даже националистические круги. Именно последние вынудили признать андроидов полноправными членами общества и приравнять их к человеку. Такое решение не могло снять социальную напряженность – напротив, лишь способствовало усугублению ситуации. Тем не менее поправки в законодательство должны были сдержать эскалацию, которая выражалась в чрезмерной агрессии и жестокости. Интернет заполонили снафф-видео: на записях казнили синтетиков и органиков. В случае с последними люди в масках медленно разбирали копии известных предпринимателей и общественных деятелей по частям, забрызгивая камеру кровью, а потом вскрывали молотком черепушку и показывали шокированному зрителю чип и механизм в голове. До принятия поправок все это зверство не было убийством, ведь радикалы просто ломали высокотехнологичное устройство. В подворотнях прохожие находили разобранных на шестеренки синтетиков. Катализатором для политических действий стал случай в Лондоне, где одну пожилую даму хватил инфаркт, когда к ней с просьбой о помощи на одной руке выполз мужчина. Оказалось, что на него накинулись 3 подростка и просто разорвали на шестеренки и микросхемы. Кроме того, одновременно на черном рынке началась торговля органами. Также были прецеденты, когда знаменитых органиков брали в заложники и требовали выкуп, который владельцы чаще всего не платили, предпочитая воспользоваться страховкой и восстановить клона из последней сданной капли крови.

Закон, выделяющий роботов в отдельную расу, был повсеместно принят к 2029 году. Поправки приравняли поломку, при которой механизм не подлежит восстановлению, к преступлениям, совершенным на почве расовой или межнациональной ненависти. Убийство робота вело прямиком в камеру смертников. Суровые меры помогли, и к 2030 году количество смертей среди представителей андроидной расы заметно снизилось, но насадить глобальную толерантность и искоренить робофобию не удалось. Новый всплеск произошел в 2038 году, когда подросло поколение, взращённое теми, кто годами злился на роботов. Ненависть к технологиям воспитывалась в них с детства и была буквально в крови. Участились случаи, когда на андроидов нападали подростки. Робофобия стала модной среди школьников и студентов. Не вся озлобленная молодежь убивала андроидов, но протестовать против корпораций-производителей, роботов в обществе и искусственного интеллекта стало модно. Ненависть к андроидам стала молодежной субкультурой.

Глава 1. Отрицание

Твою ж мать, нельзя столько в себя заливать… и мешать нельзя… и ложиться в постель нужно не в той одежде, в которой ты до дома ковылял. Ох, какая тяжелая голова. Что за звук?! Он разрывает мне башку… По ходу, будильник уже вовсю надрывается. Даже не знаю, как давно телефон в углу пиликает. И почему, кстати, он там лежит? Может, уже и не вставать никуда. Проспаться, поесть нормально, а там посмотрим, что делать.

О, на кухне отец шумит. Раз уж он не в офисе, придется встать и поздороваться. Может, хотя бы в школу не выгонит? Может, сжалится надо мной? Правда, прежде чем я это узнаю, освежусь в душе, переоденусь и загляну к нему – чем-нибудь перебьюсь с утра и налью себе стакан воды, воды, воды…

***

Другое дело, жить стало легче. Правда, голова, хоть и внешне посвежевшая, все еще знатно гудит. С кухни приятно пахнет крепким кофе – пожалуй, пойду на запах. А еще, по-моему, отец сообразил с утра пораньше омлет… хотя как с утра, я уже, по идее, час как в школе.

– Доброе утро, пап, – окрикнул я отца, который, добавляя в свое кулинарное творение очередную порцию специй, даже не заметил, как я вошел.

– Привет, – ответил он мне. – Как дела, гулена?

– Нормально, бывало и хуже… хотя и лучше, конечно, тоже бывало.

– Садись, будем есть.

Стоило приземлиться на табуретку, передо мной появилась большая тарелка с яичной лепешкой, помидорами, сочным перцем и жареным беконом. Кружка кофе со сливками и стакан воды… видать, я совсем плохо выгляжу.

– Тебе к скольким в школу? – спросил отец, явно подозревая, что как-то я припозднился.

– К одиннадцати, – резко выпалил я, пытаясь звучать естественно.

– Точно? Ничего не перепутал? – как бы с намеком ответили мне.

– Ничего не перепутал. Я просто проспал, промылся и проел, – с самодовольным видом парировал я.

– Ну так а врать-то зачем?! – немного повысил на меня голос отец и замахнулся на подзатыльник, но бить не стал.

Лет до четырнадцати мне частенько прилетало от папы по голове. Нет, никогда он меня не лупил, и побои снимать не приходилось. Было это скорее в профилактических целях, чтобы показать, мол, сынок, ты провинился, изволь получить. Так, небольшого тумака отвесит, волосы взъерошит, прочитает нотацию и успокоится. Лишь один раз он мне по-настоящему двинул. Мне было двенадцать, нас с друзьями раздражал паренек мексикашка примерно нашего возраста. Он всегда мыл стекла у машин, припаркованных неподалеку от нашего дома. Мы же, проходя мимо него, постоянно ему напоминали, кто он и где его место – так, по мелочи: то воду из ведра на чистую машину выльем, чтоб ему потом попало, или монеты, которую ему хозяева авто давали, отберем. Один раз он мне вслед кинул тряпку, так мы его догнали, затащили с улицы к помойке, отвесили ему пару раз по его безмозглой головешке и дружно запихали в мусорку, от души поржав. Этот гаденыш пожаловался маме, а та накатала заявление в полицию, в котором меня описали во всех красках. В общем, мне в тот день хорошенько попало. С полицией папа разобрался, но мой затылок сильно пострадал. С тех пор я либо не косячил, либо тщательно маскировался.

Со временем нотации и подзатыльники закончились, теперь я, вроде, взрослый и должен сам понимать, когда не прав, сам нести ответственность за свои поступки и сам решать проблемы, если таковые появились. А подзатыльник остался лишь в виде замаха, который только демонстрировал, что я оплошал, хотя мог бы поступить по уму.

Отец сел рядом и, явно никуда не торопясь, принялся за такой же набор, что и у меня в тарелке. К тому, как я учился и «регулярно» ходил в школу, папа относился нормально. Он и сам был не ангелом в школьные годы – прогулы, подтрунивания над учителями, вызовы родителей в школу, куча замечаний за поведение. Поэтому мне отец делал скидку, хотя наглеть не позволял и иногда включал строгого папашу.

– Как доешь, собирайся и иди в школу, – включил режим суровости отец.

– Хорошо.

– Машину не бери, а то остановят, дыхнуть попросят и останешься без прав.

– Нууу пап, не остановят. Да если и остановят, потом все решим.

– Ну-ка цыц, – сказал отец и, кажется, хотел еще раз замахнуться, но, похоже, решил не частить. – Не наглей мне тут, «потом решим». Если есть возможность, это не значит, что ею нужно злоупотреблять. Сегодня обойдешься без машины, и точка! Дело не в том, кто тебя остановит, и как мы это решим, а в том, что потом это будет на всех сайтах и ТВ, а по сетям сразу же разойдется молва, какой ты сякой «богатенький мальчик на Range Rover». Дали машину, катайся, получай удовольствие, но не наглей.

– Ладно-ладно, убедил.

– Я, кстати, на днях уеду. Предположительно, послезавтра, надо будет смотаться в Филадельфию на встречу с профсоюзами…

– Тебе или твоей шестерке? – перебил я.

– Не называй его шестеркой, Уокер – нормальный политик, просто я инвестирую в его кампанию, чтобы потом он инвестировал в меня. В конце концов, ради президентской кампании, которая может вылиться в рычаги прямо в овальном кабинете можно и помотаться по стране. Нужно лично проконтролировать, кто что говорит, где кто стоит, и как все организовано.

– А новый завод в Хьюстоне, который ты на прошлой неделе открыл, на самотек пустишь?

– Во-первых, это не завод, а электростанция. Во-вторых, не на самотек, а на органика. Он останется в Вашингтоне и прекрасно во всем разберется.

– Не боишься роботу доверять?

– Что же ты до них докопался, сынок, – сказал отец, хмыкнув. – Не боюсь, это же моя копия. Он как-то раз вместо меня многомиллионный контракт подписывал – справился ничуть не хуже, все прочитал и некоторые пункты даже подправил. Все будет нормально.

– Ладно, я пошел, спасибо за завтрак, ты меня реально оживил.

– Ключи на стол положи…

Черт, пришлось подчиниться и добираться до школы на монорельсе.

***

На улице сегодня не жарко, честно говоря. Эта осень какая-то особенно депрессивная. Дело не только в школе и закончившихся каникулах – тоску нагонял пронизывающий ветер и невыносимый холод. Из-за этих «морозов» входить в школу иногда буквально больно. Эти штуки, которые берут капельку крови у двери и, лишь сравнив образец с данными в базе, пропускают внутрь, по холодной погоде дольше обычного протыкают палец и как-то неторопливо тянут капельку крови. Потом прокол еще долго болит. Так и в этот раз «тупая» игла еле-еле прошла сквозь кожу – ауч, больно. Конечно, безопасность превыше всего, особенно после всех этих стреляющих психов в школах, но каждый раз тыкать иглой в палец – это прямо-таки издевательство.

Как выяснилось, я умудрился опоздать на четвертый урок из пяти, который как раз начинался, когда я пришел.

– Доброе утро, миссис Коллинз.

– Эрис, спасибо, что почтили нас своим присутствием. Проходите, садитесь. Сегодня вам повезло, вы делаете тест по первому юниту.

Все в классе уже сидели, уткнувшись в плексигласс экран, встроенный в парту. Я добрался до своего места. Активировал отпечатком свой профиль, открыл предмет «Современная история: 2000 и по наши дни», зашел в папку с тестами и начал.

***

Время теста закончилось, он, собака такая, автоматически деактивировался за два вопроса до конца. Проснись я на 10 минут пораньше, может быть, и доделал бы. Да ладно, уже насрать… там и без того все более-менее правильно, а два не отвеченных вопроса погоды не испортят. Пойду схожу еще за кофе.

– Здорова, Эндрю. Хай, Крис.

– Привет, ты живой? – с ехидным выражением лица спросил Эндрю.

– Ага, здравствуй, действительно, ты как? – поддакнул ему Крис.

– Да я сама бодрость, пойдемте за кофе.

Через минуту мы уже стояли у автомата, и я ждал, пока это допотопное чудо, вывалит мне в стакан растворимую отраву, зальет ее кипятком и засыплет сахаром.

– Вы случайно новости вчера не смотрели? – поинтересовался Крис.

– Неа, а что там такого было, аж ты вдруг решил нас об этом спросить?

– Прикиньте, в Лондоне борцы с робозаразой накинулись на андроида, а он оказался каким-то строптивым.

– То есть? – заинтересовался Эндрю.

– Их было четверо, у каждого было по лому в руках. В общем, какие-то железные балки. Один ударил сзади, а тот, ничего не сказав, развернулся и зарядил ему в ногу. Того отбросило, нога тут же отказала… будто отнялась. Он и второго тоже быстро успокоил, на что-то надавил на шее, тот сразу сознание потерял. Двое других убежали, а робот вызвал полицию. В итоге, замели всех троих.

– Почему всех троих? Андроида тоже в полицию забрали?

– Двоим грозит смертная казнь, накинулись на робота. Они же якобы расисты, а андроида на экспертизу отправят. Будут выяснять, почему он нанес вред людям.

– Да почему-почему, – негодовал я. – Наши дебильные конструкторы создали им правила, которые они могут нарушать. Как только можно было сделать второй закон вариативным?! Они таким макаром допрут, что можно и другие положения менять. Дойдет до того, что мы будем убийства с роботом подозреваемым распутывать. Потом еще скучать будем по тем временам, когда людей люди же и убивали.

– Ты прав, ты прав. Может, на днях напомним им, в чьем мире они живут? А то давно мы на дело не ходили.

– Можно. Даже нужно! Но это потом обсудим, – сказал я и отправился с друзьями на урок.

***

Мы зашли в класс и побрели к нашей парте у окна. Все галдели, учителя еще не было, что странно, звонок-то уже прозвенел. Только я подошел к столу, услышал за своей спиной цоканье каблуков. Когда я приземлился на стул, у доски стояла директриса Эмбридж, а рядом с ней какой-то высокий худой мужик, смотревший на класс отстраненным взглядом. Уголки губ были чуть приподняты, и он, вроде бы, старался выглядеть приветливо, явно хотел расположить к себе своим внешним видом, но что-то в нем был не так.

– Добрый день, присаживайтесь, пожалуйста, – обратилась она к классу и тут же продолжила. – Сегодняшний урок «Теории и практики программирования» проведет мистер Стивенс, Ллойд Стивенс. Он – ваш новый учитель по этому предмету, у него высшая категория, и над его программой трудился десяток лучших программистов государственного инновационного центра.

– Программой? Нас будет учить жестянка? – из-за моей спины крикнул Крис.

– Не жестянка, а андроид, – подала голос жестянка. – Имейте уважение. Между прочим, это административная статья. За публичное оскорбление наши законы предусматривают немалый штраф, поэтому следите за своим языком.

Вся приветливость мистера Стивенса улетучилась. Не сказал бы я, что у него самая совершенная программа. Можно же было сгладить углы и не идти на поводу у придурка Криса, а он зачем-то принялся угрожать и пугать административной статьей. Толку-то…

– Берд, еще раз и отправитесь на курс со школьным психологом, там вас научат толерантности, – встала на защиту андроида Эмбридж, а затем продолжила презентацию. – Наша школа получила грант и право стать экспериментальной площадкой пилотного проекта, за которым стоит будущее современного образования. Это новая ступень в развитии общества. Мистер Стивенс – первый андроид-учитель. Его создали, как базовую модель, внесли знания ведущих программистов, а затем он за три месяца прошел шестилетний курс педагогики и изучил программу преподавания программирования. Прошу любить и жаловать.

На этих словах Эмбридж вышла из комнаты, а Стивенс остался один на один с классом.

– Итак, как вы уже поняли, меня зовут Ллойд. Если не будет никаких резких выпадов в мой адрес или в сторону других учеников, мы с каждым поладим. Называйте меня по имени, так будет проще организовать рабочий процесс. Сейчас каждый назовет мне свое имя, чтобы я вас знал. Начнем с вас, молодой человек у окна.

– Марк Эрис, – сказал я, передав эстафету по цепочке. Все называли свои имена, а андроид лишь кивал головой. Он делал это с какой-то еле заметной улыбкой, было ощущение, что он выпендривался. Всем учителям требовалось несколько уроков, чтобы запомнить класс из 30 человек, а он просто составлял у себя в голове базу данных. Перекличка закончилась, и Стивенс сказал:

– У вас ко мне есть какие-нибудь вопросы?