скачать книгу бесплатно
После отношений длиною в полтора года он даже не утрудился пустить ее в дом или хоть как-то утешить. А ведь он точно знал – какую чувствительную душу девушка имела; элементарное человечное «прости, так вышло» могло смягчить удар и долгие месяцы мучений от этого предательства, тем самым не дав потерять веру в людей. «Нет, как ни крути, но Эмре хотел заставить её страдать», – должна была она признать сама себе.
Ей было так плохо в тот момент. Камелия не помнила, как выбежала из-под навеса дома снова под проливной дождь. Слезы на её щеках смешивались с его каплями, когда она брела к своему морю – в то место, где всегда находила покой в минуты отчаянья. Редкие прохожие глазели на нее, ливень лил, но девушке было всё равно. Это предательство от двух горячо любимых людей пронзило ее сердце неописуемой, неутихающей болью. Безжалостные слова задели ее открытую душу, что обросла с тех пор панцирем, надежно охраняя ее от новых повреждений.
А сейчас Эмре стоял перед ней снова. С того судьбоносного для неё дня она видела парня лишь один раз. И то – мельком. Не в силах расстаться со своей новой любовью, он оставил всё здесь и последовал за ней во Франкфурт, записавшись там в какой-то приватный университет. «Подумать только… всё – ради того, чтобы быть в её близи», – каждый раз вонзалось с новой силой в мозг Камелии, когда она становилась невольно слушательницей разговоров о парне во время посещения сестрой родительского дома.
Чаще всего Дженнифер отзывалась о нём пренебрежительно, подсмеиваясь над его «собачьей преданностью». Всё внутри Камелии закипало от мысли, что она была брошена Эмре ради человека, который настолько его обесценивал. Несмотря на это девушка старалась не реагировать, услышав подобные желчные изречения. Она стала избегать столкновения с сестрой – насколько это было возможно. Они и всегда были очень далеки друг от друга, но последние несколько лет разделили их окончательно: Дженнифер даже удалила Камелию из своего списка знакомых, о чём свидетельствовала пустующая картинка на профиле WhatsApp и закрытый доступ на ее страницу в Facebook.
Младшая все же не решилась окончательно прервать связь: невзирая на причиненные ей обиды, Камелия любила сестру всё так же, и надеялась в глубине души на скорое примирение.
Эмре никогда не был смельчаком или забиякой. И прямо-таки опровергал все стереотипы, как своим внешним видом, так и характером. Его турецкие корни были заметны окружающим только в те моменты, когда он находился со своей матерью. Она преимущественно говорила с ним на родном языке – пусть сама переехала с родителями в страну в младшем школьном возрасте и хорошо владела языком своей новой Родины.
Рыжеволосый, худощавый, веснушчатый и невысокий парень – также внешне уступал многим знакомым Камелии особам мужского пола. Скорее, слывший шутом их гимназии, парень понравился ей когда-то за отменное чувство юмора и способность развеселить «чуть ли не мертвого». Тогда, в 16 лет, – это казалось интересным и интригующим. Сейчас же он стал совсем другой: мало чего осталось от того весельчака, который ей тогда повстречался. Нервный и напряженный, забитый и встревоженный… как наркоман в поиске следующей дозы.
Оглядываясь по сторонам в поиске чего-то, Эмре нерешительно проговорил:
– Эй, привет! Давно не виделись.
– Ну… привет… – пробормотала девушка в ответ дрожащими губами.
После наступила затяжная пауза. Ни один из них не находил уместных для этого момента слов.
– Почему ты молчишь? – спросил он, растерянно окинув её взглядом и нервно теребя при этом руки.
– Нам есть о чём поговорить? – девушка оборвала его попытку сойти за старого друга или приятеля.
– А, да… Ты права! Окей, понял! – злобно ухмыльнувшись, парень согласился, что им не нужно имитировать хорошие манеры. Потом, резко сменив тон на холодный и отстраненный, непосредственно перешел к единственному интересующему его вопросу: – Где Джен? Я жду её уже час, договаривались сегодня встретиться. Мы три недели не виделись. Я понимаю – ей надо написать дипломную, но я скучаю ведь…
– Зачем ты мне это говоришь? Неужели ты не слышал, что мне до сих пор невыносима эта тема? Кажется, только ленивый не говорит в нашей деревне о том, что я до сих пор травмирована произошедшим, хотя уже давно пришло время взять себя в руки. И… ты думаешь, что Джен меня посвящает в свои планы?! – возмущенно перебила его девушка вопросами, не нуждающимися в ответах. Ее зрачки забегали, и глаза заблестели от появившейся в их уголках влаги. Всё же она быстро собралась, не позволяя себе демонстрировать свои реальные эмоции.
Эмре опустил голову на несколько секунд, а затем, резко вскинув её, со взглядом, полным немой безысходности, про говорил:
– Я не осознавал тогда, что тебе так сложно будет. Не думал вообще об этом, если честно. Ладно. Лучше я приду в другое время. Она мне позвонит сама. – Высказавшись, он развернулся и начал быстро удаляться из поля зрения.
Камелия ещё долго смотрела вслед этому отчаявшемуся юноше и не могла понять – почему она так долго страдала из-за него. Еще вчера он казался неотделимой частью её жизни, присутствуя в кошмарах и воспоминаниях. День изо дня, с момента их разрыва. И вот, неожиданно он сделался чужаком. Роли поменялись, и теперь её начала переполнять жалость. Все оставшиеся чувства к нему, мнимые или нет, дотлевали сейчас догорающей свечой, уступая дорогу несравнимой по ощущениям – «любви к другому». И она отличалась в корне от того, что Камелия испытывала ранее.
Оценивая свои переживания последних 10 минут, девушка задумалась теперь всерьёз: «А не руководила ли ею все три года банальная обида за подкошенное самолюбие, а не реальная зависимость или настоящая любовь?»
************
Весь оставшийся день Камелия просидела безвылазно в своей комнате. В последние годы она часто проводила вечера одна, хотя ей иногда и становилось горько от осознания того, что это прекраснейшее время молодости уходит безвозвратно. Однако уж слишком глубока была травма от бывших отношений: девушка целенаправленно пыталась избежать возможных разочарований.
Уже начинало темнеть, когда внизу раздались возбужденные голоса вернувшихся домой Дженнифер и Алекса. Со мнений не оставалось, что они отменно понимают друг друга, и им хорошо вместе. Невольно девушка словила себя на мысли, что завидует беззаботности и чванливости сестры. А потом и на том, что она отдала бы многое, чтобы стать хоть на время похожей на неё.
В гостиной те продолжили дурачиться, видимо, пихая друг друга, словно они были ещё совсем подростки. Реплики девушки звучали так визгливо, громко и восхищенно, что не было даже и необходимости открывать дверь, чтобы узнать, о чем они говорят.
– Аааалееекс! Не надо меня смешить, я больше не могу! Скажи-ка, вы все испанцы такие?
Парень говорил менее эмоционально и громко, но не оставалось и малейшего сомнения, что он тоже пребывал в прекраснейшем расположении духа:
– У юмора нет национальности. Ты так не считаешь? – проговорил он воодушевлённо, не вкладывая глубокого смысла в свои рассуждения и не ожидая реакции на брошенные между делом фразы.
– Нет, не считаю. А как же английский? Этот своеобразный весьма юмор, либо отсутствует напрочь, – девушка вопреки его ожиданиям подхватила эту мысль и даже сумела разжечь её своей колкостью, кокетливо закончив повторением заданного им ей до этого вопроса, – ты так не считаешь?
На миг открывшийся рот её собеседника негласно свидетельствовал о том, что в услышанном им был распознан намёк. Вернее, Алекс сам трактовал её слова так, как ему в этот момент хотелось, переведя их плавно в подтрунивание над знакомым им обоим человеком. Иначе нельзя было охарактеризовать последовавший, пронизанный насмешливостью, ответ.
– Хм… ты права. Превосходно подмечено! Может хватить и нескольких лет пребывания!
– Ах, не будь ты таким «букой»! Я даже не думала ехидничать! Это он при тебе лишь такой безрадостный и злорадный циник. И кроме того… будто бы ты не знал, что у вас – мальчиков без нас – девочек рассудок совсем тухнет?
– Тогда понятно, – саркастичная ремарка последовала с его стороны.
Дженнифер захихикала, услышав это примечание, показывая тем самым, что прекрасно понимает, о чём именно они дискутировали. После чего, судя по раздающимся женским возгласам, всплескам истерических коротких смешков и чередой визгливых просьб «прекратить», Алекс принялся щекотать девушку. Камелия же зарылась головой в подушку в надежде не слышать происходящее внизу. Тревожное состояние окутало ее, когда она, услышав разговор, осознала, как весело и приятно им вдвоем. Невольно в голове возникли навязчивые фразы, брошенные при расставании в её сторону: «Уж больно ты скучна. Блеклая, как безжизненная тень. Неинтересная, как затянутая лекция. Сложная, как запутанная книга…» Страх закрался в её сознание. Боязнь того, что она никогда не сможет стать настолько интересной, чтобы хоть немного привлечь Алекса. Ведь даже такому заурядному парню, как Эмре, она показалась блеклой и неинтересной. «Что уже говорить об этом избалованном женским вниманием красавце, за которым воздыхательницы выстраивались в очереди.
************
Поздним вечером все проживающие в доме собрались в гостиной у большого экрана, чтобы посмотреть вышедший в начале года очередной фильм про Бэтмена. Элис настояла на том, что им надо обязательно собраться вместе. Она опять же хотела продемонстрировать гостю насколько сплочена и консервативна их семья. Для своей цели женщина даже не пожалела времени и съездила на автобусе в «Медиа Маркт» Вильгельмсхафена, чтобы приобрести фильм в формате Blu Ray.
Камелия смотрела на эту театральную постановку с опаской и долей иронии. Она всё гадала – насколько кого из них хватит, если уж их первая совместная трапеза изрядно подтёрла так усердно нанесённый до этого «макияж» с их лиц и тел. С каждым днём или даже часом все более ощутимо становилось, что присутствующие уже порядком подустали играть какие-то роли. Неудивительно, что старшее поколение дотянуло только до половины этого захватывающего, по мнению критиков, блокбастера. Сославшись на то, что они уже состарились для остросюжетных молодежных кинолент, Элис и Дерек удалились к себе в спальню. Так называемая «молодежь» осталась сидеть на диване, что отличался внушительными размерами. Камелия находилась по левую руку от Алекса, где-то около метра от него. Однако даже это ощущение его близости было для нее достаточным поводом, чтобы оставаться вместе с ними. Фильм ей был абсолютно неинтересен: более того, она вообще не следила за сюжетом, а видела лишь рябящее скопление мелькающих картинок перед глазами. Всё же ей безумно нравилось посматривать, хоть и украдкой, на того, кто оживил её давно затухшую надежду в будущее и воскресил такое ещё робкое, боязливое и пугливое желание чистой любви.
Дженнифер же, сидящая по другую сторону дивана, плотно пододвинулась к парню, как только родители покинули зал. Свет телевизора менялся от почти черного до яркого по мере развития событий на экране. Очередная интенсивная вспышка открыла картину, от которой Камелии стало не по себе, и сердце вмиг сжалось в комочек и провалилось внутрь: ладонь Алекса лежала на оголенной задней части бедра её сестры. Паника овладела разумом девушки при осознании того, что она, быть может, уже опоздала. Став теперь ещё и свидетельницей томного периодического перешептывания и тихого подсмеивания, она чувствовала себя лишней. Их поведение становилось более и более непристойным: они будто бы уже перестали замечать, что были не одни. В какой-то момент рука Алекса сорвалась и зарядила по лицу Камелии. Наступившая тупая боль смутила девушку. Куда неприятнее же стала реакция парня на свою неосторожность, ставящая под сомнение случайность произошедшего.
Он обернулся и наигранно проговорил:
– Эмм… Кааа… Ах, неважно, у меня плохо с именами. Сорри, я увлёкся и не заметил, что тут ещё кто-то есть.
– Не траться на пустые разговоры, Алекс! У этой «дамы» что-то с головой в последние годы случилось. Ей бесполезно говорить. До неё всё равно не доходит. Я даже и не пытаюсь уже. Это не просто жираф. Это повешенный жирный жираф с растянувшейся до предела шеей! – Джен захихикала издевательски, наслаждаясь своим собственным остроумием.
Неловкое молчание, которое ни один из них не спешил прерывать, установилось между ними. Было очевидно, что это была провокация, направленная на то, чтобы засидевшаяся Камелия покинула гостиную. Всё же она никак не уходила – тело её сопротивлялось и блокировало попытки сделать это. Пропитанная чувством дискомфорта, девушка отдала бы всё, чтобы просто испариться с этого места. «Незаметно. Словно её никогда и не было здесь до этого». Режущий слух грохот с громкой музыкой с экрана в самые захватывающие моменты дополнительно травмировал её нервную систему.
Среди этого всего гула и гама раздался едва слышный, хрипловатый голос Элис, приблизившейся к ним со спины:
– Можно тебя отвлечь на минутку, Дженни? Папа не даст мне уснуть своим ворчанием. Рано утром ему в поездку, а вопрос с машиной не решен. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, но он настроен положительно. Лучше подойди сейчас, а то он ещё передумает. Ты же знаешь взбалмошный характер своего отца!
Дженнифер в недовольстве скорчила лицо, но всё-таки согласилась прийти. Повод был приятный, не подходило лишь время. Ей срочно нужна была новая машина, а запас денег, собранных во время полуторагодовалой работы в аудиторской конторе, иссяк. Уже неделю она пыталась уломать отца выделить ей сумму в районе 10 тысяч на эти цели из семейных сбережений. Пока что Дерек лишь отклонял её просьбу, сейчас же у неё зародилась надежда, что он изменил своё решение. Она встала и с обречённым видом последовала за матерью, которая вскоре исчезла за дверями своей спальни, находившейся в правом крыле просторной гостиной. Сделав всего несколько шагов, девушка резко остановилась, вернулась обратно и… обхватила сзади удивившегося от её столь скорого возвращения Алекса руками. Судя по всему, тому доставляло удовольствие ощущать прикосновения на себе: парень расплылся в блаженной улыбке и развернулся к ней. Приподнявшись на колени, он властно обнял девушку в ответ. Страстный долгий поцелуй последовал. Отпустив её неохотно, он опустился обратно на свое место, положив голову на спинку дивана. Камелия сидела полу отвернувшись, пытаясь спрятать свое глубокое замешательство. А ведь всего час назад она не могла дождаться момента, когда останется с объектом своей страсти наедине. Царило неловкое, удручающее молчание, и томительное, неприятное напряжение стало стеной между ними.
Вскоре Алекс нарушил тишину и после тяжелого вздоха обратился к ней:
– Слушай…
– Да?!.. – всё в девушке застыло в ожидании того, что он хотел ей сказать.
– Я в курсе, что ты у себя дома, но… извини, если это прозвучит бестактно… Просто очень ценю прямолинейность. Тебе не особо интересен фильм, что очевидно. Так почему ты еще здесь? Сложно было не почувствовать, что ты сейчас лишняя… Если ты действительно не понимаешь косвенные намёки, как выразилась Дженнифер, то моё прямое обращение к тебе должно помочь. Или всё настолько на самом деле с тобой плохо?
– Поняла… Я хотела уже уходить, – Камелия смутилась и поспешно встала с дивана.
Никакая блокировка не могла заставить её остаться. Делая вид, что абсолютно не впечатлилась дерзкими словами парня, девушка вначале неторопливо начала подниматься по лестнице. На последних же ступеньках она заметно ускорила шаг и буквально вломилась в свою комнату. Только закрыв плотно за собой дверь, она позволила себе расслабиться и… обессиленно соскользнула на пол у двери.
Презрение к себе за отсутствие чувства собственного достоинства и чрезмерная навязчивость не давали ей покоя. Хоть девушка никогда до этого не была склонна к самоповреждению, в этот миг ей отчаянно хотелось искромсать себе вены лезвием бритвы. Только чтобы отвлечься хоть на миг от этого ощущения безысходности. Только чтобы заглушить эту кричащую в ней жажду. Пути обратно уже не было: более того, чем больше Алекс отталкивал, тем глубже это ощущение врезалось в её сознание. Каждая частичка её тела, каждая клеточка уже пропиталась насквозь этим вожделением и была готова умереть за этого совсем незнакомого еще для неё человека. Девушка легла на пол и просто смотрела в потолок, словно была безумна. Будто бы искала там ответ, как ей жить дальше. «Жить бессмысленную жизнь, в которой нет „его“… А может быть, она и довела сама себя уже до помешательства? Разве можно по-другому объяснить то, что она сейчас чувствует?».
************
После завершения фильма Алекс и Дженнифер прогуливались по скверу недалеко от дома, наслаждаясь приятной температурой июльской ночи.
– Нет, ну ты видел это чудо? Я думала, что до неё никогда уже не дойдет! – девушка до сих пор негодовала по поводу поведения Камелии.
– Согласен, выглядело всё нелепо, – подтвердил парень, вспоминая совместный вечер у телевизора.
– Ладно, это ещё мелочи! Сам убедишься вскоре. Как тебе она показалась, в целом? – Дженнифер с любопытством задала вопрос парню, идущему рядом, нежно теребя его руку в своей.
На секунду задумавшись, Алекс вздохнул тяжело и ответил немного абстрактно:
– Хм… Как? Бывают такие люди, к которым ты не испытываешь ровным счетом ничего – лишь пустоту и безразличие. Человек для тебя не существует, ты его в упор не замечаешь… потому что… как бы…
– Жутковато в её присутствии становится. Наверное, ты это хотел сказать… Поначалу сложно разглядеть её истинную сущность. В придачу она любит маскироваться. Ты не можешь даже себе представить – какие черти там внутри водятся. С виду она вся такая «белая и пушистая». Видишь, ты вот тоже мгновенно ощутил уже на подсознательном уровне неприязнь какуюто… У нас её тут так и прозвали за глаза – ведьма. В принципе, она всегда была такой… странноватой. С самого раннего детства… Раньше это меньше бросалось в глаза, а вот в последние годы её совсем уж переклинило.
– Тебе должно быть виднее. Я могу судить только по беглому впечатлению. Не хочу тратить время на изучение её характера – достойный она человек или нет. Для меня достаточно той информации, что ты мне дала, и того, что я знаю. Эта особа отталкивает меня, во мне всё переворачивается… Это такое странное чувство, что я не способен выразить словами.
– Не можешь из-за чего? Из-за их схожести, что ли? – осторожно переспросила Дженнифер, смотря на него внимательно.
– Не знаю даже… – Алекс сухо ответил на только для них понятный вопрос, затем пояснил, – во всяком случае… те же белые локоны, огромные глаза, мягкие черты лица и выраженная сексапильность, разбавленная образом ангела. Тип внешности, что обычно ставит мужской пол на колени.
Дженнифер насупилась и изменилась в лице, услышав последнюю фразу. Самолюбие дало знать о себе. Ревность взыграла в ней. Разговор шел не в нужное русло, и ей это не нравилось.
– Только не говори, что ты считаешь эту белобрысую лохушку хорошенькой! Даже более, чем просто хорошенькой. «Ставит на колени»? Это кто, простите? Крыса эта, что ли? – проблески возмущения промелькнули в настороженном, злобно прозвучавшем голосе, хотя девушка и постаралась скрыть, что её задел последний комментарий.
– Джен… что ты хочешь от меня сейчас услышать? Ты прекрасно знаешь, что я не привык говорить только то, что нравится моему собеседнику. Поэтому… – Алекс вдруг стал серьезным, делая своё примечание, а затем, после небольшой паузы, добавил, – если ты хочешь услышать обратное, то не от меня. Твоя сестра, бесспорно, привлекательная. Ты можешь это отрицать, но… это будет самообман. Не в этом суть дела. Для меня «быть в её близи» – невыносимо. Меня хорошенькой внешностью не удивишь. Зайчонок, забудь о соперницах. Тебе нет равных!
Девушка засияла от счастья, услышав подтверждение своей особенной роли в его жизни. Она бросилась на шею Алексу, получив ответное объятие. Усевшись на одну из скамеек в темноте парка, Дженнифер продолжила углубляться в романтическую тему.
– Мне кажется, что ты – это лучшее, что могло со мной случиться. Ты абсолютно покорил меня. Думаю даже, что мы созданы друг для друга. Ты веришь в то, что есть две половинки, что предназначены друг для друга? И как думаешь – существует ли безграничная любовь? Такая, что способна продержаться до смерти? А, возможно, и после неё?!..
– Хм… Сложно рассуждать о том, что ты не испытывал. То, что я воспринимаю под словом «любовь», состоит из двух частей – физической и платонической, которые образуют единство. Настоящие чувства – вечны. Если они испаряются, то это не могла быть «любовь». Мне было дано испытать лишь одну из сторон. Я боготворил свою мать… Сильно. И буду боготворить всю свою сознательную жизнь! – очевидно было, что разговор на эту тему доставлял парню мучения, хоть он и храбро продолжал повествование. – Это моя большая слабость. Мне не было и шести, когда она умерла… И вроде я был ещё совсем ребенком, только вот, заброшенный отцом и оставшийся без матери, не мог оставаться таковым. Практически всё время я проводил у её могилы. Потому что мне её так не хватало… Однажды я снова весь день прохныкал там… и не заметил, как задремал… и мне приснилась она… совсем другая… Такая, какая она была с моим отцом, но никогда до этого со мной. Озлобленная и недовольная… и принуждающая забыть себя. А я бросился к ней в ноги… Сколько ненависти не было бы в её взгляде, мне было абсолютно всё равно. Я принялся умолять её забрать меня с собой туда, куда она ушла. А она… неожиданно горько заплакала … потом вдруг стала быстро леденеть. Покрывшись полностью толстым слоем изморози, немного времени спустя она начала таять, словно была опалена огненными лучами невидимого солнца… под конец расплескавшись водой, холодные брызги которой окатили меня. Лишь двусложное «прости…» сумело сорваться в мою сторону с еле шевелящихся губ. Такое мне… ненужное… Будто бы я мог… в своей безграничной любви… винить её.... хоть… в чём-то… Очнувшись, я долго не мог отойти от испытанного. Окинув взглядом себя и тихо качающиеся от едва ощутимого ветра траву и цветы в моей близи, в тщетном поиске знаков прошедшего дождя, я испугался всей своей ещё детской душой. Мои свитер и штаны были насквозь мокрые. Сломя голову, я помчался домой, где попытался укрыться в объятиях отца. И… это был единственный раз, когда он меня крепко обнял, прижал к себе и пожалел. Мы уехали оттуда вскоре и никогда не возвращались.
Алексу сложно дался рассказ, он запинался временами, собираясь с мыслями. Всё же парень умудрился до последнего слова сохранить ровный тон голоса, призванный скрыть – насколько он был когдато травмирован случившимся.
– Мурашки по коже, – ужаснулась девушка и сжала парня в объятиях крепче в знак поддержки. – А по поводу безразличности твоего отца… Он бы вёл себя не так, выпади карты до этого подругому. Тут сам знаешь – кто помешал. А я то думала – холодность у тебя врожденная…
– Предпочитаю избегать этой темы в целом. Только для тебя… Нет… Я был и другим когдато. Эта потеря изменила меня навсегда и сделала безразличным ко всему. Переживания и эмоции не существуют в моём мире. Всё же я научился великолепно имитировать чувства, при этом не испытывая их совсем. – Алекс открывался всё больше и больше, делясь сокровенными воспоминаниями. Дженнифер вызывала в нём доверие. Более того, в ней он видел соратницу, которая его поддержала бы при любых обстоятельствах.
– Огромное спасибо тебе, милый, что ты со мной поделился таким личным. Да… жаль, что кто-то украл твоё право на счастье. Уверена, что люди должны ответить за свои действия – косвенные или прямые. Если справедливости нет, то кто-то должен перенять функцию судьи, – с этими словами Дженнифер чувственно поцеловала парня. Пристально вглядываясь в глаза, девушка выжидала его реакцию.
– Не надо благодарности! Ты ведь не просто ктото в моей жизни. Это я – тот, кто ещё не расплатился по долгам! – парень интригующе прошептал, подмигнув собеседнице, а затем договорил: – Ко всему прочему – спасибо тебе. Ведь груз, разделенный на двоих, – несётся легче. Что случилось – уже не изменишь. Во всём плохом есть доля хорошего. Ничего не имея, невозможно что-то потерять. Это самый ценный бонус от сутствия дорогих сердцу людей.
Губы Дженнифер растянулись в счастливой улыбке, и она бросилась ему на шею, придавив своими объятиями.
– Ах, Алекс… не буду скрывать, что ты мне очень нравишься. Всё, что я хочу, это видеть тебя счастливым. Это самое главное для меня! Вместе мы сможем всё – поверь! И тебе повезло повстречать меня. Я не такая, как другие! Я львица и победитель.
Парень засмеялся и прижал девушку к себе сильнее, так, что она могла чувствовать мускулы его тела.
Шепча на ухо и покусывая его легонечко, он страстно прошептал:
– Ещё какая! Ты не сломаешься от встречного ветра. И пусть ты немного стервозна… если уж не сказать большего. Всё же я обожаю и уважаю таких, как ты. Сильных и не ноющих. Топчущих, а не растоптанных. Быть может… пришло мое время испытать безграничную любовь другого типа.
– Во мне ты сможешь соединить обе. Я заставлю тебя это испытать, не сомневайся! – самоуверенно проговорила Дженнифер, начав покрывать шею Алекса страстными поцелуями.
* * * День четвёртый
Летний дождик шумел над утренним Хуксилем. Камелия наблюдала за водяными небесными ручейками из окна своей комнаты, держа в руках кружку ароматного, приторно сладкого на вкус капучино. Она не любила неподслащенное горячее молоко и не жалела сахара, чтобы вкусить этот восхитительный для неё кофейный напиток. Время от времени дождь превращался в сильнейший ливень. Тогда бодрые капли звучно ударялись об асфальт, а потом снова отскакивали от него. Это зрелище пленяло Камелию своей красотой и необузданностью. Под шум природных стихий большинство личных тревог и страхов казались пустяковыми и напускными, поэтому ненастье на дворе отвлекало погруженную в свои негативные мысли девушку. Тем не менее, несмотря на всё могущество сейчас, оно никак не было способно смыть с неё глубочайшую грусть. Камелии было нестерпимо тоскливо от того, что любимый ею человек находится так рядом физически и так далеко эмоционально. И пусть прошла всего лишь пара дней с момента их встречи, сом нений не оставалось – она уже полюбила этого интригующего её парня всем сердцем. При том полюбила абсолютно чисто, искренне и самозабвенно – тем типом любви, когда одной половинке для счастья достаточно всего лишь ощущать, что второй – хорошо. «И совсем неважно, были ли эти две частички вместе, или их единство было разрушено присутствием другой», – думалось девушке, которая уже наслаждалась теми редкими минутами, когда Алекс даже просто находился невдалеке от неё. С досадой она подумала о том, что через четыре недели вся съемочная команда планирует разъехаться по домам – и тогда она потеряет его навечно. Или можно будет изредка слышать о нем от сестры или родителей, если речь будет идти о серьёзных отношениях. Так это было в случае с Эмре, по крайней мере. Долгосрочность же свежего романа Дженнифер была под большим вопросом – уж сильно много особ женского пола кружились вокруг горячего испанца, чтобы тот мог всерьез и длительно задержаться на её сестре.
После вечернего телефонного разговора с Линдой одна тема никак не выходила из головы Камелии: «Эмре».
Любящая перемыть косточки своему окружению подруга посвятила не менее четверти часа на рассказ о его плачевном состоянии. Если верить людской молве, разлад с Дженнифер начался ещё несколько месяцев назад и развивался постепенно. С некоторого времени парень застревал ночами в клубах и барах, вливая в себя немыслимое количество алкоголя и злоупотребляя психотропными веществами. Свою учебу он забросил, что особенно опечалило его мать, которая с подросткового возраста воспитывала единственного сына одна, сбежав когда-то от своего религиозного мужа-тирана на север страны. По тем же слухам, возвратившаяся недавно домой Дженнифер уже успела увлечься другим. Несколько раз её уже замечали в сопровождении молодого человека, который гостил в доме её семьи. Прошлая насыщенная личная жизнь парня оказалась тут же в центре внимания. Поговаривали, что яркий красавчик к своим неполным 25-ти успел закрутить романы с неисчисляемым количеством девушек, не задерживаясь при этом ни на одной и нескольких дней. Должно быть, это был его образ жизни – он не хотел привязываться. Камелии же, как выразилась её лучшая подруга, «посчастливилось» оказаться в самом эпицентре событий. Поэтому остальную четверть часа Линда пыталась разведать больше информации. Сплетни – была важная составляющая жизни их поселения. Камелия попыталась обойти стороной болезненную тему – она еще не успела поделиться, что тоже увлеклась Алексом. Зачатки расспроса девушка попыталась прирубить, сославшись на то, что еще мало сталкивалась с обоими в доме, чтобы оценить их отношения.
Линда так поглощена была беседой о неожиданно оживившейся повседневной жизни обычно тихого и спокойного Хуксиля, что даже забыла о своей собственной теме. То, что её непосредственно должно было бы волновать, и это была собственная свадьба. Девушка собиралась уже через неделю обручиться с парнем по имени Курт. Это значило же, что у нее хватало забот по организации церемонии. Благо, обожающие единственную дочь родители решили перенять основное количество хлопот на себя. Той же оставалось выбрать лишь платье, место проведения, музыку и декорации. «Всё то, что делало свадебную церемонию красивой и запоминающейся», – как та с улыбкой сама подмечала. Юный для замужества возраст, а ей было всего 20 лет, не представлялся помехой для принятия столь важного решения. Увлечение эзотерикой привело к тому, что она полагала, что выбранный ею день для свадьбы принесет удачу и счастье. В противном случае ей пришлось бы ждать восемь длинных лет до следующего благоприятного дня. «Так долго она не сможет верить в верность Курта», – поясняла будущая невеста, стоило одному из «Всезнаек», как она называла назойливых советчиков, упрекнуть её в безрассудности. Поэтому свадьба должна состояться – пусть только официально. Церковная церемония была запланирована на следующее лето. Камелии не нравилась эта идея – она хорошо знала избранника подруги. Несмотря на видимое понимание между ними, по её мнению, этот парень был слишком ненадежным для семейных отношений. Как бы то ни было, попытаться вразумить Линду грозило перерасти в «молниеносное убийство» их дружбы. Терять же одного из своих немногочисленных друзей из-за различий во взглядах представлялось, чувствующей себя и без того уже одинокой, девушке сродни собственному «медленному самоубийству».
************
Домой Камелия вернулась во второй половине дня. Не сколько раз в месяц она помогала в доме престарелых, где проводила время с группой больных деменцией пожилых людей. С одной стороны, ей становилось нестерпимо грустно наблюдать за деградацией личности с течением времени или вследствие болезней нервной системы. С другой же – отзывчивая девушка питалась энергией и теплом, что отдавали ей эти люди. Одна улыбка была способна подарить ей глубочайшее, наполняющее до крайности ощущение радости на целый день. Но сегодня у неё было такое чувство, что ничто не способно ей дать и малейшего заряда положительной энергии. Она была абсолютно измождена психически. К тому же история с Эмре не выходила из её головы. Казалось, что она окончательно им переболела. В то же время ей было искренне, по-человечески жаль своего бывшего парня. Будучи неспособной держать зло на кого бы то ни было, невзирая на причиненные ей самой страдания, она прощала всегда и всех.
Алекс и Дженнифер были в гостиной. Находящийся в начале своей карьеры кинематографист просматривал снятый им материал на большом экране проектора в то время, как его новая возлюбленная бродила вокруг, демонстрируя всем своим сосредоточенным видом заинтересованность не только непосредственно к физическому телу, но и к его труду. Зашедшую в гостиную девушку оба будто бы и не заметили, не утруждаясь проявить хоть какую вежливость в отсутствии родителей, которым гармония в их взаимоотношениях стала вдруг необычайно важна.
Камелия была на кухне и разгружала посудомоечную машину, что по традиции было частью её домашней работы. В это время и раздался, по началу казавшийся безобидным, звонок. Один, второй, третий… десятый. Пришедшему «нахалу», очевидно, не терпелось поговорить с одним из жильцов дома. С большой неохотой девушке пришлось плестись к двери – ведь никто, кроме неё, так и не отреагировал на нервирующий, ставший к этому моменту уже невыносимым, звон. Это было и неудивительно в свете того, что гостиная оказалась пуста. Последовавший раздраженный и кричащий призыв Дженнифер сверху «открыть, в конце концов, эту гребанную дверь и намылить шею беспокоящему их идиоту» говорил о том, что та была в своей комнате. Ускорение темпа речи и повышение тональности в интонации голоса негласно свидетельствовали о том, что её сестре было не до принятия незваных гостей. Гложущее, едкое чувство зависти закралось в душу девушки, когда она перебрала в голове варианты того, почему та не хочет сама спуститься вниз.
Оказавшись у двери, Камелия сразу же её распахнула, не посмотрев даже в глазок. Уж слишком был невыносим раскатывающийся звук беспрерывно нажатого звонка. Она приоткрыла рот в лёгком изумлении – на пороге стоял Эмре, растрепанный, помятый, неопрятно одетый и растерянный. В руках он держал полупустую бутылку виски.
Уставившись на неё своим отсутствующим, отупевшим от чрезмерной выпивки, взглядом, он промямлил, заикаясь и путаясь в собственной речи:
– Ты пассматрии… ка…. Иии… ты тууутаа… Токаа нафииигаа ты мммне? Згггинь! Нннечистаая! Мм…неее нужна Ддджжжен. Маааая Джжжен. Я хочу поговорить с ней. Она любовь моей жижизни… если до тебя не доходит!
– Эмре, я понимаю твои страдания… Но напиваться – это не выход. Ты же говорил, что алкоголь – это то, что ты истинно презираешь. Поэтому и не пил вообще! – попыталась собраться с мыслями ужаснувшаяся потрёпанным видом своего бывшего парня девушка, вразумляя его.
– А теперь пьюююю, и многааа!!! Какое тебе ваааще дело до моей жизни? Просто позови – и всё! На этом твоя роль иссчееерпааанааа! Катись на ммморе своё и дддальше мечтай, – презрительно проговорил он в ответ на её замечания, сделав ударение на последних словах.
Пробирающий, резкий и неприятный на слух голос раздался, подобно раскату грома, когда Эмре завопил во все горло:
–Джэээнниии, я знаю, что ты дома! Ты не спрячешься! Джэээнниии!
Камелия непроизвольно вздрогнула от этого неожиданного вопля и сперва замерла в нерешительности – как ей лучше поступить. Его пренебрежительное отношение, безусловно, затронуло её за живое, и она просто отступила, освобождая проход. Камелия безмолвно развернулась и побрела прочь. Ей стало вдруг абсолютно плевать, что будет дальше. Девушка больше была не в состоянии терпеть поток унижений в свою сторону. В тяжёлой от раздумий голове кружился беспрестанный рой из возмущенных мыслей: «Они уже давно не вместе, и она ему совсем чужая. Разве с посторонними люди не ведут себя более сдержанно, относятся хоть немного с уважением? Что он вообще мог знать о её жизни сейчас? Имел ли тот хоть малейшее право осуждать её, либо высмеивать привычки или мысли? Было ли это вообще допустимо когда-либо? Единственное отличие между „тогда и сейчас“ заключалось в том, что „тогда“ она готова была стерпеть всё. Ведь была уверена в том, что именно она несет вину за крах их отношений из-за своей ущербности. А „сейчас“? Они никто друг другу. Пыль, пустота, пепел, дым… „Nada“… Пусть Дженнифер разбирается сама в своих запутанных любовных связях. Это действительно не её дело, и пришло время опустить ношу, что она таскала за собой все последние годы. На этот раз – окончательно и бесповоротно».
Эмре тут же воспользовался возможностью прорваться внутрь – шатаясь, проковылял в раскрытую дверь и остановился на входе в гостиную. Его стеклянные, пустые глаза судорожно бегали из угла в угол комнаты в поисках своей «единственной и неповторимой». Увидев, что его пассия поспешно спускается с лестницы и двигается к нему, из его глотки раздался радостный визг. Этот возглас прозвучал настолько дико и неадекватно, что от него невольно всё передергивалось внутри. По всей видимости, не отдающий себе отчета в действиях, парень демонстративно сделал еще один затяжной глоток из бутылки. Он бесцеремонно глазел прищуренным взглядом на приближающуюся к нему девушку и бесстыдно лыбился. Став в стабильную позу с широко раздвинутыми ногами и скрещенными руками, всем своим видом он давал понять, что не собирается уходить добровольно. Возмущенная этим беспрецедентным нахальством, Дженнифер, как только приблизилась вплотную, тут же грубо толкнула незваного гостя в грудь. Не желая тратить времени на пустые разговоры, она попыталась тем самым заставить незваного гостя покинуть её дом.
Через минуту или две на лестнице возник силуэт Алекса. Тот неторопливо, если не сказать – устало, передвигал ноги, шаг за шагом, спускаясь вниз. Чем-то его размеренные и пронизанные глубинным чувством достоинства и самодостаточности действия напоминали плавную и уверенную походку тигра или льва. Эти бесстрашные хищники были убеждены в своей непобедимости: ведь у царей животного мира не было достойных противников среди себе подобных. А если это так, в чём тогда смысл спешки или волнений?
На ходу парень неторопливо застёгивал рубашку. Остановившись на последней ступеньке, он стал молча наблюдать за происходящим. Пробивающиеся под майкой очертания торчащих сосков маленькой груди Дженнифер негласно свидетельствовали о том, что одежда была наброшена на скорую руку. Непроизвольно стоящей в проёме дверей обеденной комнаты Камелии вспомнился её 18-тый день рождения. Небольшое отличие всё же присутствовало – тогда Дженнифер не посчитала нужным набросить хоть что-то на обнажённое тело. Комок подкатил к горлу: горькое чувство обиды и несправедливости одолевало. Сильная ревность внезапно запылала с новой силой к тем двум нравившемся ей мужчинам, которые предпочли «её сестру», а не «её саму». Девушка поспешила отогнать это ощущение: моральная сторона казалась важнее истошных криков сердца. А завидовать кому-то, как она делала сейчас, было, в её понимании, некрасиво. «Возможно, Бог посчитал другую более достойной для настоящей любви. А ему – виднее. Надо просто принять это…» – подумала Камелия, и от этого ей сразу же полегчало. Она вдруг задумалась над своими мыслями: «Наверное, перебрасывать ответственность за развитие событий высшей силе – вообще могло бы считаться гениальнейшим изобретением человечества. Подобный подход вмиг снимает давление: ведь отсутствие выбора и смирение со своей участью носит успокаивающий характер».
Видимое опьянение Эмре вмиг рассосалось, сменившись на откровенное непонимание. Он окинул спустившихся к нему людей растерянным взглядом, даже не решаясь произнести какие-либо слова. Парень был в шаге от того, чтобы разреветься от осознания, что «его Джен – больше не его». Внешний вид и поведение обоих непроизвольно свидетельствовали об их уже далеко зашедших отношениях. Самоуверенный и надменный вид Алекса говорил лишь о том, что он привык к тому, что является хозяином жизни и считает себя в праве обладать всем тем, что ему только вздумается. И это – без малейших угрызений совести или доли сочувствия к затронутым его эгоистичными решениями людям. Камелия же ловила себя на мысли, что не может не восхититься его самообладанием в ситуациях, которые многим бы показались «критическими». С каждым мигом она еще глубже погружалась в свою зависимость от него, завороженная этой его бесконечной внутренней силой. Приехавший к ним из Франкфурта парень был определенно тем человеком, который при любых обстоятельствах осознавал свою ценность и оставался верным себе. Зачарованность подобной беспардонной натурой рождалась из самых тайных закоулков её слабой души, которая тянулась к тому, кто олицетворял силу. В этом и заключался парадокс притяжения противоположностей.
– Как так… Джен. Почему? – было всё то, что смог пробормотать раздосадованный Эмре.
