скачать книгу бесплатно
– Злата, – последнее, что я успеваю услышать, и погружаюсь в темноту. – Злата!
Я стою посреди хвойного леса. Запах елей успокаивает, ветер нежный, и ласково обдувает верхушки крон. Я иду меж деревьев по усыпанному мхом и опавшими иголочками ковру к небольшому озеру, притаившимся среди елей. В свете луны, озеро словно мерцает, и отражает тысячи звезд. Я подхожу ближе, и тихо опускаюсь у воды. Желание коснуться ее серебряного зеркала сильно и я ему поддаюсь. Вода оказывается прохладной, но приятной. От моих движений пошла рябь кольцами и звезды погасли.
Позади раздался хруст, я оборачиваюсь и всматриваюсь в темноту. Внутри какое-то странное чувство, я не боюсь, не пугаюсь, а словно посторонний зритель отстраненно наблюдаю, ожидая, что же будет дальше. Но темнота остается неподвижной.
Я встаю, поворачиваюсь обратно к озеру, но все исчезает. Я стою в белоснежном длинном коридоре. Поднимаю голову вверх, небесный потолок выделяется своей голубизной среди белых стен и пола. Его обрамляет изящная кружевная лепнина, тянущаяся вниз с потолка вдоль стен с одной стороны, и вдоль оконных рам с другой. Света так много, что я невольно жмурюсь. Отрываю взгляд от потолка и смотрю вперед. В конце коридора стоит человек. Мужчина. Он весь в белом, за исключением черной маски на лице. Единственное, что могу отметить, он высок и строен. Мужчина протягивает ко мне руку, и до меня доносится, словно эхом, звуки его властного голоса.
– Уже близко…
Глава 2. Марина
«Как же душно. Как же, черт тебя подери, тут душно!»
Еще не прошло и часа, а я уже не могу здесь находится. Все эти пьяные, мерзкие, потные и дурно-пахнущие мужчины, что щипают за зад. Фу! Так и хочется достать свои кинжалы, да полоснуть по горлу. Но мне лишь приходится лестно улыбаться и прикидываться дура дурой.
«Ненавижу это».
Иду вдоль большой залы, что так вычурно украшена дешевым красным бархатом по стенам, рюшами и совершенно неуместными розовыми и фиолетовыми кружевными и атласными шторами и занавесами. Диванов, мягких соф и пуфов здесь в достатке. Столы увалены сырами, фруктами и бокалами с вином. Полуголые девицы хихикают, воркуют. Свет приглушен и ненавязчив. Кто-то из пришлых мужчин играет в карты, кто-то демонстрирует мускулы, кто-то уводит девку в комнатку наверху, а кто-то уже начал свои дела здесь. Музыканты на небольшом помосте играют на гитаре и фортепиано. Музыка льется по всему борделю, пока я отсиживаюсь в углу, ища глазами жертву на этот вечер.
Кандидата два. Первый – высокий, тощий с залысиной на макушке торговец из Боспора, судя по вышитому знаку на его маленькой кожаной суме, что висит на бедре. Одет хорошо, но в дорогой бордель не пошел. На руке кольцо, а значит женатый. Пришел повеселится значит. Повеселится без лишнего шума. Если что-то пропадет, точно скажет, что потерял. Глазки у него бегают быстрее, чем стрелки часов меняются. Хитрый. И скорее всего еще и жаден до одури. Вон как жрет и не поперхнется. Все деньги отбить хочет. А девок то как щиплет. Ни одной уж мимо не пропустил. Такого и ободрать будет в радость.
А второй. Второй – толстый, очень толстый сановник. Говорит громко, так что даже не пришлось гадать откуда это чудо прибыло. Ножан. Это хорошо. Этот богаче. Он вальяжен, и нерасторопен. Его опоить будет легче. Да и кольца на его руке поблескивают ярче. Но он такой толстый! Как ж его выпереть то?
Думаю долго, но решаю остановится все же на толстяке. Советник явно болтать не будет, что шлялся по подобным заведениям.
Сегодня на мне опять это дурацкое платье, а так хочется натянуть свои черные одёжки. Щеплю за щеки, чтоб горели ярче и слегка поправляю груди в узком корсете, чтоб казались сдобней. Ткань едва-едва прикрывает кожу, но стараюсь сейчас не думать о том, что увидь меня мама сейчас – сгорела бы она со стыда за такую дочь.
Встаю и иду к нему, пряча маленький пузырек меж грудей. По пути какой-то бородатый мужик с сальными волосами шлепает по заднице, да так, что я невольно вскрикиваю. Мужики сидящие рядом с ним – ржут. А я могу лишь мило улыбнуться, и в шутку показать ему пальчиком а-а-а. Но зато, это действо привлекло внимание толстяка. Хоть я и без того справилась на ура, но все же лучше, чем пресмыкаться. А так, он, стоило мне только дойти до безвкусного мягкого дивана, жестом поманил сесть рядом.
– Лучше пойдем со мной, – как можно томнее и ниже, говорю я, – жеребец, – и нарочно кусаю нижнюю губу.
– Д-да, – млея как барашка, улыбаясь во все оставшиеся желтоватые зубы, выдавливает сановник и послушно встает.
Однако, это было легче, чем я предполагала. Видно платье сделало свое дело, ибо он смотрит явно не в мои ясные синие, как небо, глаза. Осел! Как же мужчины податливы на женские прелести. Стоит увидеть – как разум сверху отключается, и оживляется там… внизу.
– Милочка, как ты сладкая, – все мямлит этот поскуденок, и щиплет, щиплет, щиплет.
Веду его в маленькую комнатку на первом этаже. От его тяжести под боком, у меня выступил пот. Шикаю на него со смехом. Заигрываю. Маню. И чем ближе цель, чувствую себя как паучиха, что заманивает бедную мушку в свою паутину.
Дверь захлопывается за моей спиной. Щелк и замок закрылся. Комната мала, но есть самое необходимое – кровать, стул и стол. Все обделано в розовом цвете, с красными цветами на стенах. Толкаю мужика на постель, от чего бедная скрепит протяжно. Но кровати здесь прочные, и готовые и не такую тушу выдержать. Обычно, купцы все зажравшиеся.
– Ну, иди с… ик… сюда, – сановник развесил свои ноги как сардельки, и уперся руками на кровать.
– Рано, милый, рано, – также томно говорю я, хотя уже горло начинает першить от перенапряжения. – Сперва давай выпьем. Я взяла кое-что…особенное.
Глаза сановника блеснули. Он облизал толстые губы, в то время как я легкой походкой обогнула кровать и достала из подголовья, припрятанную ранее, бутылку вина. Девушки часто их туда суют, и когда клиент слишком буйный, то они незаметно подливают туда мое сонное зелье – моя плата хозяйке. Хоть и Злата ни сном ни духом об этом соглашении. Нельзя ей знать. Ни ее это дело.
Увидев бутылку, сановник заговорщицки улыбнулся.
– А теперь, заберись на кровать и сними с себя рубашку, – я улыбаюсь, а тот покорно кивает, – хочу увидеть тебя.
– Да-да, моя госпожа, – лепечет он.
«Интересно».
Ухмыляюсь про себя, но снаружи играю с ним глазками и посылаю воздушный поцелуй. Толстяк неуклюже задницей волочит по кровати, пробираясь к изголовью. Затем начинает стягивать через верх рубаху, при этом напрочь забыл, что на нем сверху вздет кафтан. И пока этот увалень запутался в ткани, я быстро опрокидываю в бутылку содержимое из маленького пузырька, что вытащила минутой ранее из декольте.
Слегка сбалтываю, пока сановник выпутывается из рубахи. Но он не может. Руки его ели слушаются, и он изрядно вспотел. В этом доме душно.
– Ладно, – я подхожу к нему, и дергаю рубаху вниз, – оставь. Оставь.
Еле скрываю свое раздражение за наигранной улыбкой.
– Да?
– Сама потом, а сейчас открой рот, – он смотрит на меня пьяными оленьими бестолковыми глазами, а после в них мелькает толика озарения. Он лыбится и открывает рот. – Молодец, вот так.
Вливаю ему в рот тонкой струйкой вино. Он причмокивает. Будь он трезв как стеклышко, может и почувствовал едва уловимый запах и вкус сон-травы, но эта бестолочь уже изрядно накидалась еще до меня. Собираюсь влить еще, но неожиданно раздался стук в дверь.
– Занято, – повысив голос, говорю я, и потом улыбаюсь еще не почившему в сон сановнику. Ему надо еще, иначе будет помнить.
В дверь стали стучать настырней.
– Да, занято говорю! – кричу я, а сановник от неожиданности аж прозрел на секунду.
Стук усиливается.
Выругаюсь про себя и иду к двери. Щелкаю замком и открываю дверь.
– Что? – кричу я, но осекаюсь.
Передо мной стоит Пётр. Его рыжая башка, стоило только приоткрыть дверь, тут же пронырнула в комнату. Глаза как всегда – хитрые, отсвечивают голубизной. Завидев нерасторопного пузатого сановника, раскинувшегося на кровати, заулыбался. А после скользнув по мне нарочито медленным взглядом, затем снова на толстяка, и снова на меня – прыснул.
– Экой, ты мужик мнения то о себе, – с чувством сказал Пётр. – Не по тебе-то ягодка, поросенок!
– Ты чего явился? – шикаю на него, от чего этот чурбан еще пуще лыбится. – Пшел! Я работаю. Дело у меня в самом разгаре.
– Дело? – фыркает он, и подходит ко мне. – Подождет твое дело. Не чай, не расплескается!
– Ты…ты кто такой? В..вон ик… отсюда… ик, – еле волоча язык, икая, говорит сановник, при этом краснея. И в конце фразы, рожа его аж красная вся сделалась, да пятнами белыми пошла.
– Ну, ну, – я подхожу к сановнику, и цепко беру его за рубаху. Все пару глотков и заткнется. – Выпей, я выпровожу его, – и прикладываю горлышко к его губам, отклоняя его за ворот назад.
Вино вливается ему в горло, течет по подбородку, и по второму подбородку, пачкая белую рубаху. Он глотает. Еще и еще. Отнимаю бутылку, глаза сановника туманятся и он заваливается на кровать.
– Забила кабанчика, – ухмыляется Пётр. – Молодец, но пить с тобой после увиденного я не буду.
– Не бойся, тебе я и не предложу, – ядовито отвеваю ему, ставя бутылку на стол.
Смотрю на тушу, развалившуюся на кровати, и думаю, как его нести то теперь. Переборщила с зельем. Крепкое получилось.
– Ты чего приперся? – зло фыркаю я.
Пётр садится на кровать, отпихивая толстую ногу сановника в сторону.
– Поговорить надо.
Закатываю глаза и протяжно выдыхаю. Быстро подхожу к двери и защелкиваю замок.
– Давай только быстро, Злата на улице ждет.
– Видел, – ухмыльнулся Пётр, – уже промокла вся, пока ты тут… кувыркаешься.
– Завали-ка ты свой грязный рот! – я злюсь, и пинаю его ногу. – Говори, пока не вышвырнула!
– Так мне завалить рот, или рассказать, что передал Хозяин? Чет я запутался, – язвит засранец, ухмыляясь. – И я б посмотрел как ты меня…вышвыриваешь.
Хотя со стороны это было бы забавное зрелище. Пётр высокий, широкоплечий и очень сильный. Мне с моим ростом даже стоять возле него, что курам на смех. А тут я его вышвыривать собралась. Ну, да, ну, да. Лестницу только бы прихватить.
– Говори!
Пётр тяжело вздыхает, и слегка снижает величину своей ухмылки.
– Рей вернулся. Марфа с ним.
От услышанного, вся злость на него ушла. Я облокотилась на стену, заложив руки за спиной.
«Вернулся»
От этого простого слова, на душе так легко стало. Вернулся.
Разузнали они все. Подготовили. Завтра к себе требует. Утром придешь, – каждое слово как удар молотком – ровные, быстрые, без усмешки. – Как Злату исхитрить сама придумаешь. Но как я понял, завтра о ней говорить будите.
– Как всегда, – только и ответила я.
Пётр смотрит на меня с интересом, но не с тем как смотрят обычно молодые мужчины на красивую девушку. Смотрит и смотрит, и от чего-то грустно вздохнул после. Видно разглядел, что искал.
– Зря ты это, – качая головой, с неожиданной теплотой сказал он. А после встал и щелкнув замком, вышел из комнаты не прощаясь.
Я не сразу отлипла от стены. За последние несколько недель, день ото дня, я становилась все язвительней, все нетерпеливой, злой, а сейчас как разом отпустило. По телу бежало тепло, и отчего-то я слегка коснулась своих теплых губ.
Вернулся.
Как долго я ждала этого простого. Дни считала. А они как назло так тянулись долго, долго. Аж звереть начала. Ни что не радовало, ни что не приносило удовлетворения. Злата все твердила, что мне бы развеется, а то я все в комнатушке нашей сижу, да в карты и руны гляжу. Да как ей объяснить, что я всю душу растерзала, выспрашивая у колоды – живой ли? Здоров ли? Удалось ли задуманное? И самое главное – когда возвратится. Устала я за дни эти, когда он вдалеке был. Да и дар без него будто заснул – зараза. Я и так и эдак, а карты то молчат, то околёсицу выдают. Даже не на него когда расклад делала, а Злате – все одно. Чушь! А ей признаться нельзя. Сказала как сказала. А она верит. И от этого еще совестей становилось. Хоть вой. Верит же. Всему эта дуреха верит. Иногда от это слепой веры по зубам надавать хочется. Но не об этом сейчас. Вывести кабана этого надо. Грабить в своем доме мадам запретила, придется нести тушу на себе.
Отшатываюсь от стены, и сперва закупориваю бутылку и прячу ее обратно, а потом стаскиваю увальня с кровати. Шлепаю по щекам, и хоть на чуть-чуть он приходит в себя. На ногах держится, а о большем в данном случае и мечтать нельзя. Вывожу его из комнаты, идем вдоль коридора.
Когда доковыляли до выхода, толкаю дверь. По пути встречаю разгоряченную девку, что тянет за собой еле лыком тянущегося мужчину в черном камзоле. Увидев меня с моей добротной тушей, она усмехнулась, дескать – понимаю сестрица – и двинулась дальше, разминаясь со мной в просторном коридоре. Еще пару девушек и их кавалер , расступились, давая пройти в холле к выходу, заливаясь смехом и вином. Здесь частое дело – спровадить перебравшего клиента. Хотя обычно этим занимались вышибалы, но наше соглашение с Мадам развязывало мне руки. Я им отвары от нежелательных последствий близости ее девочек с клиентами и десять процентов от награбленного, она – клиентов-однодневок, чьи уста останутся закрытыми от лишних разговоров.
Холодный, влажный ветер бьет в лицо, как только я с натугой толкаю тяжёлую дверь. Чуть взбиваю сановника, крепче хватая его подмышкой, и застываю на месте, видя растерянное лицо Златы.
Пётр был прав – эта дуреха стояла под дождем слишком долго. Ее большие болотные глаза округлились, кожа стала неестественно бледной, а губы и вовсе приняли оттенки синего и фиолетового. С капюшона стекает вода. Дождь хлещет на славу.
Ругаюсь на нее, а сама думаю каким путем ушел Пётр. Лишь бы не столкнулись. Знает в лицо же она этого рыжего олуха. Но Злата на мои восклицания, лишь пускается мне на помощь и теперь мы вдвоем волочем жирную тушу в тёмную подворотню. От дождя по телу приятная прохлада. Пока несла на себе жирную тушу сановника – упарилась.
Забираем награбленное. Накидываю на себя плащ. Отдышка оставила меня, вслед за ней пришел озноб, и сухая ткань плаща приятно ложится на кожу. Злата о чем то рассуждает, я киваю и вставляю нужные фразы. А сама думаю – завтра Рей хочет поговорить о Злате. Да и как скоро ей станет известно о Марфе? Поди она могла уже прослышать, вечно же сует свой нос куда не надо. Но пока не обмолвилась. Значит не знает, иначе бы сразу сказала.
Говорю о том, что Рей вернулся в город. Секундное замешательство на ее красивом личике. Боится. Думает, не знаю я о их уговоре. И что он с ней сделал. Но маску твердости возвращает быстро. Дуреха.
И о чем мы говорить будем завтра? Что же задумал Рей. Как мы не встречаемся, все одно – Злата. Злата. Злата. Злата. Хоть бы раз про меня со мной поговорил. Нет же. О дуре этой наивной твердит. Приходится все докладывать. Как служка.
И тут она как-то слишком уж требовательно спросила. Как приказ. Не люблю ее такой.
– Что еще ты услышала? Ну?
Пусть знает. Пусть нервничает. Завтра мне о ней опять разговор вести… с ним.
– Он нашел провидца… эта женщина. Он… они вернулись под вечер. Сегодня.
То как она посмотрела на меня. Тот ужас, что пронесся в ее глазах. Наверное, зря я так с ней. Не знает ведь ничего она. Даже не догадывается. А я как с ней. Хотя нет, кто-кто, а она заслужила.
Она начинает на ходу строить план. Бежать собралась. Глупая. Я уже набегалась из-за нее. Но пусть пока поживет в неведении. Пётр просто так бы не пришел, а это значит завтра что-то серьезное Рей скажет о золотке нашем. Понадобилась видно. Машину его треклятую украсть нашли способ. Но пока пусть, бежит к Дмитрию – деньги всегда нужны. Да и долг ему отдать давно пора.
Смотрю ей вслед. Странное чувство внутри. Будто кошки скребут. Тянет. И отчего-то крикнула ей:
– Будь осторожна! Мало ли что провидец может увидеть.
Она не обернулась.
Щупаю в мешочке украшения – Платону будет чем поживится. У долговязого тощего мужичка в лавке провела от силы четверть часа. Его крысиные черные маленькие глазки бегали по моему телу, когда я сняла мокрый плащ стряхнуть влагу. Меня это ни скорчило, ни обрадовало, не разозлило. С того первого момента, когда я впервые переступила порог борделя, во мне не осталось ничего от той наивной, робкой, застенчивой девчушки, кой я была. Да и похоть и разврат исходившая почти что от каждого мужчины, что встречались мне на пути, были для меня безразличны. Это самая малость того плохого, что я удосужилась увидеть и пережить за последние два года. И я знала – дать отпор и перерезать горло для меня не составит и труда. Меня этому научили. Единственное, что меня вправду тяготило это то, что мне приходится изображать из себя нежную куклу перед Златой. Ту которой я была раньше, и кто давным давно почил с миром.
Сторговались с Платоном в мою пользу. Всего-то нужно было польстить и раз-другой томно вздохнуть опустив ресницы – и он млеет и щебечет как птенчик. В ночи дождь начинает стихать, и когда я достигла дома, он и вовсе перестал идти.
Дом наш стоит в центре Шестого округа. Улочка узкая, дома из серого камня, выстроены строгой шеренгой. Вытянутые прямоугольные окна обрамляя снаружи маленькие кованные балкончики, хотя и имеются они лишь у обитателей третьего этажа, на которые с едва заметным запасом можно выставить горшок с цветком. Обычно они утопают в сохнущем белье. Неподалеку стоит лавка нотариуса и бакалейный магазинчик, а все остальное – это серость Саджепура. Но здесь тихо и безопасно, хоть и плата за это высока.
Поднимаюсь по деревянной обшарпанной лестнице на третий этаж, прихватив снизу ведро воды. По пути мне, как всегда, вышла старуха на первом этаже. Она всегда была в одном и том же платье, умудряясь сохранить его идеально чистым и опрятным. Седые волосы затянуты в тугой пучок на затылке, от чего морщинистое лицо слегка натягивалось. Глаза давно потухли, и со стороны ее можно посчитать слепой. Но это коварная ложь. Зрение и слух у этой корги были отменные. А прытью своей она могла переплюнуть любую егозу. Милый образ бабульки разлетался в пух и прах, стоило ей открыть свой рот. Ругательства, язвительные шуточки и проклятья. Ох как она любила обсыпать ими проходящего. Зато, мало кто из постояльцев оставались в этом доме надолго, не выдерживая ее натиска. Мы со Златой единственные, с кем эта старуха все никак не могла расправится. Злата так вообще стала ей достойным соглядатаем. А я лишь всегда проходила мимо под ее скрипучей лепет.
Под ее крики поднимаюсь, и ставлю возле двери ведро. Квартирка наша состояла из двух небольших комнат. В одной мы спали, в другой ели, мылись, варили зелья – точнее я варила, Злата никудышная ведьма – принимали редких гостей, сидели одинокими вечерами. Дверь со скрипом поддалась, отворившись мелким ключом. В комнате было темно и холодно.
Мокрый плащ швырнула на стул, занесла ведро и принялась разжигать огонь в камине. Огонь неохотно разгорался, тускло освещая пространство. Возле окна стоял деревянный простой стол, устланный пожелтевшей от частых стирок кружевной скатертью. Три стула обрамляли его, а в угу стоял сундук с моими травами, стекляшками, камнями и другой ведьмовской утварью. Он всегда был закрыт на замок и ключ был только у меня. Злате он был ни к чему, а если явятся незваные гости, отпереть его не смогут. Возле камина стояло кресло видавшее виды, с протертой зеленой обивкой в полоску. А возле входа стоял дубовый шкаф, набитый посудой и вещами. Кровати, единственное зеркало и еще один стол стояли в другой комнате, окна которой выходили на узенький балкончик.
Открываю шкаф и достаю просторную ночную рубашку. Скидываю платье и переоблачаюсь, накидываю на плечи шерстяную шаль. В комнате холодно, и теплота будет еще не скоро. Лезу в свой сундук и беру любимую колоду. Зажигаю свечу, ставлю на стол. На стул забираюсь с ногами, принимаясь раскинуть карты.
В разуме крутится лишь один вопрос, на который я хочу знать ответ. Чувствую как пелена надвигается на глаза, погружая меня в транс… Глухой удар выдергивает меня из полусна. Не успев понять в чем дело – тут же раздается еще один глухой удар, доносящийся из спальни, а за ним следом стон. Дверь в комнату открыта и она пуста.
Вскакиваю, и бегу в комнату. Шарю глазами, ища источник шума и нахожу его. За окном на балконе кто-то движется. Ныряю под кровать и достаю кинжал. Движения быстрые и отточенные жесткой выучкой. В комнате темно, и я крепче сжимаю холодную рукоять кинжала, резко открывая дверь на балкончик. Сердце колотится, но голова остается спокойной. Пришлец тяжко вздыхает и я наконец узнаю кому принадлежат эти стоны.
– Злата, – выдыхаю я и кидаюсь к ней.
