скачать книгу бесплатно
Гектор направил свою колесницу в самый центр сражения, понимая, что лестригоны постараются прежде всего уничтожить именно командующего, и это соберет вокруг него большое число врагов. Он дрался спокойно, сосредоточенно, как всегда. На колесницу накатила настоящая лавина воинов – вскоре оба коня, запряженные в повозку, были убиты, а затем упал, уронив щит, тяжело раненный возница. Прикрытие исчезло, и то, что военачальник оставался на возвышении, из преимущества превратилось в опасность: он лишь чудом успел принять на щит три или четыре молниеносно брошенных в него вражеских копья и порадовался, что у лестригонов почти не осталось луков – многие из них бросили громоздкие луки, перескакивая с помощью копий через пылающий ров.
Царь Трои соскочил с колесницы и могучим рывком опрокинул ее, встав так, чтобы борта повозки защищали ему спину. Теперь он мог видеть всех, кто на него нападал, и хотя против него бились по крайней мере семь или восемь свирепых воинов, троянец спокойно отражал их нападения, вовремя и точно нанося ответные удары. Вот упал один из лестригонов, затем второй, но их место тут же занимали другие: Антифот приказал уничтожить Гектора любой ценой. И тем не менее командующий продолжал руководить боем.
Один из египетских воинов ловко вскарабкался на борт поверженной колесницы и, повесив себе на грудь и на спину два громадных полуовальных щита, которые скрыли его почти целиком, стал докладывать командующему обо всем происходящем: с колесницы он хорошо видел поле боя. Гектор отдавал приказы, а юноша во весь голос повторял их, поворачиваясь в ту сторону, где приказ должны были услышать. В конце концов, лестригонское копье поразило смельчака в голову, и он упал под ноги троянскому герою.
Пентесилея сражалась так, как привыкла – верхом. Это был сумасшедший риск – если колесница хоть как-то защищала седока высокими бортами, то на коне амазонка была открыта с ног до головы. Сверкающие троянские доспехи, черная конская грива, развевающаяся над шлемом, блеск мелькающей в воздухе.
Секиры – все это бесило врагов. На левом краю площадки, где дралась амазонка, шла настоящая охота за нею. Чего ей и было нужно – она, как ураган, носилась взад-вперед, неизвестно как прорываясь сквозь плотные ряды дерущихся, нанося сверху точные, беспощадные удары. Секира одолевала даже толстое железо лестригонских шлемов, и уже не один воин упал с рассеченной головой под ударами Пентесилеи. Вероятно, они не подозревали, что этот безумный всадник – женщина, потому что время от времени окликали ее примерно так:
– Ты, жеребячий сын, куда удираешь?! Иди, я выбью дерьмо из-под твоей гривы!
– Эй, урод из погорелой Трои, скачи сюда! Я перегрызу глотку и тебе, и твоему жеребцу!
Она отвечала не словами, а ударами, всегда стремительными и смертоносными. Впервые после рождения Патрокла Пентесилея вновь испытала кровавое упоение боем.
Ахилл, придя на помощь Рамзесу, после того развернул свою колесницу и снова набросился на врагов. Он использовал привычный ему прием, который всегда применял, когда битва шла на небольшом пространстве: направил боевую повозку вокруг места сражения, захватывая его края и сокрушая на своем пути десятки лестригонов. Каждый удар «пелионского ясеня» уносил, по крайней мере, одну жизнь.
Снадобье египетских лекарей поддерживало силы героя, хотя боль в сломанном плече не исчезла и давала о себе знать, а драться левой рукой было труднее, чем правой. Но Ахилл, пришедший в ярость еще во время поединка с Карриком, теперь дал волю этой ярости и не замечал ничего. Как всегда в бою, он сделался ужасен – его будто безумные, мечущие молнии глаза, гигантский рост, еще увеличенный развевающейся над шлемом гривой, нечеловеческая сила, только что одержанная им победа над непобедимым убийцей – все это внушило трепет даже не знавшим страха лестригонам. Вольно или невольно, они отступали перед неистовым напором его несущейся во всю мочь колесницы, сжимая пространство боя, и герой с каждым новым кровавым кругом, все сужал и сужал кольцо.
Видимо, лестригоны понимали, что еще несколько кругов ахилловой колесницы, и большая их часть погибнет. Они делали все возможное, чтобы остановить героя – пытались бросать копья в его коней, но те, как заговоренные, уходили от бросков, иные из людей бездны кидались прямо под копыта, надеясь, что это задержит полет колесницы, однако кони сминали самоубийц – повозка, подскакивая и кренясь, проносилась над ними.
Еще круг, еще. Копье, пущенное в упор лестригоном, попало в грудь одному из коней. Тот захрипел, стал оседать, и Яхмес ударами меча обрубил упряжь и немного развернул повозку, огибая бьющееся в судорогах тело лошади. Второй конь, раздувая ноздри, понесся еще быстрее, будто не ощущая двойной тяжести влекомой им колесницы, которая несла возницу, гигантского воина и его гигантское копье.
Антифот что-то прокричал издали своим громовым голосом, и, когда колесница Ахилла вошла в очередной поворот, сразу пятеро лестригонов, схватившись за руки, переплетя их, кинулись под копыта коню. Яхмес никак не мог развернуться, конь налетел на живой заслон и тотчас упал с перерезанным горлом. От резкого толчка повозка опрокинулась.
К несчастью, Ахилл упал на правую сторону, ударившись сломанным плечом. От пронзительной боли герой сразу потерял сознание. На какое-то мгновение его заслонило от врагов тело коня и упавшая колесница, но еще миг – и сразу трое лестригонов кинулись к поверженному исполину, спеша прикончить его, пока он не очнулся.
Большинство египтян в это время были далеко. Рядом с Ахиллом оказался только его возница. Яхмес успел соскочить с колесницы до ее падения, поэтому не пострадал, однако великолепно понимал, что не одолеет троих громадных воинов.
– Очнись, Ахилл, очнись! Эти уроды рядом! – что есть силы крикнул Яхмес и, отважно встретив первого из нападавших, с размаху ударил мечом. Железный серп вошел между нагрудником и поясом – воин, корчась, упал к ногам египтянина, но, падая, выбил из его руки меч: изогнутое лезвие застряло в теле.
Второй лестригон уже заносил палицу. Если бы Яхмес отскочил, удар, конечно, достался бы не ему: люди бездны больше всего на свете хотели убить Ахилла. Однако египтянину даже не пришло в голову спасать себя. Выкрикнув какое-то ругательство, он взмахнул единственным оставшимся в его распоряжении оружием – длинным бичом возницы. Но именно им он владел с поразительным искусством. Тонкий ремень, свистнув в воздухе, обвил рукоять булавы и в следующий миг вырвал ее у воина, совершенно ошалевшего от такой наглости врага. Лестригон еще не успел опомниться, когда новый удар бича рассек ему лицо, и затем бич, продолжая движение, смазал по щеке третьего из нападавших.
Оба воина завопили от ярости и кинулись на юношу с поднятыми мечами. Однако в это мгновение Ахилл очнулся и тотчас оценил происходящее. Его копье отлетело далеко в сторону – герой понял, что никак не успеет его схватить. Он привстал на одно колено, левой рукой достал все еще вращающееся колесо опрокинутой повозки и, рывком отодрав его от оси, швырнул в лестригонов. Этот необычный метательный диск размозжил голову одному из нападавших и, ударив другого в грудь, поверг на землю замертво.
Через несколько мгновений Ахилл уже держал в руке «пелионский ясень», и его удары прикончили еще троих врагов, пытавшихся подоспеть на помощь к своим товарищам.
– Твоя привычка орудовать бичом оказалась полезна, Яхмес! – крикнул герой молодому египтянину. – Как бы там ни было, я обязан тебе жизнью!
– Я пытаюсь отдать долг! – воскликнул юноша.
Антифот в это время, увидав, что убить Ахилла не удалось, но он, по крайней мере, лишился колесницы, вновь закричал что-то своим воинам, и те, начав отступать под натиском египтян, обратились вдруг в бегство! Некоторые прорвались назад, к горящему рву, другие бросились к перешейку возле залива, уже оставленному египетскими воинами. Те, у кого оставались копья, тем же приемом, используя копье, перескакивали через ров.
Поняв, что лестригоны бегут, шерданы с воплями ярости ринулись за ними. Их примеру последовали и более осторожные египтяне – лучники и копейщики, воодушевленные внезапным и поспешным бегством врагов. Правда, никто из них не рискнул сунуться в ров или через него прыгать – воины сворачивали вправо, чтобы пройти по кромке берега.
– Стоять! – что есть силы крикнул Гектор египтянам. – Всем стоять! Стоять, я сказал!
Едва атаковавшие его лестригоны отступили, царь Трои вскочил на опрокинутую колесницу. Только взбираясь на нее, он заметил торчащий из своей правой ноги выше колена обломок копья и с удивлением подумал, что даже не запомнил, в какой момент боя оно вонзилось.
– Стоять! Построиться в три шеренги вдоль рва! Никому не наступать вдоль берега! Мосты сюда! – громовым голосом командовал он.
Египтяне, получившие приказ фараона слушаться каждого слова Гектора, разом прекратили погоню.
– Они могут удрать, Гектор! – закричал со своей колесницы Рамзес. – У них два корабля целы. А если мы дадим им уйти, они соберут все, что осталось от войска, и вернуться сюда, когда здесь не будет вас с Ахиллом! Если мы упустим Антифота, он как-нибудь, но отомстит! Верь мне!
Герой расхохотался. Огромный, весь залитый кровью, своей и чужой, он возвышался над усеянной трупами равниной, как некий дух войны, как сам страшный Арес[12 - Арес – бог войны у древних греков.], торжествующий среди смерти. Если бы не полученные им раны, к счастью, неопасные, он и вправду казался бы бессмертным и неуязвимым божеством.
– Я и сам знаю, что нельзя упускать лестригонов, Великий Дом! – ответил он на возглас фараона. – Но, будь покоен, они никуда не убегут. Они и не собираются убегать!
– Ты думаешь?
Фараон подкатил на своей колеснице к опрокинутой колеснице троянца и тревожно окинул взглядом поле битвы. Египтяне, выполняя приказ, поспешно строились. Человек пятьдесят бежали в сторону лагеря, чтобы принести мосты – заранее сколоченные из тех же пальмовых стволов щиты, которые царь Трои приказал приготовить на случай, если придется одолевать горящий ров.
Гектор, морщась, вытащил из раны на ноге обломок копья и проговорил, не глядя на Рамзеса, напряженно следя за, казалось бы, хаотическим отступлением врагов:
– Лестригонов, по моим подсчетам, осталось около пятисот или немного меньше. В любом случае им не уплыть на двух кораблях – Антифот это отлично знает. Кроме того, он видит и наше войско: у нас теперь чуть более тысячи воинов. С обеих сторон по две трети потерь, если не считать тех, кто попался в обе наши ловушки. Но ведь нас, благодаря этим ловушкам, в начале битвы было в два раза больше, а значит, подсчеты не в нашу пользу. Мы были готовы к этому. Но сейчас никак нельзя ошибиться. Антифот ждал, что египтяне кинутся за ним, что большая их часть побежит берегом, и, когда лестригоны резко развернутся и нападут, наши окажутся зажаты в узком пространстве береговой косы. Тогда численное преимущество перестанет работать на нас… Нет, такого подарка я ему не сделаю!
– Он это уже понял, – усмехнулся фараон. – Смотри-ка – они остановились.
– Ну да. Еще пара сотен шагов, и они вбежали бы в море. Да и залив с их кораблями остался позади, так что понятно – о бегстве они не думали. Видишь, с какой быстротой они перестраиваются? Вот теперь и начнется решающая схватка, и она будет страшнее предыдущей. Эй, воины – опустить мосты! Все на ту сторону! Подать мне колесницу!
Пальмовые щиты упали, перекрывая ров. Египтяне устремились по ним на прибрежную часть равнины.
– Брат, мне тоже нужна новая колесница! – произнес Ахилл, подходя к Гектору.
– Уступи ему свою повозку, Рамзес! – обратился царь Трои к Великому Дому. – Тебе лучше теперь остаться здесь: там будет слишком опасно.
– В лагере найдется лишняя колесница, – довольно резко произнес фараон. – Я слушаюсь тебя во всем, царь – ты умело командуешь боем, однако мною ты не будешь командовать, это моя страна!
– Но ты ранен.
– Это царапина, а не рана. Ты ранен куда сильнее, о твоем брате я и не говорю, но вы оба в бою. Хватит слов: эти твари уже готовятся наступать. Вперед, скорее! Воины, еще одну колесницу сюда!
По тому же проходу между красными кувшинами, проходу, которым, отступая, воспользовались наиболее хладнокровные и наиболее наблюдательные лестригоны, все три колесницы вслед за египетскими воинами миновали ров.
– Я атакую по центру, Ахилл и Пентесилея занимают правый край, чтобы защитить перешеек, ты налево, Великий Дом, но только не опережай воинов! Антасса, прижимать их к морю, и теперь ни шагу назад!
Голос Гектора гремел, заглушая ожившие барабаны лестригонов, которые, впрочем, звучали теперь глуше и тише: большей частью барабанщики были убиты. Антифот тоже что-то кричал своим, и те спешили, чтобы напасть первыми, но на этот раз египтяне успели скорее – стремительная волна атаки хлынула на завоевателей прежде, чем они завершили построение.
Колесница Ахилла первой достигла вражеских рядов. Навстречу герою полетело десятка два копий – на другой стороне рва лестригоны подобрали свое брошенное во время первой переправы оружие. Часть копий Яхмес принял на щит, и они раскололи его на части, но у ног предусмотрительного возницы лежал другой, которым юноша поспешил прикрыть троянского богатыря. Остальные копья Ахилл отбил на лету ударами «пелионского ясеня». Он налетел на лестригонов с удвоенной яростью, быть может, потому, что чувствовал, как иссякают его силы: действие лекарства кончалось, боль в сломанном плече разливалась по всему телу, парализуя движения, тьма поднималась в глазах. Вероятно, удар при падении с колесницы тоже сделал свое дело. Герой понимал: долго ему не продержаться.
– Вправо! – крикнул Ахилл Яхмесу.
Он повторял тот же прием – вел колесницу вдоль вражеского строя, нанося удар за ударом, срезая ряд за рядом. «Пелионский ясень» расшибал мощные шлемы, ломал вскинутые навстречу мечи, даже толстые булавы. Это неукротимое и стремительное движение смерти заставляло неустрашимых лестригонов отступать, шарахаться в сторону от колесницы, так страшен был новый натиск троянского богатыря.
– Разворачивай! – снова закричал Ахилл, когда колесница промчалась вдоль правого крыла вражеского строя, оставив на земле не менее двадцати убитых. – Разворачивай скорее!
Яхмес опоздал на какое-то мгновение, и повозка пролетела по открытому месту около сотни локтей, прежде чем повернуть на новый заход. И это сделало ее уязвимой. Сразу несколько копий рванулись навстречу и убили одного из коней. Второй, раненый, осел на задние ноги, высоко вскинув передние, на миг прикрыв собой седока и возницу. Но только на миг…
Взревев от радости, Антифот, все это время следивший за движением колесницы и ждавший, когда она повернет, стремительно выскочил из-за спин своих воинов и, когда раненый конь опрокинулся, с расстояния в сорок шагов что есть силы метнул копье.
Яхмес от толчка упал на колени и не успел поднять щит достаточно высоко. Впрочем, едва ли щит мог устоять против огромного копья, брошенного с невероятной силой и яростью. Копье пробило нагрудник Ахилла и вонзилось в грудь с левой стороны. Герой не вскрикнул, только вздрогнул всем телом и упал навзничь, перелетев через борт колесницы.
В это мгновение лестригоны, казалось, уже проигравшие битву, подумали, что еще могут победить.
Глава 11
Случившееся видели почти все. Антасса и его шерданы, как раз в это время вклинившиеся в первый вражеский ряд, фараон, находившийся на другом краю площадки, но наблюдавший за началом боя со своей колесницы, Гектор, чья боевая повозка достигла линии вражеской обороны, Пентесилея, которая в этот момент сражалась на береговом перешейке, локтях в двухстах от мужа.
Лестригоны оглушительно завопили в диком ликовании, им ответил отчаянный вопль египтян, и Антасса со своими воинами тотчас кинулся к колеснице Ахилла, чтобы прикрыть его. Они были уверены, что герой убит, но не желали отдавать и его тела.
Гектор закричал громче и страшнее всех и совершил, на первый взгляд, совершенно безумный поступок: он направил свою колесницу напролом, сквозь вражеские ряды, далеко вклинившись в них и дав себя окружить. Он оказался далеко от своих воинов, казалось, обрекая себя на гибель. На самом деле это не было безумием: как ни был потрясен царь Трои, он не утратил воли, равно как и не поверил, что Ахилл мертв. Приамид-старший понимал, что сейчас важнее всего отвлечь от брата врагов, а сделать это можно было, только обратив их ярость на себя. От горя и гнева силы героя словно утроились – он рубил направо и налево, непостижимым образом уходя от множества ударов. Его новый возница – опытный немолодой египтянин, прикрыл щитом спину троянца, даже не пытаясь защищать его спереди – Гектора защищала сейчас собственная быстрота движений, его окровавленный громадный меч мелькал в воздухе, как огненное крыло, и порою казалось, что у него в руке десяток мечей.
– Вот вам, псы, ублюдки, Тартаровы выродки! – кричал герой. – Вот вам, вот, вот и вот! Ни один из вас не уплывет отсюда, вас сожрут грифы и шакалы! Вот вам, уроды! Вот! Вот! Подыхайте!
Пентесилея видела тот момент, когда копье вонзилось в грудь ее мужа и видела, что оно, скорее всего, попало в сердце. Если это так, то Ахилл упал мертвым, хотя то, что падал он не лицом вниз, а затылком, все же внушило амазонке какую-то надежду. Она поняла, что не поспеет к нему прежде, чем до него добегут лестригоны, однако шерданы успели раньше, а значит, если Ахилл жив, они могли на какое-то время его защитить.
Любая женщина на месте Пентесилеи поступила бы, не рассуждая – робкая обратилась бы в бегство (но такой не могло оказаться на поле битвы), отважная кинулась бы к мужу, даже рискуя сразу погибнуть.
Пентесилея была не обычная женщина и даже не обычная амазонка и поступила совершенно иначе. Развернув коня, она направила его прямо на отделившегося от вражеских рядов царя Антифота. Ей навстречу, занося свои копья, выскочили несколько воинов, но когда копья поразили ее коня, амазонки уже не было в седле – она перелетела в прыжке через голову лошади и через головы напавших на нее лестригонов и, оказавшись теперь с Антифотом лицом к лицу, будто безумная, кинулась к нему. Впервые за все время битвы амазонка закричала. Она кричала не обычным своим низким, почти мужским голосом – ее крик, пронзительный, звонкий, вдруг выдал врагам, что это – женщина. Но ей того и было нужно – Пентесилея действовала совершенно осознанно, хотя египтянам, видевшим ее прыжок и ее атаку, в какой-то миг показалось, что она помешалась.
Вероятно, это же подумал Антифот. Он рассмеялся и, оскалившись, ждал амазонку, выставив вперед меч. В нескольких шагах от него Пентесилея снова взвилась в воздух, занося над головой секиру. Она миновала лезвие меча, успев ногой толкнуть руку царя лестригонов и не дать вскинуть оружие выше. Но реакция Антифота была, пожалуй, не хуже: когда амазонка, как кошка, обрушилась ему на грудь, он левой рукой перехватил ее руку с секирой. Еще миг – и железные пальцы лестригона, сжавшись, как клещи, сломали бы запястье женщины, однако этого мига у Антифота не было. Трудно сказать, успел ли он увидеть, как взметнулась левая рука Пентесилеи, во время ее бега и прыжка плотно прижатая к телу. Трудно сказать, заметил ли Антифот короткую белую молнию, сверкнувшую ему в глаза. Во всяком случае, его воинам, находившимся в нескольких шагах, показалось, что амазонка ударила их царя в лоб кулаком. И когда он, не вскрикнув, рухнул лицом вниз, их ошеломила лишь сила удара, сумевшего повергнуть на землю могучего воина. Истина открылась, когда кто-то, подбежав к Антифоту, повернул его: как раз под линией шлема, точно между бровей царя, торчала костяная рукоять боевого ножа амазонки. Лезвие целиком вошло в мозг и принесло мгновенную смерть.
Пентесилея не упала вместе с убитым – успела отскочить. И, прежде чем лестригоны могли что-либо сообразить, зарубила одного из них секирой. Трое других, поняв, что произошло с Антифотом, с воплями кинулись к амазонке, но один за другим упали под ее ударами.
Видя, что смерть царя вызвала среди врагов если не смятение, то растерянность, и ряды их смешались, молодая женщина, врубившись в гущу боя, бросилась к колеснице Ахилла. Но его уже не было возле повозки – шерданы оттащили героя назад, подальше от сражения. Пентесилея увидела его в окружении десятка египетских воинов. Троянец лежал на спине – копье все так же вертикально торчало из его груди. Рядом, на коленях, склонившись к нему, стоял Яхмес. Лицо героя было серым от боли, но глаза открыты и хриплое дыхание срывалось с губ – он был жив.
– Ахилл, Ахилл! – крикнула Пентесилея, бросаясь к нему и тоже падая на колени. – Ахилл, я убила Антифота!
Он сделал над собою страшное усилие и улыбнулся.
– Этот пес говорил, что нет мужчины, который бы убил его… Вытащи копье, Пентесилея.
– В сердце? – резко спросила она.
– Нет. Рядом. Мне повезло. Вытащи его, ну… У остальных не такая твердая рука, а у меня не хватит сил.
Она рассекла секирой нагрудник мужа, вынула из пояса и положила себе на колени полосу ткани. Затем, взявшись за древко, могучим рывком извлекла копье из раны. Кровь, до того стекавшая густыми каплями, теперь хлынула струей, но амазонка быстро зажала рану тканью. Потом, приподняв Ахилла, плотно обмотала его грудь и, сняв с себя пояс, закрепила повязку.
– Мы отнесем его в лагерь, и лекари обработают рану! – воскликнул Яхмес. Его губы дрожали, голос срывался, он готов был расплакаться.
– Где Гектор? – глухо спросил Ахилл, очнувшись после мгновенного обморока.
– Там, в центре битвы.
– Он в опасности, Пентесилея… Прошу, помоги ему…
Она сжала рукой его мокрую от пота и крови ладонь.
– Ты продержишься, Ахилл?
– Да, да… Попади оно в сердце, я был бы уже мертв. Ну, родная моя, иди! Прошу тебя!
Амазонка поцеловала бледные губы мужа и, вскочив, крикнула египтянам:
– Берегите его!
Вскоре она уже была рядом с Гектором, который отбивался от нескольких десятков наседающих на него врагов. Секира Пентесилеи сверкнула рядом с царем, свалив лестригона, который метил в героя копьем.
– Ахилл жив! – выдохнула амазонка. – Его рана не смертельна. Антифот убит.
– Хвала Великому и Единственному Богу! – прохрипел Гектор, не поворачивая окровавленного лица, лишь мельком глянув на нее. – Мы почти победили, Пентесилея. Надо выстоять!
– Мы добьем их! – амазонка снова ударила и ринулась за отступившим от нее раненым лестригоном. – Куда, отродье демона?! Струсил?! Они уже дрогнули! Лестригоны дрогнули! Держись, Гектор, слышишь!
Последние слова она прокричала во весь голос, и услышал их не только царь Трои.
Занятые битвой, они не обращали внимания ни на что, кроме поля боя. Между тем из-за мыса уже некоторое время назад показались два корабля. Они шли на веслах, свернув паруса. Казалось, гребцы раздумывали, приставать ли им к берегу, на котором кипела страшная битва. Высокий человек в боевых доспехах, стоявший на носу одного из кораблей, из-под руки напряженно всматривался, пытаясь понять, что происходит.
Некоторые из сражающихся краем глаза заметили эти корабли. Увидел их со своей колесницы и Рамзес. В недоумении он понял, что это чужие суда, явно не египетские и совершенно точно не финикийские – об этом говорила форма их носа и кормы, расположение мачт. Однако они были и не лестригонские – в чем фараон, впрочем, не сомневался.
«Похоже, это данайцы! – подумал Рамзес. – Что им тут может быть нужно, и как они смеют приставать в неположенном месте? А они вроде бы хотят пристать… Фу, какие глупости лезут в голову! Разве сейчас до этого!»
Между тем крик Пентесилеи, долетевший до идущих вдоль берега кораблей, решил дело. Высокий человек, очевидно, предводитель мореплавателей, обернулся к своим гребцам и закричал могучим голосом, так, чтобы услышали и на втором корабле:
– Я слышал имя Гектора! Он в сражении, и его враги – подлые лестригоны, от которых стонут все народы моря. За мной! Скорее!
В считанные мгновения оба корабля врезались носами в песок, и гребцы, моментально облачившись в доспехи и взяв оружие, превратились в воинов. Соскочив в воду, они кинулись к берегу, собираясь вступить в сражение. Приказ их начальника не оставлял сомнений, что они будут драться на стороне египтян, и что грозная слава могучих лестригонов не пугает их. Это были сильные, крепкие мужчины, вооруженные копьями и мечами, чей решительный вид говорил о немалой отваге.
Гектор увидел их, когда они пошли в наступление, и понял, что это пришла помощь, помощь, которая была сейчас так нужна. Только откуда взялись эти люди? Кто они?… Пользуясь тем, что враги слегка отступили, в который раз пытаясь заставить его совершить ошибку – сойти с колесницы, герой повернулся и посмотрел на неожиданных союзников. И подумал, что сходит с ума: впереди, размахивая огромным мечом, бежал… Ахилл! Тот Ахилл, какого когда-то он видел под стенами осажденной Трои – в тех самых доспехах, с львиными мордами на могучем нагруднике и на щите, в высоком, сверкающем шлеме со светлой гривой. Юный, стремительный, гневный и прекрасный, как всегда.
В следующее мгновение царь Трои понял свою ошибку: не было главного: того страшного взгляда из-под дуги шлема. Взгляда, который вызывал ужас у самых отважных, а менее храбрых валил мертвыми, взгляда, в котором виднелась нечеловеческая, неодолимая и беспощадная сила Ахилла. Сила, с которой нельзя справиться… Взор воина был грозным, но он не убивал и не обращал в бегство. Этот человек походил на Ахилла, и на нем были его доспехи, те самые, что он видел под Троей, но это был не Ахилл.
Гектор не успел до конца понять, кого видит перед собой, у него не осталось на это времени. Он продолжал биться, биться из последних сил. Его снова ранили, на этот раз в бок – рана причиняла сильную боль, а главное не было возможности перевязать ее и остановить обильное кровотечение. Шерданы пробились к своему командующему и дрались с ним рядом, однако их силы тоже были на пределе.
Вмешательство неведомых союзников оказалось своевременным. Сто двадцать могучих воинов, со свежими силами ринувшихся в бой и напавших на лестригонов со спины, смяли их ряды. Завоеватели дрогнули окончательно, часть их попыталась прорваться к заливу, чтобы добраться до двух уцелевших кораблей. Но Пентесилея с несколькими десятками воинов-шерданов не подпустили врагов к берегу.
Исход битвы был решен. Молодой военачальник в сверкающих доспехах бился с большим искусством, так умело, так ловко, словно делал это ежедневно. Каждый удар его меча нес смерть, и вот уже ряды его воинов сомкнулись с рядами наступавших египтян. Остатки лестригонов были окружены. Они не сдавались, сопротивляясь, погибая один за другим, но им никто и не предлагал сдаться. Возможно, Гектор оставил бы в живых последних побежденных, но на этот раз его великодушие и здравый смысл уступили ярости – он еще не знал, выживет ли его брат после полученной страшной раны, а потому щадить врагов, совершивших столько подлостей, нарушивших все договоры, царь Трои не мог.
Еще немного – и все было кончено.
Когда грохот мечей и щитов, рев сотен глоток, топот ног вдруг умолкли, Гектор огляделся и понял: это победа. Страшная победа: из трехтысячного войска египтян в живых оставалось около семисот человек и среди них мало кто не был ранен.
Троянский царь посмотрел на солнце и с изумлением понял, что битва продолжалась чуть больше часа…
Глава 12
– Ты – величайший полководец Ойкумены! Только ты мог это сделать! Только ты!
