скачать книгу бесплатно
«Просто… интересно.»
«Не говори, что он привлек твое внимание.»
«Нет! Хватит с меня мужчин! Хватило одного урода!» – я резко схватила черную блузку и, не справившись с деревянными плечиками, бросила ее на кровать.
«Вера, не верь никому из них. Они даркийцы, а все даркийцы считают, что женщины – рабы, что могут лишь рожать детей и ублажать мужчин, они не имеют права больше ни на что. Тем более они старше тебя более чем на десять лет.»
«Я понимаю…»
Я выбрала белые бриджи с черным ремнем, темно-синюю водолазку с серебряной вышивкой и пуговицами, что начинались чуть выше груди и заканчивались на шее. Под одеждой расположился кулон моей родной мамы. На ноги надела блестящие кожаные сапоги, на голову – черный шлем.
Никогда не любила эти шлемы, но выбора у меня нет. Не хочу красоваться мужской прической перед всеми.
У входа в комнату меня уже ждали двое солдат. Они поклонились мне и повели к выходу в королевский двор. Когда мы спустились с последней лестницы, передо мной возникла спина мужчины, одетого в черный кожаный камзол. Генерал остановился и повернулся на меня, поклонился.
– Спасибо, дальше я сам.
Солдаты поклонились, генерал и я чуть склонили головы в благодарность.
– Готовы прогуляться, Ваше высочество?
– Все, что угодно, лишь бы не сидеть в скуке в своей комнате.
– Понимаю. – Генерал провел рукой по лицу, и только тогда я увидела, насколько он был уставшим и измотанным: черные круги под глазами, бледность, дрожь в руках, будто ему было сложно держать их навесу. – Идем?
Неужели еще не восстановился после переливания? Тогда почему он не отдыхает в своей комнате?
Я кивнула, и генерал вытянул локоть, когда я взялась за него, он повел меня дальше, на площадку. Небольшие каблуки ритмично стучали об аккуратно уложенный камень под ногами. Рядом стояли две уже запряжённые черные лошади. Генерал подвел меня к одной из них, я отпустила его локоть и, держась за седло, поставила ногу на стремя.
– Вам помочь забраться?
– Может, в детстве я не могла забраться на лошадь сама, но сейчас я выросла и стала выше. – Я оттолкнулась от камня и забралась в седло, генерал удовлетворенно кивнул и подошел к своей лошади. В отличии от меня он сел в седло спокойно, совсем не напрягаясь. – Куда мы поедем?
– Как вам удобно. Куда вы хотите?
– В западной части двора есть беседка рядом с фонтаном.
– Значит, едем туда. – Генерал дернул поводья, и его лошадь двинулась с места и пошла спокойным шагом. Иногда дергая головой, мой конь двинулся следом. Когда мы поравнялись, я спросила:
– Где вы были эту неделю? Я вас не видела.
– Были неотложные дела. Оказалось, что я уже восемь лет как отец.
– Генерал Калис тогда вам об этом объявил… Это была правда?
– Да. Всем, кто знал о ней до того дня, запретили говорить об этом мне, поэтому узнал я об этом только неделю назад.
– А ее мать? Она тоже здесь?
– Нет… И если вы позволите… Я не хотел бы об этом говорить сейчас. Не хочу омрачать прогулку, вам и без того нелегко.
Ему больно…
– Да, конечно.
Наконец, показалась белая башенка беседки, послышался шум льющейся воды фонтана. Мы спешились с лошадей, генерал снял поводья с морды моего коня и со своей лошади, отпуская их прогуляться без нас. Я сразу заметила разницу между тем, что было раньше и тем, что сейчас. Везде были разбросаны старые листья и ветки, кусты были нестриженными и выглядели неаккуратно. Я села на скамейку внутри беседки, генерал повесил поводья на ветку дерева и сел на скамейку передо мной.
– Можете снять шлем, он вам только мешает.
– Я… – потерла затылок. – Я не могу.
– Слушайте… – генерал наклонился телом ко мне. – Я понимаю, что вы стыдитесь того, что вам обстригли волосы, но передо мной не стоит волноваться. – Генерал взял мои пальцы в свои ладони. – Я не собираюсь что-либо вам говорить, я понимаю, что вам и без того плохо. – Глаза заслезились, слезы потекли независимо от меня. Я не смогла их остановить.
– Тише, не надо плакать.
Генерал поднялся со своей скамейки и сел рядом со мной. Он притянул меня за плечо к своей груди и начал успокаивать как маленького ребенка, чуть похлопывая по спине. Я пальцами взялась за края его камзола и уткнулась еще сильнее в его грудь. Резинка от шлема давила на подбородок и шею, но мне было все равно, лишь бы не снимать ее с головы.
Почему я разревелась перед ним? Я ведь никогда не плакала перед посторонними, почему сейчас?
– Если бы король увидел эту сцену… – Генерал издал тихий смешок. – Его дочь рыдает на груди его Советника и одного из генералов всей армии, что старше ее почти на одиннадцать лет… он бы меня прибил.
– Он может. – Его попытка разрядить обстановку удалась, слезы почти прекратились, остались лишь тихие всхлипы.
– Хватит плакать, принцесса. Я понимаю, что вам тяжело, и, если вы не хотите ее снимать – не снимайте, я не настаиваю.
– Спасибо… – Я отстранилась от него и вытерла остатки слез с щек.
– Но можно спросить? Почему вы решили это сделать? Что тогда произошло? – Спокойно спросил он, пытаясь не задеть меня.
Я сжала губы, вспоминая весь тот ужас, что тогда происходил, и снова чуть не расплакалась, но на этот раз смогла сдержаться.
– Из-за моей позиции в школе, надо мной издевались, в один день мне просто подожгли волосы. Мне пришлось подстричься налысо… Меня это не смущало до того дня, как я пришла в больницу, где мне начали обрабатывать рану на руке.
IV
– Ну привет, ты на перевязку? – молодая медсестра поправила свои очки.
– Да. – Мой голос был осипшим от часовой истерики, что закончилась совсем недавно.
– С акцентом говоришь? Я надеюсь, я тебя пойму? – Я кивнула. – Ну, заходи. – Она открыла дверь и зашла внутрь, я за ней, придерживая только недавно прекратившую кровоточить руку.
– Садись. – Медсестра указала на стол с двумя стульями напротив, я села за один из них, она сама надела перчатки, достала из коробочки баночку с антисептиком, чистые плотные салфетки, пинцет и повязки, и села передо мной, постелив на стол мягкое полотенце. – Клади руку. – Я вытянула ее. – Почему раньше не пришла? Повязки неаккуратно наложены.
– Пришла так, как смогла…
– Учителя не могли помочь тебе нормально забинтовать руку? – я покачала головой, опуская глаза.
Несмотря на то, что учителя отвечают за меня и всех остальных учеников, Оксана Георгиевна отказалась давать мне бинты, обвинила, что я сама в этом виновата… А медсестры, как обычно, в школе не было. Пришлось идти в столовую, повара дали мне салфетки, а потом я пошла к Виктору Михайловичу, который, когда увидел это безобразие, достал чистые бинты из своего шкафа, обработал рану наспех и отвез меня в больницу… Он не пошел разбираться с остальными учителями, понимая, что помощь мне нужна как можно скорее, а разбирательство может занять много времени.
Медсестра аккуратно сняла старые повязки, которые Виктор Михайлович наложил мне. Как только ей открылась часть раненой руки, ее глаза широко открылись в шоке.
– Где ты так умудрилась? Такая глубокая царапина! – Медсестра зацепила одну салфетку пинцетом и замочила ее антисептиком, приложила к одной из царапин. Мою руку прожгло, я с трудом сдержала крик, тихо зашипела. – Терпи. Тебе вообще нужно зашивать рану.
– Мои одноклассники толкнули меня арматуру, он острым концом прошлась по руке… Все это произойти на перемене… – я пыталась хоть немного отвлечься от боли разговором, но тихое шипение и болезненные стоны все-таки вырывались из моей груди.
– Такая глубокая? – Медсестра придавила место царапины чуть сильнее, руку снова обожгло яркой вспышкой боли. – Потерпи, рану нужно полностью продезинфицировать, чтобы потом не пошло заражения и можно было ее зашить.
Несколько минут моего шипения, стонов и тихих вскриков, и я решила продолжить начатый разговор:
– Они решили избить меня, но я уклоняться от них, но кто-то задеть меня, не удержала равновесия и упала на арматуры.
– И им никто не помешал? – За небольшое время медсестра уже сменила салфеток шесть-семь, потому что те слишком быстро становились грязными.
– Никто не собираться… Да и когда я прийти к учителям, никто не собирался мне помощь.
Медсестра бросила взгляд на старые грязные салфетки, неодобрительно нахмурилась и спросила:
– Ты сама себе рану обрабатывала?
– Нет, один учитель помог, всем остальные на меня плевать, сказали, что я сама виноват, сам всех спровоцировала.
– Учителя не понимают, что понесут за это ответственность? Они обязаны следить, чтобы с учениками ничего не произошло.
– Ничего, мама с ними разбираться, она богат, так же, как и ее умершие родитель, они оставили ей бизнес. Они считать, что сможет откупиться, что удалось много раза… но только не сейчас, мама пойдет до конец. Они не смогут откупаться… только не в этот раз. – Я уже представила, как мама пойдет в полицию и напишет заявление на школу, я была уверена, что теперь учителя и одноклассники, которые издевались надо мной почти все время, пока я училась в школе, получат свое наказание, и с мамой я смогу поставить их на место.
В дверь постучались, и, не дожидаясь ответа, вошла женщина лет сорока, которая направилась прямо к медсестре, не обращая внимания на меня.
– Алена, иди вниз, там пациент с тяжелой травмой головы, ему нужно обработать раны.
– А никто другой этого сделать не может?
– Все остальные заняты другими делами.
– Я тоже занята, если вы не видите!
– Иди вниз, я сказала. Хочешь работать врачом – поучись перевязку головы делать, это сложнее, чем руку. Тут я сама справлюсь. Быстро.
девушка тяжело вздохнула, отложила пинцет с салфеткой, которым она обрабатывала рану, в сторону и встала со своего стула. Она вышла из кабинета, а женщина села за стол передо мной.
Она надела чистые перчатки, сменила салфетку и начала аккуратно обрабатывать оставшиеся неочищенные места царапины, искоса поглядывая на меня, и не сдержавшись, сказала:
– Ты вроде бы красивая девушка, а волос нет, зачем обстригла? Да еще такая тощая. Кожа аж серая. Тебе это не идет, понимаешь?
– Вас интересует только моя внешность? Не то, как я получила эти глубокие царапин, из-за чего у меня может быть заражение крови? Вас интересует только то, как я выгляжу?
«Она сейчас серьезно?»
«Не слушай ее, не унижайся, ты не виновата ни в чем»
– Вот ты же девушка.
«Опять!»
Женщина посмотрела на меня, отвлекшись от обрабатывания ран:
– Длинные волосы для девушки – самое…
Я не дала ей договорить, вырвала руку, моментально прижав ее к груди, и вскочила со стула. Расширенными глазами смотрела на медсестру, я, сама того не понимая, дышала через плотно сомкнутые зубы.
– Вас интересует только то, как я выгляжу?!
– Слушай, тебе раны нужно обработать, сядь на место!
«Вспомнила, наконец!»
«Знаешь, уходи от нее. Быстро. Она ничего хорошего не сделает»
– То есть сейчас вы уже думаете о моей рана! Хотя раньше почти отложили пинцет, говорили мне, что длинные волосы – главное достоинство женщин! Fira!
– Сядь на стул!
– Вы ведь задали вопрос врачу, зачем звонить в полицию, вы не выяснять причину или обрабатывать раны, вы осуждали то, как я выгляжу! Я вас шокирую, но никто не в правь осуждать человека за его жизнь, вы тем более. Для врачей главной задача должна быть здоровье пациентов, а не обсуждение их внешность. А еще меня никто не спрашивал, когда состригать мои волосы… моя приемная мать отстригла мне волосы тогда, когда мои одноклассник подожечь мне волосы. Из-за толстоты меня унижать! Я начать худеть и получиться вот так! – Я указала на свое осунувшееся худое лицо. – У меня все тело в шрам от их драк! – Я задрала низ кофты, показывая почти свежие следы от ударов ног на боках. – Но, если вас интересует только моя внешность… Пойду умирать в подворотне, потому волосы – это же самое главное у женщины, это же важно ее здоровья или жизнь! А я со своей лысой голова не заслуживаю жить!
Я здоровой рукой резко схватила чистые повязки со стола, развернулась, выбежала из кабинета, по пути забинтовывая больную руку, и слышала, как меня зовет та женщина, как она просит кого-нибудь помочь ей поймать меня в то время, как я убегала все дальше от этого места. Я прибежала туда, где должны были оставить мою куртку, подошла к двери и аккуратно приоткрыла ее, на диване сидел мой учитель, который привез меня в больницу. Он читал что-то в своем телефоне, все также не показывая никаких эмоций, и одним движением заправил прядь длинных, до плеч, волнистых волос за ухо и заметил меня.
– Вероника? – Виктор Михайлович был единственным учителем во всей школе, кто относился к своим ученикам уважительно, не ко всем, конечно, а только к тем, кто уважал и его. Мне постоянно казалось, что мужчина видит меня и других людей насквозь.
– Тебе уже обработали рану? – спросил он и, заблокировав телефон, чуть приподнялся с дивана.
– Да. – Я вошла в кабинет, не показывая перевязанную на скорую руку рану. – Я лучше пойти домой. Я позвонить маме, она приедет.
– Может, мне подождать, пока она прибудет?
– Нет. Едьте в школу, скажите всем, мама их уничтожить.
Виктор Михайлович усмехнулся, что очень редко когда происходило. Он в школе славился тем, что был полностью безэмоциональным человеком, он никогда не ругал учеников, если они начинали шуметь или не слушали его. Когда учитель это замечал, он не делал ничего, не говорил им ни слова против, а продолжал вести урок, но он запоминал тех учеников, и на контрольных и тестах они получали самые сложные варианты.
– Жаклин Александровна попросила меня позвонить ей, когда перевязка закончится. Но ты в любом случае ей позвонишь. – Виктор Михайлович поднялся с дивана с моей курткой в руках и подошел ближе, похлопал меня по плечу, пытаясь подбодрить.
– Хорошо. Спасибо за помощь…
– Я учитель и ответственен за здоровье своих учеников. Не понимаю, почему остальные учителя на тебя так взъелись…
Он передал мне куртку и вышел из кабинета. Я надела ее и выбежала из больницы, надела шапку, а поверх капюшон.
Лишь бы никто не увидел…
Я села на лавочку рядом с больницей, наклонившись вперед, скрывая свое лицо.
