скачать книгу бесплатно
– Так что же вы… Почему потом не рассказали?
– Как же не рассказал? – вот, только что…
Антон Карлович, сидевший за рабочим столом сыщика, негромко хлопнул по нему рукой. Пора было прекращать совершенно бесцельный спор: какая теперь уже разница, тогда бы он рассказал или сделает это сейчас? Важно просто узнать об этом странном обстоятельстве как можно больше.
– Николай, давай по порядку, – прервал спорящих Филимонов. – Первый выстрел прозвучал в 7:44, так?
– Верно, – закивал тот.
– А второй прозвучал спустя шесть-семь секунд – на часах было уже 7:45, так?
– Нет, не так, – ответил профессор. – Не совсем так. Второй выстрел действительно прозвучал спустя два такта – но на часах было еще 7:44. А вот третий был примерно через пять секунд после второго, тогда на часах было уже без четверти.
Все замолчали: сыщики пытались понять, как третий выстрел укладывается в картину преступления, а профессор словно бы обдумывал что-то, что не сходилось у него в голове. Мутные, словно смотрящие куда-то внутрь глаза он обратил на стену, руки машинально наигрывали на дубовом столе какую-то мелодию.
– Тот выстрел был странным, – нарушил тишину кабинета профессор. – А, может быть, предыдущие были странными? Видите ли… Не знаю, как это объяснить.
– Объясните как можете, – предложил Уваров и начал аккуратно льстить. – Вы ведь музыкант с мировым именем – так кто, как не вы, сможет наиболее точно рассказать о звуке? Антон Карлович, вы ведь потом переведете?
Пояснение Каменева сводилось к следующему: представьте себе, что вы играете на каком-нибудь инструменте. Скажем, десять лет вы играли на своем домашнем рояле «Шиллер-Бек». И тут – например, в гостях – вас просят сыграть какую-нибудь вещь, которую вы сто раз уже играли у себя дома. Вы начинаете – и просто по самому звуку понимаете: не просто другой рояль – другая фирма. Даже если настроить инструмент один в один – все равно: и дерево другое, и лак другой, и дека другая – все это слышно.
– Так вот, – подвел итог Николай Константинович. – Я об заклад бьюсь, что третий выстрел совершили из другого оружия. Первые два очень своеобразны по звучанию – такая маленькая пушка как будто бы. Третий – он несколько глуховат был, но зато громче и как будто бы ближе. Я еще засомневался – может он вообще не относится к делу? Мало ли: вдруг у какого охотника и в самом деле патроны к ружью кончились?
Но от дороги опушку отделяла лесная полоска, и свидетель ничего не видел. А идти смотреть, в кого там стреляли – довольно сомнительное предприятие, особенно если у тебя нет оружия. Филимонов понимающе кивнул: «Это верно: там, где убили двоих, и третьего бы не пожалели – или уже четвертого?»
– Похоже, что обстоятельства серьезно изменились, – заметил Уваров. – Нам как минимум есть с чего начать. Извините, профессор, – повернулся он к Каменеву, – но вам придется задержаться. Вы наша основная надежда.
– Ничего, я всегда готов помочь полиции, – нервно проговорил Каменев, ожидая нового ареста. Почем ему было знать – может быть вся надежда сыщиков сводилась к тому, что он и есть убийца?
– Как главный консультант по музыкальной части – сможете опознать выстрелы по звуку? – все еще не питая особой надежды, спросил Владимир Алексеевич. – Помните их?
«Обижаете… – огорченно ответил тенор. – Все-таки профессор музыки, должен различать звуки. Да и на память не жалуюсь. Единственная просьба: разрешите я воспользуюсь вашим телефонным аппаратом – видимо, я все-таки задержусь у вас. Надо предупредить жену».
Они вышли втроем в коридор, Каменев снял трубку и попросил соединить с 25–09. Барышня на коммутаторе в две секунды нашла нужный разъем, прошло еще секунд десять – и, наконец, в трубке послышался матовый голос меццо-сопрано.
«Варя, это я, – начал он. – Я так и не попал на дачу… Что значит “предсказуемо”? Я почти доехал… Звоню из полиции. Нет-нет-нет, я никого не убивал, не грабил и не терялся. Тут случилось одно обстоятельство, пока нельзя разглашать подробности… Ну если только в двух словах сказать: я выступаю как консультант. Да, представь себе – главный консультант Санкт-Петербургского управления полиции по музыкальной части. – Он повернулся в сторону сыщиков, лицо его сияло; те в унисон довольно кивнули. – Да ничего серьезного, двойное убийство в лесу, как раз по дороге на дачу… К ужину? Да, вероятно успею. И напомни, пожалуйста, чтобы я завтра все-таки доехал до дачной хозяйки. Надеюсь, в воскресенье по дороге убийств не будет. Хорошо, до вечера».
Уваров качал головой, закатив глаза к небу. Кажется, прозвучало безмолвное «Вот идиот…» Филимонов опустил голову и прикрыл лицо массивной ладонью.
– Благодарю, я в вашем распоряжении! – чирикнул Каменев, отойдя от телефона.
– Так… Для начала мне тоже надо позвонить, – сдерживаясь, начал статский советник. Он попросил соединить все с тем же номером. – Варвара Георгиевна, доброе утро. Филимонов беспокоит – да, Антон Карлович, он самый. Благодарю, здоров… Как вы? Рад слышать… Тут ваш супруг обмолвился насчет преступления – я на всякий случай предупредить: об этом пока нельзя упоминать в разговорах. Понимаете, тайна следствия… Да, благодарю вас за понимание. А что Николай? – он и не такие трюки выделывает. Привезем – конечно привезем как только закончим.
В связи с появлением в деле третьего выстрела план действий поменялся: Филимонов с трех часов дня запланировал встречу с агентурой, которая вхожа была практически куда угодно. Уварову надо было проинструктировать сотрудников, чтобы те опросили извозчиков: видели или не видели, подвозили кого то-то или нет – и если да, то куда. Надворный советник выпросил на все про все четверть часа и убежал инструктировать подчиненных; статский советник в это время приказал взять со склада улик все огнестрельное оружие за последний год. После морга все втроем они собрались опять ехать на ту же опушку – поставить следственный эксперимент, когда новоиспеченный главный консультант должен был по слуху определить орудия преступления.
Когда вернулся Уваров, Антон Карлович на всякий случай спросил тенора: «Ты нас здесь подождешь – или с нами в морг?»
– Я с вами, – несколько посерев, проговорил тот. – Все-таки, раз уж я консультант – я должен знать все? Даже это, полагаю…
Обшитая сталью дверь покойницкой издала звук холодный и колючий, как некоторые ноты кларнета. Судебный медик Иван Аронович сидел за письменным столом, заканчивал писать протокол осмотра двух убитых и неприятным гнусавым голосом – хотя довольно чисто – напевал «Подружки мои, приходите – я буду лежать на столе…» Как раз позади него на столах расположились трупы.
– Особенно порадовать нечем, – посмотрел из-под толстых очков доктор, которому быстро рассказали несколько деталей. – Как и предполагалось, причина смерти обоих – пулевое ранение в область сердца. Стреляли, скорее всего, из револьвера. Скончались сразу же.
– Не совсем – один из них успел побиться в судорогах.
– Странно, весьма странно. При таком ранении я бы им и секунды не дал. Но возможно всякое, шанс один на сотню готов допустить. Впрочем, это вам устанавливать, я продолжу о своем. Пуль в груди нет: очевидно, из-за близкой дистанции прошли насквозь. Следов алкоголя нет или очень незначительны. На правой руке есть свежий след от выстрела…
– Постойте, доктор, – прервал его Уваров. – Какой след от выстрела? Рука так близко была к стволу револьвера, что туда попали следы пороха?
– Нет, определенно нет, – уверенно сказал доктор. – Выстрел был, конечно, с близкой дистанции – метров семь, может восемь – но даже если убийца с убитым протянули друг к другу руки, этого бы не хватило. И потом: мы не можем пока находить какие-то мельчайшие следы порохового газа. По крайней мере мне не доводилось видеть таких исследований. А тут без лупы видно: небольшие частицы неразорвавшегося пороха. Первый раз с таким сталкиваюсь…
Тут голос подал новоиспеченный консультант, который все это время с ужасом и любопытством осматривал покойных.
– Простите, доктор – у меня три вопроса…
Иван Аронович узнал в посетителе человека, которого час назад препроводили в камеру предварительного заключения, и вопросительно посмотрел на Уварова: «Можно? – ему-то? Бывшему задержанному?» Уваров слегка кивнул головой и незаметно улыбнулся: «Можно, это свой». Доктор повернулся обратно к Каменеву: «Прошу вас, чем смогу…»
– Видите ли… Я не знаком со спецификой работы полиции и уж тем более медицинской экспертизы – поэтому мои вопросы могут быть дилетантскими. Но я все же рискну. Мне показалось? – или действительно их раны несколько странные?
Доктор заметно оживился: он хотел придержать эту новость для конца разговора – для пущего эффекту, но теперь пришлось выкладывать в середине. Возможно, что он ожидал этого вопроса от сыщиков, а не от совершенно постороннего человека, первый раз пришедшего в покойницкую. Потому он и не отказал себе в удовольствии проверить внимательность тенора:
– А что такого странного вы заметили?
– Понимаете, у них ранения разные… Тут прямо-таки получается инверсия, обращение: тема та же самая, интервалы те же – а ноты другие. Вы разбираетесь в музыке?
Доктор снисходительно посмотрел на него и ответил так, как сделал бы это раньше – когда еще жил на Новой улице в Одессе, которую буквально через два месяца переименуют в Маразлиевскую: «Молодой человек! Вы посмотрите на меня внимательно – и рискните сказать, что я не знаю скрипки!»
– Так-так-так… Так что вы обнаружили? – продолжил, заинтересованно глядя на него, Иван Аронович. – И какую инверсию вы увидели тут?
– Вот этот, брюнет, – он лежал справа относительно нашей кареты. Который с русыми волосами – слева. У обоих ранение в грудь – только у первого оно идет слева направо, а у второго – справа налево. Это значит, либо одному стреляли в спину, либо – если оба входных отверстия у ранений были в грудь – с разных сторон?
Доктор засиял от счастья и вдохновленно выдал: «Да, молодой человек! Вы правильно заметили – вы очень внимательны. Им не стреляли в спину, стреляли в грудь».
Таким образом, картина преступления должна выглядеть следующим образом: убитые следуют друг за другом с поля в сторону лесополосы. И тут первый убийца из этой самой узкой полоски леса, стреляет в ближайшего к нему. Второй убийца, вышедший, должно быть, со стороны дороги, стреляет во второго. Таким образом, первый убитый – это Алексей Званцев – получает от первого убийцы пулю слева направо, а Дмитрий Василевский – зеркально, справа налево – от второго.
– Из сего со всей очевидностью, господа, следует также и то, что в нашем деле не могло быть одного убийцы, – заключил доктор. – Вы сообщили, что все выстрелы были произведены в течение менее чем пятнадцати секунд – но посмотрите на схему. Может ли один человек с той позиции, где он стреляет в первого убитого, за это время переместиться на вторую точку, откуда убивает второго? Нет, это решительно невозможно – как невозможно и обратное.
Ответить сыщикам было нечего, они промолчали. Профессор задал второй вопрос, который должен был прояснить ситуацию с третьим выстрелом: «Когда на руке должны были появиться пороховые следы, чтобы они не успели исчезнуть?»
– Хороший вопрос… – задумался доктор.
Вопрос был хирургически точным: правильный ответ позволил бы получить тенору непробиваемое алиби. Если такие следы легко смывались грозовым ливнем, профессор был вне подозрений – его показания о времени убийства становились бы проверяемыми и подтверждались бы еще и заключением врача. Впрочем, сам тенор вряд ли об этом задумывался.
– Я бы сказал, что… – начал Иван Аронович и хотел обратиться к Каменеву по имени и отчеству, которых не знал. – Простите, как вас величать? Мне кажется, я все-таки вас где-то видел до сегодняшнего дня. И голос очень знакомый…
– Каменев Николай Константинович, ординарный профессор нашей консерватории, – хотел он отрекомендовать себя, но не успел закончить и половины фразы.
– Боже ж мой! – Это же вы пели с Женечкой Нравиной, когда в «Роберте» она была Изабеллой? – вскинул руки доктор и полный гордости отметил. – Вы знаете, она-таки моя дальняя родственница… Ой, какой вы тогда выдали до-диез в третьем акте! Слушайте, такого до-диеза я не слышал даже у Тамберлика!
Нельзя сказать, что Николай Константинович отличался скромностью хоть в какой-то степени. Напротив, славу и почести он любил, но всегда делал вид, что его они не прельщают. Только иногда как бы промежду делом он отмечал «У вас, коллега, сегодня успех невероятный – почти как у меня был в Театре Реал». Но чтобы его сравнивали по силе голоса с Тамберликом и даже ставили выше? – это явно перебор.
– Ну вы преувеличиваете, Иван Аронович… Я его слышал – мой до-диез по силе звучания даже рядом не стоял…
– Где же вы его могли слышать? Вы же совсем молодой человек! А он приезжал к нам в последний раз… Ой, когда же это было?
– С до-диезом – в шестьдесят третьем, – дал как всегда точную справку профессор. – Но вы правы – я тогда практически только родился. Зато двадцатилетним мальчишкой специально ездил в Испанию – слушать Гайарре, который, увы, недавно скончался. И вот, идя из Театра Реал, я случайно увидел афишу: прощальное турне дает сам легендарный Тамберлик. Знаете, когда он запел, я не понял, почему все им так восхищаются. Конечно, я тогда не понимал, что в шестьдесят два года петь – это не то же самое, что в тридцать: и середина качается, и нижний регистр подводит. Верха сохранились, но уже какие-то скрипучие.
– Он и в шестьдесят третьем был уже не тот, честно говоря, – грустно заметил доктор. – Вот в пятьдесят седьмом – я был совсем молодой – я его слышал… Жаль, что вы получили о нем такое представление. Поверьте – это был выдающийся певец!
– Я убежден, что это был великий певец – и был живым свидетелем. Представьте, дают последний номер – это была ария из «Вильгельма Телля», из четвертого акта – и тут он открывает все свои клапаны, и весь театр заполняется серебристым звуком: оглушающим и великолепным. Вот это было грудное до! Ни до, ни после я такого не слышал – даже у Преображенского. А в восемьдесят четвертом он снова приезжал к нам – с верхним «си». Успех был огромный…
Доктор вскинул руки к голове, планируя сказать что-то вроде «Ну не скромничайте – вы же не хуже моего знаете…», но Филимонов решился прервать этот спор музыканта с тонким ценителем: «Так что же по поводу пороха?»
Иван Аронович улыбнулся и развел руками так, как будто он пытался что-то продать с очень большой наценкой на Привозе – и очень убедительно говорил, что это непременно надо брать: «Ладно-ладно, вы не хочете про музыку – поговорим про трупы».
Заключение доктора было таким: буквально любой дождь, кроме самого мелкого, очень быстро смыл бы такие частицы пороха. К тому моменту, когда трупы были обнаружены, дождь уже прекратился: следовательно, алиби в очередной раз подтверждается со стопроцентной вероятностью, а время убийства установлено с точностью до минуты – показания становятся подверженными.
– Ясно, – протянул тенор, снимая очки. – Вы меня успокоили, доктор. Чрезвычайно вам признателен.
– Какой у вас третий вопрос? – напомнил Иван Аронович.
– Третий вопрос… А у меня был третий? Ах да! – конечно! Скажите, доктор – у кого из убитых на руке был порох? Кто из них, получается, стрелял?
– Как кто? – переспросил тот. – Я разве не говорил? Оба.
Глава 4
– Как это понимать? – еще не истерически смеясь, но улыбаясь как-то не очень весело, выдавил Уваров. – Что это значит, как это вообще возможно?
– Вы уверены, что это не дуэль? – переспросил доктор. – Очень ведь похоже, хотя капсюльное оружие не дает нагара.
– Похоже-то похоже… Но откуда бы тогда взяться исчезнувшему третьему телу? Это же не дуэль миньонов…
– Подождите, все ли мы правильно поняли? Получается, кто-то должен был убить этих двоих и затем сделать непонятно за какой надобностью третий выстрел? – начал рассуждать вслух начальник Сыскного управления. – Нет, стоп – опять не сходится: порох на руках у них, значит стреляли они. Но если в них стреляли с разных сторон, тогда нужен еще и четвертый выстрел! Вы что-нибудь понимаете?
– Нет, Антон Карлович, не понимаю, – откровенно признался Уваров.
– Вот и я, Володь, не понимаю. А ты, Николай?
Тот подошел к покойным, еще раз посмотрел на раны. «Нет, господа – я тоже пока ничего не понимаю, – ответил он и, чуть помедлив, почти машинально произнес: пока ничего не понимаю». Очевидно, убийцей тут был совершен какой-то трюк в стиле Гудини: невозможно произвести тремя выстрелами четыре манипуляции – и получить два трупа. Но, тем не менее, они налицо.
– А четвертого выстрела не было? – спросил Филимонов.
– Нет, – ответил тенор. – Как минимум в течение следующей минуты не было.
– Тогда, может быть, первый убитый застрелил второго… Нет, не так: первый застрелил третьего – который исчез, второй – первого… Стоп, а кто тогда второго убил? – строил догадки надворный советник. – А, может быть, тело третьего потому и исчезло, что его ранили, но не убили? Тогда получается так: первый ранил третьего (теперь на руке есть нагар), второй убил первого (теперь и у него тоже) – а дальше раненый третий убивает второго и сбегает. Все логично! – торжествующе закончил он.
Первое же, что увидел Уваров после этого – лицо профессора, выражавшее совершенное удивление быстрой работой мозга при переборе вариантов. «Знай наших, – подумал сыщик. – Не гении, конечно, но тоже соображаем».
Иван Аронович в свою очередь покачал головой и протянул надворному советнику начерченную схему.
– Это была бы интересная версия, Владимир Алексеевич. Но в ней есть, как вы можете видеть, неустранимый порок. Извольте видеть: ни в одного из убитых нельзя попасть под нужным углом, если расположиться на месте исчезнувшего тела – это во-первых. И, во-вторых, ни один из убитых не мог под нужным углом выстрелить в противника.
Кроме того, есть еще одно препятствие – нагар. Понимаете, в чем проблема: представим на секунду, что один из них, – доктор показал на труп, – застрелил другого. В результате он каким-то чудом получил на руке следы пороха. Но смертельная рана произведена из обычного современного оружия, которое не дает таких следов.
– Скажите, доктор, – пораженный неожиданным открытием, схватил руку убитого и выпалил Уваров. – А может быть так, что отдельно подожгли порох – и несгоревшие частицы нанесли на руки убитым?
Доктор колебался несколько секунд, но в итоге подтвердил, что такое возможно. Если бы существовали методы более глубокого анализа, можно было бы сказать, стреляли они сами или нет. Но таких методов в распоряжении Ивана Ароновича, увы, не было.
– А какое оружие может дать такой нагар?
– Не знаю, – ответил врач. – Какой-нибудь мушкет или аркебуза… Там, где порох загорается вблизи руки.
– Ну вы скажете, доктор… – буркнул Филимонов. – Это какой век? Пятнадцатый? Шестнадцатый? Ну не царь Горох же их застрелил!
– Послушайте сюда, молодой человек! – ответил врач. – Такое оружие до первой трети нашего века все-таки применялись. Тогда капсюлей еще не было.
– Какие-то раритетные, хотите сказать? Коллекционные?
– Возможно… А сейчас, как видите, стандартный патрон с металлической гильзой используется, – он достал из ящика маленький цилиндр и поставил на стол. – Вот такой вот пулей их, судя по всему, и застрелили.
– Из одного оружия стреляли или из нескольких?
– Не могу сказать уверенно. Калибр, судя по ранам, одинаковый – 7,62 мм. Учитывая расположение тел, я бы предположил, что выстрелы произвели из двух разных пистолетов одной марки.
– Именно пистолетов?
– Я сомневаюсь, чтобы кто-то стрелял в них из «берданки». По крайней мере, на расстоянии в десять метров в этом нет нужды.
– А что показал осмотр одежды? – спросил Филимонов.
Доктор пожал плечами: ничего не показал, его еще не проводили, дожидались вас. Вчетвером они подошли к отдельному столу, на котором лежали одежда и вещи убитых.
Уваров кинул взгляд на два плаща, висевшие на гвозде, продырявленные фраки и жилетки, карманные часы, обувь, в которой только театры посещать и с сомнением буркнул себе под нос: у них точно следов алкоголя нет? Что они могли делать в лесу за городом в такой одежде? В такой одежде ходят во дворец или, на худой конец, в оперу.
– И, тем не менее, они были именно в этой одежде, – прозвенел высокий тенор.
– Да я помню, что их нашли как раз в этом, но… Черт возьми, как и зачем они явились в лес в такой…
– Володя, вернемся в участок – распорядись опросить извозчиков, – секунду подумав, сказал статский советник. Он, видимо, позабыл, что это уже сделано. – Вряд ли они пешком пришли: утром гроза была, все дороги в грязи, а у них на ботинках – ни пятнышка. Вы их не отмывали?
– Как можно? – удивился доктор. – В каком виде привезли, в таком находятся.
Уваров немедленно начал выстраивать гипотезу: они побывали вдвоем на какой-то пирушке. Где-то под утро все разошлись – а наши герои взяли бутылку шампанского, нашли извозчика и поехали продолжать на природу. Приехали, только расположились – их укокошили. Извозчик быстро сбежал, чтобы не отправиться на тот свет за компанию, а грабители забрали все, что смогли.
– Похоже на правду? – развел он руками.
– Не очень, – задумчиво начал Филимонов. – Если они пировали, должны были и выпить. Следов алкоголя нет. Это во-первых. А во-вторых: ты говоришь, грабители забрали все, что смогли – а часы? Карманные часы, две штуки – это не мелочь, – увлекшись, он схватил Уварова за руку и потащил к столу. Тенор засеменил за ними. – Гляди, у Званцева – это «Павел Буре», извини меня. Несколько сотен стоят. А у Васильевского в кармане лежали несколько тысяч – «Брегет». Сомнительно, весьма сомнительно…
