скачать книгу бесплатно
– Китти слышала тебя. Она только что подслушивала за кухонной дверью.
– Китти, милая, тебе нужно перестать подслушивать, – вздохнул папа. – Мы уже говорили об этом. Это может привести к непониманию и обидам. Да, Доминик спросил меня, могу ли я когда-нибудь жениться снова, и я ответил ему, что не могу этого представить, но не могу и вообразить, как я буду один всю оставшуюся жизнь. Я тоскую по вашей маме каждую минуту каждого дня.
Я выдернула руку из хватки Имоджен и бросилась к папе. Имоджен присоединилась к семейному объятию, в то время как Доминик стоял со смущённым видом, желая, наверное, исчезнуть куда-нибудь. Я подумала, что он винит себя в этой драме. Мы с Имоджен вышли из кухни, но в то время как моя сестрица направилась обратно в свою комнату, я задержалась в коридоре.
– Ради бога, – выдохнул папа, – что я должен был сказать им, Дом? Что без Лоры я чувствую себя совершенно потерянным? Что весь мир без неё не имеет никакого смысла? Что я люблю их больше жизни и что если мы втроём сможем просто держаться друг за друга, всё будет в порядке?
– Мне кажется, это звучит вполне уместно, дружище.
– Иногда я думаю о том, чего хотели бы девочки, – продолжил папа дрожащим голосом. – Я имею в виду, что знаю, чего они хотят. Они хотели бы, чтобы у них по-прежнему была мама и лучше бы я умер вместо неё. Так было бы легче для всех.
– Нет, Роб! Ты не должен думать такое! Девочки любят тебя. Они любят и тебя, и Лору. Они не хотят выбирать между тобой и ней. Они хотят, чтобы жили вы оба.
Я тихо ушла прочь, испытывая стыд и желание никогда не слышать того, что сказал сейчас папа.
И всё же я не могу выкинуть из головы мысль, что папа может жениться снова. После подслушивания этого разговора я стала проверять историю браузера на папином ноутбуке, чтобы обнаружить следы посещения сайтов знакомств или другой подозрительной интернет-активности. Это не так плохо, как кажется, потому что мне разрешено пользоваться его компьютером. Он даже сообщил мне своё имя пользователя и пароль, чтобы я при необходимости могла войти в систему, когда его нет дома. Однако на самом деле мне полагается использовать ноутбук только для домашних заданий, так что для того чтобы усмирить чувство вины, я занимаюсь шпионажем только после того, как заканчиваю работу.
Сегодня вечером мне нужно исследовать жизнь в Британии при викингах – это часть моего проекта по истории. На следующей неделе мы с классом собираемся поехать в Центр викингов в Йорке. Имоджен ездила туда три года назад и сказала, что это скукотища, но я очень жду этой поездки. В музее есть диорамы в натуральную величину, изображающие повседневную жизнь в викингской Британии. В качестве основной части проекта я пишу дневник викингской девушки. Я назвала её Альфхильд, что переводится как «битва эльфов». Какое замечательное имя! У викингов ужасная репутация, но не все они были кровожадными убийцами. Альфхильд и её родные мирно жили на ферме, и из-за этого некоторые записи в дневнике получаются довольно скучными.
Я придумала Альфхильд доброго старшего брата по имени Ингольф, который куда лучше, чем моя собственная сестра-не-викинг, чьё имя начинается на ту же букву. У него есть ручной волк и куда более интересная жизнь, чем у Альфхильд, потому что он ходит присматривать за животными, пока она варит похлёбку и подметает у очага.
Я закончила сегодняшнюю запись – для Альфхильд это был неожиданно интересный день, потому что несколько овец ворвались в длинный дом и устроили погром, – мы с Имоджен сели работать за папин ноутбук. Она показала мне, как просматривать историю браузера. В самом верху списка был сайт под названием «Одинокий полёт», который, судя по всему, предлагал поддержку родителям, «оставшимся исполнять свой долг в одиночку после смерти партнёра». На этом форуме папа зарегистрировался под именем ЧБСЛ и в своём вступительном посте объяснил, что это сокращение от «Что Бы Сделала Лора?»
«Лорой звали мою жену, – писал он, – и я по сто раз в день думаю ЧБСЛ, стараясь заботиться о двоих наших дочерях».
Под постом была целая вереница приветственных ответов от других участников сообщества, у которых были вот такие ники: Эмма1982, Снуппи, М-рБ и ДжДНЙС. Мне понравились эти комментарии, к тому же сайт был удобный: всё, что писал зарегистрированный пользователь, отображалось в отдельном разделе, так что мы легко смогли проверить все папины комментарии и вопросы. Самый недавний его пост был таким: «Как часто мне следует разговаривать с девочками об их маме? Я хочу сохранить живую память о ней, но не хочу, чтобы это показалось надуманным или нездравым. Иногда, когда я упоминаю о ней, девочки выглядят расстроенными и подавленными. Любой совет будет уместен. Заранее спасибо. ЧБСЛ».
Ответы по большей части были хорошими:
«ЧБСЛ, вы должны говорить о вашей жене настолько часто, насколько считаете естественным».
«Считайтесь с мнением ваших детей. Почему бы не спросить их, что они думают?»
«Я уверена, что вы проделываете невероятную работу. Будьте добрее к себе».
Попадались и странные ответы; один из них, в частности, заставил нас с Имоджен прервать просмотр форума.
«Иногда я разговариваю с мужем так, как будто он по-прежнему с нами. Я не знаю, что думают мои дети, но мне это кажется правильным».
– Могу представить, что думают её дети, – фыркает Имоджен. – Они думают: «О чёрт, наш папа умер, а мама совсем сошла с ума!» Некоторые из этих людей просто чокнутые. Может быть, в конце концов, папа найдёт какую-нибудь пользу на этом «Одиноком полёте». Что за пафосное имя для сайта!
Один ответ вызывает у меня жуткое чувство.
«Отец Д. умер ещё до того, как он родился, и я наверняка слишком много о нём говорю. Д., похоже, нравится слушать истории о своём отце, но ему всего четыре года. Посмотрим, что будет, когда он станет старше. Удачи. ДжДНЙС».
Ужас того, чтобы никогда не знать свою маму или своего папу, настолько огромен, что я даже не могу его осмыслить. По крайней мере, десять лет у меня были и мама, и папа.
Я могла бы часами читать эти посты, но Имоджен говорит, что это скучно, и закрывает ноутбук. Как только она выходит из комнаты, я снова вхожу в систему и быстро делаю ещё одну запись в дневнике Альфхильд. Ингольф падает в ручей, простужается и из-за этого вынужден оставаться в постели. Альфхильд приходится взять на себя его обязанности по уходу за животными на следующие несколько дней, пока он не оправится. Это хоть какое-то разнообразие, потому что я чаще всего могу написать только, как бедная девушка подметает пол и шьёт рукавицы. Завершив эту захватывающую и весьма приятную запись в дневнике, я возвращаюсь на главную страницу «Одинокого полёта» и регистрирую собственную учётную запись. Я игнорирую все предупреждения, радостно ставлю галочки, подтверждая, что мне больше восемнадцати лет и так далее, и через несколько минут у меня есть своя учётка на форуме под именем ОММ – «Оплакиваю Мою Маму». Я собираюсь дать ЧБСЛ несколько отличных советов. Например, он ни при каких обстоятельствах не должен думать о том, чтобы завести романтические отношения, и должен уделять младшему ребёнку в семье больше внимания, чем старшему, которому и так повезло провести с мамой на несколько бесценных лет больше.
Я не говорю Сэму о сайте «Одинокий полёт». Он всегда даёт почитать мне книги о переживании горя, такие как «Исцели своё сердце» и «Любовь и потеря для подростков». Он дал мне толстую тетрадь, чтобы я могла вести свой «дневник скорби», как он называет это. Ещё Сэм рекомендовал мне местные группы поддержки и даже рассказал папе о клубе для детей, потерявших родителя. Мы с Имоджен отказались туда ходить. Кстати, если так подумать, Сэм, возможно, уже знает про «Одинокий полёт». Может быть, именно он и рассказал о нём папе. Есть немалая вероятность, что Сэм опознает меня в ОММ, так что мне нужно тщательно маскироваться. Но я всё равно спрашиваю Сэма кое о чём – о том, о чём я не могу говорить больше ни с кем, о том, что не даёт мне спать по ночам.
– Как вы думаете, маме было страшно?
– Страшно из-за чего, Китти? – переспрашивает Сэм, хотя я на сто процентов уверена, что он точно знает, о чём речь. Он просто хочет, чтобы я сказала это вслух.
– Страшно умирать.
Если Сэм спросит меня, считаю ли я, что мама боялась, я, наверное, ударю его по лицу. Иногда он делает так – возвращает вопрос мне, это ещё один классический приём терапии, который мама постоянно использовала на нас дома. Но он не бросает этот вопрос обратно мне, только задумчиво смотрит на меня.
– Лора много говорила о том, как сильно она будет тосковать по тебе, Имоджен и вашему отцу. Она говорила о том, как гордилась вами всеми, но твоя мама ни разу не сказала мне, что она боится. Однако это не значит, что ей не было страшно.
– Я бы боялась и злилась. Почему мама не сердилась, Сэм? Кроме меня, только бабушка злится из-за всего этого. Иногда, когда бабушка заговаривает про рак, я вижу, как она стискивает кулаки, настолько, что даже костяшки белеют.
– Ты когда-нибудь разговаривала со своей бабушкой о чувстве гнева? Может быть, следует это сделать, Китти. Это может помочь ей понять, что не она одна сжимает кулаки.
– Может быть, – отвечаю я, зная, что не сделаю этого. Это совершенно не нужно. Бабушка видит мою ярость так же отчётливо, как я вижу её злость. Она знает. Наши руки сжимаются в кулаки от ярости рядом друг с другом. А ещё она видит, как мне страшно. Никто никогда не говорил мне, что горе ощущается, как страх, и что мне каждый день будет настолько страшно.
– Что-нибудь ещё, Китти? – спрашивает Сэм, используя своё умение читать мысли.
– Ничего важного, – говорю я ему, но, говоря это, я знаю, что не смогу долго держать это в себе.
Глава седьмая
Тестомесильная терапия
Проходят дни, а мой страх не ослабевает, а усиливается. Я подскакиваю по ночам, чувствуя, как колотится сердце и как пересохло во рту. Мои глаза распахиваются сами собой, я осматриваю комнату в поисках притаившихся ужасов. Я чувствую себя так, будто больше никогда не засну. Я боюсь расти без мамы. Я боюсь, что что-нибудь ужасное случится с папой, Имоджен, бабушкой, Кейт, Джесс или Клео. Я боюсь, что мне некого больше будет любить. Я боюсь читать мамино письмо на мой день рождения. Я решаю сосредоточить свои страхи на письме, потому что это единственное, над чем у меня есть контроль – ведь я могу спрятать его куда-нибудь до тех пор, пока не перестану бояться. Прошлой ночью я лежала без сна, думая об этом – я представила, как открываю конверт, а в нём лежит только чистый лист бумаги или, хуже того, слова, совсем не похожие на мамины. А может быть, я узнаю из этого письма то, что совершенно не хочу знать.
Я, конечно, хожу на сеансы к Сэму, но в то же время миссис Эллисон ведёт себя, как мой неофициальный, бесплатный и неквалифицированный психотерапевт. Сегодня, когда я прихожу домой, она уже на кухне – раскладывает ингредиенты, деревянные ложки, лопаточки, расставляет миски и формы для выпечки.
– Привет, милая, – говорит она, когда я вхожу и опускаюсь на стул. Под глазами у меня тёмные круги. – О нет, у тебя был плохой день в школе?
– Не совсем.
– Что ж, почему бы тебе не испечь хлеб вместе со мной? Замешивание теста – хороший способ избавиться от стресса, мне это помогает. Некоторые говорят, что хлеб лучше на вкус, когда сделан с любовью, но самый чудесный каравай я испекла после того, как узнала про отношения Уильяма с той красоткой из его офиса. Ты знаешь, что он сказал мне, когда я обвинила его в романе на стороне? «Сердце хочет того, чего оно хочет, Лиззи». Как он посмел цитировать мне чёртову Эмили Диккинсон? Я скажу тебе, что, помимо этого, Эмили Диккинсон написала: «Раненый олень прыгает выше». Что ж, она была права, верно? Вот я здесь, в Белсайз-парке с тобой и Сэром Ланселотом, и скоро я стану телезвездой. А последнее, что я слышала об Уильяме, – то, что он живёт в тесной квартирке в Клактон-он-Си вместе со своей будущей женой номер три.
Миссис Эллисон выгнала своего мужа, «ловеласа из Северного Лондона», как называет его папа, после того как узнала о его очередной измене. Это было за много лет до того, как мы переехали сюда, так что мы его никогда даже не видели. Хотя, судя по описанию, он полный неудачник, но миссис Эллисон говорит, что он единственный мужчина, которого она когда-либо любила, и поэтому теперь её спутник жизни – Сэр Ланселот, и никого больше ей не нужно.
– Ну, давай приниматься за дело. Мы будем печь плетёнку в восемь кос. Это было испытание умения в прошлом сезоне «Лучшего пекаря», так что вряд ли мы получим его снова, но кто знает? Судьи могут оказаться хитрыми. Надень фартук, Китти. Свою плетёнку ты будешь делать самостоятельно.
Два часа спустя моя тёмно-синяя форма сплошь покрыта мукой, но я чувствую себя лучше. Я неустанно месила своё тесто, но моя плетёнка плохо поднялась. Она как будто даже осела в духовке, в то время как у миссис Эллисон хлеб вышел настолько пышный, что его можно использовать вместо подушки. Миссис Эллисон сказала, что я замесила тесто слишком круто, но поскольку мне, похоже, от этого становилось легче, она решила оставить всё как есть. Но мне удалось как следует переплести «косы» из теста; все те часы, что я потратила, заплетая волосы своим куклам, хорошо подготовили меня к этой части работы. За чашкой горячего шоколада с ломтиком хлеба миссис Эллисон, намазанным её же домашним вареньем из ежевики, я выбалтываю свой страх относительно маминых писем. Остальные страхи я держу при себе. Они слишком велики, чтобы говорить о них с кем-либо.
– Что если слова мамы прозвучат совсем не похоже на неё? Она знала обо мне всё с самого моего рождения, но она не знает меня сейчас. Она писала эти письма воображаемой будущей Китти, той, которая, наверное, лучше, чем я. Мама всегда считала меня лучше, чем я есть.
– О, я думаю, твоя мама точно знала, кто ты такая, Китти Уэнтуорт. Ты очень славная девочка, которая постепенно становится замечательной юной леди. Мне очень грустно, что у нас с мистером Эллисоном никогда не было детей, хотя, учитывая его походы на сторону, это, возможно, и к лучшему. И всё же я кое-что знаю о матерях. Моя мать всегда говорила, что в первый же раз, когда она заглянула мне в глаза, она точно поняла, какая я. То же самое относится и к Лоре – она знала тебя вдоль и поперёк, Китти.
Миссис Эллисон гладит меня по руке и утирает своим испачканным в муке фартуком слёзы, катящиеся по моим щекам – я их даже не замечала.
– Ну что ж, мисс. Следующим номером – пудинг с густой патокой.
– Я, наверное, просто посмотрю, как вы его делаете, если вы не против, – отзываюсь я. Несмотря на отсутствие квалификации, миссис Эллисон довольно хороший психотерапевт. Но она говорит куда больше, чем Сэм.
– Сойдёт. Мы можем сделать вид, что ты судья. Мне нужно привыкать к зрителям. Ты знаешь, что помимо других участников, ведущих и судей, там будут операторы, режиссёры, продюсеры и бог весть кто ещё? Как ты думаешь, на телевидении будет кто-нибудь, чтобы сделать мне причёску и навести макияж?
Скоро стартует сезон «Лучшего пекаря Британии», в котором будет участвовать миссис Эллисон. Готовясь появиться на телеэкране, она пытается немного сбросить вес.
– Говорят, что камера добавляет десять фунтов, так что я и решила сбросить десяток, чтобы выглядеть собой.
В состязании между похудением и необходимостью пробовать бисквиты, торты и пудинги, чтобы довести их до совершенства, выпечка побеждает с большим отрывом.
– Тебе не нужно сбрасывать вес, Лиззи, – сказал ей папа на прошлой неделе. – Есть такая старая поговорка: «Не доверяй тощему пекарю».
В эти выходные миссис Эллисон убеждает меня поехать с ней по магазинам, чтобы купить ей новую одежду для шоу. Она выбирает десять ярких льняных рубашек с короткими рукавами тех оттенков, которые «Farrow & Ball», наверное, никогда не включат в число своих красок. Примерочная превращается в вихрь лаймово-зеленого, кричаще-розового, ядовито-оранжевого, ярко-аквамаринового и синего оттенка «электрик». Ещё миссис Эллисон выбирает три пары удобных штанов цвета хаки и две пары белых капри. Капри не очень-то ей к лицу, но миссис Эллисон обладает тем, что мама называла «освежающе здоровым восприятием тела в сочетании с большой уверенностью в себе». Она непрерывно отпускает весёлые комментарии сквозь занавеску примерочной.
– Эти штаны просто идеальны, потому что они немного растягиваются, а мне это понадобится, чтобы наклоняться, когда я буду ставить что-нибудь в духовку и доставать из неё.
Занавеска отлетает в сторону, когда миссис Эллисон совершает несколько рискованных проверочных прыжков в новых штанах – к огромному удивлению женщины, вышедшей из соседней примерочной.
– Рубашки с короткими рукавами очень практичны, потому что рукава не придётся закатывать, верно? Итак, в указаниях от продюсера сказано – никаких полосок, не то чтобы я собиралась выбрать их, потому что вертикальные делают меня похожей на шезлонг, а горизонтальные явно не пойдут к моей груди! Продюсеры заявляют, что одежда вообще должна быть без рисунка, очень жаль, потому что я видела вон там очень красивую блузку в цветочек. Ты знаешь, что оба дня съёмок каждого эпизода нам придётся ходить в одном и том же? Я всегда удивлялась, почему участники на второй день появляются в том же, в чём были в первом – это вроде как называется «непрерывность». Полагаю, люди просто стирали одежду с вечера, но мне это не по душе, так что я просто куплю по две штуки одинаковых вещей. Я не буду срезать ярлычки на тот случай, если смогу вернуть одну из них. Не хочу сглазить, но я покупаю вдобавок наряд на финал шоу.
Миссис Эллисон едва успевает перевести дыхание, прервав поток сознания. Папа говорит, что она способна уболтать всю Англию. Она появляется из примерочной с раскрасневшимся лицом, на котором сияет победное выражение. После того, как мы расплачиваемся за её наряды, миссис Эллисон громко сообщает, что наша следующая остановка – отдел нижнего белья. Она произносит это в нос, с «французским» выговором.
– Китти, я говорила с твоим отцом и сказала ему, что, по-моему, тебе пора уже подобрать лифчик. Она смотрит на мою плоскую, как блин, грудь. – Сейчас у тебя там не очень-то много, но важно носить поддерживающий лифчик по мере развития тела. В общем, он не особо хотел это обсуждать, но согласился, чтобы я повела тебя за покупками. Никогда не знаешь, как будет, ты можешь расцвести буквально за одну ночь, как это было со мной. Кстати, не стесняйся прийти ко мне, когда у тебя начнутся «критические дни». Я знаю, твоя мама всегда открыто разговаривала с вами, девочками, насчёт подросткового периода. Я вовсе не обученный профессионал, в отличие от неё, но я прошла университет жизни. Если вдруг захочешь спросить меня о месячных или о чём-либо ещё, я готова выслушать и дать совет, понимаешь, милая? К слову сказать, у меня-то они уже давно позади!
Она посмеивается, а я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышит. Пожалуйста, пусть она перестанет говорить о месячных и росте груди!
Миссис Эллисон продолжает:
– Свой первый лифчик я купила в «Marks & Spencer». Это наша, британская фирма, хотя королева, очевидно, закупается в «Rigby & Peller». Я заходила туда однажды, просто чтобы посмотреть, и лифчики стоили сто фунтов каждый! Старый добрый «M&S» ставит цены в восемнадцать фунтов. Но я думаю, что королева может себе позволить дорогие покупки. Кстати, я вот прикидываю, где могут быть самые маленькие лифчики.
– В Америке их называют спортивными лифчиками, – хихикаю я. – Или тренировочными. Как будто грудь готовится к Олимпийским играм.
– Что, правда? Судя по всему, это вон там. Мы просто называем их «маленькими». Ага, вот и они. Разумнее всего выбрать белый, кремовый или, может быть, очень бледно-розовый, но ничего слишком броского. Представляешь лицо своей бабушки, если мы вернёмся домой с красным или чёрным лифчиком для тебя? Посмотри, Китти, линейка «Первый лифчик ангела», они же симпатичные?
Я беру один лифчик и рассматриваю его.
– А можно купить с поролоновой подкладкой?
Миссис Эллисон изучает мою грудь.
– Может, один с подкладкой, один без неё? – предлагает она. – Я когда-то подкладывала в свой лифчик носки, но недолго. У меня рано выросла грудь. Как ты думаешь, какой размер подойдёт? АА двадцать восемь дюймов – самый маленький, но нужно измерить твои параметры.
– Ни за что, миссис Эллисон! Мне будет ужасно стыдно!
– Они всё это видели много раз, милая. Я читала в воскресной газете, что восемьдесят процентов женщин в Англии носят лифчики неправильного размера. Ты же не хочешь начать с неправильного размера, верно? – Миссис Эллисон говорит это так, как будто неправильный размер может привести к болезни или, по меньшей мере, к плохой осанке и обвисанию груди.
Мы смотрим по сторонам и замечаем женщину-консультанта по имени Гвен, которая говорит нам, что работает в отделе нижнего белья уже сорок лет, что её внук изучает географию в Даремском университете и что она сама любит в свободное время заниматься своим садом. Гвен вталкивает меня в примерочную, быстро и деловито обмеряет меня и церемониальным тоном сообщает, что мой размер – «А» двадцать восемь дюймов. Это как если бы сортировочная шляпа из «Гарри Поттера» направила тебя в Хаффлпаф, потому что для Гриффиндора тебе нужен размер «B» тридцать четыре.
– «А» двадцать восемь! – восклицает миссис Эллисон. – Молодец, Китти. Это даже не самый маленький размер. По виду так и не скажешь, верно, Гвен? Что ж, расплатимся и поедем домой. Сегодня после обеда я собираюсь печь профитроли. Ещё я делаю вкусный манговый заварной крем для наполнения эклеров, они будут с лимонной глазурью поверху, но я не уверена, смогу ли я правильно выдержать баланс между сладким и кислым, поэтому мне нужно, чтобы ты их попробовала, Китти.
– Хорошо. Только, миссис Эллисон, пожалуйста, не говорите Имоджен или папе, какой у меня размер лифчика!
– Конечно, не скажу. Я буду хранить твой секрет. Просто дай мне знать, когда нам понадобится снова приехать сюда за следующим размером, и мы сможем снова обратиться к Гвен.
Миссис Эллисон улыбается своей новой подруге, которая в полном восторге от того, что может рассказать своим коллегам: только что познакомилась с участницей нынешнего сезона её любимого телевизионного шоу!
– Все продавщицы из «M&S» будут болеть за тебя, Лиззи! Удачи!
Когда мы выходим из магазина, я беру миссис Эллисон за руку. Мама была права: наша соседка – прекрасное дополнение к Команде Уэнтуорт. Не знаю, что бы мы без неё делали. Не знаю, что бы я делала без неё. Мы идём по Оксфорд-стрит, чтобы сесть на автобус до дома, и я помахиваю маленьким зелёным бумажным пакетом, в котором лежат два лифчика из линейки «Первый лифчик ангела»: один белый и один нежно-розовый, оба с поролоном! Я очень жду, когда же я смогу увидеть по телевизору миссис Эллисон в её новом наряде, хотя мне нужно как-то подсказать ей, что не следует так сильно подпрыгивать.
Глава восьмая
«Лучший пекарь Британии»
Съёмки «Лучшего пекаря Британии» начинаются в эти выходные, и миссис Эллисон уезжает в Беркшир, в огромный загородный дом под названием Уэлфорд-парк, где делают это шоу. В её отсутствие мне поручено следить за Сэром Ланселотом.
– Это первый раз, когда мы разлучаемся, – всхлипывает миссис Эллисон, утыкаясь лицом в складки на толстой шее пса, пока таксист нетерпеливо постукивает пальцами по рулевому колесу. – Я пыталась объяснить ему, что вернусь вечером в воскресенье, но я не уверена, что он до конца понял меня.
Таксист с трудом подавляет смех, а папа пытается оттеснить миссис Эллисон в сторону такси.
– Китти, я прикрепила распорядок дня Сэра Ланселота рядом с холодильником. Там есть список магазинов, где он получает собачьи лакомства, так что он не позволит тебе пройти мимо них, не остановившись.
– Идите же, миссис Э., вы же не хотите опоздать? – говорит папа, и мы вталкиваем её в такси и машем вслед.
– Сэр Ланселот желает удачи! – кричу я во весь голос перед тем, как такси сворачивает за угол.
– Верно, а нам пора идти, Китти, – замечает бабушка. – Возьми Сэра Ланселота на нашу благотворительную прогулку. Он может даже оказаться полезным и побудить собачников сделать пожертвования.
– Давай прицепим на него нарцисс, – предлагаю я, достаю из бабушкиной сумки брошку в виде маленького жёлтого цветка и осторожно прикрепляю её к красному ошейнику Сэра Ланселота, удостоверившись, что булавка не расстегнётся и не воткнётся ему в шею.
Бабушка собирает пожертвования в фонд хосписа имени Марии Кюри, а нарцисс – их символ. Люди носят их так же, как изображения маков, чтобы показать, что они приняли участие в благотворительной акции. Сэра Ланселота потребовалось долго убеждать подняться на холм, и, как и говорила миссис Эллисон, нам приходится остановиться возле мясного магазина, у булочной и у винного магазина, где он получает лакомства. Бабушка поднимает брови при виде винного магазина, а я удивлена тем, что мрачный булочник угощает нашего пса, но выясняется, что у него тоже есть французский бульдог.
– Немного поздно для Дня святого Давида, вам не кажется, уважаемая? Разве он не в марте? – спрашивает какой-то мужчина после того, как бабушка резко взмахивает нарциссом у него перед лицом.
– На самом деле я продаю эти нарциссы для того, чтобы собрать деньги для местного хосписа имени Марии Кюри, – отвечает бабушка, одаривая его взглядом Медузы Горгоны, способным превратить смертного в камень. – Моя дочь Лора, мать Китти, умерла там пару месяцев назад. Я торчу на Хэмпстед-Хай-стрит не для того, чтобы праздновать день святого покровителя Уэльса. Я даже никогда не была в Уэльсе, и да, День святого Давида в марте.
Она умолкает и ждёт, в то время как мужчина, которому явно становится всё более неловко с каждым её словом, залезает в свой бумажник и достаёт банкноту в двадцать фунтов, которую засовывает в ящик для пожертвований.
– Спасибо большое, – искренне благодарит бабушка, а мужчина нервной походкой направляется вверх по холму.
– Бабушка! Ты заставила этого беднягу чувствовать себя просто ужасно!
– Что ж, он дал нам двадцать фунтов. Если чувство вины заставляет людей быть более щедрыми, то кто я такая, чтобы не воспользоваться этим ради доброго дела? «День святого Давида», конечно! Что за идиотский комментарий?
Следующей её жертвой становится ничего не подозревающая семья итальянцев. Они поднимают руки в знак извинения и объясняют, что у них есть только евро.
– Я принимаю валюту, – заявляет бабушка и стоит так до тех пор, пока отец семейства не роняет в её жестяной ящичек купюру в десять евро. Она реально не ведает стыда, и, по её словам, это основная причина, по которой она остаётся лучшим сборщиком пожертвований для хосписа.
– Наверное, я обзаведусь терминалом для карточек, – говорит она после того, как пятый человек объясняет, что у него нет наличных. – Похоже, всё меньше и меньше народу носит с собой наличку. Напомни мне поискать такой в онлайн-магазинах, когда мы вернёмся домой.
