скачать книгу бесплатно
Она широко улыбалась и будто светилась изнутри, а Виктория стояла молча, непонимающе смотря на нее вытаращенными глазами.
– Ну же, бери, – добавив нотки недовольства, снова предложила Маша.
– Я не могу, – сконфузилась Вики, немного даже попятившись от подруги.
– Можешь, – с твердостью в голосе тут же ответила Маша, схватила руку Вики и повесила на нее пакет. – Он твой.
– Спасибо, – тихо-тихо отозвалась та.
– Ну же, – подтолкнула ее Маша к зеркалу. – Примерь. Я старалась, чтобы тебе подошел, но хочу все же удостовериться.
Подождав секунд десять и поняв, ждать каких-либо действий бесполезно, Маша взяла пакет обратно, достала платок и повязала на шею Виктории.
– Так лучше, – сказала тут же она, немного отойдя и смотря на отражение в зеркале. – Тебе нравится?
– Да.
Маша покачала недовольно головой: «Слушай, когда людям нравится, то они улыбаются обычно, а не смотрят испуганными глазами так, будто впереди их ждет расстрел».
Маша выбрала правильное слово. Именно расстрел. Этот платок приковывал взгляды, а Вики это вовсе не нужно было.
– Маша, – выдохнула Вики. – Понимаешь… Понимаешь… – она развязала платок и стала мять его в руках. – Он очень красивый. Очень– очень. Но… но, – мялась Вики, не зная, как сказать так, чтобы не обидеть подругу. – И мне он очень нравится. Но… но… Посмотри на меня и на него. Неужели ты не видишь разницы?
– Да, я вижу разницу. Он яркий, а ты – серая.
– Вот, – обрадовалась Вики. – Видишь. Я – серая. И….и мне нравится быть серой. Я не хочу, чтобы на меня все смотрели. А, если я повяжу его, то все будут на меня смотреть.
– И что в этом плохого?
– В этом нет ничего плохого. Просто мне это не нужно. Понимаешь?
– Не очень.
– Мне нравится смотреть на такие вещи, но сама я их носить не могу. Поэтому, пожалуйста, оставь его у себя. Тебе он очень идет, – голос Вики был очень жалостливым.
– Нет, – заявила Маша без всякого сочувствия. – Если тебе нравится смотреть на такие вещи, то повесь его дома и смотри. Хорошо? Начнем с дома, – озарилась новой идеей Машка. – Точно. Мы будем потихоньку менять твое окружение. На работе у тебя будут цветы, и дома что-то должно быть. Ты права. Молодец.
Вики тяжело вздохнула.
– А ты думала, что просто будет? – засмеялась Маша.
Ее смех не был злым, но Вики чувствовала, что ее тянут на тропу, по которой она идти не хочет. Ей казалось, что кто-то держит ее за горло, и с каждой новой Машиной выдумкой дышать становится все сложнее.
Сидя в своей комнате, она думала о том, что слишком часто на ее пути появляются такие люди. Стремящиеся поменять ее, ее жизнь, потянуть за собой, даже не зная, куда сами движутся.
Она вздрогнула. Звук дрели снова пронзил воздух. Соседи, жившие этажом выше, переехавшие вот уже полгода как, все делали ремонт. В последнее время ей стало казаться, что при таком частом сверлении у них вместо стен уже должно появиться решето, через которое звуки, как вода, проливаются, не встречая никаких препятствий. У ее соседки Кати после ремонта эти звуки практически отсутствовали: строители покрыли стены каким-то специальным материалом, заглушающим звуки, проникающие внутрь и исходящие из комнаты. Она создала для себя островок, на котором были только те звуки, которые она хотела слышать. Температура тоже менялась с помощью кондиционера, а ароматические масла добавляли благоухание. Вики ей очень завидовала. Но это была белая зависть. Она понимала, что Катя достойна такой жизни: она была красива, открыта миру и достойна всех его благ. Отгораживаясь от неприятных звуков снаружи, она открывалась миру, общаясь, когда выходила за пределы комнаты. Вики же, по ее собственному мнению, была недостойна такой роскоши, потому что, получив ее, она бы, напротив, заперлась, живя в своем внутреннем мире и совершенно отдалившись от людей.
– Ты блокируешь энергию, – заявила ей однажды Маша с совершенно серьезным видом. – И тут нет ничего смешного, – укорила она Вики, когда та заулыбалась. – Ты ничего не берешь извне, и естественно, что у тебя никто ничего не хочет брать.
– Но мне нечего дать, – возразила Вики.
– Что за глупости. Доброта, которая находится в твоем сердце, льет через край и все впустую.
– Доброта – это неходовой товар в наше время, – ухмыльнулась Вики.
– Это редкий товар, – поправила ее Маша. – А-а-а, – вскрикнула она, придумав еще что-то.
Вики уже испуганно на нее посмотрела: в этой красивой головке рождались в последнее время только губительные для нее мысли.
– Я знаю, что тебе надо делать, – заявила Маша, снова святясь ярче солнца.
Она ерзала на стуле и смотрела выжидающе на Вики.
– А-а-а…, – закричала она, выпустив энергию, излишне скопившуюся в ней. – Что же ты за человек-то такой. Неужели сложно понять, – она чуть-чуть подождала, но поняв в очередной раз бессмысленность этой паузы, спросила: «Неужели ты не понимаешь, что я хочу, чтобы ты спросила меня, что я придумала?».
– Я понимаю.
– И-и-и…
– Я не хочу знать то, что ты придумала, – выпалила Вики.
Инстинкт самосохранения стал давить ее доброту, которую Маша только что восхваляла.
– Прости, пожалуйста, но твои идеи… последние идеи, – поправилась она. – Они… они не очень хорошо действуют на меня.
– Это нормально, – тут же заявила Маша, махнув рукой так, будто это был какой-то пустяк.
Вики показалось, что, если бы она сейчас сказала, что вчера сломала ноготь, то вызвала бы большее сочувствие. И снова тяжелый выдох вырвался из ее груди.
– Слушай, ты так часто вздыхаешь, – встревожено сказала Машка. – Может быть, тебе к врачу обратиться? У тебя в области груди ничего не болит?
– Нет, – тихо ответила Вики.
– Это хорошо. Но ты все же сходила бы к врачу. Ты давно делала флюорографию?
– Давно. Три года назад.
– А-а-а. Кошмар какой. С нашим климатом нельзя так запускать свое здоровье. Это может тебе выйти боком, – предостерегала Маша.
– Я здорова, – вяло отозвалась Вики.
– Так ты спросишь меня или нет? – огрызнулась Машка.
– О чем?
– О-о-о, мой бог. Дай мне терпения, – вознесла она руки наверх и посмотрела на небо. – А черт с тобой. Я вот что придумала. Если у тебя есть много доброты, то ты можешь отдать ее детям, которые в ней нуждаются, – ее глаза горели так ярко, что смотреть в них было больно.
– Что-то я не поняла, – заметила Вики.
– Кто бы сомневался. Я имею в виду, что у нас в городе есть много брошенных детишек, которым нужна любовь.
– И какое я к этому имею отношение? – пыталась докопаться до сути Вики, выстраивая логическую цепочку, в которой снова не было ни капли логики.
– Ты взрослая баба, у которой нет детей, но куча свободного времени. И вместо того, чтобы сидеть в затхлой избенке, будет лучше, если ты выйдешь и поможешь самым слабым из живущих на планете. Детям, – добавила она последнее слово уже для того, чтобы не осталось никаких вопросов.
– А-а-а, – поняла Вики. – А ты не думаешь, что для этого нужно желание, возможности какие-то?
– Это отговорки. Единственная возможность – это ты, желание тоже от тебя зависит. А оно есть, я знаю. Хорошим нужно делиться, и тогда оно вернется к тебе. Твоя доброта гниет внутри и разлагает тебя. Скоро она покроется плесенью, приобретет неприятный запах и тогда уже станет никому не нужна. У всего есть срок годности.
– А, может быть, я хочу, чтобы так случилось? – вызывающе спросила Вики.
– А ты хочешь? – голос Маши был спокойным.
Вики сделала глубокий вдох, выдох и опустила глаза. Ей было стыдно признать, но она действительно этого хотела. Это был бы самый лучший для нее выход.
– Что ты молчишь? – спросила Маша.
– Мне нечего тебе сказать.
Разговор на этом закончился.
Звуки дрели, ниспадающие сверху, сменились звуками выстрелов и проклятий, доносящихся из телевизора соседей сбоку. Сама Вики перестала смотреть телевизор четыре года назад. У нее появилось сразу много времени. Оно, как водопад, обрушилось на нее, сшибло с ног и понесло куда-то по руслу реки. Она хваталась за все, что ни попадалось на ее пути: книги, бег, йога, поделки руками, сочинение стихов, сидение в углу и размышление о жизни. Все это ушло, оставив каждый свой след, иногда глубокий, иногда настолько поверхностный, что песок времени его уже стер. Осталось только одно: размышления. Вики это очень любила. Часто, сидя перед окном дома, в метро или на скамейке на улице, она уносилась в далекий для других, но очень близкий и родной, видимый только ей, свой мир. В нем было всегда тепло, уютно, звучали приятные уху звуки дождя, пахло корицей и кофе, запах которого она обожает, хотя и не пьет сам напиток. В ее мире почти нет людей: они слишком непредсказуемы, а иногда и откровенно злы, чтобы там находиться.
– Выбирайся из своей раковины, – приказала Маша сегодня, когда Вики задумчиво стояла возле офисного окна во время обеденного перерыва. – Нужно жить в реальности.
– А что такое реальность? – парировала Вики.
– Это то, что происходит снаружи, – ответила Маша, разведя руки и поводив ими вокруг.
– И что вокруг тебя?
– Вокруг меня? Ага… Это игра такая, да? – засмеялась Маша. – Вокруг меня воздух. Рядом со мной стоит очень странная на первый взгляд девушка… – Маша подумала, осмотрев Вики с ног до головы, и добавила: «…да и на второй взгляд она тоже странно выглядит».
– Что еще?
– Еще? Еще я вижу белые стены, цветы на подоконнике, чувствую запах сигарет, доносящийся с лестницы. По-моему это все, – заключила Маша. – А ты что видишь?
– Я вижу длинный коридор, похожий на заброшенную взлетно-посадочную полосу, которую кто-то решил уничтожить, ограничив ее потолком. Люди, снующие взад и вперед, словно крысы в куске сыра, бегают с недовольными лицами. Должно быть, так происходит из-за несоответствия размеров куска сыра и количества крыс. Известно же, что они очень прожорливы. Им все мало. Они хватают то, что им на самом деле не нужно, пытаясь произвести материальное замещение. Но разум не обманешь: он принимает это и требует еще. Запах сигарет смешивается с запахом духов самочек, которые пытаются привлечь самцов, несмотря на то, что дома их уже ждут другие. Им мало, потому что они не чувствуют любви. Надев на себя огромное количество побрякушек и тряпочек, самочки пытаются казаться более привлекательными и обаятельными. Но их выдают лица: чаще уставшие, больше недовольные. Их резкие голоса слышны, когда они ругаются, а смех выдает крысиную натуру, обнажая мелочную и нетрудолюбивую душу. Про самцов можно сказать почти то же самое. Самцы и самочки отличаются только половыми признаками. Если говорить о воздухе, окружающем эту нору, или точнее атмосфере, то она окрашена в черный цвет. Нет, ты не думай, это хорошо. Черный цвет – переходный. Это значит, что скоро все должно закончиться. Сложнее перейти от серого к черному, чем от черного к белому, – улыбнувшись, закончила Вики.
– А другие цвета, кроме серого, черного и белого в твоем мире есть? – спросила тут же Маша.
– Нет. Красный, синий, желтый – это оттенки, а не цвета.
– Ты знаешь, когда я ходила в художественную школу, то меня учили другому.
– Не все чему нас учат – правильно.
– Но и не все наши выводы – верные. Так?
– Нет. Наши выводы верны сейчас, – отвечала Вики цитатой из какой-то давно прочитанной книги. – Они могут потерять свою истинность только со временем. В настоящем моменте собственный вывод каждой отдельной личности – это истина в последней инстанции. Наличие своего, пусть и неправильного с точки зрения других, вывода – это лучше, чем его отсутствие. А отсутствие своего мнения лучше, чем мнение, принятое от общества, но не обдуманное и не взвешенное.
– Тебе лечиться надо, – заявила Маша, развернувшись и начав уходить, но потом повернулась и спросила: «Ты считаешь, что здесь работают одни крысы, так?». Вики кивнула, и Маша продолжила: «Но ты же тоже здесь работаешь. Значит, ты тоже крыса, верно?». Она почти смеялась в лицо Вики, надеясь получить оправдание или недоуменный взгляд, а может быть пытаясь ее рассердить, но Вики улыбнулась и ответила: «Да, я это знаю». Маша сощурилась, будто проверяя, врет она или не врет. Сделав вывод, это было видно по еле заметному кивку головой, но, не озвучив его, она сказала: «Уже десять минут второго. Нам лучше вернуться, иначе наш главный крыс лишит кого-то его законного ежемесячного дополнительно куска сыра». Вики улыбнулась. Тогда она не поняла, к какому выводу пришла Маша.
На улице потемнело, но Вики не стала включать даже настольную лампу. К звукам телевизора прибавились крики детей, протестующих и не желающих ложиться спать. Увещевания нежного маминого голоса сменились истошными женскими криками о том, что ей все это уже надоело, а потом угрозами, что, если дети не лягут, то будут наказаны. На этой стадии звук выстрелов телевизионного сериала стал громче: папе тоже все это надоело.
Вики снова выглянула в окно. Огни уличных фонарей, горевших тусклым светом, создавали ровные круги на асфальте. Мимо дома, держась за руки, прошла пара влюбленных. Им было не больше шестнадцати. Каждый раз, когда они ступали в круг света, то целовались. Вики долго за ними следила: поцелуи становились все длиннее и длиннее. Она вспомнила строчку из стихотворения Веры Полозковой: «Я ненавижу, когда целуются, если целуются не со мной». Вики на самом деле не чувствовала ненависти, но при виде целующихся эти строки всегда всплывали в памяти.
– Доброе утро, – поприветствовала ее Маша на следующий день.– Что, снова сидела допоздна, глядя в окно и наблюдая за тем, как жизнь проходит мимо? – она достала помаду и привычным движением открыла ее.
– И тебе хворое утро, – отозвалась Вики невыспавшимся голосом из-за того, что действительно не отходила от окна почти до самого рассвета.
– Мужик тебе нужен, – начала свою песню Маша, размазывая ярко-красную смесь воска, масел, жиров, красителей и отдушек.
– Ты знаешь, что среднестатистическая женщина за год съедает один килограмм помады? – спросила Вики.
– Теперь знаю, – усмехнулась Маша.
– И ты веришь в это?
– А почему я должна не верить? Если честно, то мне все равно. Я не сижу на диете, – усмехнулась она снова.
– Но ведь этого не может быть, – возмутилась Вики. – Ты подумай сама. Пусть в одном тюбике помады в среднем пять грамм. Даже если мы будем считать, что помада расходуется полностью, хотя это и не так, но ладно. Так вот, чтобы получить этот килограмм, нужно купить двести тюбиков, – подняв указательный палец и сделав выразительное лицо, Вики ждала, что Маша поразится ее умственным способностям, но та быстро спросила: «И что?».
– Это невозможно. В таком случае нужно покупать по шестнадцать помад в месяц. Это четыре штуки в неделю. И их нужно не только купить, но еще и израсходовать. Ты тратишь четыре помады в неделю? – допытывалась Вики.
– Нет, – коротко ответила Маша.
– Вот. Значит, это неправда.
– Я понимаю, почему ты несешь эту чушь: ты не хочешь, чтобы я обсуждала твою жизнь, правильно?
Вики села за стол, оперлась подбородком на руки и, смотря куда-то вдаль, ответила согласием.
– Это хорошо, что ты это понимаешь. Я тут набросала план, – обрадовано заявила Машка.
Она достала из сумочки мятую бумажку, исписанную ее неровным и малопонятным почерком, и протянула ее Вики
– Я переведу, – тут же заявила она, видя, что Маша не может разобраться в ее каракулях. – Тут написано, что, во-первых, тебе нужно все же начать о ком-то заботиться. Это может быть, что угодно: кошка, собак, хомяк, цветок, даже таракан с кухни и то подойдет.
– У меня нет тараканов, – монотонным голосом заметила Виктория.
– Вот и заведешь. Представляешь: приходишь домой, а он тебя встречает. Здорово, правда. В связи с маленьким размером можно сразу завести молодую семью, чтобы она разрасталась. Представляешь: приходишь домой, а тебя встречает полк тараканов.
– Я тогда домой перестану приходить, – Вики боролась с чувством тошноты, которая появилась при воображении этой картины.
– Это чудесно. Если у тебя не будет дома, то мы подыщем бедной сиротке, то есть тебе, квартирку с молодым и симпатичным хозяином, – потирала ладони Маша, улыбаясь и радуясь счастливому на ее взгляд развитию событий.
– Ага. Отлично, – как всегда без особого энтузиазма, отозвалась Вики, крутя палец у виска.
