скачать книгу бесплатно
– Ну не надо! – простонал я, отворачиваясь. – Умеешь ты…
Таня осеклась и, помедлив немного, подошла ближе и погладила меня по плечу.
– Ты… Платоша, ты… прости меня. Я… это потому что я виновата… Правда. Сама знаю… Хочешь, я расстанусь с обоими, давно надо… да и начинать не надо было, но… как-то всё случилось… не знаю даже, что сказать.
– Танюшка, я… ты права, я не должен был тебе читать нотации, кто угодно, не я. Но уводить мужа у женщины, которая…
– Господи, да и не думала я уводить! – воскликнула Таня. – Сам какую-то ерунду придумал, мол, я замуж вышла ему назло, потому что он женат, а я… и значит, ему нужно развестись, чтобы мы были вместе… как слепые… слепые, глухие и слабоумные.
– Танюша, когда любишь, разум теряешь в первую очередь.
– Ну… возможно…
– Послушай, а если Марк узнает о твоих художествах?
– Марк знает. Ему плевать.
– Почему? Потому что он гей? Ты из-за денег вышла за него?
– Да, – она пожала плечами. Ну, хоть честно.
Но этот разговор, происходившей почти три года назад, повлиял и на меня. Таня права, давно надо было соединиться с Катей. И я направился домой с чётким намерением сегодня же поговорить с Викой. Действительно, нам давно уже надо было расстаться. Ещё в Лондоне надо было, но… не принято разводиться во время заграничных командировок.
А приехав, я почему-то снова не сделал этого. Почему? Потому что я привык жить так, как мы живём? Или потому что мне нравилась свобода, которая была у меня в этом браке с Викой. Вот как у Тани с её Марком. Разве с Катей я буду свободен? Да я и не захочу свободы, я это знаю, когда она рядом, всё остальное перестаёт существовать, а мне всё казалось, что этого самого, остального в мире так много, что мне надо ещё немного, ещё совсем немного, но насладиться им. Даже другими женщинами.
Поэтому сейчас у меня были два параллельных романа, с молодой девушкой, моложе даже Тани на два года, она была такая хорошенькая, такая молоденькая и её неопытность и даже простодушие, граничащее, может быть и с глупостью, очаровывали меня, а вторая – взрослая дама, директор художественной галереи на Волхонке. И ту и другую звали Машами, между ними была разница двадцать лет, этот контраст возбуждал меня, а ещё очень льстило, что обе влюблены в меня как кошки.
У молоденькой Маши я был первый мужчина, и мне кажется, она уже рисовала планы на нашу свадьбу, у второй недавно умер пожилой муж, и, я не думал, что она тоже имела какие-то планы относительно совместной жизни, и была такой образованной и умной, что я, бывало, слушал её часами, а сама Марь Пална готова была часами и даже сутками говорить. Впрочем, всё, что она рассказывала, было очень интересно и даже познавательно, и я запоминал всё сходу, надеясь козырнуть при случае.
Марь Пална неплохо знала Вальдауфа, даже приятельствовала с его женой и я некоторое время назад выслушал целую лекцию о вреде лимитчиц в Москве, готовых вырвать глотки всем.
– Думается мне надо установить ограничение…
– Лимит, – вставил я.
И она радостно подхватила:
– Именно лимит на пребывание этих девок в столице. Отучилась и под зад коленом. Когда раньше распределяли из ВУЗов, этих девок тут не оставалось в таком количестве. А теперь беспредел во всём.
– Марьяша, я ведь тоже лимитчик, – улыбнулся я сладко и сладострастно.
– Ну, ты парень. Мужчин не касается.
– Тогда какой-то половой фашизм начнётся.
– Плевать! Главное, чтобы это безобразие прекратилось. Невесты без места…
Я не мешал ей упиваться своими теориями и мечтами, тайком поглядывая на часы, потому что свидания с Машами я всегда назначал на один день, потому что иначе я путался. И по старшинству…
Вторая Маша была как раз из этих, лимитчиц, ну, то есть, ещё нет, но вскоре станет, ещё два года и она окончит свой МИСИС, домой в свой Тамбов она не собиралась. Она собиралась замуж, и подозреваю, что за меня. Так вот, надо такому произойти, что Маши, с разницей в двадцать лет и в два часа сообщили мне, что беременны.
Надо сказать, я не поверил. Моя жена пытается забеременеть уже скоро шесть лет и уже начала закидывать удочки насчёт ЭКО, причём где-то за границей, выбирала тут клиники на той неделе, хотя я сказал, ещё три года будем стараться обычным способом, а если не удастся, то обратимся за помощью. Мы ходили по врачам, и нас находили здоровыми. Но мне кажется, всё дело было в том, что я очень не хотел, чтобы всё получилось, связать себя навсегда с Викой… мне это казалось какой-то страшной пыткой. И я приготовился к разговору, который положит конец нашему «чудесному» браку, в котором не было ни капли правды, ни одного настоящего чувства с самого начала. Думал, вот приду домой и…
Но тут меня застал Танино сообщение на пейджер с просьбой позвонить. Я позвонил, и она сказала мне буквально следующее:
– Платоша, привет!
Мы встречались, созванивались и разговаривали часто и были, в общем, в курсе дел друг друга, больше чем родители, которым мы рассказывали только то, о чём нельзя умолчать. Вот скоро придётся о разводе рассказать…
Но неожиданных звонков от Тани обычно не было.
– Платоша… ты помнишь Володю Книжника?
– Несомненно, – как я мог не помнить?
– Платоша, ты можешь… Одним словом, Володя – музыкант, у них группа, и…надо бы им интервью или сюжет на ТВ, ты можешь что-нибудь придумать?
– Ну ты даёшь… Группа… Какой хотя бы, как его… жанр?
– Хэви-металл. Да и… что бы там Володя ни делал, мне нравилось бы, ты же понимаешь… Но есть люди, которые говорят, что они очень хороши.
Я начал лихорадочно соображать после Таниных слов, конечно, для Книжника и я сделаю всё, как он когда-то сделал для Тани…
– Танюшка, перезвони завтра, часа… где-нибудь в час? Только ТВ мало… Когда приедешь? Он с тобой поедет? Или… А Марк? Э-э… не против?
– С чего Марку быть против?
Я ничего не понял, и не стал бы расспрашивать, но одно дело её художники, которых она так легко оставила, едва я сказал, что надо это сделать, а тут целый Книжник… Но сейчас я должен подумать о том, как выполнить Танину просьбу, тем более что застала она меня, конечно, врасплох. В тот момент, когда она звонила, я был в редакции «Нашего времени», куда я не так уж давно пришёл и осваивал тут нишу острого социального репортажа, потому что при всей популярности и хорошем заработке разнообразных светских новостей с их пикантностью, возня в этом грязном белье не приносила мне ни удовлетворения, ни радости и слава скандального обозревателя мне тоже не улыбалась.
Оставалась политика, но это зона пока закрытая, и я ещё не решил для себя, стремиться мне туда или не стоит. Меня не пугали перспективы погибнуть, хотя по глупости попасть под раздачу, конечно, не хотелось, но чтобы приблизиться к высшим кругам, надо зарекомендовать себя, как серьёзный журналист, а в моём активе пока было всё тоже дипломное расследование. Телевидение в этом смысле тоже могло послужить замечательной лестницей или мостом, как ни сравнивай. Была ещё мысль через криминальную журналистику, что тоже очень перспективно в наше время, но и ещё более опасно. Так что я стоял пока перед камнем с тремя путями и обещаниями.
Будь я женщиной, Танина просьба подала бы мне мысль и даже тропинку стать журналистом от искусства, или обозревателем, но это для богатых дамочек, благополучных дочек или жён. Я не был ни той, ни другой, поэтому решил попросить такую заняться этим, раскрутить эту группу.
– «Металл Милиция»? Прикольно…. – улыбнулась зубастая Лена Свирс, это был псевдоним Елены Сидоровой, моей сокурсницы, с которой мы однажды протанцевали весь Новый год, и, возможно, даже переспали, хотя этого я определённо не помню, и, мне кажется, и сама Лена этого не помнит. Поэтому мы встречались нечасто, немного смущаясь тех воспоминаний, хотя продолжали испытывать взаимную симпатию. – Ты знаешь… мне кажется, я слышала что-то такое…
– У «Металлики» есть песня с таким названием, – сказал я.
– Серьёзно? – улыбнулась Лена, поднимая голову от компьютера.
Я смотрел на неё и думал, она такая страшненькая, но при этом такая привлекательная, что у меня и сейчас защекотало в животе. Но заняться сейчас ещё и Леной…
– Нет, мне кажется, я слышала о них и так. Питерская группа, по-моему… И что ты хочешь? Интервью, репортаж с концерта?
– Для начала интервью хотя бы.
– У них есть клипы или что-то такое?
– Я узнаю, – сказал я.
– Ладно, Платон, пускай приезжают после праздников, десятого, часов в десять, скажут, что твои, я пропуска оставлю. Скажи, пусть берут с собой всё, что у них есть. А чего ты вдруг за них вписываешься? Друзья твои?
– Да… сестры моей, одноклассники.
– Сестры? Это Тани?
– Вы знакомы?
– Нет, но когда готовили выставку Вальдауфа, слышал о таком, надеюсь? Ну вот… говорили о твоей Тане. Она у него на курсе?
– Да, кажется, – поёжился я, не хотелось, чтобы Лена сказала, что слышала о том, что Таня любовница и протеже Вальдауфа, пусть теперь времена терпимости и даже какой-то вседозволенности, но мне не хотелось бы, чтобы люди обсуждали интимную жизнь моей семьи.
– «Кажется», ну даёшь… самая талантливая его студентка. Он сам говорит, что, по его мнению, она даже талантливее его.
Я кивнул, не желая развивать тему, что ещё он может говорить? Теперь, что бы ни говорил этот тип о Тане, я всегда буду думать, что он делает это, потому что спит с ней. Хотя… может быть, уже и не спит? Она ведь послушная девочка, могла и бросить это свинство. Надо спросить при случае…
– Да, Платон, тебя искала наша главредша, ты бы поговорил с ней и об этом тоже, по-моему она к тебе неровно дышит. Угодишь нашей Медведице, ворота на телевидение тебе и всему, что двинется от тебя, будут распахнуты настежь, – Лена подмигнула.
Вот если бы не два объявления о беременности от женщин, которые мне совсем не были нужны, и головная боль в связи с этим, я пригласил бы Лену на кофе хотя бы. Но она сделала это сама.
– Платон, может, кофе в буфете выпьем? – и улыбнулась своей страшноватой кривозубой, но совершенно очаровательной улыбкой. Мог я отказаться?..
Это питьё кофе в буфете стало как глоток свежего воздуха в этот душный день. Мы болтали о наших, кто где работал, все делали неплохие карьеры, кроме двух или трёх, Лена рассказывала, комментируя их смешно и очень метко, как Таня делает, мне всегда это нравилось. Я смотрел на неё, на то, как она хохочет, становясь похожей на Буратино, только без длинного носа, такой же рот до ушей и весёлые шкодные глаза.
Спасибо, Леночка, если бы не ты, я, наверное, сейчас, лёжа рядом с тяжёлым боком Медведицы, заснувшей после своих пугающе басовитых стонов, просто не выдержал, встал бы и, не знаю… из окна сиганул? Да нет, поехал бы напиться…
Катюша, как давно мы не виделись, целых пять дней. Когда мы не видимся, я начинаю не то что тосковать, я об этом даже не думаю, ни о том, что скучаю, ни что люблю… Мне просто не хватает воздуха и во мне самом жизни. Будто я жив не на половину, а как те, кто в коме, тело здесь, а где всё остальное неизвестно. Вот и моё, какого чёрта оно в этой постели возле этой чужой женщины?
Я не могу ни позвонить Кате сейчас, потому что уже ночь, ни… А почему – нет?
Я встал, стараясь не шуметь, и вышел в коридор модной пустой квартиры. Вот и радиотелефон. Боясь, что меня могут застать и тогда мне не будет не только карьеры, но и настоящей жизни в Москве, потому что таких людей, как Ангелина Шульц обижать, мягко говоря, небезопасно, я забрался аж в ванную и включил душ, прежде чем набрать номер Кати. Пусть ночной звонок, который, конечно, недопустим, но что если Катин Никитский на службе, ведь это бывает часто, но если поднимет трубку он, значит, я просто отключусь, надеюсь, определителя номера у них нет…
Нет, подняла Катя.
– Катюша… – прошептал я.
– Платошенька… – выдохнула Катя, она улыбнулась, я чувствовал. По имени называет, значит, Никитского дома нет. – Ты… что так поздно? Уже два часа. Всё нормально?
– Да, кроме одного… я соскучился. Страшно соскучился, Кать?
– Ну… я тоже… тоже, милый.
– Увидимся в выходные?
– Конечно…
– В десять?
– Хорошо…
Ну и всё, воздух потёк в мои лёгкие. Мы встречались с Катей по выходным почти всегда, иногда и в будни, к счастью, у её мужа для этого была превосходная работа, его всё время не было дома. А встречались мы в Таниной квартире, то есть одной из тех, что она купила, но где не бывала…
Дверь дёрнулась, я отложил телефон и даже накрыл его полотенцем, открывая дверь с улыбкой.
– Ты что это, Платон Андреич?.. – улыбнулась громадная Медведица громадными зубами, пугая габаритами своего тела, мне почти двухметровому мужику было страшно утонуть в ней.
Сколько ещё я так выдержу?..
Глава 3. Вода в Неве похожа на чернила…
Может быть, такая тягостная тоска во мне возникла оттого, что я почувствовал, что там происходит с Таней, но я никогда не узнал об этом. Мы с Серёгой зависли у него в комнате на всю ночь. Он только посмеивался:
– Гляди, обидится твоя спонсорша-то… позвала на свидание, а он…. – и он начинал хохотать, падая на свой засаленный диван, который не разбирал даже когда приводил своих разнообразных женщин. А их у него было столько, что мне казалось иногда, что каждый день бывали по несколько. Причем, если я не был слишком придирчив до женитьбы, то Серёга вообще был всеяден. А я со времени свадьбы, оказывается, с другими женщинами, кроме Риты и не был, только сейчас понял, глядя на Серёгин ужасный диван. Выходит, я был верный муж, надо же…
На его шутки я не отвечал, чувствуя его ревность, но он сам сказал об этом, наливая водку с мутные стопки, плеская мимо:
– Ладно, Володь, ты не… обижайся, я от зависти, правда. Мало того, что Олейник, в такую, мать её… невозможную красотку выдурилась, непо-анятно как, так ещё и… предлагает нам Москву на блю-удечечке с такой лёгкостью, будто… приглашает… по-атанцевать… эх-хс… И почему у меня член вместо…
– Серый… у тебя будет ещё возможность и членом поработать на славу, – я нарочно перебил его, чтобы он не наговорил сейчас спьяну того, что я запомню и не смогу ему простить, потому что о Тане и думать и говорить можно, с моей точки зрения, только в превосходной степени.
– Ты д-думаешь? – захохотал Серёга снова. – Н-ну… ладна… я вот что, я себе тоже модель найду… чтобы ноги от ушей, чтобы выше меня на…и-ык!… на голову! А ш-что-а ты думаешь? Я не мо-агу-у?! Па-асмотрите!.. ищ-що… – и отключился, упав на диван.
Я посмотрел на него, думая, вот как это может быть, а совсем трезвый, или кажусь себе таким, а Серёга нализался? Допивать и убирать всё это свинство на столе я не стал, только положил его на бок, чтобы не захлебнулся, если вдруг его разберёт блевать, посмотрел ещё раз на его лицо, Серёга похож на девчонку, почему-то заросшую густой щетиной.
Я вышел, прикрыв длинную двойную дверь, в коридоре было темно, едва не упал, натолкнувшись на велосипед, сняли уже, ещё когда мы пришли, висел на стене, как и лыжи и удочки, до шестиметрового потолка на стены много чего можно было навешать. А вообще шатает меня, набрался я тоже лихо, это на Серёгином фоне мне казалось, что я не так уж и пьян…
На улице было светлее, чем в зассаном парадном, я каждый раз удивлялся, входя, как люди ссут на мрамор? Вот как им хватает мразности, чтобы при статуях доставать члены и орошать пивной мочой узорные мраморные полы и ступени? Говорила ли во мне привитая мамой придирчивая чистоплотность, когда мне с самых сопливых лет на каждом шагу напоминали, что не надо пачкать, сдвигать с мест, ронять и тем более ломать, хотя у нас не было и близко такой красоты…
Да, на улице было славно, воздух весенний, запах воды… Я добрёл до набережной, Серёга снимал комнату во дворах недалеко от набережной Фонтанки, я остановился, опираясь локтями на парапет. Мимо протарахтел запоздалый речной трамвайчик, сейчас их становится всё больше. А когда-то я говорил Тане, беременной от другого, что я готов на всё, даже работать матросом на таком вот трамвайчике. Да, я всегда был готов на всё, только чтобы быть с ней. А сейчас нализался… сейчас, когда она ждёт меня в этом «Англетере», я так нарезался, что могу только стоять и смотреть на воду, плескающуюся внизу, похожую на чернила…
Вода в Неве похожа на чернила,
Когда в ней отразится ночь.
Чернилами напишут всё сначала,
Когда нам говорить уже невмочь.
Когда осветит небо солнце,
В воде увидим отраженья наших лиц,
Забот, трудов, побед и бед,
Но ночью – только звёзды и небо без границ…
Не говори, что ты не можешь,
Не говори, что не резон,
