скачать книгу бесплатно
– Вольничать мне позволило звание заслуженного учительства, это, во-первых. Во-вторых: то, что я сама женщина и мать, а в-третьих: мучить девочку я не позволю. Не те, знаете ли, времена!
Вслед за её словами зашумели, перебивая друг друга, крича о вседозволенности и «сексуальной революции», но я уже не слышала, спеша по пустым и гулким коридорам школы за своей сумкой, чтобы поскорее уйти домой. Похоже, школу я закончила…
Я спешила домой. Мне казалось, что меня догоняют, что вот-вот вернуть обратно в школу и всё же высекут или не знаю, что ещё они там сделать хотели…
А прибежав, я скорее позвонила Валере, слава Богу, он оказался дома. Мне хотелось ему первому рассказать о том, что случилось и чего не случилось. Как хорошо, что он вернулся в Кировск, не представляю, что бы я делала без него, без моего самого большого друга…
Глава 2. Спасение непрошенное и необходимое
Это правда, что мы с Таней встречались очень часто, она звала, я приходил, объясняя себе, что нельзя отказывать человеку, когда он в таком положении, в каком находится Таня. Я не только беременность имею в виду. Потому что она рассказала, что об этом знают уже её друзья, а значит, вскоре будет знать вся школа, весь город… Так что я из сочувствия откликался, иначе не пошёл бы, шастать туда-сюда к блудливой девчонке, у которой начал потихоньку появляться живот, было не очень безопасно, дойдёт до Альбины, сделает мне нахлобучку. Это я говорил себе всякий раз, когда Таня звонила, или с вечера просила: «Приходи завтра после работы, ладно?», и смотрела громадными своими глазищами. Тогда я себе и повторял то, что выучил для оправдания наших встреч.
Я не хотел самому себе сознаваться, что мне просто хочется видеть её каждый день. Что мне с ней интересно и весело, и я вовсе забывал, что она девчонка-школьница, которая находится в двусмысленном положении. За эти недели, что прошли с начала ноября до Нового года, я так привык видеть её каждый день, что ждал уже её звонка каждый вечер, и был готов к выходу. Мама даже спросила как-то:
– Это что за краля у тебя завелась новая? Что, с Альбиночкой всё?
– Да ты что, мам? Ну какая краля? Это Таня Олейник, сестра Платона, помнишь, может?
– Таня? Она же… школьница ещё, – нахмурилась мама ещё больше. – И вообще… не пара тебе. Совсем. Ты и… Таня эта. Она не для тебя…
– Это почему же? – обиделся я.
– Она… Слишком красивая, Лер.
– Ну да… Мам, да ты что, она просто друг… друг и всё.
Мама покачала головой.
– Что?! – возмутился я.
Ни разу я рядом с Таней не чувствовал себя ни некрасивым, ни неловким, ни глупым, вообще каким-то ей не подходящим, наоборот, у неё радостно блестели глаза, когда она смотрела на меня и ей приятно со мной и интересно. Непонятно, с чего это мама считает, что Таня мне как-то там не подходит. Я же не жениться на ней собираюсь или ещё что-то в том роде…
– Ну и что? Что, с красивыми дружить нельзя?
Мама пожала плечами, собирая тарелки в стопку, чтобы унести на кухню, и посмотрев на меня, сказала:
– Ты скажи мне, Лер.
– Глупости это всё, так бабки на лавках только рассуждают, но не ты же, мам!
– Ну, нет и нет. Тебе виднее, – сказала мама. – Только гляди, невеста узнает, тоже поверит, как я, что вы дружите?
– Поверит, это же правда, – сказал я и забрал у неё стопку с тарелками, сам отнесу и помою, там сосед-алкаш опять сидел в голубой драной майке, нечего маме на кухню ходить, его пьяные бредни слушать. К тому же кухня как раз от прихожей, куда заглянет соседка, если Таня позвонит…
Позвонила как раз, когда я убирал последнюю тарелку в шкаф. Заглянула тетя Рая:
– Иди, давай, Валер, невеста там звонит опять.
Всё время так Таню называет, видимо, путает с Альбиной, а я и не думал разубеждать, зачем? Пусть так все и думают, тем более что мама права в одном: Альбине может не понравиться, что мы общаемся с Таней, это правда. Она не будет вдаваться в то, что мне с Таней легко говорить обо всём, что с ней мне вообще легко, и я могу рассказывать всё и обо всём, не стесняясь. Ну, о самой Альбине не рассказываю, конечно, и то только потому, что Таня ни разу не спросила о ней.
Дядя Витя почесал блёклую тощую грудь с какой-то дряблой кожей, казалось, она тянется за его корявыми пальцами, как старая жвачка, и, подняв синее лицо на меня, сказал:
– Счастливый ты, жёних, ишь, кажный день звонит…
А я почему-то представил в этот момент, взглянув в его синеватое и одутловатое лицо, что он лежит на секционном столе в морге… От этой мысли меня пробрал неприятный мороз, потому что возникло точное видение и даже с подробностями, как у него случился инфаркт… Вот гадость, придёт же в голову, думал я, сбегая вниз по лестнице, чтобы ответить Тане.
Мы сходили с ней в усадьбу, как собирались, и не один раз, там действительно было очень красиво, когда всё было засыпано снегом и покрыто инеем.
– Как владения Снежной Королевы, а, Валер? – сказала Таня, выдыхая парок в восхищении.
– Ты похожа, – засмеялся я, имея в виду, что у неё на белой шапочке и на шарфе и воротнике тоже осел иней от дыхания, и на ресницах. И сама она такая же красивая, как героиня из мультфильма, но та была взрослая женщина, а Таня нет, не взрослая женщина, всё ещё девочка, девочка в первом расцвете юности…
– А на Герду не похожа, значит? – спросила Таня, шутливо «обидевшись».
– Тебе Герда нравится?
Таня пожала плечами.
– Наверное, должна нравиться. Она ведь настоящая положительная героиня: добрая, преданная. Вот только… Кай ведь не звал её, он выбрал другую, вот эту самую, Снежную Королеву, сам к её саням прицепился и уехал. А Герда зачем-то за ним подалась, спасать… Может он и не хотел быть спасённым?
– Ты забыла, у него же в глазу и в сердце были осколки от колдовского зеркала, он не хотел того, что делал, – сказал я.
– Это мы так думаем, что не хотел, потому что принимаем решение Герды за истину, – возразила Таня, глядя мне в глаза. – Потому что считается, что это правильно. А это правильно, спасать против воли?
– И всё же то не была его воля. Его заколдовали.
– Ну хорошо, осколки, отношения у него испортились якобы из-за осколков, а по-моему, он просто повзрослел, начал превращаться в мужчину и эта приторная положительная Герда ему так осточертела, что он на край света от неё убежал. И то не удалось скрыться, она настигла! И Снежную Королеву погубила, и непонятно теперь, то ли вечная весна настанет в связи с этим, что тоже нехорошо, потому что в мире нужен баланс тепла и холода, добра и зла… Нет?
Я захохотал, такой трактовки я ещё не слыхал, и сам не думал, что можно так думать, глядя на жертвенную любовь Герды. Хотя сейчас я понял, что пассивная позиция Кая, сидевшего и ждавшего, пока его девушка, голая-босая, явится и спасёт от окончательного погружения в Вечность, мне самому всегда казалась какой-то слабой и не мужской.
– Да и к саням Снежной Королевы он сам привязался, она его не похищала, даже не знала, что он там, позади, едет. Так что… кому нужны были подвиги Герды, кроме неё самой… неясно.
– Да ладно тебе, главное же, что Добро победило, разве нет?
Таня пожала плечами:
– Наверное, – она качнула головой, оглядывая белизну окружающего – стен и ступеней на лестнице. – Только мне не представляется, что Снежная Королева такое уж зло. Она такая, какая есть и никто не просил к ней соваться. И потом, по миру полетели тысячи осколков того злополучного зеркала, но почему они воткнулись только в Кая, а не в Герду, или там, в бабусю? Значит, он был предназначен или готов к этому?
– Он дерзил Королеве. Обещал посадить её на горячую печку, вот она и наказала.
– Ну, если только… Ладно, Лётчик, будь по-твоему, пусть ты прав, а не я. Хотя… я бы так не сделала, как Герда: не стала бы насильно возвращать того, кто меня не любит. Или разлюбил.
– Кто это тебя разлюбил? – засмеялся я.
– Да ну тебя! – засмеялась и Таня и, собрав снег с перил, слепила снежок и бросила в меня.
И побежала от меня вверх по лестнице, тут уже снега не было, только иней, красиво, и бежать легко, не как по снегу. Только задохнулась вскоре, и я нагнал её со смехом, чуть не сбил с ног, когда она остановилась, держась за притолоку в проёме двери. Обернулась на меня, улыбаясь, но побледнела всё же, хотя румянец от морозца и свежего воздуха полностью не стёрлись, но губы побелели. Анемия, наверное, вот и задыхается, подумал я.
– Устала, небось, Танюша? – спросил я. – Пошли домой?
Она кивнула, улыбаясь смущённо:
– Слабая какая-то стала…
До дома дошли без приключений, я по дороге сказал всё же:
– А вообще, ты знаешь, я в чём-то согласен с тобой. Если Кай не по своей воле там, в плену был у Снежной Королевы, так что сбежать не пытался? Дома дерзкий, а тут… как раб… Так что стоило ли Герде за этого Кая биться ещё не ясно…
Таня посмотрела на меня.
– Правда, так думаешь? Или подлизываешься, потому что я такая квашня стала жалкая?
Я засмеялся.
– Какая же ты квашня? Да ещё жалкая!
Мы дошли до её дома. Таня позвала с собой, обедать.
– И у меня ещё дело к тебе есть, Валер. Твоя помощь нужна, никак без тебя… Понимаешь, мне надо постельное бельё поменять, а оно на антресолях в шкафу, высоко, я боюсь одна лезть. Маме некогда, это всегда была моя работа. А теперь голова на ровном месте кружится, а с табуретки и вовсе свалюсь ещё… Поможешь? Я только достану, а дальше, не волнуйся, с тряпьём возиться не заставлю, сама застелю, я люблю, и мне несложно.
Поэтому, мы разделись в передней, Таня поставила суп греться на маленький огонь и повела меня с собой.
– Поставь стул вот сюда, Валер, – сказала она, подойдя к большому старинному шкафу из темного дерева с резьбой и даже какими-то вензелями на дверце. – Ну вот, я сейчас заберусь, а ты просто рядом стой, если начну качаться, ты уж поймай, ладно?
– Может, лучше я достану, – спросил я.
– Ну ты что, Лётчик, как ты поймёшь, что именно надо достать?
Таня бодро встала на венский стул, не разувалась, потому что вообще не носила тапок, ходила в носках. Я бы держал сразу, чтобы наверняка, но она не просила держать, она просила страховать, а я стану её хватать за ноги и зад?
Она открыла дверцы наверху, и потянулась, встав на цыпочки. Высоко, действительно, даже с её ростом, а он едва ли меньше моего, и то приходится вот так тянуться, кто такой высоченный шкаф сделал?..
– Так… – проговорила Таня, перебирая между аккуратными стопками своими удивительно длинными пальцами. – Валер, я тебе сейчас дам одну стопку, ты её на стол положи.
– А ты?
– Ты пока отвернёшься, обещаю не двигаться.
И Таня опустилась на пятки и подала мне стопку дорогого сатинового белья, накрахмаленного, и пахнущего утюгом. Я знаю, что такое бельё стоит дорого. Мы с Альбиной ходили в магазины в Москве, где она выбирала. Что хотела бы на свадьбу. И вот на Ленинском проспекте был такой большой магазин. Где продавались ткани и такое вот постельное бельё, но Альбина повертела в руках свёрток, и отдала продавщице со словами:
– Красиво, конечно, но чересчур дорого.
А продавщица ответила:
– Дорого, но прослужит долго. И не выцветет от стирки.
Альбина только отмахнулась, как всегда уверенная, что знает лучше. От этой уверенности мне всегда казалось, что я под защитой, хотя, кажется, это я должен был её защищать.
– Во дворце, что ли, на таком спать… Бязь есть или перкаль? – спросила Альбина, и мы ещё долго разглядывали свёртки с бельём, а я мучился от жары в тёплой куртке и шарфе в хорошо натопленном магазине…
Я положил на стол бельё, какое никогда не купила бы рачительная Альбина, и поспешил повернуться, а Таня только этого и ждала, чтобы развернуться и снова опасно подняться на мысочки. Вообще-то со стула свалиться нехорошо и не будь она беременная, можно и сломаться и убиться даже…
Только я подумал, она качнулась, роняя крахмальную стопку мне на голову, а я ухватил её поперёк тела, удержав над стулом в последний момент. И оказалась она в моих руках такая маленькая и хрупкая, как я совсем не ожидал, потому что она была высокая, хотя и тонкая, а теперь я держал её всю, ощущая и вполне отчётливо и длинные бёдра с натянувшимися, как струны мышцами, и кругленький, твёрдый как мячик живот, и хорошенькие упругие ягодицы. Таня, охнув, оперлась о мои плечи руками, склонившись к моей голове, отчего я почувствовал прикосновение её мягких волос к моему лицу.
Я, стараясь не толкать и не дёргать, посадил её на диван и заглянул в лицо, отведя распущенные волосы:
– Ну ты… как? Как ты, нормально?
Таня кивнула, прикрытые ресницы кажутся очень длинными, она, выдыхая, провела ладонью по побледневшему лицу.
– Ты у врача-то была? На учёт встала? Когда кровь сдавала? Что молчишь-то, Тань? Это не шутка, наблюдаться надо.
– На учёт? – Таня посмотрела на меня, откинув голову на спинку дивана. – Меня что, в Детской комнате милиции поставят на учёт?
– Ну, Тань! Что ты ерунду-то говоришь! В консультацию надо, к акушерам. Чтобы наблюдали, всё ли хорошо с тобой и ребёнком. УЗИ там и прочее. Ну ты ладно, дикая ещё, а мама твоя должна же знать.
– Мама… ну да. Да. Она говорила, что надо. Но она, по-моему, боится, что если я вот так на учёт и всё прочее, то всё станет реальностью, а так, вроде пока… ничего и нет…
Я вздохнул, собирая разбросанное бельё с пола, с кухни потянулся запах рыбного супа.
– Ох! Суп-то… Лётчик, закипел, небось! – Таня колыхнулась было встать, но я опередил её.
– Сидит уж, я выключу…
Через несколько минут мы всё же ели перегретый и оттого ставший мутным суп. А ещё через час Тане стало плохо, её неожиданно затошнило и вырвало, едва добежала до ванной. И там же и упала. Я подскочил, но она была в обмороке. Похлопал по щекам, она медленно очнулась и будто нехотя открыла глаза и посмотрела на меня сквозь ресницы, подняв брови:
– Ва-алера… Валерочка-ах… Живот… болит… Валера… Валера… – она опять закатила глаза, содрогаясь снова в рвотных позывах и её снова вырвало, уже на пол.
– Сейчас-сейчас, – заторопился я, холодея. – Щас, Танюша… ты потерпи! Я в «скорую» позвоню…Ты только…
…Это последние слова, что я запомнила перед тем, как провалилась в какую-то душную темноту. А потом очнулась уже на какой-то жёсткой и холодной поверхности, было уже не так больно, но голова кружилась очень сильно.
– Очнулась? Хорошо… Ты не проваливайся, держись, – сказал чей-то голос, постепенно из мути проступило незнакомое, но приятное лицо. – Муж волновался, со «скорой» приехал, сидит там теперь в приёмном. Так что ты, давай, держись ради него. И ради ребёнка.
Муж? Испугалась я, подумав о Марате, но сразу поняла, что фельдшерица имела в виду Валеру, и мне сразу стало спокойнее. Вообще стало хорошо, не буду им говорить, что он не муж.
– Документов, правда, твоих со страху не нашёл. Олейник ты, правильно? Татьяна Андреевна?
Я кивнула.
– Полежи немного. Щас доктор осмотрит, на УЗИ потом поедем…
Доктор пришла скоро, пока я ждала, разглядывала больничный потолок в переплетении труб. Пришла доктор, небольшого ростика, строгая сосредоточенная, но с тёплыми маленькими руками, осмотрела небольно.
– Ну не знаю, Наташ… – сказала она медсестре. – Раскрытия, вроде нет, тонус, конечно… Ладно, повезли на УЗИ, посмотрим, что… Тогда яснее будет, что делаем, живой плод или нет.
Мне стало так страшно от этого деловитого разговора, я замерла, заставляя себя не думать ни о слабости, ни о боли, которая и правда сильно уменьшилась. А на УЗИ водили по животу, который сразу стал казаться таким большим, каким, вроде и не был дома, водили холодным и твёрдым датчиком, от которого опять стало больнее.
– Плод живой, мальчик… Так двадцать две-двадцать три недели… Так всё в норме, отслойки нет. Измерять сейчас не будем, после, планово пройдёт. Кровь взяли? Бледная больно, анемия, небось…
