banner banner banner
В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых… Книга 1. Испытания. Том 1
В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых… Книга 1. Испытания. Том 1
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых… Книга 1. Испытания. Том 1

скачать книгу бесплатно


Однажды ранней весной, я ехала в трамвае и случилась авария: кто-то перебегал трамвайные пути, трамвай резко затормозил, люди попадали, в том числе и я. Но я хорошо владела своим телом, и даже не ударилась бы, но на меня налетел какой-то грузный мужчина и придавил собой…

Я очнулась уже в больнице, даже мама уже успела приехать. Я почти ничего не чувствовала. Кроме одного: моя жизнь закончилась. Сотрясение мозга, перелом трёх рёбер с ранением правого лёгкого, ушиб позвоночника и сложный вывих колена, навсегда поставили крест на моей карьере балерины. Не говоря о том, что я провела в больницах и после в санаториях целый год, мне пришлось вернуться домой. И вот, с пятнадцати лет, я не могла придумать, куда же мне двинуться дальше, какую теперь определить цель для себя.

Я могла надумать только одно пока, переехать в Москву. Не в Ленинград, представить, что я вернусь в город моей мечты, город, где я была так счастлива, и где теперь для меня ничего не осталось, я не хотела даже думать. Но как мне это сделать, как переехать… Поступить на очное отделение в институт мне не удалось, потому что я не могла достаточно хорошо подготовиться, вот и пришлось вести этот несчастный хореографический кружок.

Поначалу я ненавидела его, а потом… неожиданно мне стало нравиться, аккомпаниатор играла так хорошо, что во мне стало рождаться вдохновение, девочки были старательны, прилежны и у нас стало получаться. Чтобы не терять своего настроя, я всё время включала дома пластинки с классическими композициями, целыми днями и вечерами вместо того, чтобы сидеть перед телевизором, как делали все, я слушала музыку и читала книги. В этом смысле нам удивительно повезло: от предыдущего хозяина, одинокого учителя, который жил в этой квартире до нас, нам досталась замечательная библиотека с сотнями книг. Телевизор у нас показывал плохо, настроить его и наладить было некому, поэтому я смотрела его редко, лучшим развлечением было чтение. Так и проходили мои дни и вечера – занятия с ребятами танцами и книги под музыку.

За мной всегда увивалось много парней. Но я сама не влюблялась. И вообще, все эти глупости меня не интересовали, хотя наша соседка снизу тётя Зарема, настоящая цыганка, между прочим, которая в шестнадцать лет оторвалась от своих и уехала сюда за любимым мужем, который был русским, и не побоялся увести её с собой без паспорта и прочих документов, считала иначе, так и говорила:

– Вот влюбишься, и всё это престанет быть глупостями.

Но муж умер уже и довольно давно, а Зарема осталась здесь, и теперь уже была на пенсии, работала в газетном киоске. Детей у неё не было. И она никогда не сидела во дворе с другими бабусями, и притом знала все новости города раньше других. К ней часто приходили погадать, и однажды я попросила о том же вскоре после возвращения в Кировск. Но она усмехнулась и пробасила, покачав головой:

– Нет, Като, судьба не любит прогнозов, как и погода. Вспугнёшь удачу или притянешь несчастье.

Я засмеялась:

– А как же ты гадаешь, тётя Зарема?

Засмеялась и она, собирая в крупные коричневатые складки своё носатое лицо, и я, в который раз, удивилась, как она похожа и не похожа на саму себя на старых фотографиях.

– Я рассказываю им то, что они хотят услышать или, наоборот, боятся.

– Но это же обман.

– Им после этого лучше, легче не душе, так какая беда от моего обмана?

Так вот, сейчас, пока я стояла тут и как последняя глупая простушка разглядывала паутину и слушала мух, Зарема выглянула из своей квартиры сюда, на лестницу, и сказала:

– Ну, что стоишь тут? Заходи, – сказала она своим тяжёлым голосом, которому позавидовал бы любой бас из Большого театра.

Я поднялась на четыре ступеньки и вошла к ней. Уже очень много лет Зарема как наша родственница, нередко она даже кормила меня обедом, втайне от мамы, потому что мама немного ревновала меня к старой цыганке, хотя доверяла приглядывать за мной и даже запасной ключ от дома. Вот в надежде на этот ключ я и зашла, потому что болтать сейчас я была не в силах, я хотела побыть одна и подумать, что за смятение чувств со мной вдруг приключилось.

– Садись-садись, чаю выпей, есть-то уж поздно, скоро спать ложиться.

Я со вздохом уселась на скрипнувший табурет. Вся мебель у Заремы была очень старая, она поскрипывала, подрагивая, похрястывала, и позвякивала, каждый предмет на свой манер. Чайник уже стоял на плите, она стала доставать чашки.

– Что, кавалер-то, не понравился?

– Что? Да какой это кавалер, мальчишка-школьник.

– Ну, не знаю, мальчишка ли… Моему Лёнечке тоже семнадцать было, когда мы в поезд вдвоём прыгнули и улепетнули. Так что самый возраст, так-то Катюша. По мне так этот очень даже видный, симпатичный как сейчас говорят, твой Олег Иваныч сморчок против него.

– Вот ещё! – фыркнула я.

Но Зарема только посмеивалась, хотя вопросов больше не задавала. Достала чашки с большими золотыми петухами и стала разливать заварку, себе покрепче, мне послабее.

– Ты, Катюша, не размышляй сейчас, теперь сердечко в смятении, мысли затуманились. Твой Олег парень с будущим, конечно, серьёзный, целеустремлённый, но любишь ты его?

– Конечно, люблю! – выпалила я.

Зарема посмотрела на меня и покачала головой.

– Ну, вот и люби. Только помни, девочка, мужчины такой народ, их терпеть возможно, если только любишь, иначе небо с овчинку покажется.

– Так я и люблю, – опять поспешила я.

– Ну и хорошо. А то подумай… годка два-три ещё не спеши замуж-то, небось, дождётся, – лукаво поблескивая чёрными глазами, проговорила Зарема.

Дождётся… если бы, потому Олег и сделал предложение, что ждёт назначения в Москву, вернее, надеется. Так и говорит: «Мне бы дельце, какое подвернулось посерьёзнее, точно не обошли бы тогда меня». Когда я сказала об этом маме, она подняла на меня удивлённый взгляд: «Это, что получается, должны кого-то убить или ограбить, чтобы твой Олег мог получить повышение?!», её это так возмутило, что я напрасно пыталась убедить её в том, что это не так. В довершении она добавила: «И с чего это он взял, что его переведут сразу в Москву? В лучшем случае для начала в область». Но Олег считал иначе, обещали ему или он ещё по какой-то причине был уверен, что в ближайшее время его ждёт перевод в Москву, но мне он говорил об этом без сомнений.

Но сейчас я не думала об этом, сейчас я думала только, как унять волнение и перестать думать о мальчишке Олейнике…

А я тем временем дошёл до дома, хотя больше бы подошло сказать: долетел, потому что во мне не было веса, а за моей спиной широко раскрылись крылья. Не заметив как, я дошёл до дома. Взлетел на второй этаж, дверь у нас редко бывала закрыта днём. Танюшка не услышала, как я вошёл, у неё играла мягкая голубая пластинка из «кругозора» с песенками, кажется, из «Танцора диско», любят люди всю эту индийскую романтику. Я заглянул в её комнату, дверь у неё всегда распахнута, даже ночью, как и на веранду, любит простор. А сама она сидела на полу среди листков бумаги, всегда любила рисовать, и мне кажется, она рисует постоянно, всегда при ней блокнот и угольный карандаш, ну, или простой. Или просто ручка, и что-то чирикает на всём, что ни попадётся, хоть на газете. Даже пошла в художественную школу прошлой осенью. Причём сама записалась. Пришла и сказала маме:

– Я в художественную школу записалась, они сказали, чтобы ты пришла, там… заявление какое-то надо или… что-то…

Вот и сейчас, сидит в носках и трикошках, в моей старой футболке, коса заплетена небрежно, заколка съехала, всё время такая смешная, лохматая, одежда висит на тощей фигурке.

Проигрыватель рядом, чтобы можно было заводить музыку снова и снова. Что-то увлечённо рисует, что-то, что лежит перед ней, а мне не видно. Я прикрыл двери, чтобы не слушать зажигательных ритмов диско, и пошёл к себе. Всё же хорошо, что у нас здесь большая квартира, что маме как писателю полагалась ещё одна комната, поэтому у нас всех по комнате, и к тому же большой зал со скрипучим полом, двумя большими тоже скрипучими диванами и телевизором.

Я зашёл к себе, и тоже закрыл дверь. Переодевшись в старые домашние джинсы, я посмотрел на Катину сумочку. Так хотелось заглянуть внутрь!

Я спрятал её в шкаф, чтобы не видеть и не испытывать искушения открыть маленький замочек, и посмотреть, что внутри. Едва удержался, старался изо всех сил.

А на следующий день я пошёл встречать Катю утром к её дому. Протоптался минут сорок, опоздал, конечно, в школу, но зато проводил её до Дворца пионеров.

Когда она увидела меня у подъезда, остановилась на мгновение.

– Олейник… ты…

– Я твою сумочку принёс.

– Принёс он… – хмыкнула она, забирая сумочку из моих рук.

Я обрадовался, что она не заметила слова «твою», и не сердится всерьёз, это могло значить только одно…

…Напрасно он думал, что для меня это значит «не заметила», я отлично заметила, но всё во мне противилось тому, чтобы поставить его на место. Мне было приятно, что он идёт рядом, я чувствовала его запах: свежий запах юности и какого-то хорошего крема для бритья, и губы его пахли замечательно, это я отлично помню… Вот надо же, думаю об этом! Похоже, желается мне продолжение.

Мы болтали с ним о кино, «Айвенго» и «Африканца» с Катрин Денёв, которые шли в кинотеатрах с прошлой недели.

– Может быть, сходим?

– Ты же был?

– Так с понедельника в «Космосе» новый французский фильм. Пойдём?

Он смотрел такими сияющими глазами и так улыбался, что отказать я, конечно, н смогла. И только после, уже вечером, когда он снова проводил меня из Дворца пионеров до дома, и я поднималась по лестнице на дрожащих ногах, улыбаясь сама себе, как дурочка. Мама была дома, выглянула из кухни.

– Катя, ты? Мой руки, как раз котлет пожарила.

Котлеты, несомненно, из кулинарии, что была на театральной площади, сама мама никогда не лепила котлет. Меня научила Зарема, потому что бабушка «этих русских» котлет не признавала, готовила то, димламу, нарын, манты и, конечно, плов. Но для всего этого нужно было хорошее мясо, ну, хотя бы не очень хорошее, но говяжью вырезку, а тем более баранину достать было почти невозможно. Правда, когда мама освоилась на новом месте, то появились у неё знакомства и связи, и приносили нам сумки домой со всевозможными деликатесами, как приносили и дефицитные сапоги, модные платья, косметику, конечно же, духи. Так что всего этого, как и прекрасной мебели, ковров и прочего у нас в доме было, как мама выражается, quantum satis.

Вот и котлеты эти, ей конечно, заведующая кулинарией прислала, не сомневаюсь. Но и как иначе, если последние девятнадцать лет почти все женщины рожали у моей мамы.

Но сейчас я думала не об этом, и не об аппетитном запахе котлет, что распространялся по квартире, а о том, что мне надеть завтра, когда мы пойдём с Платоном в кино. И вдруг мама вернула меня из высот моего мечтательного парения на землю одним вопросом:

– Олег тебя встретил? Звонил раза три.

Батюшки… Олег… я и думать забыла о нём. А ведь я согласилась выйти за него, он мой жених. И ведь была рада… Как же так? Это значит, что я плохой человек? Нет, не человек, я дурная, ветреная женщина…

Я села на кровать. Дурная женщина… а ведь я и женщиной ещё не была.

Словом, ни в какое кино я не пошла. Поэтому с этого дня я стала прятаться от Платона. Во-первых: мне было стыдно за то, что я обманула его, во-вторых: я решила быть правильной невестой, а в-третьих: я вдруг вспомнила, что Платон мой ученик, и если кто-нибудь увидит меня с ним, то могут уволить из Дворца пионеров и, что ещё хуже, выгнать из института. Я пряталась всеми возможными способами: выходила раньше, вызывала Олега, чтобы проводил меня. Я не знаю, видел ли нас Платон, я не вертела головой на улицах, а на глаза мне он ни разу не попался. Наверное, обиделся, и решил больше не связываться с такой обманщицей.

Меж тем снег окончательно растаял, асфальт просох, просохли и выбоины в нём, кое-где начали набухать почки, появлялась трава, мать-и-мачеха на припёках, а в воздухе пахло весной, жизнью. Солнцем. Самое лучшее время в году. И вот, когда прошла уже неделя с нашей с Платоном последней встречи, Олег вдруг закатил мне гадкую сцену. Это было впервые за весь год, что мы встречались.

– Я слышал, ты не скучала?

– Когда это?

– Этот школьник Платон, говорят, дежурит у Дворца.

– Что?! – я даже остановилась, а мы шли с ним как раз из кино, того самого, на которое приглашал меня Платон, с фильма «Банзай», смешная французская комедия, почему-то детям «до шестнадцати».

– Следишь за мной, что ли?!

– А что следить? Одни мы в городе? Его на этот фильм и не пустили бы, а ты с ним по городу ходишь. Ты что, Кать? Он же тут лидер неформальной группировки, вся эта шпана, бандиты настоящие, драться выходят с цепями и нунчаками самодельными. Они же через пару лет окажутся все в колонии. И этот кавалер твой малолетний… – он всплеснул руками. Руки у него длинные и сам он весь длинный, вроде и складный, и недурён, но куда ему, рыжеватому, до Платона…

– Ты… что городишь-то, Олег?! Что ты городишь?! – разозлилась я.

Мы стояли уже у нашего подъезда, я пригласила бы его наверх, чай пить и целоваться, но после этих слов… ну, Олег…

– Ты… знаешь, что… ты не ходи за мной.

– Что?!

– Да ничего! И не звони больше!

И дёрнув расхлябанную дверь в подъезд, я побежала вверх по лестнице, стуча каблучками по деревянным ступеням. И, вбежав в квартиру, сразу заперлась, чтобы Олег не вздумал войти за мной следом. И ведь что он придумал! Это же надо…

Но с другой стороны… Если такое себе придумал, будет ему именно так…

…Совершенно невозможно, но Катя позвонила сама. После девяти дней, когда она всеми способами демонстрировала, что я ей безразличен. Этот её прокурорский всё время оказывался рядом с ней, я даже пройти около не мог, не то, что подойти. И дело не в том, что он даже явился к нам в школу и заставил завуча вызвать меня «для беседы», долго говорил и умничал на тему: «Неформальные молодёжные объединения и вред, который они приносят обществу, формируя будущую криминальную прослойку».

– Да просто секций надо не две на весь город, куда не попадёшь! – заявил я, прямо глядя в его противные зелёные глаза, говорят, жениться на Кате собирается, противная морда, тоже вепс, наверное… – Бассейн всего один на город, только по блату можно попасть, на самбо не записаться, каратэ вовсе запретили. И художественна школа или станция юных техников только одна. Куда деваться-то подросткам? Куда энергию расходовать? Вот и собираются в группировки, болтают. Да музыку слушают.

– Да конечно, музыку! Ты сказки-то не рассказывай, Олейник, – усмехнулся он, дёрнув длинным носом.

– Я не пойму, чего вы от меня хотите?!

– Я чего хочу?! – он даже навис надо мной, сидевшим в кресле, куда я нагло пристроил свой зад, едва вошёл, я не собирался, как мальчик на краешке стула перед ним жаться. Вот я и сел сразу возле входа в кабинет директора, одно дерматиновое кресло справа, второе – слева. А рыжий засверкал глазами ещё злее. И прошипел: – Я хочу, чтобы ты за учительницами не бегал!

Я вдохнул поглубже, думая, не сдуть ли мне его, как Гулливеру…

– Я, Олег Иванович, ни за кем не бегаю. Один раз проводил Екатерину Сергеевну до дома, потому что время было позднее, а её жених… говорят, у неё жених есть, так вот, этот самый жених, не встречал её. А в городе, как вы только что заметили, полно хулиганов.

Он покраснел и надулся, думаю, ему хотелось вытрясти из меня душу. Но он сдержался, выпрямился и, раздувая ноздри, отошёл. И только совладав с гневом, сказал:

– Ну вот что, Олейник, ты вредные иллюзии свои забудь. Собрался в Москву учиться ехать, вот и езжай. Не то поедешь совсем в другую сторону, учиться лес валить.

Я поднялся, и сказал:

– У меня, Олег Иванович, даже в дневнике поведение никогда удовлетворительным не было, всегда отличное, за что же вы меня намереваетесь отправить лес валить?

Он довольно усмехнулся:

– Ну… был бы человек, а дело найдётся.

Я взялся за ручку двери и сказал, обернувшись:

– Да нет, Олег Иванович, вы человек неподлый и даже честный, и ни в чем, ни повинного подростка вы ни в какую тюрьму или колонию не отправите. Всего хорошего.

Думаю, он от удивления открыл рот, но я этого не видел.

Но этот разговор заставил меня действовать смелее, и вот потому накануне Первомая и исполнилась моя многолетняя мечта…

Глава 3. Расцвела под окошком белоснежная вишня, или Очень длинная Вальпургиева ночь…

Это был вечер тридцатого апреля, мне позвонила Катя. Мне позвонила Катя! Вы только вдумайтесь! Нет, никто не может этого представить, если сам не пережил: чтобы девушка, о которой ты грезил пять лет, сама позвонила. Да-да, я готовил доклад по истории, люблю делать всё загодя, поэтому принёс домой книги из библиотеки. Потому что в нашей обширной библиотеке были исключительно художественные произведения. Доклад ко дню Победы, и я поискал не только в библиотеке подшивки старых газет, военного времени и прошерстил их в читальном зале, но и всё, что нашёл о событиях тех лет. Нашёл немного, удивительно, насколько мало было написано, я задумался, где же искать сведения об интересующих меня темах: какие и когда именно проходили бои в здешних местах, сколько человек погибло с обеих сторон, кто, какие части участвовали, без этого моё представление оказывалось неполным, и доклад приобретал какие-то общие черты, а мне это не нравилось. На мои вопросы учительница сказала только, улыбнувшись: «Сразу вижу будущего журналиста. Вот поедешь в Москву, получишь доступ к архивам, если повезёт, конечно, тогда и прочтёшь всё, что тебя так заинтересовало. А пока, Платон Андреич, довольствуйся тем, что нашёл».

И вот сидел я над своими заметками и уже начисто печатал на маминой старой машинке, у неё была электрическая, быстрая, а эта, с красивыми старинными клавишами и стуком на весь дом, стояла уже почти как украшение интерьера. Таня заглянула ко мне, предварительно постучав, а я дверь, в отличие от неё, всегда держал закрытой, как-то она застала меня в неглиже, смущению с обеих сторон не было предела, с тех пор она всегда стучит.

– Платошка, тебе звонит какая-то девчонка, – сказала Таня, приоткрыв дверь и тут же ушла. Девчонки мне звонили часто, и никого это не удивило. В том числе и меня. Я подумал, кто-то из наших в кино организовался на выходные или на пикник на речку, вот и звонят.

Я не испытывал ни капли волнения, когда взял трубку нашего старого эбонитового ещё аппарата.

– Добрый вечер, Платон! Что делаешь? – спросила Катя, как ни в чём, ни бывало, будто нам с ней болтать по телефону – это обычное дело.

Меня обдало жаром, даже слабость хлынула в ноги и закружилась голова.

– Д-да… ничего, так… – не рассказывать же ей сейчас о моём докладе и затруднениях с ним. Если захочет, расскажу, но при встрече. При встрече… неужели это возможно?

– И с друзьями или там с девушками никуда не планируешь идти?

– И не думал.

– Ну… если не занят… может быть, придёшь?