скачать книгу бесплатно
В стране слепых я самый зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 3. Накал
Таьтьяна Вячеславовна Иванько
Судьбы героев снова пересекаются и связываются в тугой клубок. Старые враги обнажают клыки, и это уже не молочные зубы, это стальные челюсти, попав в которые, не выйти невредимым. Коварный замысел изощрённой мести разламывает жизни героев, кого-то отправляя в прошлое, а кого-то – в дальнее путешествие с риском никогда не вернуться.Любовь протискивается сквозь насилие и ложь, как тонкий росток – сквозь асфальт, что ждёт её? Она взломает асфальт, поднявшись мощным деревом, или погибнет в неравной борьбе за жизнь?Ложь и правда затягивают петли на шеях героев, и никто не может избежать своей судьбы…
Таьтьяна Иванько
В стране слепых я самый зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 3. Накал
Часть 16. Ловец
Глава 1. Странный разговор?
Шоу заканчивалось, как обычно, банкетом, но мы с Володей сбежали с него, оба в жажде уединиться, на самом деле, хотелось сделать это там же, на месте, но не было ни одного помещения, хоть мало-мальски укрытого от чужих глаз. И вот мы ввалились в его квартирку на «Белорусской», хохоча и целуясь, раздеваясь на ходу, прямо на пороге…
Я чувствовала себя, как пьяная, видимо, температура поднялась выше тридцати восьми. Но ни спать, ни уходить отсюда мне не хотелось. Мне было так хорошо и легко сейчас, как бывало только с Володей, столько в нём было воздуха и жизни. Столько восхищённого огня в глазах, что было не оторваться. К тому же дома обиженный, а может быть, и разъярённый Марк, я теперь и не знала, что от него ждать после того, как он не пришёл на шоу, в подготовке которого тоже участвовал едва ли не больше меня. Ни разу прежде он не проявлял такой неприкрытой ревности, и сейчас мне казалось, что он ждёт меня с лопатой, чтобы треснуть по башке, и после этого сразу закопать и забыть. Или выговаривать, какая я наглая дрянь со своим наглым рокером. С тех пор, как ни Боги, ни Вальдауфа почти не было в моей жизни, Марк будто решил, что нужно полностью ограничить мою свободу, и это было обидно, потому что я ею почти не пользовалась, хотя она была мне обещана и не один раз. И теперь я была обижена на него, такое впервые, мы впервые поссорились, и я не знала, к чему это приведёт.
Поэтому, целуясь и смеясь сейчас с Володей, я не думала, что меня ждёт дома.
– Я купила тебя постельное бельё, привезу в следующий раз.
– Надеюсь, шёлковое? – засмеялся Володя.
– Несомненно, – улыбнулась я. – А ещё посуду, и заказала кое-какую мебель. Ванную и кухню придут переделывать через неделю, поживёшь пока у меня.
– Всё же взяла шефство надо мной, – сказал Володя.
– Хочу приходить в красивый уютный дом, а не в халупу.
– Получается, я не смогу шмар сюда водить.
– Придётся шмар у них на квартирах трахать, – сказала я. – Да шучу я, не напрягайся, води, сколько влезет.
Володя улыбнулся, притягивая меня к себе.
– Я – однолюб, Танюшка, – сказал он с удовольствием, и провёл по моим волосам, отодвигая их с лица и шеи.
– Одно другому не мешает, – улыбнулась я.
– Почему ты такая? Почему не ревнуешь меня? Временами это бесит.
– Володь, тебя сегодня хотела половина зала на нашем шоу, все женщины и ещё половина мужчин, как бы я стала жить, если бы ревновала?
Володя улыбнулся, обнимая меня.
– Это успокаивает немного. Чуть-чуть…
Он поцеловал меня, а я целовала его, уплывая от земли на волнах наслаждения… и лихорадки.
Я проснулась около полудня, чувствуя, что сознание моё затуманено лихорадкой. Обернувшись на постель, я посмотрела на спящего Володю, у меня было два выхода, остаться сейчас и заставить его заботиться обо мне, потому что я чувствую, что я на грани потери сознания, или вернуться домой в надежде на то, что Марк ещё хочет видеть меня. Но даже если нет, там мой дом. Быть может, мой муж хотя бы вызовет мне помощь… Я не хочу весь мир обременять собой, Володю особенно. Поэтому я собралась с силами, оделась и оставила записку Володе. И ушла, стараясь не шуметь, чтобы не будить его…
…Я остановился на крыльце, тщась унять взбесившееся сердце. Господи, как я ненавижу себя, и за то, что я ошибся семь лет назад, что я поверил в то, что Таня уехала, что поверил, что она могла меня бросить, не любить меня. От ревности поверил тогда, и сейчас во мне билась та же всё сжирающая ревность.
Да, они с Книжником не играют любовь, она была у них когда-то и продолжалась теперь. Но я знаю о ней и другое. Я знаю, я видел её глаза несколько дней назад, я испытывал то же, что и она, я уверен, потому что я всегда чувствовал её.
– Отменное шоу, – услышал я за спиной. – А, Валерий Палыч?
Я обернулся, Никитский с ухмылочкой щёлкнул zippo, и прикурил мерзкие коричневые сигареты с ментолом, которые так любят дешёвые шлюхи, и что Никитскому, нормальному мужику пришло в голову курить эту дрянь.
– Да не смотри, самому противно, – Никитский посмотрел на сигарету, сплёвывая. – Одна цыпочка забыла у меня, а мои, представь, кончились.
– Да мне-то что, кури ты хоть анашу, – сказал я.
– Ну и не без этого, – самодовольно ухмыльнулся он.
– Возьми, – сказал я, протянув ему свои нормальные «Marlboro».
– Спасибо, – Никитский кивнул и взял сигарету, выбросив свою. – Что, ничто прекрасное тебе не чуждо?
– Ты тоже неравнодушен, как я вижу.
– Моя жена здесь, хоть и бывшая, но пока единственная. Ты на свою тоже, небось, сходил бы посмотреть, если бы… хотя нет, полагаю, ты не пошёл бы на свою смотреть после всего. А ты… на главную «звезду» приходил взглянуть? – он хохотнул. – И чего вы все от неё прётесь, прикольная, конечно, девчушка, но что бы уж так бледнеть как ты всякий раз при виде её, как ты… Или так, за компанию с приятелем своим, Платоном?
– За компанию, успокойся.
– Ну да, я так и подумал. А чё сбежал раньше времени? Или на банкет не приглашён, как и я? Может, так пойдём, выпьем?
– Да я не пью пока Олег Иваныч, у меня суд скоро.
– Суд? А… всё та же прошлогодняя гнусная история не закончилась, – кивнул он, вспомнив. – Ладно, давай, хоть подвезу, мученик трезвости?
Через неделю примерно ко мне в кабинет заглянул Кочарян.
– Валерий Палыч, ты рентгеновские снимки с того, неопознанного Курилова делал?
– Делал, конечно. Но кости раздроблены, с фото не сопоставишь, если только скальпировать, и собирать по осколкам, но это адова дорогущая работа, реконструкция, компьютерная программа не наша, сам понимаешь, кто на неё деньги даст, Николай Второй он, что ли? – сказал я со знанием дела, приходилось участвовать в экспертизе царских останков.
– А зубы снимал?
– А как же?! И зубы снял тоже. Зубы целые, кстати, если будет с чем сравнивать, вполне получится, – я знал, о чём говорил, немногие наши соотечественники имели зубные карты, или хотя бы отдельные снимки зубов в поликлинике. Если этот, неопознанный, москвич, который следил за своими зубами, то вполне возможно, если нет – это бесполезный номер. – Кандидат появился, что ли?
– Да похоже на то. Генетику-то не сделать, кто нам деньги такие даст? Опять же, его родичи на Дальнем Востоке, что им билеты оплачивать?
– Ты всё на то, что это Курилов, намекаешь? Не веришь в опознание?
– Я не в церкви, чтобы верить, Валерий Палыч, особенно таким фифочкам в норках. Откуда бабло у неё, она не шлюха какого-то богатого папика, и ничья не дочка, какая-то художница, ах, да, модель ещё… Только знал я моделек, едва концы с концами сводят, если только не занимаются модным словом «эскорт», уговаривая себя, что они как Джулия Робертс в этой дурацкой «Красотке».
– Кажется, у фифочки муж при деньгах, – сказал я.
– Да не знаю, владелец конторки какой-то занюханной «Печати и штампы», как неудавшийся художник экслибрисы ваяет. Правда он сынок министерский и генеральский внук, квартиры у него в центре, антиквариат, говорят, имеется.
– Ну вот, – сказал я.
– Может и так… Только странно это, а? При живом, так сказать, муже она идёт тело любовника преспокойно опознавать.
– Я бы не сказал, что так уж спокойно, – напомнил я, как Таня в обморок у нас хлопнулась.
– Может, притворилась? – недоверчиво скривился Кочарян.
– Да нет, что я, обморок от игры не отличу? Я всё же врач.
– Да ладно, врач! – засмеялся Кочарян. – У тебя все жмуры, вон, в обмороках.
– Они не в обмороках, они мёртвые, и тут нечего смеяться, – строго сказал я, я не люблю шуток о смерти. – Идём, снимки тебе его отдам.
Вот так странно продолжилось дело о мнимом Курилове, потому что я-то верил Тане, что она не опознала его. Хотя… может быть, она научилась притворству за эти годы? Жизнь ведёт, действительно, странную…
– Ты подозреваешь её, ну… фифочку? – я не хотел обнаруживать свою заинтересованность.
– Если выяснится, что она соврала, стану подозревать.
– Почему? Какой резон ей врать? – я отдал ему папку со снимками спорного неизвестного.
Кочарян пролистнул папку для виду и снова посмотрел на меня:
– Резон прямой, он завещание оставил, Курилов, то есть.
– И что есть, что наследовать? – я присел на край стола.
Кочарян пожал плечами неопределённо, словно и не свои слова произносит сейчас, говорит, а сам не думает:
– Он художник, как только умирает художник, его картины резко возрастают в цене. Он оставил всё ей, как и авторские права на свои световые инсталляции здесь, в Москве и за границей тоже, то есть на всё.
– И ради этого она заказала его? Чтобы ещё одну шубу купить? Фигня какая-то, не находишь?
– У него контракт с несколькими западными фирмами, он сделал для них там… чёрт… я не помню сейчас точно, но за дорого.
– Так он за границей значит, как она и говорит.
– Был. В Париже и в Лондоне, это точно, и ещё где-то… А теперь куда-то слился, то ли в Америку поехал, то ли в Москву.
– Да сообщить в Интерпол…
Кочарян закатил глаза, захлопывая папку и мне почему-то стало жаль в этот момент, что он забирает её, будто может потерять. Странное чувство, никогда он ничего не терял, вполне был собранный следак, звёзд с неба не хватал, конечно, но кто их хватает? Пуаро?
– Ох, не умничай, Валерий Палыч, щас подорвутся все разыскивать какого-то Курилова, когда террористов не ищут, что ты ей-богу, как пионер. Выяснить надо сначала, чей труп, вот что…
– Кому экспертизу-то делать отдашь? – спросил я, продолжая неясно беспокоиться за свою папку.
– Это как начальники решат. А что? Ты лицо заинтересованное? Тебе нельзя, небось? – он усмехнулся и протянул мне папку назад. – Бери, я хотел убедиться только, что снимки есть. А кто сопоставлять будет, какая разница? Или ты ревнуешь? Хотя ты спец вроде уже?
Я пожал плечами и поднялся, Кочарян вернул мне папку с усмешкой. Странно всё же…
Весь этот разговор внушил мне тревогу, в Тане я был уверен, но всё так складывалось, что… что это великолепнейший повод позвонить ей. И я позвонил. Но её номер не ответил, я звонил на протяжении недели. Тогда я позвонил Платону.
– Лётчик, Таня заболела, поэтому и телефон отключён. Ты не звони ей пока…
Я замялся на мгновение, смутившись, потому что почувствовал себя чуть ли не назойливым. Но… я не просто так позвонил, я по делу, сказал я себе и заговорил увереннее:
– Да вообще-то я по делу, Платон, понимаешь, тут ерунда какая-то вокруг неё разворачивается, я хотел… предупредить.
– Предупредить? О чём?
– Давай встретимся.
Мы встретились, зашли в центре в какой-то бар, пропахший пивом и потом, хотя прозывался каким-то модным ирландским словом, которое я не решился бы прочесть вслух, и народу тут было полно. Я рассказал Платону всё, что знал.
– Ну, если за неделю новостей нет, значит, и не Курилов это, долго снимки сопоставить?
– Вообще-то это не показатель. Завал дел, Платон, потому и не быстро, и найти ещё надо его, Курилова, снимки, если вообще он к стоматологу ходил в Москве.
– Ходил, надо думать, зубы у него отличные.
– А сколько поликлиник? И ещё делали ли ему обзорные снимки там, тоже, знаешь ли, не всем делают. Так что это ниточка очень тонкая и ненадёжная. Но… сам факт, что Таню взяли в разработку лично мне не нравится. Ты понимаешь? Всё будто нарочно против неё.
Платон посмотрел на меня, качнув головой, брякнул свою кружку на место, вообще пиво он любит, в отличие от меня, но с ним за компанию я готов был пойти хоть в Макдональдс.
– Ты же понимаешь, что это чушь, какое заказное убийство?! Где Таня, где вся эта… шушера бандитская. Хотя… Марк, конечно… – вдруг помрачнел он.
– Марк? Это…
– Марк Лиргамир – муж Тани. Он ведёт… очень сложносочинённую жизнь, о которой даже я ничего не знаю, я только чувствую, что он непрост. Но чтобы он стал избавляться от Боги Курилова… тем более тот уехал надолго, ещё не известно, пойдут дела на Западе, и не вернётся, – Платон проговорил всё это уверенно. – И… да нет, давно бы как-нибудь уже… Книжника не трогает же.
– Почему?
– Что почему?
– Почему не трогает? Почему он позволяет это ей?
Платон выпил свою кружку, и попросил ещё.
– Почему… это ещё более сложный вопрос, Валер… Я не знаю, и не понимаю этого, как мужчина, и знаю и понимаю в то же время. Одно скажу точно, он… сделает что угодно, чтобы удержать её.
Я не стал расспрашивать больше, тем хуже для меня, что Танин муж осознаёт, каким сокровищем владеет.
– Я поговорю с ним, – сказал Платон. – Пусть пока увезёт Таню от греха…
– Ты же сказал, она больна.
– И очень серьёзно, у неё пневмония, недели две проваляется ещё точно, а там пусть валят куда-нибудь… лучше за границу – он выпил свою водку залпом и даже стукнул донышком о стол. – Эх, чёрт… Жаль, что у босяка Курилова сотового нет, уже бы выяснили всё сто раз. А так ни я, ни даже Таня не знаем, где он сейчас на самом деле. А вдруг и правда, в твоём морге…
