скачать книгу бесплатно
Джон скривился в ответ на эти слова, но Алекс жестом остановил его и продолжил:
– Но это хитрость внешняя – я придумал, как соскочить снаружи. А как соскочить внутри?! У меня уже так было, Джон, ты помнишь? Я сбежал тогда без всяких объяснений – я просто сбежал. И ничего не помнил. Я очнулся и только тогда понял, что сбежал. А сейчас мне в сто раз хуже.
После этих слов Джону впервые за много лет стало страшно.
– Не делай этого, Алекс, подумай еще, не оставляй меня одного, – Джон говорил монотонно, как бы гипнотизируя друга.
– Дело не в тебе, Джон, дело во мне. Я вдруг в один момент понял, что началась моя жизнь. Она началась сразу, без предупреждения, и нет никакой возможности сбежать от нее.
– А как же твои слова, что ты хочешь уйти?
– Это ничего не меняет. Жизнь вошла в меня, и не важно, в деле я или нет. Мне не за что и не за кого больше прятаться. Ответственность, от которой я бегал всю жизнь, настигла меня. Ведь я кто? Я «еврей при губернаторе». Ты всегда был моим «губернатором», с детства – как только я увидел тебя, я сразу захотел спрятаться за твоей спиной и твоими кулаками. Ты был для меня хорошим «губернатором»: ты защищал меня, никогда не унижал, заботился обо мне.
Алекса как будто снова воткнули в розетку – он опять начал заводиться.
– И я знал, что я «еврей», а ты «губернатор». Правила игры были понятны, и, если бы игра продолжалась, я был бы полезен и для тебя, и для себя. Но теперь возникло нечто, что отменяет все правила. Не будет больше ни «еврея», ни «губернатора», а что будет, кто будет, какие будут правила – я не понимаю. И поэтому мне страшно, Джон. Похоже, мне больше не удастся спрятаться за тобой, Джон, мне придется отвечать за себя самому. Господи, как я хочу, чтобы все вдруг кончилось, как страшный сон! Чтобы завтра эти чертовы эксперты отозвали свои прогнозы и все стало по-прежнему…
Я неделю варюсь в этом, я ничего не говорил тебе, я плохо спал, мой мозг работал, как бешеный. Вот, посмотри на очаги поражения, – Алекс достал карту, – это как удары хлыстом. Вот зоны поражения – и смотри, только на этих территориях может сохраниться жизнь – как во время ядерной зимы.
– Я смотрел карты, Алекс, я видел. Если это будет – это будет для всех. Когда все в одной лодке, это не страшно – чего ты боишься?
– Я не знаю, чего я боюсь, я не знаю слов, которыми можно сказать это. Только крутится что-то в груди. Сны снятся такие, что лучше и не ложиться. И, самое главное, я не верю, что мы способны сделать что-то заранее – мы можем только реагировать на уже случившееся. Слишком все далеко зашло, слишком. У меня нет больше связи с реальностью. Это как смотреть на идущий на тебя смерч в поле – ты все видишь, все понимаешь, а сделать ничего не можешь. Все бессмысленно. Так вот, я бегу не от этого. Если бы я знал только это, я бы не дергался и был с тобой до конца. Я боюсь не того, что невозможно, Джон! – Алекс кричал. – Я боюсь того, что возможно!!! Я и тогда убежал, испугался того, что я могу сделать, а не того, что не могу. И сейчас опять то же самое, только в сто раз сильнее.
– А меня пугает, – жестко перебил Джон, – что в течение пяти минут ты то говоришь, что знаешь, что делать, то – что не знаешь. Что с тобой, Алекс? Возьми себя в руки.
Алекс на секунду застыл. И опять стал привычным Алексом – конкретным, точным, немногословным.
– Ты прав, Джон, я не знаю, что делать, и знаю одновременно… такой вот расклад. У меня есть одно предложение, но я боюсь его озвучить, потому что это невозможно – но одно только это и возможно.
– Говори, Алекс, пожалуйста, говори, не бойся, – Джон начал успокаиваться.
– Ты еще никогда не называл меня по имени так часто, как сегодня, – вдруг очень кокетливо и не совсем по-мужски отметил Алекс. Джон оторопел – он не успевал за сменой эмоций на лице друга. Между тем Алекс деловито продолжал: – Окей, я вижу первый шаг, который нужно сделать. Кого нужно собрать за одним столом.
– Говори.
– Нужно позвать Мартина Фулера, Элана Финча, Брайана О`Нила и, конечно, Забияку.
Алекс как будто забыл, что уже называл эти имена, и говорил, как в первый раз – Джон видел это по его глазам.
То, что предложил Алекс, требовало разъяснений. Джон хотел потребовать их сразу, еще утром, но не успел; не успел и сейчас. Алекс нервно продолжал:
– Да, Забияку. Меня трясет от мысли о его шуточках, но ему можно доверять, что ни говори. И не нужно меня защищать от Забияки, нам не по пятнадцать лет, я сам сумею за себя постоять! – Алекс чуть не сорвался на крик.
– Главное, чтобы не было никаких утечек – позовем их всех на президентский покер. Думаю, что смогу всех уговорить срочно приехать… Пожалуй, – с такой же паузой и с той же интонацией, как в первый раз, повторил Алекс, – нужно пригласить Генри.
Джон поймал себя на желании переспросить, как и в первый раз: «Какого? Старого?», – но только тихо произнес:
– Ты уже говорил это, Алекс.
– Ты думаешь, я не знаю, что тебя тошнит от старика Генри? – ядовито зашипел Алекс. – Или мне будет приятно видеть Забияку? Но я неделю варюсь в этом дерьме, а ты всего-навсего, – Алекс взглянул на часы, – четыре часа и двенадцать минут!
– Все! Стоп! – оборвал Алекса Джон. – Тормози, я за тобой не успеваю. Давай сначала. Почему эти люди? Зачем нам встречаться с ними?
Алекс поник, как будто из него вынули скелет. Он рухнул в кресло и, преодолевая внутреннее сопротивление, начал пространно отвечать:
– Помнишь, мы смотрели фильм Линча – как старик поехал просить прощения у брата, на газонокосилке. Как напились и плакали, не стесняясь. Жаль, редко так бывает. Я люблю этих чертовых стариков, Джон, и я хотел бы их спасти. Я уже не говорю про всех остальных. Но как спасти людей, если до них никому нет дела? Кто будет их спасать? Совет национальной безопасности? Пентагон? АНБ? ЦРУ? ФБР? Уолл-Стрит? Ну, соберем мы официальных лиц, доложим ситуацию – ты думаешь, кто-то будет думать о людях? Информация моментально просочится, и начнется такой хаос и безумие, которые невозможно будет контролировать.
Джон молчал и терпеливо ждал ответа на свой вопрос.
– Да что я тебе говорю, ты не хуже меня знаешь этих людей. Мы с тобой, Джонни, одни из них. Как же кривое будет делать прямое? Ты спрашиваешь, зачем нам нужны эти люди? Проблема не между ослами и слонами, проблема между верхом и низом. Нам нужны честные демократы против демократического истеблишмента, и нам нужны честные республиканцы против нас с тобой, Джонни, потому что мы и есть республиканский истеблишмент. И поэтому меня разрывает на части.
Я хочу помочь людям и боюсь не справиться. Я надеюсь на тебя, но еще я малодушно хочу, чтобы ты испугался и пошел формальным путем – тогда я могу сбежать, потому что не верю, что таким путем людей можно спасти. А с другой стороны, мне очень хочется, чтобы ты не струсил, а прищемил хвост этой гадине и спас людей. Поэтому мне пришли в голову эти имена.
Губернатор Фулер – фермер как он есть. Он, может, и глуповат, но люди ему верят. Зато у его дружка-конгрессмена ума хватит на троих, и он не боится ни военных, ни спецслужб, ни Уолл-Стрита. Он отстаивает интересы большинства.
Дальше. Лоббистов в белых перчатках не бывает, но Финч – особый случай. Он, конечно, бандит, но понятия ставит выше своих интересов. Про Генри все понятно. Забияка – это Юг. На них можно опереться, начав игру против элиты. Я не вижу, как по-другому можно сделать дело.
Джон молчал – теперь до него дошло, что предлагал Алекс.
– У тебя есть конкретное видение игры? – спросил Джон.
– Нет. Им не навяжешь того, чего они не хотят. Нужно встретиться и послушать, что они скажут. Мы ничего не теряем. Мы не делаем ничего незаконного. Кроме того, обычная процедура – стандартный договор о неразглашении. Просто я хочу, чтобы мы услышали мнение экспертов, мы же так любим звать экспертов, – с сарказмом сказал Алекс. – Что потом? Я знаю сто человек, которые верно оценят ситуацию, но что будет потом? А эти – эти способны думать еще и об общем деле, а не только о себе. На это надежда. Только вот мы, Джон, – мы-то еще можем думать об общем деле? Есть оно у нас с тобой вообще, это общее дело, а, Джон? Так что остаемся мы с тобой. И решение за тобой. Если ты решишь… – Алекс не успел договорить, как Джон решительно встал и вышел из комнаты.
***
Так Джон остался один – впервые в жизни. С детства всегда кто-то был рядом: мать, отец, брат, кормилица, жена… Джону было нужно, чтобы кто-то был рядом, чтобы кто-то восхищался им, чтобы было кому нравиться. Джон любил власть и любил нравиться. Если бы он любил власть меньше, то пошел бы в певцы или артисты, у него это хорошо получалось. Но он любил власть больше, чем нравиться людям.
Джону нужно было, чтобы им восхищались во власти и через власть, чтобы понимали, как Джон управляется с властью. Это понимали немногие: мать, брат, кормилица и Алекс. Но власть означает одиночество, и Джон не понимал сначала, что принес в жертву любовь матери и брата… а теперь он вдруг понял, что только восхищение Алекса питало его, но и этого не осталось. Он совсем один, и даже если все им восхищаются, ему все равно и даже хуже, потому что ему нужно, что бы им восхищался человек, которого он любит и который любит его и понимает, какой он.
Так Джон остался один на один с вызовом, который был больше его опыта и навыков. Но сейчас его беспокоило только одно – он боялся потерять Алекса, тем более сейчас. Он был как линейный корабль, большой и могучий, который в одни миг потерял навигационное оборудование. Он ослеп. У него были пушки, ракеты – сила, – но он не знал, где он и куда ему идти.
Джон пошел на веранду к столу, где лежал разложенный им ранее пасьянс. Таково было главное правило его жизни: как бы тебе ни было плохо, ты должен действовать. Он взял пять карт, разложил их перед собой и начал думать. Это были карты на людей, предложенных Алексом для «президентского покера»: конгрессмен, губернатор, лоббист – три демократа; ветеран холодной войны и миллиардер с юга – республиканцы.
Джон попытался сосредоточиться, но у него не получалось. Его мир разрушился. То, как он понимал власть, те условия игры, в которых он разбирался и по которым умел играть, исчезли в одну секунду, когда Алекс сказал, что теперь каждый должен принимать решения сам. И в конце этой цепочки был Джон.
Джон слонялся по дому без цели: зашел в дровяной сарай, взял в руки топор, затем повесил на место. Потом обошел вокруг дома, зашел в комнату с тренажерами, вышел на веранду, сел в кресло, попробовал закурить. Курить не хотелось. Джон вернулся в комнату с тренажерами, сел, не переодеваясь в спортивную одежду, на гребной тренажер и начал грести, грести, грести, постепенно наращивая темп.
Наконец Джон принял решение и пошел искать Алекса. Алекс спал на диване под лестницей, в самом укромном месте. Джон не стал его будить – он взял лист бумаги и написал: «Зови всех на президентский покер». Записку он положил на столик рядом с диваном и тоже пошел спать.
Часть II
Президентский покер
Ждали Забияку – одноклассника Джона и Алекса по колледжу, теперь миллиардера: хозяина империи, занимавшегося нефтедобычей, инновациями и много чем еще, в частности, владевшего крупнейшим на Юге детективно-охранным агентством.
В колледже Забияка был «черным человеком» Алекса. Он прицепился к тому сразу, как увидел; за любовь Алекса к Библии и нерешительность он называл его «Монашкой». Он задирал его при первой возможности, но не грубостью (хотя грубости у него хватало) – он доставал его смыслами. Он шутил, он был ревизором жизни Алекса.
Джон плохо переносил унижение друга, но часто ничего не мог сделать, потому что был согласен с тем, что говорил Забияка, а еще потому, что Алекс тоже был с ним согласен. Забияка олицетворял все то, чего не было у Алекса. Джон и Забияка были лидерами в классе. Забияка ко всему относился с насмешкой и старался ни в чем не уступать Джону. И только в одном случае Забияка начинал грязно задирать Алекса – когда он хотел подраться с Джоном; а дрались они часто. Чтобы потешить свое самолюбие, он оскорблял Алекса и потом с усмешкой смотрел на Джона, который лез в драку за друга.
Во всем остальном он был парень хоть куда: умный, смелый, сильный, отличный товарищ. И он дружил с Гарри, братом Джона.
При любом раскладе Забияка был бы очень неудобен для Алекса.
Но Алекс предложил позвать его.
Джон знал, что Алекс тайно следил за судьбой Забияки, своего вечного оппонента, и всю жизнь что-то доказывал ему.
Когда Алекс настоял на том, чтобы пригласить Забияку на инаугурацию Джона, он думал, что это будет его триумф, что Забияка признает его достижения. Но Алекс жестоко просчитался. Когда на приеме по случаю инаугурации они остались в тесном южном кругу (он, Джон, Забияка и Большая Ма), Забияка жестоко пошутил:
– Монашка думает откупиться от своего страха успехом Джона и почему-то выбрал для этого меня. Не сотвори себе кумира, Монашка, отчитываться надо перед Ним, – Забияка поднял глаза вверх, – а не передо мной.
Он попал в самую суть. Алекс побледнел и застыл без движения. Большая Ма ехидно усмехнулась – ей понравилась эта злая шутка. Джон покраснел, ему хотелось ударить Забияку: тот портил его праздник. Забияка, насладившись реакцией окружающих, громко засмеялся и ушел, довольный собой.
***
Забияка был верен себе: он посадил свой вертолет прямо перед ранчо Президента, несмотря на возражения охраны; не станут же его сбивать.
– День добрый, ребята, – Забияка здоровался со всеми за руку. Он был последним из прибывших на «президентский покер». – Надеюсь, здесь нет содомитов и демократов? – пошутил он и сам рассмеялся.
Шутка понравилась не всем, но все промолчали. Забияка не унимался.
– Какой интересный состав игроков, умираю от любопытства: в какую игру мы будем играть? Но у нас на Юге так: когда друг просит приехать, ты сначала приезжаешь, а уж потом спрашиваешь, зачем. Монашка позвал – и вот я здесь.
– Кто позвал? – не понял конгрессмен О`Нил.
Алекс побледнел. Джон не дал Забияке ответить – он шагнул к нему и указал на стол, где лежали бумаги и ручка.
– Вот, подпиши. Это стандартное обязательство о неразглашении. Все остальные уже подписали, так что не будем терять время. А телефон положи вон в ту железную коробочку.
– Судя по твоему настрою, Джон, если я не подпишу, мне укажут на дверь, – Забияку распирало от внутренней силы. – На сегодняшний день любопытство сильнее. Где подписывать?
Джон краем глаза видел Алекса, который был явно не в себе после слов Забияки. Вообще, это Джон должен был сидеть в кресле, а подписывать документы и докладывать положение дел должен был Алекс – если бы не Забияка. А тот не унимался.
– Странно и необычно, – говорил он с улыбкой, обращаясь к Алексу.
– Что странно? – вышел из ступора Алекс.
– Что здесь нет ни одного ниггера. Где хваленая вашингтонская политкорректность? У нас тут, судя по всему, один еврей и шесть англосаксов. Некомплект. Нужно позвать боя, а то янки нас не поймут.
На этих словах губернатор Фулер поднялся и подошел к Забияке. Мартин Фулер был крепкий, коренастый мужчина с огромными ручищами, весь усыпанный веснушками.
– Вы это говорите ради шутки или зачем-то еще? – глядя в глаза Забияке, спросил губернатор.
– Уж какие тут шутки, губернатор, – Забияка ответил взглядом на взгляд.
– Джентльмены, – решительно прервал их перепалку Генри Диллинджер. – Давайте к делу, шутить будем потом.
– Золотые слова, сэр, – отреагировал Забияка. – Я смотрю, вы уже налили себе.
С этими словами он прервал дуэль взглядов с губернатором и направился к столику с алкоголем.
– Нужно не отставать, а то будем не на одной волне, – Забияка налил себе вина и с бокалом и бутылкой вернулся на свое место.
Джон принес папки по Йеллоустону и положил на журнальный столик.
– У нас только один экземпляр, поэтому садитесь плотнее.
***
Докладывал Джон.
Алекс наблюдал, как Джон делает его работу, как люди, приглашенные им, вникают в обстоятельства дела, как меняются их лица и как меняется лицо Забияки.
Лоббист Элан Финч, губернатор Мартин Фулер и конгрессмен Брайан О`Нил были демократами. Интуиция Алекса, побудившая его пригласить их на эту встречу, подсказывала что-то, что выходило за границы рациональных подходов, которые работали в сложившейся системе американского политикума. Все эти люди в силу своих должностных обязанностей входили в круг постоянного общения Джона и Алекса, но назвать их ближним кругом было нельзя. Как нельзя было отнести к такому кругу и Забияку с Генри.
Именно в ближнем кругу опасность утечки информации и потери контроля над процессом была бы наибольшей. Но когда Джон сидел с колодой карт и раскладывал их, анализируя состав приглашенных, который предложил Алекс, он думал только об одном: как не скомпрометировать себя в глазах соратников, объясняя, почему он сначала позвал этих людей, а не пошел официальным путем.
– Как мы видим из доклада, вулканическая и сейсмическая активность связаны друг с другом. По всем разломам тектонических плит будут происходить активные процессы: извержения вулканов, землетрясения и, как следствие, цунами. Сроки начала, как вы видите, называют немного разные, но все сходятся в одном: это неминуемо начнется. Три года нам дает самый авторитетный эксперт из тех, кто составлял этот доклад. Предлагаю исходить из этих сроков, – закончил свою речь Джон.
– Нужен перерыв. Где здесь туалет? – нарушил тишину Генри. Все молча согласились с ним и парами разбрелись по дому, обсуждая услышанное. Только Алекс в одиночестве остался неподвижно сидеть на своем месте.
***
Конгрессмен Брайан О`Нил и губернатор Мартин Фулер прогуливались по газону и разговаривали. Они были живописной парочкой: один высокий, худой, с длинным носом, похожий на де Голля, другой – рыжий здоровяк с пивным животом.
– Что скажешь, Брайан? У меня сердце не на месте: сколько людей погибнет, сколько горя. Все нажитое пойдет прахом. Как такое может быть? Нужно что-то делать. Бить во все колокола. А мы здесь втихаря сидим и слушаем. Никак не пойму, в какую игру нас позвали играть.
– Я думаю, никакой игры пока нет. Либо мы придумаем ее сами, либо ее и не будет, – задумчиво отвечал Брайан.
– Ты веришь в то, что мы услышали? У меня пока все это не укладывается в голове. И почему позвали именно нас? – не унимался Мартин.
– Я думаю, все очень просто. На сложные вопросы следует искать простые ответы, другие не работают. Мы здесь как фокус-группа, а может, и что-то большее, но это как пойдет. Здесь собрались только политики, и даже этот южок с мужланскими манерами здесь как политик – он имеет большой вес на Юге. Их «Лига Юга» – реальная сила.
– Ты о чем, Брайан? – напрягся губернатор. – Думаешь, пахнет мятежом?
– Ну какой мятеж, дружище. Мятеж – это когда самозванец с подручными пытается смести элиту и взять власть силой. А нас позвал законно избранный Президент. Если говорить о возможном статусе мероприятия, который следует из состава участников, то эту встречу можно считать неофициальной предварительной консультацией по проблеме.
– Как это? – любопытствовал Мартин. – Расскажи-ка мне, что ты думаешь об этом.
– Чтобы адекватно ответить на такой вызов, как эта глобальная катастрофа, нужно сплотить нацию. Для этого нужны реформы. А у реформ всегда один и тот же сценарий: лидер с народом идет против элиты.
Конгрессмен отвечал на вопросы друга, но разговаривал как бы сам с собой. Он так быстро думал, что его раздражали лишние слова – особенно когда люди, пытаясь что-то донести до него, продолжали говорить, а он уже все понял. Он боролся с этим, когда пришел в политику: здесь нельзя было оборвать человека на полуслове, приходилось дослушивать до конца.
Он не любил чего-то не понимать. Отвечая на вопросы губернатора, он отвечал и себе. Они познакомились давно, будучи еще молодыми, но уже зрелыми людьми. Они так быстро и искренне сошлись во взглядах, как будто дружили с детства: Брайан, рафинированный бостонский интеллектуал, и рукастый здоровяк Мартин – фермер со Среднего Запада.
***
Лоббист Элан Финч и Генри Диллинджер столкнулись на веранде. Генри любовался видом на Скалистые горы.
