Шкаф

Иван Мельников

Шкаф

24.12

Борис Анатольевич бросил незакрытую машину сразу на повороте во двор. Он бежал в летних туфлях по снегу ко второму подъезду дома, куда однажды ее подвозил. Добежав до детской площадки, Борис Анатольевич схватился за правый бок и перешел на шаг. Стемнело, но он издалека увидел толпу у подъезда, а когда рассмотрел сквозь нее скорую, понял, что опоздал…

21.12

– Вам сколько вешать? – глядя на прозрачный пакет с конфетами спросила продавщица в белом кокошнике.

“Сегодня пятница, – думала тетя Глаша, – короткий день, половина народу в институт и вовсе не придет. С полкило достаточно”.

– Давайте килограмм, – неожиданно сказала она.

Продавщица взглянула на светящиеся зеленые цифры на весах, поправила пакет, вытряхнула в него пригоршню конфет из ковшика, снова посмотрела на весы, и только потом остановилась взглядом на тете Глаше.

Цифры высветили килограмм и триста двадцать грамм.

– Так пойдет? – с вызовом спросила продавщица.

Конфеты, отметила тетя Глаша, были хороши: не большие, но и не маленькие, шоколадные, а главное – каждая в плотной обертке. Позволить конфете растаять в кармане до того, как она будет обнаружена, тетя Глаша не могла.

– Пойдет, – вызов тетя Глаша не приняла.

И пока шла на работу в Институт, она размышляла о жизни и о том, что плохих людей, наверное, не бывает. Думала тетя Глаша, что если иногда, кажется, человек и не очень, то поискав, обязательно найдется в нем что-то исключительно хорошее.

Взять, например, вечно пьяного Витьку с третьего этажа – тетя Глаша довольно быстро нашла что-то хорошее в Витьке с третьего этажа. Затем тетя Глаша взяла пятилетнего террориста Сашеньку, внука Зинаиды Марковны. С Сашенькой потребовалось несколько больше времени, но тетя Глаша обнаружила достаточно много хорошего и в Сашеньке, внуке Зинаиды Марковны. Все остальное время тетя Глаша была занята поисками чего-то хорошего в продавщице.

Работала тетя Глаша в Институте гардеробщицей.

Приходила с самого утра и оставалась обычно до темноты. Переодевшись в синий халат, она резво управлялась с номерками, шапками, пальто и пакетами, угадывая кто и во сколько будет уходить. Вещи сотрудников, уходящих обычно пораньше, оказывались поближе к выходу, а тех, кто задерживался – подальше, у шкафа.

Иногда, уходя, кто-нибудь из сотрудников Института, засунув руку в карман, замирал на некоторое время и в его взгляде мелькало недоумене. Он несколько секунд шевелил пальцами в кармане, затем вынимал руку и к недоумению во взгляде добавлялись удивление или растерянность. Некоторые медленно вертели головой в поисках ответа, кто-то поджимал губы и пристальнее всматривался в ладонь, и лишь немногие – останавливали свой взгляд на тете Глаше. Она же деловито протирала номерки или стряхивала с халата несуществующие крошки.

Двум людям в Институте тетя Глаша позволила узнать свою первую маленькую тайну.

Убегающая на обед Анечка внезапно остановилась в дверях, легко развернулась на носочках и с хитрой улыбкой посмотрела на тетю Глашу. Улыбалась и смотрела Анечка до тех пор, пока тетя Глаша медленно не кивнула в ответ. Второй раз в своей жизни Анечка исполнила некоторое подобие реверанса, и тетя Глаша рассмеялась в голос.

Борис Анатольевич был человек серьезный. После первой находки он позвонил дочке, жене и кому-то еще, но ясности разговоры не добавили. Тогда Борис Анатольевич решил использовать обеденное время на обстоятельное изучение вопроса: потраченный час принес Борису Анатольевичу детальный список его дел за последние два дня, чувство голода и смутное ощущение куда-то просачивающегося времени.

Подозревать тетю Глашу Борис Анатольевич начал после второй находки, повторенных телефонных звонков, появившихся у его супруги ненужных Борису Анатольевичу размышлений и на этот раз вполне ясных, но неприятных мыслей о заброшенной докторской.

Теперь он исподтишка проверял содержимое карманов своего пальто дважды в день: аккурат перед тем, как войти в двери Института и сразу после того, как тетя Глаша обменивала блестящий номерок на серое пальто.

Годы, отданные теоретической физике, отточили в нем мастерство экспериментатора и не оставили тете Глаше шансов – Борис Анатольевич предъявил доказательство, лишь только оно украдкой было нащупано во внутреннем кармане. Конфета в вытянутой руке Бориса Анатольевича убедительно свидетельствовала: не существует задачи не подвластной острому уму физика и строгому эксперименту. Борис Анатольевич молча торжествовал. Тетя Глаша тихо улыбалась и с материнской снисходительностью смотрела на физика с острым умом.

Анечка начала приносить с обеда свои любимые медовые пирожные и незаметно оставлять их в гардеробе. А однажды, незадолго до того, как тетя Глаша вошла в двери Института, на стойке гардероба в граненом стакане с чайным ободком появился небольшой аккуратный букет. Несмотря на полное отсутствие подготовки в теоретической физике тете Глаше расследование проводить было не нужно.

Букеты на стойке стали появляться регулярно. В такие дни Борис Анатольевич приходил в институтский буфет выпить чай, а тетя Глаша – поменять воду в стакане с ободком. Угощая тетю Глашу чаем, Борис Анатольевич слушал ее рассказы и почему-то вспоминал детство.

22.12

Сегодня впервые во время совместных чаепитий тетя Глаша поинтересовалась деятельностью Борис Анатольевича в Институте. Борис Анатольевич принялся увлеченно говорить, затем задумался, разложил на столе кусочки сахара и начал медленно их сдвигать к центру. Потом, видимо для большей убедительности, он забрал у тети Глаши чашку с недопитым чаем и стал топить в ней кубики сахара один за другим:

– Видите звезду? – поднося кусочек сахара к чашке, спросил Борис Анатольевич.

Тетя Глаша не отважилась высказать то, что она подумала вслух и тихо согласилась, – вижу.

– А сейчас видите? – Борис Анатольевич аккуратно утопил сахар в чае.

– А сейчас не вижу, – поделилась наблюдением тетя Глаша.

– Милая девушка! – Борис Анатольевич приподнял чашку тети Глаши, чтобы чай стал виден буфетчице, – скажите, что вы видите в этой чашке?

– Чай? – неуверенно улыбнулась девушка.

– Верно. А в чае? – продолжил он, приподнимая чашку еще выше.

– Ничего – обеспокоенно сказала буфетчица, всматриваясь в чай.

– Ничего! – обрадовался Борис Анатольевич.

– Вы ничего не видите, я ничего не вижу, милая девушка ничего не видит, – он, как школьник, спрягал глагол, – а почему? – по слогам спросил Борис Анатольевич у тети Глаши и затаился.

– Почему? – переспросила тетя Глаша, и милая девушка-буфетчица прислушалась.

– Потому что, – Борис Анатольевич поднял указательный палец, – горизонт событий! – что в чай попало, то – все – пропало! Никто ничего не увидит! – Борис Анатольевич выдохнул и отхлебнул из чашки тети Глаши.

В другой день тетя Глаша смотрела бы на Бориса Анатольевича, который пьет ее чай и думала, что как оно там на самом деле все равно никто не знает. А раз так, то и верить, выходит, можно во что угодно. Думала бы, к примеру, про Сашеньку, что Сашенька верит в Деда Мороза, пишет ему письма и находит под елкой подарки. А Борис Анатольевич верит в свой горизонт, пишет докторскую, и что?

Но сегодня тетя Глаша не смотрела на чай и не вспоминала Сашеньку, а пыталась уяснить, о чем же ей говорит Борис Анатольевич.

“Как же там было-то? – думала тетя Глаша, – Ткань? Свет? Время! – вспомнила она, – время!”

– Скажите, а что там, в этой вот чашке, происходит со временем? – тетя Глаша на всякий случай ткнула в нее пальцем.

Борис Анатольевич на секунду задумался и медленно произнес:

– По современным представлениям, внутри, – он вдруг внимательно посмотрел на тетю Глашу и продолжил – ну, пусть будет, чашки, время останавливаясь, почти исчезает. А почему вы спросили про время?

– Погодите, – она сглотнула, – а если внутрь попадет человек?

– На этот вопрос ответ не знает никто, – улыбнулся Борис Анатольевич,– но все же? – не отставал он, – почему вы спросили?