скачать книгу бесплатно
Шатров, совершенно не ожидавший подобной подлости, бросился сначала в воду, потом с кулаками на Запойкина, затем снова в воду. Пока винофил метался с минуту, находившейся в состоянии глубокого похмелья, но сообразивший, что не только выпил, но и выбросил что-то не то, электрик поспешил поскорее сбежать с места преступления.
Не являясь, мягко говоря, большим специалистом по нырянию, винофил Шатров, был страшно обрадован, когда на берегу появился счетовод Аналитиков. Услышав историю про бутылку джина, где ни джина, ни джиннов никаких уже не было, но была огромная надежда на его помощь в глазах Шатрова, Аналитиков на минуту задумался. И попытался представить, как в данной конкретной ситуации поступил бы веселый и находчивый бухгалтер Проводкин. Глубоко вздохнул и стал снимать с себя одежду.
Раздевшись до плавок, Аналитиков, получив примерные координаты того, где могла находиться ценная бутылка, от Шатрова, который просто махнул рукой в сторону реки, счетовод начал нырять. Довольно долго его попытки найти бутылку были совершенно безрезультатны. Выловив пару консервных банок, старый ботинок с отклеенной подошвой, детское ведерко для песочницы, канцелярский нож и прочие полезные вещи, Аналитиков наконец заметил на дне то, что могло быть той самой бутылкой.
Выудив ее из ила на поверхность на глазах счастливого Шатрова и с минуту покрутив ее в руках, Аналитиков, конечно, искренне удивился, в чем именно могла состоять ее потенциальная ценность. На его скромный взгляд, это была бутылка из-под какого-то дешевого портвейна или водки примерно того же калибра. Вот, если бы там действительно был джинн…
Аналитиков закрыл глаза и представил, что он действительно извлек из водных глубин бутылку с настоящим джинном, который мог исполнить три его желания. А так как, судя по всему, винофила Шатрова даже в этом случае интересовало бы не то, что было бы заключено внутри сосуда, а непосредственно сосуд, то его содержимое становилось заслуженной добычей Аналитикова. А, значит, ему полагались те самые три желания…
А чтобы он загадал джинну? Ну, первым делом, конечно, чтобы с его магической силой он помог бы счетоводу Аналитикову все-таки успеть оформить подписку на журнал «Как стать бухгалтером» вовремя. И Аналитиков мысленно щелкнул пальцами, как бы подтверждая, что желание исполнено. И он представил, как листает номер с бухгалтерско-физической гимнастикой у стола, как читает о новых приключениях веселого бухгалтера Проводкина, в одиночку спасающего всех наших бухгалтеров от коварных происков из-за рубежа.
Второе желание. Ну, тут еще было проще. Несколько номеров назад в журнале среди подписчиков разыгрывался суперприз, который Аналитиков просто мечтал выиграть, но он достался кому-то другому. Это был целый набор: новый калькулятор; ветровка с капюшоном; футболка и кепка с символикой журнала. Каждый будущий бухгалтер отчаянно стремился завладеть этими сокровищами. И он щелкнул пальцами. Конечно, мысленно.
А что же пожелать в третий раз? Вот это был вопрос вопросов. Аналитиков отчаянно перебирал в голове, что еще можно было пожелать. И он вспомнил, как участковый Пофигистов хвастался новым спиннингом с блеснами, приобретенные им недавно в рыболовном отделе, и на который Аналитиков и сам давно заглядывался. Щелк…
И вот в этот момент счетовод сильно расстроился и даже крайне обозлился на самого себя. Ну какой спиннинг?! Какие блесна?! Ведь можно было пожелать наконец стать бухгалтером! И Аналитиков мысленно хлопнул себя по лбу. Точнее, он подумал, что мысленно, а вообще-то врезал себе по лбу по-настоящему, причем этой самой бутылкой с несуществующим джинном.
Винофил Шатров вздрогнул, видимо, опасаясь, что Аналитиков, который только что казался для него лучшим другом, еще, чего доброго, расколошматит бутылку себе о голову. Внимательного взгляда в сторону крепкого лба счетовода было достаточно, чтобы сделать не самый утешительный вывод – о такой почти хрустальная бутылка могла запросто разбиться. А после многочисленных ныряний у Аналитикова, по всей видимости, слегка помутнел рассудок. Поэтому Шатров резко выдернул свое сокровище из лап этого спятившего дайвера, буркнул себе под нос что-то, видимо, означавшее благодарность, и зашагал по направлению к берегу, попутно разглядывая бутылку, не появилось ли на ней трещин и сколов.
На лбу Аналитикова сколов и трещин, также вроде бы не появилось, но зато выскочила здоровенная и весьма болезненная шишка. Тем не менее, он уже было хотел выйти из воды, как вдруг, одна страшная мысль ударила его, точно, молния. Ключ от его квартиры, обычно висевший на шее, отсутствовал. Как, впрочем, отсутствовала и резинка. Счетовод Аналитиков в ужасе бросил взгляд вокруг и несмотря на то, что уже продрог, снова стал нырять.
Нырял он до того момента, пока окончательно не стемнело. Поняв, что невидимый джинн не только не помог оформить подписку на журнал, не вручил ему набор призов и никак не подсобил со спиннингом, но он еще и забрал его ключ вместе с резинкой. И, если потеря резинки представлялась в общем-то поправимой, то вот ключа…
Наспех вытершись полотенцем, счетовод Аналитиков, который не только замерз, практически раздавленный этим крайне неприятным раскладом, к тому же жутко устал. Поэтому решил заказать такси через приложение. Служба такси сразу приняла заказ. Но через несколько секунд время как по волшебству джинна, забравшего его ключ для каких-то своих тайных целей, увеличилось на пятьдесят минут.
Да, нет, джинн в данном конкретном случае был совершенно не причём. Вместо синего лика из знаменитого мультфильма на экране появилась аватарка широко улыбавшегося Кимычева в тюбетейке и со скрещенными руками. Отдавая себе отчет с кем именно ему предстояло иметь дело, Аналитиков резонно предположил, что пятьдесят дополнительных минут могли не стать окончательным пределом. И в этот самый момент зарядка на телефоне окончательно сдохла. Поэтому Аналитикову ничего не оставалось, как возвращаться домой пешком.
Дойдя до дома, в котором он проживал, счетовод Аналитиков мысленно разделил всех соседей на разные группы. В первую входили те, кто потенциально мог его приютить на ночь. Ко второй относились те, кто приютить, конечно, мог, но не без вопросов. Третья группа включала одного человека. К Крохоборову Аналитиков решил не обращаться.
Однако, судьба стала вносить свои не самые приятные коррективы. Антресолькин в компании с Тепловичем, Правдорубовым, Братановым и Шатровым (последнему надо было снять стресс) решили провести уикенд за городом. Почтальон-конокрад Пастушков был на семинаре у цыган по интересовавшей его тематике. Командировкин, само собой находился в очередной командировке. Остальные представители первой группы также отсутствовали по разным причинам. Или, по крайней мере, не отвечали на звонок по домофону.
Делать было нечего, Аналитиков приступил к работе со второй группой. Она была, конечно, не такой многочисленной, как первая. Поэтому после нескольких звонков счетовод решил стучаться в цоколь к Дяде Лёне. Произведя мгновенный анализ, насколько сильно необходимо было стучать в железную дверь Шлепанцева, Аналитиков отмел самый тихий стук, так как Дядя Лёня обычно спал очень крепко, и самый громкий, так как Дядя Лёня несмотря на то, что спал крепко, вполне мог при такой громкости крепко испугаться. Поэтому путем исключения была выбрана средняя форма стука в дверь. Аналитиков постучал.
Дядя Лёня в течение часа перед тем, как лечь спать, воевал с уже прочно прописавшейся в его цоколе черной мухой. Последняя после того, как пятна от вишневого варенья и жира от свиных купат были вытерты тряпкой, полностью перегруппировала свое внимание на другую цель. И этот ее новый ориентир вынуждал Дядю Лёню постоянно нервничать и ожидать атаки на свой нос абсолютно в любой момент. Он даже стал ловить себя на мысли, что теперь ни сочные купаты, ни жареная картошечка, ни даже десерт его особо не радовали. Эту противную, невероятно черную и волосатую муху просто каким-то неосязаемым магнитом тянуло к нему. Точнее, ей почему-то очень хотелось залезть ему в нос.
Шлепанцеву пришлось внимательно, насколько это было возможно, осмотреть внутреннюю поверхность ноздрей в зеркале. Он все пытался понять, что именно могло так привлекать муху. Он даже попробовал выдернуть из носа несколько волосков. Но это было больно, и к тому же он стал чихать. Отчего муха с еще большим остервенением пыталась атаковать его.
Дядя Лёня каждый прием пищи теперь сопровождал тем, что как один белый медвежонок, все время закрывал себе нос левой лапой, то есть рукой. Все внимание во время трапезы Дядя Лёня тратил исключительно на два обстоятельства: прикрыть волосики в носу своей ручной системой противовоздушной обороны и с помощью двух круглых окуляров, постоянно менявших фокусировку, следить за положением черной мухи. Которая все время терла свои передние мохнатые лапки, что еще сильнее нервировало Шлепанцева.
В общем, если подводить под этим определенную черту, Дядя Лёня стал довольно нервным из-за мухи. Но это было не самое страшное. Пару раз у дверей своего логова Шлепанцев замечал околачивавшихся поблизости Тунеядцева и, самое главное, Бандюганова, вечно хмурый взгляд которого он не мог забыть. И, однажды, когда Дядя Лёня возвращался из буфета, в руках у стоявшего около подъезда с характерным для него хмурым видом Бандюганова что-то блеснуло. Дядя Лёня однозначно понял, что это был нож. И что его все-таки собирались зарезать. Простояв у угла дома около часа, пока бывшие посетители мини-валютной биржи в его квартире не докурили и не ушли, потом еще час для проверки, и еще один на всякий случай, Дядя Лёня вернулся домой.
Дядю Лёню стали мучить кошмары. Во сне он явственно видел, как Бандюганов, аккуратно проникнув в прямоугольное окошко цоколя, уже доставал что-то блестящее из своего кармана, чтобы его зарезать. Шлепанцев в холодном поту проснулся. Он тут же вспомнил, что почтальон-конокрад Пастушков в свое время отправлял ему ссылку на семинар у цыган по борьбе с форточниками «Хочешь победить форточника, думай, как он, делай с ним, лезь быстрее него». Найдя соответствующую ссылку, Дядя Лёня купил курс и стал обучаться таинственному и древнему искусству форточников.
Обучение шло тяжело. Едва, не сломав пару ребер после попыток аккуратно выпасть из форточки, Дядя Лёня получил несколько эффектных фото своей филейной части, торчавшей кверху ногами из форточки в социальных сетях. Поэтому, плюнув на дальнейшее познание древнего искусства форточников, Шлепанцев перешел к тактике смешанной обороны.
Проблем было несколько. Бандюганов, давно не появлялся у подъезда, но при этом, его хмурый взгляд постоянно снился Дяде Лёне по ночам. Размер форточки. Точнее, ее несоответствие размерам фюзеляжа самого Шлепанцева. Далее шла проблема прописавшейся в его цоколе черной мухи, методично ходившей по потолку и не дававшей ему покоя.
При всех этих исходных обстоятельствах Дядя Лёня, разумеется, даже после стука в дверь средней силы от счетовода Аналитикова, не мог слегка не вздрогнуть. В голос. Он уже не первую ночь ожидал того, что к нему в цоколь попробует влезть Бандюганов, и ничего хорошего эта теплая встреча не сулила.
Причем, громкость стука в данном случае лишь еще больше насторожила Дядю Лёню. В его голове рисовались картины, одна мрачнее другой. И речь могла уже идти о том, что, придя со своими подельниками, Бандюганов не только зарежет его, но и потенциально сделает еще хуже. Что именно он мог сделать хуже было не совсем ясно. Но, то, что именно хуже, сомнений не было.
Так вот, услышав стук в дверь, Дядя Лёня вздрогнул в голос так, что ложка в стакане, которой он перемешивал сахар, каким-то удивительным образом подпрыгнула, но потом опять плюхнулась в стакан. Шлепанцев представил, что перво-наперво Бандюганов, а сомнений не было, что это был именно он, будет перерезать ему больной живот в двух местах крест-накрест. Чтобы было больнее. Или же сперва возьмется за только что выздоровевшее горло. Или сразу попробует выковырять ножом его храброе, но перепуганное, сердце.
Страшная мысль о том, что его собственное сердце будут выковыривать, подобно персиковой косточке, вынудила Дядю Лёню принять несколько инстинктивных решений. Во-первых, ослабить контроль за мухой на потолке. Во-вторых, с головой укрыться одеялом, чтобы оказаться незаметным. В-третьих, крепко сжать в руках недавно поточенный карандаш с целью возможной самообороны.
Аналитиков, слышавший явный крик после первого стука, постучался немного сильнее. Дядя Лёня представил, как Бандюганов, заранее достав нож, и, пытаясь сделать нелегкий выбор, как именно он его зарежет, самодовольно и зловеще ухмылялся. В этот самый момент продрогший и подавленный Аналитиков только передергивал плечами от холода и отчаяния.
Счетовод еще раз постучал. На этот раз уже кулаком. Дядя Лёня, крепко сжимая карандаш, и слегка приоткрыв одеяло, бросил взгляд на потолок. Муха, спавшая за мгновение до этого, заметив, что Дядя Лёня приспустил одеяло, тут же ехидно стала потирать свои мохнатые лапки. И волосы в носу Дяди Лёни сразу стали дыбом.
Причем, у Дяди Лёни не было ни малейших сомнений в том, что муха и Бандюганов действовали в связке. Но что делать именно с Бандюгановым? С мухой, несмотря на ее маниакальную тягу к волосам в его носу и постоянные атаки, он худо-бедно научился жить в одном помещении. А вот досрочно освободившийся из колонии Бандюганов, в этот самый момент, готовый своими кулачищами вынести его железную дверь, представлял для Дяди Лёни куда большую опасность.
Да, это был вопрос вопросов. Несмотря на то, что Дядя Лёня усилил дверные замки и научился прыгать в форточку, не ломая ребра сразу, ситуация все равно выглядела критической. Шлепанцев на всякий случай еще раз решил притвориться спящим, с головой закутавшись в одеяло. Стук стал еще громче. Сомнений в том, что его дверь сейчас сломает Бандюганов, а потом, сверкая острым ножом, приступит к процессу выковыривания из него чего-то вместо косточки, уже не оставалось.
Бросив заключительный взгляд на подручную Бандюганова, черную муху, в предвкушении потиравшую свои лапки, Дядя Лёня, вскочил на ноги и с криком «Мама, режут!» выпрыгнул в форточку. Ребра он, к счастью, не сломал, но ударился своей умной квадратной головой о землю и отключился.
Счетовод Аналитиков, который явно слышал какие-то звуки за дверью, а потом еще и истошный крик откуда-то, совершенно с другой стороны, решил оставить попытки стучаться к Дяде Лёне. И встать на самую короткую красную дорожку, которая в данном конкретном случае, скорее напоминала красный половичок. Где при сохранении рисков потенциальная выгода выглядела даже не сомнительной, а призрачной. Он набрал на домофоне номер квартиры Крохоборова.
Крохоборов, который как обычно просидев в полной темноте очередной увлекательный вечер в своей квартире, при этом не доел до конца одну из двух котлет. Дело в том, что он по ошибке достал их для себя не из той заначки. Вместо самых свежих, самые несвежие. И теперь ворочался с боку на бок, переживая из-за того, что сам себя обманул, и от того, что плюхалось в его животе.
Более того, Крохоборов вспомнил про ехидную, как ему тогда показалось, ухмылку Минометкиной в тот момент, когда она входила в двери сказочной пещеры с двумя проходимцами из Центральной Азии, которым в карман упала незаслуженная премия. И сложно даже было сказать, что именно стало решающей причиной покалыванию в животе. Эта самая ехидная ухмылка Минометкиной. Раздиравшая его на части дилемма, стоило ли часть сэкономленных денег потратить на вечер с Минометкиной, без плова, конечно, но с котлетами и сардельками или нет. Либо же те самые несвежие котлеты, червем вгрызашиеся в стенки его желудка.
К тому же, находясь в непонятном состоянии Крохоборову стало казаться, что он слышит какой-то голос. Он не смог его идентифицировать, то ли какой-то условный Запойкин закричал с пьяна, то ли кот, которому наступили на хвост или на что-то более ценное, вдруг заголосил. Это было неважно. Крохоборову, которому и так не спалось, спать расхотелось совсем.
И вдруг раздался звонок домофона. Крохоборов подскочил на кровати. Даже, учитывая, что на улице какому-то коту что-то прищемили, и что он уже не спал, получить столь поздний звонок в домофон – это было крайне неожиданное событие. Как каждый житель подъезда он считал, что последнему, кому надо было звонить в домофон, был Крохоборов; так и последний решительно придерживался того же мнения. Что звонить ему не надо. Ведь сразу расходовалось электричество. Он и не отключал домофон только потому, что ему никто по нему уже давно не звонил. А тут вдруг. И этот дурацкий кот.
Окна в квартире Крохоборова выходили не во двор, а на противоположную сторону. Поэтому, выглянув в окно, он не увидел счетовода Аналитикова. Зато заметил какую-то фигуру, беспомощно лежавшую у кустов, периодически хаотично поднимавшую руки и левую ногу. Никаких сомнений в том, что это электрик Запойкин у Крохоборова не было. Его только смутило, что этот шутник как-то очень быстро проделал весь фокус от звонка в домофон до перемещения на другую сторону дома и падению около кустов. Крохоборов, прекрасно осведомленный обо всех талантах Запойкина, тем не менее все-таки усомнился в том, что тот в своем привычном виде способен был совершить этот трюк за столь непродолжительное время.
В домофон снова позвонили. Крохоборов еще раз, бросив взгляд в окно, на занимавшееся отдельным видом гимнастики беспомощное тело, задал себе прямой и весьма неожиданный вопрос. Но при всем при этом страшный. А закрыл ли он холодильник в буфете, откуда он по ошибке достал те самые несвежие котлеты, которые сам же и съел. Вот как открывал дверцу, он отчетливо помнил. А чтобы закрыть ее…
У Крохоборова резко кольнуло в боку. Он понял, что за ним пришли. Нет, звонил ему явно не напившийся и валявшийся у кустов Запойкин, нет, здесь дело обстояло намного серьезнее. Заведующий буфета обнаружил, что дверца холодильника не закрыта. А это привело к огромному расходу электричества, выходу из строя самого агрегата и гибели его содержимого. Это были такие суммы, что всех накоплений Крохоборова, даже с учетом отказа от вечера с Принцессой из сказочной страны, все равно не хватило бы для покрытия ущерба. У Крохоборова заныло в левой части груди.
Не оставалось никаких сомнений в том, что заведующий буфета вместе с участковым Пофигистовым решили заявиться к нему в квартиру. Для того, чтобы прямо в квартире. Принудить компенсировать потери, оштрафовать и тут же уволить. А, не исключено, что и захотят посадить его, так как стоимость продуктов, ремонта холодильника и электроэнергии, в глазах Крохоборова выглядело целым состоянием.
Домофон снова залился трелью. Крохоборов одновременно схватился одной рукой за сердце, другой – за бок. В это мгновение он понял, что если позвонят еще раз, то рук у него уже точно не хватит. Сообразив, что определить, дома ли он, вряд ли представлялось возможным, так как свет в его квартире никогда не горел, наилучшим выходом он посчитал притвориться, что его просто не было дома. А утром он запланировал сбегать в буфет, попробовав свалить на кого-то или же вообще испортить провод от холодильника, чтобы все это было списано на неисправность техники. Главной задачей было дотянуть до утра. Но если звонки в домофон продолжились бы, то, учитывая болевые ощущения в двух частях тела, до этого самого утра он мог и не дотянуть.
Крохоборов отлично знал, как вывинчивать пробки в подъезде и отключать домофон, чему научил его электрик Запойкин, совершавший, по убеждению буфетчика, в это время свои странные упражнения. Прокравшись к искомому щитку, Крохоборов отключил домофон и отправился спать.
Точнее, спать до конца ночи он, конечно, уже не мог, мысленно стараясь подсчитать, общую стоимость товара в незакрытом холодильнике. Примерная сумма всякий раз корректировалась. Но, как назло, исключительно в большую сторону. Так как Крохоборов то и дело вспоминал то дополнительные котлеты, то новые две баночки сметаны, то, что-то еще. И каждая новая дополнительная котлета, всплывавшая в его памяти, отзывалась покалыванием то в боку, то в сердце.
Аналитиков, совершенно отчаявшись, найти себе хоть какой-то приют на ночь, кроме лавочки у подъезда, лег на эту самую лавочку, предварительно сняв ботинки с ортопедическими стельками. Он натянул себе рубашку на голову, чтобы та меньше мерзла, и положил под нее ладони. После чего усталый и опустошенный счетовод попытался уснуть.
Но, как ни странно, сделать это на лавочке оказалось не так просто. Плюс ко всему прочему кот на обратной стороне дома, которому что-то отдавили, продолжал то и дело издавать душераздирающие стоны. Счетовод даже стал ловить себя на мысли, что в этих самых кошачьих стонах ему порой мерещились отдельные человеческие слова, иногда нецензурные. Но он списывал это на свои многочисленные погружения, которые по всей видимости сказались на его восприятии. Конечно, таинственный джинн, похитивший его ключ на резинке, также не вполне вписывался в его представления о чем-то вполне себе естественном, но вот говорящий, точнее, ругавшийся, кот – это был уже перебор.
В это самое время к дому подходил кинолог Погуляев с двумя дрессированными овчарками. Хотя, если одна была действительно вполне дрессированная, то вторую Погуляев никак не мог обучить уму-разуму. Ее необходимо было использовать для рекламы собачьих строгих ошейников, потому от нее требовались максимальные послушание и покладистость. Овчарка же эта, использовавшаяся прежде в качестве дублера на съемках фильма о нарушителях государственной границы, упорно продолжала практически в каждом встречном видеть этих самых нарушителей.
Еще издалека завидев кота, издававшего человеческие стоны и занимавшегося странной гимнастикой, эта самая овчарка сразу напряглась. Кот, который по факту больше походил на нарушителя, опрокинутого пограничниками или иными обстоятельствами непреодолимой силы, чем на кота, сразу не понравился собаке. И если другая овчарка совершенно индифферентно продолжала свой путь слева от Погуляева, то овчарка справа с приближением к дому начала звереть. Кинолог Погуляев вначале не обратил на это внимание. Он тоже слышал какие-то непонятные звуки, но не придавал им особенной важности. Но у самого дома кинолог почувствовал, как правый поводок вытянулся в струну. У самых кустов рядом с домом Погуляев заметил очень крупного кота, размахивавшего своими лапами.
В это время кот, который был Дядей Лёней, уловив одним местом незримые сигналы опасности, прекратил гимнастические упражнения и стоны, попытавшись перевернуться на живот. Это ему удалось, но не совсем, а точнее, совсем не с первой попытки. Данное обстоятельство дополнительно напрягло овчарку, которая резко дернулась и сорвалась с поводка.
Дядя Лёня в этот самый момент, увидев ужасного волкодава, буквально летевшего на него, понял, что Бандюганов решил затравить его собаками. Шлепанцев тут же пришел в себя и стремглав побежал к подъезду, где был вход в его цоколь. У самого подъезда он заметил, что кто-то лежит на лавочке, явно ожидая его появления, не сомневаясь, что это и есть Бандюганов, Дядя Лёня внезапно осознал, что окружен. Овчарка, принявшая Дядю Лёню за помесь нарушителя государственной границы и кота, рванула к подъезду, надеясь, если уж пошла такая пьянка, рассчитаться с обоими, с нарушителем и котом разом.
Счетовод, который так и не уснул из-за кота, оравшего человеческим голосом, из-за того, что ему что-то прижали, вдруг увидел этого самого кота. С нечеловеческими криками «Мама, режут и кусают!» неподалеку от своей лавочки. Аналитиков вскочил, первым делом попытавшись надеть свои ботинки с ортопедическими стельками. Сразу распознать Дядю Лёню он не смог, поэтому подумал, что это даже не человек, а какой-то призрак, неизвестно откуда взявшийся. В халате и шлепанцах на носок.
Овчарка, сорвавшаяся с поводка Погуляева, резко влетела во двор, где обнаружила в панике убегавшего кота-нарушителя и еще одного нарушителя, который на ее глазах быстро натягивал свои ботинки. Кот-нарушитель, пытаясь рухнуть куда-то вниз, ниже уровня подъезда, собственно, туда и рухнул с каким-то странным возгласом, смысл которого овчарка поняла не совсем. Другой нарушитель же, кое-как нацепив ботинки с ортопедическими стельками, успел в отличии от собаки этот самый возглас кота-призрака услышать – «Рвут!»
Овчарка внезапно потеряла всякий интерес к тому, кто свалился по ступенькам в цоколь, и теперь все свое агрессивное внимание сосредоточила на нарушителе с лавочки. В это же самое время, нарушитель, он же счетовод Аналитиков, поняв, что теперь он один на один со страшным зверем, зигзагами побежал в сторону соседнего детского садика. Овчарка приняла вызов и последовала за счетоводом.
Несколько раз пасть собаки с острыми зубами оказывалась в сантиметре от щиколотки в джинсах и ботинках с ортопедическими стельками. Дальше был забор. Счетовод Аналитиков, ни разу не выигрывавший хотя бы одну медаль по легкой атлетике, совершил невероятный кульбит и перемахнул каким-то неведомым образом через этот самый забор. Овчарка, сорвавшаяся с поводка, бросила исключительно дружелюбный взгляд абсолютными злыми глазами в сторону забора, но затем успокоилась и дала себя спокойно зацепить на карабин поводка, посчитав свою миссию в целом выполненной.
Счетовод Аналитиков переждал всю оставшуюся часть ночи под защитой забора на веранде детского садика. Все как следует обдумав, он решил, что проклятие джинна наконец снято. С огромным трудом перелез обратно через забор и с наступлением утра первым делом занялся новым ключом.
Кинолог Погуляев, с одной стороны, убедился, что с овчаркой на правом поводке дело обстояло даже хуже, чем он первоначально полагал. С другой стороны, ее возвращение к нему после хаотичного побега свидетельствовало о том, что небольшой шанс сделать из нее человека, то есть, послушную собаку, все же был.
Буфетчик Крохоборов, рано утром сбегав в буфет и убедившись, что и дверца холодильника была закрыта, и ни заведующий, ни участковый Пофигистов ему не звонили, успокоился. Более того, в отместку за доставленные ему волнения и хлопоты, прихватил домой пачку котлет, по документам списав их как просроченные.
Дядя Лёня, скатившись со ступенек цоколя, все-таки ушиб бок, но зато успокоился, что его не зарезали и не разорвали собаками. Он отчетливо понимал, что Бандюганов был настроен крайне серьезно, и ему необходимо стараться проявлять еще большую бдительность.
Глава 7. В которой в подъезд вселяется тетя Крохоборова с очень больной головой, и появляется таинственная стиральная машинка
В не очень хорошую квартиру Дяди Лёни въехала новая жительница. Это была двоюродная тетя Крохоборова с очень больной головой. Самым главным условием заключения договора для нее было то, чтобы вокруг не было никакого шума. Вообще. Потому, что у нее всегда очень сильно болела голова, и любой шум ей был категорически противопоказан.
Перед тем, как оформить договор, тетя Крохоборова лично сходила в домоуправление и потребовала полный список жильцов подъезда. Особенно ее интересовали соседи по лестничной клетке и, кто жили над ней и под ней. На всех этажах. Она обвела их имена особым красным маркером, что должно было означать, что все они теперь на особом контроле.
Нельзя было сказать, что тетя с очень больной головой вела себя как-то вызывающе и агрессивно, как раз, напротив. Она тихо говорила, часто вздыхала, а на ее несчастном лице всегда было такое выражение, что все, глядя на нее, понимали, ей очень больно.
Изучая договор аренды, тетя Крохоборова очень тяжело вздыхала, читая каждый абзац, и поминутно добавляя, что ее очень больная голова нуждается в полной тишине. А ставя непосредственную подпись, она вздохнула так тяжело, что Дядя Лёня почувствовал, что его собственная голова тоже начала побаливать.
Крохоборов, абсолютно не отличавшийся большой любовью к родственникам, не испытывал никакой радости от того, что с ним в одном подъезде будет проживать его двоюродная тетя. Про ее тему с очень больной головой ему было хорошо известно. Поэтому он нервничал от того, что тетя будет приставать к нему со своими вечными вопросами.
У самого Крохоборова какое-то время назад появилась навязчивая идея потратить часть денег на вечер кулинарной щедрости с Минометкиной. На котором стол должен был по сути ломиться от яств, в его собственном понимании. Там вполне могли оказаться не только самые свежие котлеты, но даже отдельные колбасные изделия, полутвердый сыр, отложенный им в буфете для этого торжественного случая и маленькая бутылочка коньяка или же бутылка водки.
Насчет последней позиции у него оставались определенные сомнения. От замысла купить вина расчетливый Крохоборов вначале отказался, так как считал, что его употребление может растянуть первую часть вечера. С одной стороны, это привело бы к значительному сокращению запасов его немногочисленных деликатесов. С другой стороны, отодвигало бы вторую и главную часть вечера, ради которой, собственно говоря, все и задумывалось.
Конечно, бутылка коньяка выглядела солиднее бутылки водки. Но, при этом, значительно дороже. А быть слишком расточительным Крохоборов не привык. Поэтому в качестве альтернативы пузырю водки он рассматривал исключительно сопоставимую с первым по стоимости небольшую бутылочку коньяка. Но у буфетчика не было уверенности, что столь незначительный объем был необходимым образом подготовить Принцессу из Сказочной страны к решающей фазе вечера. Ей могло банально не хватить. А купить сразу две бутылочки он был психологически не готов.
Но надо было хорошо знать Крохоборова. Принципиально решив двигаться в сторону осуществления своего масштабного проекта, он тем не менее не собирался тратить на это часть уже скопленных денег. Крохоборов решил, что правильнее будет на Минометкину потратить дополнительно заработанные средства.
Поэтому, засучив рукава, Крохоборов включился в работу с удвоенной энергией. Теперь купить у него в буфете что-то более-менее свежее вообще не представлялось возможным. Крохоборов впихивал просроченные пирожки, сметану, котлеты. При этом перестал практически совсем пробивать чеки в кассовом аппарате, ссылаясь на его неисправность. Соответственно списание просроченных продуктов по документам шло ускоренными темпами, активно пополняя его кубышку для приглашения Минометкиной.
Дядя Лёня, из памяти которого еще не до конца выветрились регулярные визиты к нему пенсионера Минималкина, теперь получил отличный повод кое-что вспомнить. Нет, тетя Крохоборова, конечно, не спускалась к нему каждый день в цоколь и не жаловалась на высокую арендную плату. Но всякий раз, встречая ее в подъезде или на улице, Дядя Лёня получал многочисленные вздохи и жалобы на то, что он очень плохо следил за шумом в подъезде. Где сдавал свою квартиру, зарабатывая немалые деньги, а, сам, проживая в подвале, в полной тишине, совершенно не заботился о своей квартирантке, которая мучилась от головной боли.
Иной раз тетя Крохоборова, встречая Дядю Лёню не говорила вообще ничего, но вздыхала так тяжело, а ее лицо было столь несчастно, что слова уже казались лишними. С течением времени, не работавший в направлении борьбы с шумом в подъезде и, более того, не имевший ни малейшего понятия, каким образом он мог это вообще делать, Шлепанцев всеми силами пытался избежать случайной встречи со своей квартиранткой. Для того, чтобы не видеть ее несчастное лицо с ее главным вопросом и не слышать глубокие вздохи.
Нет, Дядя Лёня не был совсем уж бессердечным. Он вполне допускал, что существовали люди, которые считали, что у них болела голова. В принципе, она действительно могла болеть. И даже очень. Но, во-первых, он не понимал, причем здесь он. Во-вторых, ему самому с определенного момента начало казаться, что теперь и у него болела голова после каждой встречи с тетей Крохоборова.
Вообще Дядя Лёня всякий раз, собираясь выйти на улицу, стал регулярно выполнять один и тот же набор действий, совсем скоро оформившийся для него в систему. Поднимаясь со стула или дивана, первым делам он бросал взгляд на потолок. Пытаясь определить, где находилась в этот момент черная муха, и угадать ее примерные планы на ближайшую минуту. Затем залезал на подоконник, заглядывая в форточку – нет ли поблизости хмурого Бандюганова. Далее он тихо, затаив дыхание, чтобы не обнаружить себя, скользил в своих шлепанцах по направлению к входной двери. И аккуратно заглядывал в глазок. У тети с очень больной головой была привычка – периодически стоять перед его дверью с бесконечно несчастным лицом и поджидать. С целью опять на что-то пожаловаться и повздыхать. Если тети Крохоборова не было видно поблизости, Дядя Лёня аккуратно, буквально на цыпочках, пробирался по ступенькам наверх в надежде не попасться на глаза квартирантке перед подъездом.
Как-то раз Дядя Лёня возвращался домой из буфета, где приходилось тратить время и нервы, буквально выгрызая из лап Крохоборова не совсем уж просроченные продукты. А требование чека Крохоборов вообще воспринимал как личное оскорбление с крайне недовольной гримасой. И на обратном пути встретил квартирантку, словно нарочно поджидавшую его у подъезда со своим вечно несчастным лицом. Разумеется, с глубокими вздохами Шлепанцеву в очередной раз были высказаны многочисленные жалобы на шум, справляться с которым он отчего-то не спешил. Дядя Лёня, уже сидя дома с разболевшейся головой, тоже начинал глубоко вздыхать, находясь в совершеннейшем ужасе от того, что эта ерунда могла быть еще и заразной.
И вот однажды в семь утра в дверь цоколя Дяди Лёни раздался слабый, но настойчивый стук. Шлепанцеву в это время снился кошмар. В нем Бандюганов со своими ужасными волкодавами и черной мухой преследовал его. Дядя Лёня всякий раз в последний момент чудом выскальзывал из его волосатых лап. Сначала гипнотизёр Пятницын загипнотизировал его преследователей. Они замерли как вкопанные, включая зависшую в воздухе черную муху. К сожалению, всего лишь на одну минуту. Но этого времени хватило Дяде Лёне для того, чтобы вскочить верхом на коня, украденного специально для этого случая почтальоном-конокрадом Пастушковым.
Дядя Лёня, пришпоривая коня своими шлепанцами, надетыми на носок, пытался оторваться от преследователей. Но и те тоже не дремали. Они буквально летели за ним, кто в переносном, а кто и в прямом смысле. Конь просто выдохся, но добрый Командировкин прямо из командировки вызвал в этот момент для Дяди Лёни машину.
Дядя Леня прыгнул в подъехавшее такси, чтобы умчать на ней подальше от опасности. Но тут он, бросив взгляд на водительское кресло, увидел улыбавшееся лицо в тюбетейке. И в ужасе понял, что это самый медленный таксист Кимычев. И когда улыбающийся Кимычев аккуратно пристегивал ремень безопасности, поправлял зеркала и собирался достать из бардачка карту, банда в полном составе настигла Шлепанцева. В дверь автомобиля кто-то постучал…
Дядя Лёня от испытанного во сне шока в холодном поту едва не навернулся с дивана и первым делом глубоко выдохнул. Далее, он посмотрел на потолок, по которому сразу заползала черная муха, явно в нетерпении ожидавшая его пробуждения. И только затем он услышал, что в дверь постучали. Только не машины и не во сне, а в его логово, и вполне себе наяву.
Дядя Лёня вздрогнул, бросив теперь взгляд на часы с кукушонком, которые ему на новоселье подарил самый медленный таксист Кимычев, так сказать, на вырост, семь часов… Бандюганов…
Стук не прекращался. Его громкость, если и повысилась, то ненамного, но резко возросла интенсивность. Конечно, тень прагматичной мысли о том, что такой как Бандюганов, скорее всего, просто вышиб дверь, а не стучался бы как ботаник, посетила мозг Шлепанцева. Но, как говорится, а вдруг…
Стук не прекращался. И деваться действительно было некуда. Дядя Леня, конечно, посмотрел в сторону форточки, но у него тут же заныл бок, напомнив о ночном происшествии со сворой собак. Да и муха, как ему показалось, заспешила вдруг в аналогичном направлении, намереваясь, видимо, выполнить распоряжение Бандюганова и отрезать Дяде Лёне возможный путь отступления.
Рука Дяди Лёни стала механически ощупывать стол с целью схватить какое-то оружие. Но кроме половины палки копченой колбасы ничего схватить не удалось. Под беспрерывный, но какой-то сдавленный, стук Дядя Лёня тихо подошел к двери и перед тем, как заглянуть в глазок, тихо выдавил: «Кто это?»
Перед его дверью стоял не Бандюганов, что в принципе само по себе было хорошей новостью. А вот плохой новостью было то, что на этом месте стояла тетя Крохоборова. И даже в глазок Дядя Лёня заметил, что лицо у нее было еще более несчастное, нежели обычно. Конечно, если бы у Дяди Лёни имелась какая-то альтернатива тому, чтобы открыть дверь, он, не думая о других возможных негативных последствиях, вне всяких сомнений, выбрал бы ее. Но, к сожалению, у него ее действительно не было.
Дядя Лёня открыл дверь. И сразу раздался глубокий вздох. Такой глубокий, что Дядя Лёня сам захотел вздохнуть поглубже, но удержался.
– Ведь я предупреждала, что у меня очень больная голова, и мне нужны тишина и покой, – еще раз глубоко вздохнув, несчастным голосом произнесла тетя Крохоборова. Эту информацию Дядя Лёня где-то уже слышал и довольно немало раз. – И вот теперь, когда у меня наступил период, когда голова болит особенно сильно. Ведь в квартире, за которую я плачу аренду, в два часа ночи слышно стиральную машинку. И при этом грохот такой, что стены дрожат. А голова болит так сильно, что надо вызывать скорую помощь. И так продолжается уже три ночи подряд!
Дядя Лёня, несмотря на приснившийся кошмар, с каждой минутой соображал все лучше. Если речь идет о машинке в той квартире, где она имела несчастье проживать, на его голову, то, конечно, все было объяснимо. Вполне можно было сделать предположение о том, что из-за своей очень больной головы тетя Крохоборова сама же ее регулярно и заводила на два часа ночи. Потом забывала. А теперь претензии, что вполне укладывалось в привычную для нее логику, адресовала ему. Но, почему-то эта версия показалась Дядя Лёне не очень правдоподобной.
Тетя Крохоборова при этом тихим и несчастным голосом настаивала на проверке всех квартир, расположенных над арендуемой ей, и даже под ней. Причем с обязательным участием Дяди Лёни. Более того, немедленно, так сказать, по горячим следам. А то, ее и без того очень больная голова могла заболеть так, что все это должно было окончиться совсем плачевно.
Дядя Лёня, как разумный человек, понимал, что его отказ не приведет ровно ни к чему, по крайней мере, ни к чему хорошему для него. А увильнуть от такой дурацкой процедуры не удастся, и чтобы совсем плачевно не было ему самому, пошел одеваться.
Среди потенциальных подозреваемых оказались четверо. Но, конечно, для Дяди Лёни самой вероятной подозреваемой являлась очень больная голова тети Крохоборова, в сравнении с которой, у остальных шансов было немного, даже если их рассматривать всех вместе взятых. Ну, тем не менее, первоначальный круг был очерчен.
Проживавший в соседней квартире самый медленный таксист Кимычев; имевший квартиру этажом ниже винофил Шатров; размещавшийся через два этажа сверху редактор стенгазеты Правдорубов; ну и, включенный туда больше для галочки, счетовод Аналитиков, который жил на три этажа выше. Прописанный сверху от не очень хорошей квартиры Дяди Лёни Командировкин в круг подозреваемых не мог быть включен априори, потому что давно находился в очередной командировке.
Первым делом, чтобы лишний раз не спускаться, Дядя Лёня и тетя Крохоборова позвонили в квартиру Шатрова. Но им никто не открыл. Смены в пункте приема винных бутылок начинались с шести утра, поэтому Шатров наверняка был уже на работе. Да, и сказать по правде, Шлепанцев подозревал винофила менее всего. Тому, по его глубокому убеждению, вряд ли было какое-то дело до ночных стирок. Он все носился со своими бутылками, которые в стиральную машинку вряд ли догадался бы запихнуть. Скорее всего, купал он их вручную.
Далее следственная комиссия заглянула к самому медленному таксисту Кимычеву. Тот не сразу открыл дверь, так как по пути с кухни вспомнил, что не изучил до конца телевизионную программу на следующий день. Поэтому решил быстренько, как умел только он один, восполнить пробел, так сказать по пути. В конце концов Кимычев все же, как всегда, с широкой улыбкой открыл наконец входную дверь. Перед ним стояла очень несчастная соседка, которая с порога тяжело вздохнула, и Дядя Лёня, зеленый от злости. Так как усиленно тер указательный палец, который начал болеть от напряженной работы с дверным звонком.
Кимычев любезно пригласил к себе, рассказал, что процесс стирки белья у него находился в разгаре, то есть сегодня вечером он как раз собирался отсортировать белье, чтобы завтра установить соответствующий таймер на послезавтра. В общем, Кимычев как-то слишком молниеносно, что вообще с его личностью не очень соотносилось, выпал из числа подозреваемых.
Далее они отправились к редактору стенгазеты Правдорубову. В его квартире, как обычно, был почти идеальный порядок. В том смысле, как его понимал сам Правдорубов. На столе и на полу валялось куча бумаги, листы ватмана, карандаши (в основном все сломанные), маркеры без крышек, ручки, тюбики клея (все открытые) какие-то вырезки из журналов, и много всего такого же необходимого. Вдоль стены пластами располагался, как сам его Правдорубов с гордостью именовал, «архив».
На самом деле, Дяде Лёне это казалось похожим на пункт приема макулатуры. Там стояли, лежали друг на друге, иногда были небрежно навалены сверху так, что было удивительно, как это газетная Пизанская башня еще не рухнула, подборки стенгазет за все время ее существования. И самым удивительным для Дяди Лёни было то, что эти самые предыдущие выпуски хранились не в одном экземпляре, а в десятках, иногда сотнях.
Но у Правдорубова была своя логика. Он считал, что одного экземпляра мало. Ведь если делать на единственном образце необходимые рабочие пометки, то чистого варианта для архива больше не останется. А вдруг когда-нибудь потребуется тот же самый номер для того, чтобы опять с ним поработать, делая на нем сноски?! И это, не говоря о том, что в любой момент кто-то может обратиться в архив редакции за этим самым, конкретным номером.
Дядя Лёня, конечно, не разделял мнение своего друга о том, что этих самых желающих обратиться в архив когда-либо могло быть слишком много. У него лично всегда дома лежали номера стенгазеты, иногда он читал какие-то статьи, но в большей степени разгадывал сканворды на последней полосе. А так, как Правдорубов лично бросал зачем-то по пять экземпляров в почтовый ящик каждому в доме, то и у Дяди Лёни в его цокольной студии вполне можно было открывать филиал такого архива, так как идти сдавать макулатуру ему было лень.
Ну, и кроме того, редактору Правдорубову было откровенно жаль свои творения так бездарно отправлять на вторсырье. Он хотел сохранить это, в том числе и для благодарных потомков. В интересе которых к его архиву он не сомневался.
Правдорубов как раз в момент их появления в фартуке жарил яичницу и одновременно занимался редактированием нового выпуска на кухонном столе. Порядок на котором качественно мало отличался от того, что царил на рабочем столе, ну разве только все было чуть менее масштабно.
