скачать книгу бесплатно
Бриллианты из Якутии
Валентина Ива
Валентина Ива родилась в городе Находка Приморского края в семье морского офицера. Детство провела во Владивостоке, где служил отец. Позже переехала в столицу, где окончила Московский технологический институт. Работала во Всесоюзном (ныне Всероссийском) НИИ авиационных материалов, Институте биофизики (ныне Федеральный медицинский биофизический центр имени А. И. Бурназяна) и Центре медицины катастроф. Участвовала в разработке негорючих материалов для самолетов и защитного снаряжения для моряков атомных подводных лодок.
Публиковалась в сборнике «Главные слова» и альманахах Российского союза писателей. Участник конкурса «Георгиевская лента», финалист литературной премии «Наследие», финалист премии имени Сергея Есенина «Русь моя». Награждена звездой «Наследие», медалями «Георгиевская лента 250 лет», «Сергей Есенин 125 лет». Опубликовано 10 книг автора. Член Российского союза писателей.
Как человек, выросший и воспитанный в Советском Союзе, глубоко переживает события на Украине и молится за скорейшее восстановление мира между братскими народами.
Все персонажи рассказов вымышленные, а совпадения случайны.
Валентина Ива
Бриллианты из Якутии
© В.И. Остапенко, 2023
* * *
Александровский сад
Тридцать первого мая две тысячи двадцать второго года, в последний день весны, не задумываясь о наступающем календарном лете, закутав шею шерстяной шалью и прикрываясь широким зонтом от мелко моросившего дождя, Маргарита Петровна медленно брела по Александровскому саду. Из всех информационных каналов струились известия, ссылки на статистику и подтверждения авторитетных болтунов, что такой холодной весны не было 75 лет, но Маргарита Петровна помнила погоду и похуже нынешней.
Хотите – верьте, хотите – нет, а сад имени великого императора Александра I, официально открытый тридцатого августа тысяча восемьсот двадцать первого года, как пишут историки, бушевал цветущей сиренью, яблонями, раскрытыми и почти вывернувшимися тюльпанами и наполнялся пением соловушек так, что, казалось, эти птахи соревнуются: кто кого перещебечет.
Очарованная Маргарита Петровна застыла около цветущей рябины и слушала, слушала… Пока ей на ум не пришло, по какому случаю её занесла нелёгкая в это хорошо знакомое место? – а всё очень просто! Реклама рыбной ярмарки, открывшейся в Москве, сулила отечественные морские продукты, только что выловленные из дальних Японского и Охотского морей.
Японское море ей было хорошо знакомо: родилась она в городе Находка Приморского края в семье морского офицера. Навага, камбала, корюшка и даже крабы готовились в далёкие детские времена бабулей на кухне, распространяя чудесные запахи вкуснятины.
Ностальгия по прошлому возникала даже от близких когда-то названий, тем более что отец часто пел известную песню: музыка Оскара Фельцмана на слова Михаила Матусовского «Чёрное море моё», переиначив слова на «Японское море моё».
Маргарита выбрала неудачный день. Дождь лил как из ведра, а по телевизору так и сказали: на один квадратный метр выльется ведро воды, но… Менять планы не в её характере. Женщина, стройная, элегантная, восторженно-элегическая, прямо из метро вошла в торговые ряды, немного задохнулась от рыбьего запаха, вспомнила советский магазин «Океан», посмотрела на цены и робко спросила продавца дагестанской национальности:
– У вас есть дальневосточная селёдка?
– Нэт, дальневосточной нэт. Ест камчатский селёдка. Бэри. Вкусни.
«Опс! – подумала Маргарита Петровна, – географию уже никто не учит!..»
Маргарита вошла в Александровский сад, раскрыв зонтик, и соловьи, мощно щебетавшие с сиреневых, белых и тёмно-бордовых кустов сирени легко стёрли слабое разочарование в морепродуктах, а пьянящий запах цветения быстро проветрил тухлый духан рыбных рядов.
Около памятника Александру I приплясывал весёлый, круглый, один метр тридцать пять сантиметров вместе с каблуками и бейсболкой, экскурсовод в окружении пары десятков школьников и трёх учительниц или родительниц.
Школьники 9-10 лет явно симпатизировали такой энергии предводителя и, не отрывая глаз от широких жестов и слух – от эмоциональных интонаций задорного голоса, готовы были выполнить всё, что бы ни скомандовал этот талантливый ведущий.
– Ровно в двенадцать часов пополудни, – экскурсовод поднял вверх указательный палец, при этом торжественный тембр его громкого голоса приобрёл такой децибел, что трактор отдыхает, – девятнадцатого марта тысяча восемьсот четырнадцатого года эскадроны кавалерии во главе с императором Александром I триумфально вступили в столицу Франции. Враг побеждён!!!
Дети замерли в ожидании пушечной стрельбы (и Маргарита Петровна – тоже), так как именно триумфальный вход в Париж должен был быть немедленно этими звуками ознаменован. Тут экскурсовод обернулся, увидел стройную, высокую, ослепительную в брызгах дождя Петровну и воскликнул:
– У вас есть минуточка?
– Да… – тотчас же робко промолвила Петровна и направилась к группе.
– Как идёт! Как идёт! Ступает, как богиня! – приговаривал экскурсовод.
Обернувшись к детям, строго и громогласно скомандовал:
– Все делятся на две команды! Для каждой выбирайте императора Александра I. Все остальные изображают его свиту и народ. Кто лучше это сделает, будет судить вот эта дама! – и он почтительно склонил голову перед Петровной. Его малый рост итак был чуть выше талии Маргариты, но после склонённой головы совсем потерялся у бордюра. Кутерьма детского визга, писка и организации выборов, неспешно подавленного учителями, замолкла, и перед Маргаритой Петровной предстали две России: в центре правой Александра изображала девочка, в центре левой – мальчик.
– Как Вы считаете, где правильнее представлен царь-победитель? – торжественно спросил экскурсовод Маргариту.
Все превратились в слух, стало слышно не только соловьёв, но и накрапывание дождя. Экскурсовод с хитринкой в глазах смотрел на Маргариту Петровну, сверля её глазами, как дрелью брус.
– У девочки лицо царя-самодержца, – осторожно промолвила женщина, – царя, несущего бремя власти, – она на секунду замолчала и продолжила: – а у мальчика – заносчиво задранный вверх подбородок и выражение лица хвастливого пятёрочника, – не успела Маргарита закончить, как экскурсовод закричал:
– Это исключительно верно! Ура! Царь – труженик и подвижник, а не хвастун и тиран!!! Спасибо Вам за участие! – и он почти подпрыгнул и поцеловал Маргарите руку.
* * *
Среди мокрых кустов и деревьев Александровского сада шла ошеломлённая женщина, задетая энергией детских душ, талантливого экскурсовода и уходящей удивительно холодной и дождливой весны. Она легко промокнула брызнувшие от счастья слёзы и скрылась в метро Александровский сад.
Аромат для насекомых
Маринка перенюхала все духи в огромном магазине под названием «Кунцево Плаза». Даже противное слово ПлАААзААА сегодня не имело никакого значения. Маринка всегда считала, что переименовывать своё, родное на иностранный манер – это от небольшого ума. Что поделаешь, если «плаза» нравится больше тем, у кого есть деньги, а просто «площадь» им не по душе…
Если не вдаваться в литературные изыски названий в поисках истины и справедливости, то можно совершенно точно утверждать, что духи Красная Москва и Серебристый Ландыш Маринке нравились гораздо меньше, чем Шанель № 5. На Шанель денег точно не хватит, а на этот вот красивый флакон янтарного цвета с крышкой цвета тёмного горького шоколада, подпоясанной чёрным бантом, она рублей точно наскребёт.
Запах понравился. Интернетнула инфу и обнаружила, что это «чувственная цветочная композиция, наполненная дыханием ухоженного лондонского сада, где после дождя раскрываются изысканные ароматы». Маринка прекрасно знала, что притянуть за уши можно и сад, и вселенную, и для красного словца критикнуть можно отца; она и сама занималась блогерством, но бросила это хлопотное дело, устроившись на работу корректором в министерство.
Духи My Burberry Black от BURBERRY оказались новыми. Совсем недавно, в 2016 году какой-то армянин с другом замутили во Францииэту смесь, и она, как композиция соблазнительная, нежная и насыщенная, завоевала своё место почти во всех уголках земного шара. Фрэнсис и Кристофер, что намесили сие зелье, напихали в верхние ноты жасмин и персиковый нектар, в сердце этого аромата поселили розу, смешанную с аккордами персика и ванили для сладостного влияния на пользователя и на обнюхивателей, а в базовые ноты добавили пачули и амбру. Всё это Маринка наскоро прочитала в автобусе, который вёз её из Плазы до дома. «Это не очень дорогие духи!» – тешила себя мыслью Маринка, – тем более я получила зарплату и имею право!..»
Примчавшись домой, она молниеносно приготовила жаркое из индейки, сварила картошечку и настрогала салатик. Как только заворочался ключ в замке, прыснула капельку My Burberry Black(а) в область нежной шейки с колечками курчавых волос и вышла встречать мужа, желая поразить его чудесным новым ароматом. Ведь написано, что этот парфюмер воссоздал любимые духи Марии Антуанетты для Версальского дворца, возвращаясь во времени к началу XVII века и истокам парфюмерии. Он, муж, сейчас будет очарован и покорён!
– Привет, рыбка! – прошептал муж, целуя жену в шейку, – ты что, тараканов морила? Проветривай сразу комнату, а то дышать нечем! – он сморщил нос, чмокнул жену в щёку и отправился мыть руки.
Бал в усадьбе Вульфов
Маленькая, плюгавенькая, длинноносая блондинка в модной куртке и огромных замшевых берцах два раза подрезала меня во время экскурсии по Твери. Поверьте, подрезают не только на шоссе, но и в быту. Её прямо тянуло в мою сторону! Пускаясь в безлюдное пространство, чтобы сделать памятный снимок Тверского Императорского дворца, я снова сталкиваюсь с Плюгавенькой, неведомо откуда вынырнувшей из-под моей правой руки. Осмотрев пустынное пространство берега речки Старицы, нацелившись объективом на монастырь, я обнаруживаю Плюгавенькую в центре снимка, затмевающую весь Свято-Успенский мужской монастырь, включая берёзу на первом плане. Наше с дочерью трёхдневное путешествие по Тверской земле только началось, а мне этот персонаж уже сильно надоел.
– Мамочка, – смеялась дочь, – ты просто нравишься ей, и она без тебя не может жить!
Наш первый обед после картинной галереи только начался, но моя, видимо, судьбоносная попутчица, заседая за соседним столиком в обществе водителя нашего автобуса и парочки из Петербурга, заказала графинчик водки, граммов так на 150, быстро осушила его и заказала повтор. Дочь заволновалась.
– Смотри, как водку трескает! Такая эфемерная, дунь – улетит! – а приняла на грудь в одиночестве уже грамм 350! Слава богу, наш водитель не поддержал её компанию, – и дочь опять покатилась со смеху, уверяя меня сквозь смех, что в путешествиях всегда присутствует какая-нибудь чучундра в женском или мужском варианте, которая почудить немного просто обязана! Для того, чтобы жизнь мёдом не казалась! Чтобы карась не дремал, – и ещё чего-то в этом роде добавила.
Не полностью отдавшись на владение моим умом чудесного и очаровательного экскурсовода, я немного включила внимание и стала отслеживать эту особь и обходить её десятой дорогой, тем более что после водочки её назойливым участием стали пользоваться другие товарищи из нашей дружной группы. То там, то сям слышались возгласы: «О, господи! Зачем? Сидела бы дома!». И так далее. Но всё обошлось, ничего страшного не произошло.
На следующий день мы посетили село Берново, музей Александра Сергеевича Пушкина, расположенный на территории старой дворянской усадьбы помещиков Вульфов, которые владели этими чудесными местами с конца XVIII – начала XIX веков. В этой усадьбе в 1828–1833 годах бывал А.С. Пушкин, там же он неоднократно пересекался с Анной Керн, как нам проникновенно вещал экскурсовод.
Всегда приятно прикоснуться к святым местам, где бывал наш знаменитый поэт. Мы с благоговением побродили вокруг усадьбы, а после – торжественно передвигались из зала в зал. Каждый из нас, знакомясь с дворянским бытом и основами этикета, сильно подозревал, что это представление далековато от истины, но было весело и приятно коснуться этих фантазий. Мы знали, что впереди нас ждёт самый настоящий БАЛ, но не подозревали, что талантливый массовик-затейник мягко и настойчиво принудит нас плясать полонез, вальс, польку, фарандолу и так называемый ручеёк. Этот вариант развлечения, видимо, был рассчитан на господ от детских садов, начальной школы и до глубокой пенсии, и это прекрасно, тем более что, как поётся в песне Юрия Кукина, «… Пятьдесят – это также, как двадцать (имеется ввиду лет), ну, а семьдесят – так же, как десять…».
Когда зазвенела музыка, всех почти насильно подняли с мест и отправили в центр зала, где когда-то плясал А.С. Пушкин. Моей дочери удалось отбояриться от танцев. Она, закатив глаза от усталости, притворилась недееспособной, и мне пришлось стоять в танцевальных рядах без пары. Тут весёлая массовичка-затейница, сверкнув глазами, подыскала мне пару и всучила рука в руку Плюгавенькую, но, слава богу, трезвую. Моя дочь, увидев этот пердимонокль, закатилась под кресло от смеха, быстро достала телефон и принялась снимать видео, наслаждаясь моей растерянностью и покрасневшими от чувств щеками.
Ручеёк начал литься. Влажная рука Плюгавенькой крепко сжимала мою большую ладонь. Следует добавить, что ростом я была почти в два раза её выше… Мои мучения отпечатались на лице не только румянцем, но и вымученной гримасой улыбки. Я приготовилась терпеть и достойно перенести посланное свыше. Дочь покраснела от смеха, непрерывно снимая на телефон мои страдания.
И тут наступило моё спасение.
В нашем коллективе в тридцать человек в основном присутствовали женщины пенсионного и не пенсионного возраста, но всё же трое мужчин примерно из этой же возрастной группы, которым не было чуждо чувство прекрасных путешествий, сопровождали свои вторые половины. Так вот: один из них быстро вырвал мою руку из цепких лап Плюгавенькой и утащил вдаль для дальнейших исполнений пируэтов под музыку и под руководством наших милых массовиков. Дочка умирала со смеху и уже сотрясалась от сдерживаемых позывов хохота в голос.
Танцы продолжались, а я тихонько увильнула от процесса. Меня нашла жена моего партнёра и велела немедленно продолжить танец, «а то он без пары не может». Дочь начала уже рыдать от смеха и отправила первое видео мужу в Москву.
– Ты смотри, какая у тебя маманя, мужичка всего три, а она себе всё равно отхватила!!! – пошутил надувшийся муж.
– Это не она! Это её отхватили! – парировала смешливая дочь.
– Мамочка, – отдышавшись от смеха, обратилась ко мне дочь. – Что это было? Мужское спасение от того, чего тебе не хотелось? Или испытание на прочность моей диафрагмы?
– Знаешь, что? – произнесла я, отдуваясь от танцев и вытирая пот со лба. – Это было ПРИОБЩЕНИЕ К НЕПРИЯТИЮ. Ведь эта тётенька ни в чём не виновата, и моя неприязнь была изящно наказана. Теперь я эту «клизму» обожаю! Где бы я ещё так лихо танцевала полонез, да ещё с кавалером!
Бриллианты из Якутии
Холодный май две тысячи двадцать второго года совсем не ошеломил жителей «солнечной» России. Никто не трясся от возмущения, не сетовал на судьбу, не завидовал жарким странам Средиземноморья, а просто одевался в шерстяные свитера, штаны, носки, нахлобучивал шапки, успевая промокнуть капель из носа салфеткой.
Дачные выходные с когда-то широко известным праздником ТРУДА первого мая навсегда врезались в память жителей советского разлива. Надо заметить, что постсоветский отпечаток на современниках из простого народа без грандиозного шествия с флагами и транспарантами по Красной площади первого мая зафиксировался на веки вечные, как труд в саду или огороде, это уже не столь важно. Весна! Весна! Чудесное время года! Всё лето впереди, а лето – это маленькая жизнь.
Протопленная печь в остывшем за зиму доме на дачном участке нежно и ласково согрела бабушку, дедушку, двоих внуков и сына, активно копошащихся по своим страшно важным делам на территории шести соток в ста двадцати километрах от города.
Сын расставлял скамейки, лавочки и качели во дворе, десятилетний внук носился по участку и помогал всем, кому делать нечего, а пятилетняя внучка с бабушкой копались на веранде, отыскивая вещи потеплее, чтобы, выйдя на улицу, не окочуриться от холода в этот чудесный солнечный майский день. Температура от нуля до плюс четырёх-пяти градусов колебалась под настойчивым северным ветром, а ощущалась как «минус пять». Яркое солнце ничего не могло поделать под воздействием северняка, напитанного Ледовитым океаном, но расцветить красками весны окружающую среду вполне было способно.
Когда внучка, полностью упакованная в бабушкину дутую куртку поверх своей, модной и жиденькой, собралась переступить порог терраски, в печи раздался оглушительный взрыв. Кусок кирпича из печи вырвался как осколок разорвавшегося снаряда, пролетел мимо бабушкиного носа и врезался в лестницу, а из печи повалил густой чёрный дым. На остове печи появились трещины, из которых валил тот же дым, разливаясь сизым оттенком. Соняша закричала и выскочила за порог. К дому уже бежал сын с криком «Что случилось?», так как на улице из трубы вырвался чёрный столб дымаря, да такой, что все бросились в дом спасать бабушку с внучкой.
Распахнутые окна впускали свежий воздух. Ветер выдувал из дома остатки накопленного тепла. Никто ничего не мог понять. Присев и немного успокоившись, домочадцы с удивлением обнаружили крошечные огранённые стекляшки, рассыпанные по полу терраски.
Сначала сбор стекляшек не вызывал особого энтузиазма, но по мере обнаружения их в постели спальни, на ковриках в комнате, на холодильнике и под столом, общей численностью около ста двадцати штук, вся семья в немом недоумении переглядывалась, теряясь в догадках. Бабушка задумалась глубже всех. Зная её склонность к исследовательской работе, родные с опаской посматривали на её сосредоточенное лицо. За обедом бабушка поделилась своими мыслями.
– Чувствую, что дядя Коля, дальний родственник по прадедушкиной линии, решил обогатиться без труда и напряга и ровно в полночь пролез на алмазные прииски Якутии за самородком, – бабушка осмотрела сидящих за столом поверх очков. Дедушка прыснул, сын криво улыбнулся, а внуки застыли от предвкушения.
– Ничего тут не поделаешь! Кимберлитовая трубка карьера «Мир» давно – с две тысячи первого года – была затоплена, но ему повезло. Прямо на самом краю в вечерних сумерках он обнаружил кристалл алмаза величиной с указательный палец здоровенной мужской руки! – бабушку понесло, а внуки, разинув рты, посмотрели на указательные пальцы папы и дедушки.
– Засунув кристалл в мешок, – продолжала бабушка заговорщицким шёпотом, понизив голос. Все перестали есть суп с фрикадельками и застыли. Только папа ел спокойно, сдерживая смех. – Колян пробрался к своей избушке. Припрятал мешок под кровать. Лёг спать, не раздеваясь, чтобы завтра рано утром уехать из рабочего посёлка навсегда и стать миллионером, – бабушка подняла вверх палец и почти воткнула его в потолок. Дети неотрывно следили за её движениями. Каждый проникся могуществом богатства от алмазного кристалла.
– А что, эти блилрианты много денег стоят? – прокартавила внучка Сонечка.
– А ты думала?! – Конечно, много! – вставил свои пять копеек внук Женя. – Это самый твёрдый из всех минералов мира, – он продолжил суровым голосом, – но хрупкость его страшно велика. Ещё он, алмаз, значит, обладает высочайшей степенью теплопроводности, преломления и дисперсии.
Папа выронил ложку из рук и, расширив глаза на сына, с удивлением спросил:
– А ты откуда это знаешь???
– Да так, читал в комиксах, – ответил небрежно десятилетний специалист.
– А что, он твёлже камня? – спросила внучка, не совсем чётко выговаривая некоторые буквы алфавита.
– Ещё бы! – продолжил внук. – По шкале Мооса твёрже алмаза нет ничего. Он принят за абсолют. Полная десятка у него!
Тут обалдела и бабушка. Её восхищение внуком не было явным. Она хотела продолжить, но Софья опять спросила:
– А сто такое плеломление и диспелсия?
– Преломление – это такая штука, от которой алмаз становится ещё красивее, а о дисперсии тебе знать не обязательно, – закончил внук. Из спрятанных глаз его в тарелку супа стало ясно, что о дисперсии он и сам ничего не знает.
– Валя, давай, рассказывай дальше. Что там было с дядей Колей?
Бабушка вдохнула, но дедушка прервал:
– Давай-ка нам второе, а то суп уже съели!
В нетерпении продолжения рассказа внуки бросились помогать бабушке. Кашу с котлетами, салат и чай с пряниками молниеносно наметали на стол и приготовились слушать.
– Так вот, – авторитетно произнесла бабушка Валя, – пока Колян спал, как каменщик, старая крыса, голодная и худая, которая проживала в подполе избушки, решила, что в мешке лежит что-то съестное, вкусное: хлеб или, быть может, масло сливочное коровье!!! Крыса была всегда голодна, а в этот день особенно. Она подкралась поближе, выхватила мешок из-под кровати и бросилась во двор через свои прогрызенные проходы. А в это время во дворе на кривом кедре, прислонившемся к берёзе, сидел не менее голодный ворон и мечтал только об одном: как бы поесть чего-нибудь. Увидав тощую крысу, рысцой бегущую через двор с мешком в передних лапах, ворон, абсолютно уверенный в том, что она тащит сдобные булки, нашпигованные сыром Камамбер, спикировал прямо на её голову, рванул мешок и был таков. Расстроенная крыса горько плакала на пихтовом брёвнышке, не подозревая о том, что в мешке нет никакого масла коровьего и никакого хлеба пшеничного, тем более сыра Камамбер.
Ворон набирал высоту и летел прямо на запад. Он был уверен, что чем дальше он улетит, тем безопаснее и надёжнее спрячется от всех желающих поесть из этого мешка. Задыхаясь от полёта, в страшном изнеможении от усталости, голода и холода он увидал печную трубу со струящимся из неё теплом и лёгким дымком. Сила покинула тело ворона, он присел на краешек трубы отдохнуть. Расслабился. Из трубы валил дымок, пропахший супом с фрикадельками. Мешок вывалился из его цепких лап и исчез в недрах трубы, провалившись прямо в горящую раскалённую печь.
Все обернулись и с опаской посмотрели на топящуюся печь. В доме всё ещё попахивало дымом. Синхронно повернув головы к бабушке, вопросительно уставились на её возбуждённое, покрасневшее лицо и горящие глаза.
– Тут и произошёл взрыв. Алмаз раскалился и, взорвавшись, распался на сто двадцать бриллиантиков, – бабушка перевела дух, а Соня закричала:
– На сто двадцать один! – и, нырнув под стол, подняла ещё один сверкающий камешек.
– Смотрите, ворон валяется в саду около клумбы! – закричал Женя.
Все высунулись в окно. Точно – по тропинке около ещё не расцветших тюльпанов шагал несчастный ворон.
– Крайне редкий экземпляр для этих мест, – авторитетно сказал дедушка-орнитолог.
* * *
Загадочный взрыв так и остался нераскрытой и непонятной тайной. Дрова, которыми топили печь, ничем не отличались от прошлогодних, хранились в запертом сарае и внимательно осматривались бабушкой перед отправкой в печь.
Ещё три дня домочадцы находили сверкающие стекляшки по всему дому. Их количество увеличилось до ста тридцати двух.
Иногда Соня спрашивала:
– Если вдлуг это настоясиедлагоценности, то тогда ЧТО?
– Ничего! – отвечала бабушка, – будем копить бриллианты, потом продадим, купим яхту и поплывём путешествовать.
Соня вздыхала и просила:
– Расскажи ещё что-нибудь! – и бабушка пускалась в бесконечные фантастические экскурсии: то в микромир, то в межпланетные пространства, то в подземные тоннели, и везде происходило одно и то же, как на земле во все века: БОРЬБА ДОБРА СО ЗЛОМ, где обязательно должно ДОБРО ПОБЕДИТЬ.
