скачать книгу бесплатно
Миновало несколько месяцев с тех пор, как он обосновался в замке. Серые замковые стены и одиночество сводили с ума, мешали спать по ночам и одолевали видениями днём. Чтобы совсем не сойти с ума, он перетащил в замок все книги и свитки, что только смог отыскать в ближайших деревнях. И вот теперь…
Стейн швырнул книжку в камин и схватился руками за голову.
– Чтоб ты провалилась, старая ведьма! Помрёшь ты, карга старая, и в Хелингарде для тебя не найдётся пристанища. – мстительно шептал он, меряя широкими шагами комнату.
Бумажные страницы, шипя, скукоживались под напором огня. Вскоре от них осталась лишь зола. Стейн плюхнулся в кресло возле камина и вытянул вперёд длинные ноги. Ярость, бушующая в груди, мешала трезво мыслить, и всё, что он сейчас мог – проклинать жрицу, разрушившую его жизнь.
Что свитка с пророчеством, за которым его послали на поверхность, не существует, он начал догадываться совсем недавно. Первые несколько лет Стейн упорно исследовал книжные лавки, обивал пороги монастырей и с жадностью вслушивался в сплетни, звучащие в тавернах, лишь бы найти хоть намёк на пророчество, сулящее то ли беду, то ли радость загадочному ребёнку. Ребёнку, который вполне мог оказаться его дочерью. И только сейчас, когда прошло больше десяти лет с тех пор, как его нога ступила за порог подземелья, он вдруг уверился в том, что пророчество было лишь предлогом, чтобы выставить его из Регстейна.
Он вдруг вспомнил, как медленно и очень аккуратно разворачивал свиток пергамента, потягивая табак из старой трубки, покрытой мелкими трещинками. Свиток тоже выглядел очень старым, поэтому Стейн старался не повредить пергамент неосторожным движением. Читать в тёмном полумраке подземелья было почти невозможно, не помогали даже факелы, от которых чада было больше, чем света, но выбора у него не было. Венди бы никогда не простила ему, если бы он вышел на поверхность. А так хотелось. Он безумно соскучился по солнцу, греющему макушку, и небу над головой вместо сводов низких пещер. За те почти десять лет, что он провёл в Регстейне, он побледнел и осунулся, и даже веснушки, которые так любила его тётушка, были теперь почти не заметны на его лице. Тётушка бы расстроилась? Наверно, нет. Не после того, что он сделал в ту последнюю встречу перед тем, как уйти за Венди в подземелье.
– Пап, – Ри снова дёргала его за подол рубахи, как делала всегда, если он, по её мнению, слишком долго не обращал на неё внимание. И этим она была вся в Венди. В последнее время в его голове слишком часто вспыхивали тревожные мысли, копошащиеся туго сплетённым клубком змей. Он пытался не обращать на эти мысли внимания, выкинуть из головы – не помогало. Каждую минуту, стоило ему остаться наедине с самим собой, они снова и снова вертелись в голове, вспыхивая под плотно сжатыми веками. В Эйрин нет ничего от него. Совсем. С каждым годом она всё больше и больше становится похожей на мать: те же глаза, требовательно смотрящие на тебя, те же иссиня-чёрные волосы, струящиеся по спине точно так же, как в тот вечер, когда он впервые увидел свою жену. Та же власть над ним и его жизнью. Может быть, если бы не дочь, он бы давно собрал свои скромные пожитки, умещающиеся в небольшой деревянный ящик, почти сгнивший в сыром тёмном углу подземелья, и ушёл туда, где светит солнце.
– Пааап, – маленькая ручка стукнула кулачком по его колену, не дождавшись ответа. Колено рефлекторно дёрнулось, а он чуть не выронил из рук трубку. Такая настырность тоже была у дочки от матери. В этом он не сомневался.
– Да, малышка, – он отложил свиток и поднял Ри на руки, поудобнее устроив на своих коленях, – скучно тебе?
– Нет, – она изо всех сил замотала головой из стороны в сторону. Её чёрные волосы растрепались и больно хлестнули его по щекам, – а что ты там делаешь? – спросила она секундой спустя, уставившись на него наивными голубыми глазами. Видеть, как в его ребёнке становится всё больше от Венди и всё меньше от него – было просто невыносимо. Разве это справедливо? Он променял жизнь под солнцем на это жуткое место, которое ненавидел всей душой… А ему не позволяют вмешиваться в дела общины, не позволяют помогать хоть в чём-то и выходить на поверхность, и даже дочка – и та ни на, хотя бы, самую маленькую часть не принадлежит миру людей. В ней нет ничего от того мира, который он так сильно любит, хоть и понял это так поздно.
– Дай, – она требовательно протянула ладошку и вцепилась цепкими пальчиками в пергамент. Тонкая иссохшая бумага порвалась, стоило только к ней прикоснуться, – ой!
– Ри!!!
– Прости, папочка, – она резко отпустила свиток, части которого тут же разлетелись по тому, что тут называлось комнатой, мягко спланировав на влажную землю. Ри прижала к щекам руки и скривила губы, готовясь заплакать. В сердце неприятно кольнуло. Как бы Стейн не ненавидел пещеры, ставшие для него тюрьмой, от которой тошнило с каждым днём всё больше, дочку он любил до потери пульса.
– Иди ко мне, Ри, – он прижал её к своей груди, ласково гладя по спутанным волосам. В этих дёрганных, судорожных движениях заключалась вся его нежность, – я люблю тебя, малышка. Папочка всегда тебя будет любить.
Стейн подтянул колени к груди и уставился невидящим взором в окно. Сквозь решётчатые окна было видно, как на улице бушует непогода. Молнии длинными и резкими росчерками раскрашивали небо, оставляя после себя белёсые полосы. Казалось, будто чья-то невидимая рука выписывает на чернеющем полотне письмена. Стейн поёжился. В замке, где он до сих пор оставался один, царили холод и сырость, подобные тем, что обитали в подземелье. Он мёрз жутко, но находил утешение в том, что чувствует себя почти так же, как и его семья, потерянная безвозвратно.
Сильные порывы ветра, гудящие вокруг башни, где находилась его комната, сквозняками прорывались сквозь щели в каменных стенах. Тепло, идущее от камина, не помогало. Мужчина потёр окоченевшими пальцами замёрзший нос и пододвинулся поближе к огню.
«Интересно, как там малыш Альв?» – вдруг подумалось ему. Своего названного сына он не видел с тех самых пор, как похоронили Гретту. Сначала Стейну не хотелось бередить свежие раны. И нет, он страдал не от смерти женщины, которая поделилась с ним едой, кровом, теплом и несколькими годами жизни. Его испугало то безразличие, с каким он принял её смерть. То равнодушие, что поселилось в его сердце. Та скорость, с которой он забыл и о Гретте, и об Альве, снова переключившись на поиски пророчества и входа в подземелье, где его ждала настоящая семья.
– Папа?!
Стейн, услышав подростковый голосок, даже не шевельнулся. Откуда в такую погоду в этом одиноком и проклятом богами месте, что он избрал своим новым домом, взяться ребёнку?
– Папа, ты где? – снова прозвучало еле слышно.
– Я схожу с ума, что ли? – пробормотал себе под нос Стейн, сильнее укутываясь в клетчатый плед. Поленья в камине затрещали, пожираемые языками огня. Вверх взметнулось яркое пламя.
– Пап, ты здесь?
Дверь со скрипом приоткрылась. Подуло сквозняком. Языки огня сплелись в причудливом танце. Стейн оторвал завороженный взгляд от камина и обернулся к двери. Прямо напротив него стоял рыжий мальчишка с пытливыми и смешливыми карими глазами.
– Папа, – он уставил руки в боки и, смешно склонив голову на бок, строго продолжил, – долго ты ещё будешь так на меня смотреть?
Глава 5
– В далёкие-далёкие времена, когда боги спускались на землю и ходили меж людей, близ человеческих деревенек появилось мрачное и величественное подземелье. Говорят, это случилось, когда небо, влюблённое в скалы, потянулось в поцелуе к устам любимой. Гром и молнии ударили в скалистые вершины – нежность высокого и безмятежного неба оказалась слишком сильна для хрупких вершин. Дрожь прошла по каменным сводам до самого основания. Так и появилось подземелье – дитя несчастной любви скал и неба.
– Мам, – девчушка пухлой ладошкой откинула на спину длинные чёрные волосы, – а почему любовь была несчастной? Скала разлюбила небо?
Женщина посмотрела в наивные глаза дочери и мягко улыбнулась.
– Нет, малышка. Скалы любили небо. И любят сейчас. И будут любить до скончания веков.
– Тогда ничего не пониманию, – девчушка смешно нахмурила брови в детском негодовании. Женщина только улыбнулась – не так часто ей удавалось побыть с дочкой. Обязанности круга семи занимали почти всё время, и малышка росла одна. Ей было только три года, но в ней уже угадывались бесстрашие, сила и свободолюбие. Те черты характера, которые должны быть в каждой жрице. Она и сама когда-то была молода… Женщина еле слышно вздохнула и повернулась к дочери.
– Венди, милая, – женщина поближе придвинулась к дочке, укутала её в тёплое одеяло и продолжила, – когда от невинного поцелуя сотряслась земля, и камни посыпались с вершин, и ливень, грозящий потопом, хлынул с неба – боги разозлились и запретили небу и скале приближаться друг к другу. С тех пор скалы стремятся ввысь, а небо – роняет слёзы, не имея возможности приблизиться к любимой. Тогда люди проклинают богов, боясь сильных дождей и камнепада, и даже не догадываются, что это просто скалы и небо тоскуют друг по другу.
– А почему мы живём не на земле, как другие, а под землёй? – Венди закусила кончик волос и внимательно уставилась на мать.
– Когда люди стали хаять богов, те перестали отвечать им. И люди обозлились. Посевы больше не всходили на полях их, скот обуяла хворь, а небо, не сдерживаемое богами, всё чаще и чаще рыдало, затапливая дома. И только ведьмы всё так же с почтением вспоминали о том, кто даровал жизнь этому миру. Наши травницы научились использовать в пищу и для целебных настоев то, что давала природа. В дождь мы танцевали босиком под бьющими наотмашь струями, а животные нам были не кормом, но друзьями. Оттого и не было нужны нам клясть богов. Люди же, озлобленные и почти сломленные происходящим, переключились с богов на нас. Долго-долго длилась битва. Нас оставалось всё меньше и меньше, пока мы не решили уйти подальше от людей. Тогда и вспомнили про Регстейн. Знаешь, как переводится его название?
Малышка только отрицательно покачала головой, так и не вытащив волосы изо рта. Она завороженно прислушивалась к каждому слову матери, словно боялась пропустить хотя бы звук.
– Каменный дождь.
– Это потому что дождь от неба, а каменный от скалы? Как будто они вместе плачут о своей любви? – тихо спросила Венди.
– Да, моя маленькая. Я думаю, что поэтому. Ведьмы вспомнили, как появился Регстейн, и решили уйти туда, скрывшись от глаз людей. С тех самых пор, вот уже несколько веков подземелье – наш дом.
– Только холодно тут, а там, говорят, – девочка отпустила прядь и ткнула пальцем в потолок, – всегда светло и тепло. Нечестно же.
– Зато здесь, – женщина почти повторила жест дочери, только ткнула пальцем не вверх, а себе под ноги, – мы в безопасности. А ещё, не забывай, это дитя несчастной любви и с нами делится маленькими и вредными карапузами.
Венди заливисто засмеялась и принялась пинаться, когда мать начала щекотать её под рёбрами. Одеяло, сбившись, скатилось на каменный пол. Две женщины – маленькая и большая – раскраснелись от смеха и счастья находиться, наконец, рядом.
– Мама, а мне подземелье тоже деток подарит?
Девочка, успокоившись, положила голову маме на колени и задумчиво уставилась в потолок. Её голубые глаза, напоминающие льдинки, невидящим взглядом скользили по сводам пещеры, останавливаясь на каждой трещинке. В этот момент Венди была ещё больше похожа на свою мать. Она казалась её маленькой копией.
– Да, малышка, обязательно подарит. Когда придёт время, оно позовёт тебя. Это будет значить, что ты готова.
– А если я не услышу?
– Не переживай, Венди. Этот зов ты не спутаешь ни с чем другим.
***
Если бы кто только знал, как сильно билось сердце, отдаваясь в ушах оглушающим грохотом. Эйрин провела тонким запястьем по лбу, стирая с него маленькие капельки солоноватого пота. Она нервно оглянулась.
Её окружало мрачное подземелье. «Подземелье ведьм», – её губы скривились в привычной еле заметной усмешке, пока Эйрин наблюдала за сверстницами, каждая из которых стремилась первой добраться до финиша. Каждый год, когда в маленьком отверстии над пещерой показывалась красная луна, все девушки, достигшие семнадцати, отправлялись в подземелье за ребёнком, даже если у них не было пары. Теперь пришла и её очередь.
Эйрин встряхнула головой, приводя себя в чувство. Жизнь ведьм, как ни крути, никогда не была похожа на сказку. Люди жестоки, особенно с теми, кто от них отличается. И если когда-то ей и хотелось покинуть эти огромные подземные пещеры, где царило безвременье, которое заканчивалось только на то мгновение, пока красноликая луна светила в единственное окошко, связывающее её мир с человеческим, то теперь эти мечты казались детскими фантазиями. Тёмное чрево подземных пещер, его ледяные мутные источники, расчерчивающие пещеры, как вены, несущие кровь – вот то место, которое навсегда останется для неё домом. Но Эйрин больше не рвалась на поверхность. Она привыкла к пыльному воздуху, разъедающему лёгкие, к темноте, которая человеку показалась бы ослепляющей, к вечному холоду. Привыкла. И смирилась.
«Что ж… Пора», – и она, собравшись с силами, сделала очередной шаг вперёд. Голубые глаза горели холодным, обжигающим огнём, когда Эйрин перекинула чёрную косу за спину и вдруг побежала. Стройные ноги несли её быстро. Так быстро, что она начала обгонять соперниц, хотя, казалось бы, куда спешить? Всё равно для каждой ведьмы есть только одно, только ей предназначенное…
Она резко остановилась, будто налетев на невидимую стену. Прямо перед ней был тупик. Холодные гладкие стены пещеры дышали безнадёжностью, заставляя самых смелых и отчаянных задыхаться от страха и бессилия. Эйрин опустила взгляд и обняла себя, вздрогнув от холода, который проникал под кожу и мурашками разбегался по всему телу. Красное тёплое платье сейчас не спасало.
– Эй-рин, – услышала она тонкий голосок, звучавший, как тягучая мелодия, – Эй-рин, я здесь…
Эйрин начала вертеть головой, пытаясь понять, откуда доносится звук. Ей казалось, что он звучал в её голове, дразнил, пугал, заползая всё глубже. Туда, где от него уже не было спасения.
– Эй-рин, мамочка, я здесь, посмотри на меня, найди меня, – детский голосок не отступал. Эйрин всегда знала, что этот день наступит, но сейчас страх липким потом расползался по телу, заставляя её трястись мелкой дрожью.
Она закрыла глаза и позволила голосу вести её. Руки скользили по неровным поверхностям пещеры, изредка натыкаясь на острые выступы, режущие тонкую бледную кожу на длинных пальцах. Ноги спотыкались о камни, давили червей, пауков и прочую мерзость, живущую здесь с незапамятных времён… Но глаза Эйрин не открывала. Не открывала до тех пор, пока голос в её голове не замолк.
Пора.
Молодая ведьма подняла веки и недоумённо улыбнулась. Она нашла свою кладку. Перед ней лежали два больших красивых яйца. Одно из них переливалось красивым голубым цветом, таким же холодным, как и глаза Эйрин. Второе – чернело, затягивало этой чернотой, поглощающей любой свет, как и её волосы. И оба были тёплыми и пульсировали, напоминая о живущей в них жизни. Проблема была только в том, что у любой ведьмы могло существовать только одно яйцо. Только одно, как и ребёнок, что скоро из него вылупится.
***
Эйрин смотрела в глаза матери не отводя взгляд – твёрдо и упрямо. Как бы ни уважала она мать, как ни боялась бы круга семи – последовать традициям и лишиться того, что, видимо, было предназначено ей самой судьбой – увольте. Она была не готова отказаться ни от одного из своих обретённых детей, пусть кто-то из них и не был ей родным по крови. Но они её выбрали. И сейчас, глядя на два яйца, которые она с огромным трудом вытащила из подземелья, Эйрин чувствовала безусловную любовь. К каждому.
– Рина, – Вендела ещё раз попробовала достучаться до своей неразумной дочери, – посмотри на меня, милая, – она взяла Эйрин за подбородок и повернула к себе её лицо, – вспомни, ну не бывает у ведьмы больше одного ребёнка. А значит, второй может быть кем угодно! Ты понимаешь, что сейчас осознанно подвергаешь всех нас опасности только из-за того, что упрямишься? Они же ещё даже не вылупились. Ты не видела их, не слышала дыхания, не прикасалась к коже, что тебе стоит просто оставить одного из них на поверхности? Ради своего народа?
– Мам, а ты бы бросила своё дитя ради своего народа? Скажи мне?
Эйрин начала колотить нервная дрожь, но она только сильнее натянула длинные рукава тёплого платья на ледяные ладони.
– Или, может быть, ты так и сделала? Как, скажи мне, как я должна выбирать между ними? И почему, Хелингард меня побери, я должна выбирать? Только из-за того, что кто-то придумал дурацкий свод законов и правил? – она уже почти кричала, не замечая срывающегося голоса. – Это мои дети, и я не отдам их никому. Никому, даже тебе. Можешь перестать со мной разговаривать, можешь отречься, можешь выгнать, как выгнала папу, – Эйрин, погружённая в свою боль, не обратила внимания, как лицо её матери превратилось в каменную маску, а в синих глубоких глазах застыло выражение абсолютной обречённости, – я всё равно их не брошу.
– Закончила? – произнесла Вендела тихим голосом, почти шёпотом, так несвойственным гордой и властной жрице.
Эйрин посмотрела на мать, и ей почудилось, как между ними в который раз вырастает стена отчуждения. Она устало потёрла глаза и подумала с горечью, что иногда родные люди умудряются быть самыми чужими и незнакомыми – именно так она чувствовала себя с самого раннего детства – чужая незнакомка для собственной матери, для которой этот круг семи и мифические проблемы, высосанные из пальца, были важнее неё.
– Я их не отдам, – ещё раз повторила Эйрин.
Вендела скользнула рассеянным взглядом по причине ссоры: скорлупа медленно начала идти тонкими трещинками и совсем скоро должна была полностью расколоться. Теперь уже было поздно уговаривать, требовать, угрожать.
– Не забывай, что иногда отвечать за свои поступки приходится смертью, – женщина быстрым шагом пошла к выходу и, уже у порога, оглянувшись, добавила, – и повезёт, если только своей.
***
В подземелье царил всё тот же полумрак, всё тот же холод. Иногда казалось, что для Регстейна не существует времени, только стареющие старики и растущие дети не давали усомниться в том, что время реально. Вот и сейчас Эйрин улыбнулась одним уголком губ и продолжила укачивать в старой люльке двух своих малышей. Совсем маленькие, они прекрасно помещались в одной колыбели. Крис раскинул руки в стороны, а Томми свернулся клубком, подтянув колени поближе к груди.
– Жрицы зовут тебя, Эйрин.
У входа в пещеру стояла Вендела. Она смотрела на дочь, но не улыбалась. Она вообще редко улыбалась, а Эйрин и не помнила, когда в последний раз видела мать довольной. Но теперь это было неважно. Она ещё не забыла, как пару дней назад мама уговаривала её выбросить одно из яиц на поверхность. Обречь кого-то из мальчишек на верную смерть, не важно, от рук ли людей, от палящего солнца или проливных дождей, питающих подземные реки Регстейна. В тот день Эйрин потеряла мать. И та это знала, не могла не знать.
– Я не могу оставить детей, – Эйрин прикоснулась лёгким движением к носику Криса. Столько нежности было в этом касании… Мальчишки, такие маленькие, уже были совершенно разными. Крис как две капли воды походил на неё – тёмные волосы, голубые глаза, бледная кожа. Томми же не был похож ни на одного родственника Эйрин. «Может, он и правда предназначался кому-то другому?» – вспыхивало порой у неё в голове, но она тут же гнала от себя эти мысли. Все девушки, вошедшие в тот день в подземелье, вышли не с пустыми руками. Да и голос, звучащий из ниоткуда, звал к мальчишкам именно её.
– Я побуду с ними.
– И ты думаешь, что я доверю тебе детей? – холодно проговорила Эйрин, окидывая мать презрительным взглядом. Разве можно было ожидать, что она оставит мальчиков с той, кто желал им смерти?
– Ты правда думаешь, что я способна на убийство? – устало выдохнула Вендела, потирая пальцами виски. Когда-то тёмные волосы, такие же, как у Эйрин, теперь начали еле серебриться.
– Я больше не уверена, что знаю, на что ты способна. Дети идут со мной, – сказала как отрезала Эйрин.
Она взяла в руки старую плетённую корзину, в которой мама когда-то хранила лунную пряжу, устлала её дно мягким покрывальцем, что совсем недавно принесли с поверхности Отчуждённые, а потом переложила в корзину детей. Они не проснулись, только Крис захныкал, забавно сморщив носик. Но стоило ей провести пальцем по его переносице – затих.
– Как хочешь, – Вендела отступила, пропуская дочь к выходу, а потом двинулась следом.
До алтарной комнаты идти было недалеко: так уж вышло, что жрицы и их семьи всегда селились в пещерах где-то рядом с ней. Вот босые ноги ступают по ледяным плитам, вот вязнут в жирной сырой земле, а вот уже заводят тебя в место, где совершается таинство. В алтарную комнату. Рогнеда – старшая из семи – сидит выше всех, подперев щёку ладонью. И?льва и Ви?гдис – две неразлучницы – по правую руку, Мэ?рит, Ма?рна и Ти?ра – по левую. Место Венделы пустует.
– Звали? Я пришла. – Эйрин упрямо вздёрнула подбородок, не желая показывать страха. А страшно было. Что нужно от неё жрицам? Что сделают они, если Эйрин осмелится пойти против воли круга семи?
– Звали, – кивнула Рогнеда, сощурив злые глаза. – Венди, займи своё место.
Мать аккуратно вышла из-за спины Эйрин и села рядом с Вигдис, стараясь не смотреть на дочь – этого Эйрин не заметить не могла. Внутри всё опустилось.
– Расскажи нам, как так вышло, что ты принесла из подземелья два яйца вместо одного? – голос Рогнеды прозвучал ласково. Фальшиво.
Эйрин, не отрывая взгляда от старшей из ведьм, поставила корзину на алтарный камень и аккуратно покачала из стороны в сторону, успокаивая малышей, которые испугались звука чужих голосов.
– Думаю, мать уже донесла вам, – спокойно ответила она, готовая на всё, лишь бы защитить своих мальчишек, – подземелье звало меня. Как и всех нас. Только меня одарило вдвойне, и я не понимаю, почему вы поднимаете панику.
– Рина! – Вендела было привстала с места, но Рогнеде хватило одного взгляда, чтобы младшая из круга снова села.
– Я боюсь, что мы не можем оставить их в Регстейне. Не двоих сразу, – протянула ведьма, перебирая в толстых пальцах бусины.
– А что так? Места мало? Или продовольствия у гордого народа не хватит, чтобы прокормить ещё одного малыша? – с вызовом бросила Эйрин, не сбираясь сдаваться. Она знала, что, если придётся – уйдёт на поверхность вместе с детьми. Лучше уж умереть там всем вместе, чем бросить того, кого подарило подземелье. Боги такого не прощают. И материнское сердце – тоже.
– Ты слышала что-нибудь о пророчестве? – тихо спросила Рогнеда. Остальные только молча склонили головы.
– О дите, которое погубит наш народ? – только и фыркнула Эйрин. – И при чём тут мой ребёнок?
– О дите, которое появится вопреки всем законам природы, – уточнила Вендела, не поднимая на дочь глаз.
– Моих детей мне подарило подземелье. И вы не вправе идти против богов, – твёрдо ответила Эйрин, притягивая корзину ещё ближе к себе. Сердце учащённо билось от страха, но решимость её не угасала. Пусть, пусть ведьмы боятся. Пусть изгонят дочь одной из жриц, пусть воспротивятся воли богов – это их дело. Она же никогда не откажется ни от одного из своих детей.
