скачать книгу бесплатно
Вернувшись в деревню, Бату Сакаев рассказал всё как было. Сельчане слушали и цокали языками. Яхья Атнагулов уверял, что ехал в телеге один, а сестрёнка в этот момент работала в огороде, это подтвердили сразу несколько деревенских жителей, которые видели девочку.
Однако нашлись бывалые люди, которые смогли объяснить, что произошло. Бату Сакаеву повстречалось существо, которого зовут «албасты». Чаще всего оно предстаёт в виде женщины ростом не выше полутора аршин, но может появляться и в других образах. Это существо может прийти к человеку, когда тот спит, и задавить его, поэтому не случайно оно так и зовётся (по-татарски «ал» – перед, что подразумевает грудь, «басты» – наступать).
Албасты связан с твоим прошлым. Если албасты приходит, знай, что ты должен держать ответ за свои прошлые поступки. Вот умирают старики. Ты думаешь, их скосила болезнь? Знай, что многих из них задавил албасты, упав на спящего с потолка.
У каждого есть свой албасты. Если ты плохо спишь, и тебе кажется, что некая чёрная масса давит тебя, проникая сквозь тело в сон и дальше, в твоё чёрное прошлое, а порой и туда, куда тебе и хода нет – в прошлое твоих предков, – знай – это пришёл твой албасты. Ясно, что для молодого человека это существо менее опасно, чем для старика, детям же оно вовсе не может причинить вреда (здесь я замечу, что через несколько поколений в нашей деревне появится человек по имени Минлебай Атнагулов, который расстреляет своего албасты, но об этом позже).
Пожилые сельчане вспомнили историю, которая произошла полвека назад. Тогда поссорились два деревенских жителя – пастух Минвали и один старичок, имени которого уже никто не помнил. Ссора возникла, кажется, из-за земли, но не это главное. Случилось так, что во время выяснения отношений пастух, разгорячившись, ударил старика. Что же тот предпринял в ответ? Ничего. Он умер. Скорее всего, причиной тому был даже не этот злополучный удар. Старик уже едва передвигал ноги и постоянно держался за сердце. А где-то через месяц произошло следующее.
Минвали пас деревенское стадо. В середине дня он, разморённый жарой, решил прилечь в тени раскидистой ивы и незаметно уснул. В это время от стада отделился бык, подошёл к пастуху и затеял с ним страшную игру: он подцепил его рогами, подбросил в воздух точно пёрышко, а затем опять же поймал на рога. Прибежавшие мужики – они неподалёку косили сено и видели эту картину – с трудом отвлекли быка и утихомирили. Минвали остался жив. Однако он полностью потерял память. Именно так и было – ещё здоровое тело, но памяти нет. Потом, через десяток лет, память вернулась, но тело уже никуда не годилось. Мужики же, рассказывая о том случае с быком, вспоминали подробности. Когда утихомиривали быка, среди стволов деревьев промелькнула женщина не выше полутора аршин ростом. Один из мужиков утверждал, что ещё до начала этой страшной сцены женщина подходила к быку и что-то шептала ему прямо в ухо.
Таким образом, не обязательно, что албасты рассчитается с тобой собственноручно, он может подговорить того, кто подвернётся под руку.
Но не всякий человек может видеть своего албасты, большинство видят его лишь перед смертью. Скорее всего, Бату Сакаев наделён даром видеть больше, чем другие. Маловероятно, что албасты хочет разделаться с ним, поскольку Бату ещё совсем юноша и не успел совершить никаких необратимых поступков.
Это говорит о том, что Бату Сакаеву дано многое, но он должен быть втройне внимателен на своём пути и соизмерять каждый свой шаг со своей совестью. Если же он использует свою способность во вред, ему придётся очень худо.
Это одна из историй, связанных с Бату Сакаевым. Другая история, в которой он замешан, произошла через год-другой после первой и тоже запомнилась в деревне, поскольку её рассказывали потом ещё через три поколения.
История номер два о Бату Сакаеве
В этой истории Бату Сакаев опять возвращается с охоты, что, как я упоминал, не удивительно. Стоял такой же знойный полдень, в небе не было ни облачка. Войти в нашу деревню можно с нескольких сторон, как вы знаете, она расположена на двух холмах. Бату же вошёл по тропинке меж двух холмов, там, где бьёт родник. Юноша подошёл к роднику, положил рядом ружьё и опустил горячую голову в студёную, быструю воду. И он увидел сон этой воды. Сон пробрал его до самых пят. Вынув из воды голову, он вдруг обнаружил человека, который сидел позади него, привалившись спиной к стволу дерева. Незнакомец смотрел на Бату ни слова не говоря. Его взгляд ничего не выражал, морщины на загорелом лице были резки, словно высечены саблей. Бату опустил взор на воду и увидел, что вода не спит. Она проснулась. Затем юноша услышал, как в Чёрном лесу закричали мёртвые. Незнакомец так же, не отводя от него взора, встал и выпрямился. И тогда Бату схватил ружьё и выстрелил.
В тот день эта весть ходила из дома в дом. Бату убил человека, который пришёл попить из родника. Люди неодобрительно качали головами. Никто не хотел разговаривать на эту тему с самим Бату, поскольку тот, хотя и был молод, прекрасно владел саблей, стрелял без промаха и не прощал обидных слов. Вокруг него росло молчание, и куда бы он ни повернулся, его встречало молчание. И это молчание было столь сильным, что залетевшая в него птица падала мёртвой.
О чём же думал сам Бату? Когда стемнело, юноша лёг в постель и стал ждать своего албасты, поскольку знал, что тот непременно появится. Сердце его билось, готовое встретить неизбежность. Он прождал всю ночь. Затем рассвет прокрался в растворённое окно, послышалось пение первых птиц. Бату лежал неподвижно, уперев взор в потолок. Вскоре он увидел над собой паука, который, пробежав некоторое расстояние, завис прямо над его грудью. Любой житель нашей деревни знает, что албасты является человеку последний раз в образе паука, который, увеличившись до огромных размеров, падает сверху на свою жертву. Однако ожидания Бату оказались напрасны. Паук, повисев над ним некоторое время, убежал куда-то в угол и пропал из виду. Юноша прочитал молитву и успокоился. И тут к нему пришло странное ощущение. Он вдруг осознал, что в ногах у него кто-то сидит, и это – та самая женщина не выше полутора аршин ростом. Дрожь пробрала его до самых кончиков пальцев, Бату лежал ни жив ни мёртв, боясь пошевелиться. Это продолжалось довольно долго, пока он не решился посмотреть ей прямо в лицо. Медленно, съедаемый одновременно ужасом и любопытством, он перевёл взор в изножье своей постели. И проснулся. В комнате никого не было. Утренний свет обжил пространство. Бату встал и подошёл к окну. Ветер шевелил верхушки деревьев. Возле сарая мелькнуло что-то тёмное и исчезло за плетнём. Это была та самая женщина не выше полутора аршин ростом.
Албасты его не тронул.
Наутро из соседней деревни пришли следующие известия. Там накануне было убито несколько человек, в том числе женщин и детей. Незнакомец, которого повстречал Бату, оказался безжалостным убийцей. Его жертвами становились те, кто приходит к роднику, а это, как правило, женщины. Он убил много людей по разным деревням. Говорят, злодей дьявольски виртуозно владел ножом. Он мог метнуть нож с двух десятков шагов и попасть жертве точно в глаз. Разумеется, встретив возле родника Бату, этот негодяй имел фору в несколько секунд, но ему не повезло, что он встретил именно Бату. Такова вторая из известных мне историй о Бату Сакаеве.
Надо заметить, что все эти истории не сохранялись на бумаге, а передавались деревенскими жителями из уст в уста. Хотя последний случай зафиксирован в архиве уездной полиции, кроме того, о нём упоминает газета «Волжский вестник», откуда мы можем узнать, что «Сего 1842 года, июня 29-го, жителем деревни Луна Бату Сакаевым был застрелен известный душегуб Хамди Вадас». Разумеется, эти скудные строчки не дают нам никакой полноты картины, и мы можем почерпнуть отсюда лишь то, что некий Бату Сакаев выстрелил достаточно успешно.
Так же скупо выглядит, например, известие, напечатанное в той же газете десятью годами ранее: «Сего года, октября 14-го, крестьянами деревни Луна был забит до смерти известный конокрад Валюшка Взвесь». Что мы можем вынести из этого короткого сообщения? Мы ощутим в душе чувство сострадания и некий неприятный осадок, который оставляет после себя факт любого самосуда. Однако если посмотреть на этот случай из самой деревни Луна, то он может предстать перед нами совершенно в другом свете.
Личность конокрада порой окутана ореолом романтизма. Но зададим следующий вопрос. Что означал конь для деревенского жителя? Обидно назвать его средством передвижения. Во время пахоты его пот орошает землю вместе с твоим, и вы равны в своём поте. Это друг, с ним можно говорить, он тебя поймёт, он встретит тебя радостным ржанием с другого конца поля. Это часть твоего сердца. А как поступить с тем, кто украл столь близкое тебе существо, а потом ещё и продал его неизвестно куда? И потому в случае поимки конокрада никаких переговоров быть не могло, и конец негодяя был предрешён.
Недавно мне попалась на глаза одна фотография, что украшала обложку известного советского журнала. На ней запечатлён деревенский мужик, который держит в руках гармонь. Его лицо иссечено морщинами, оно обветрено лютыми ветрами, это грубое лицо. На нём мятый пиджачок, какой носят в деревнях по праздникам. На груди – медали с войны. Мужик улыбается, но в глубине его взгляда я угадываю вечное страдание, в котором – та страшная тёмная вода, уносящая из деревни мужчин. Мне знакомы эти глаза, которые тысячи раз поднимались к небу – некуда бежать, а надо выжить. Мне знакомы эти руки на планках гармони, руки, жившие в земле, и потому ставшие как корни деревьев. Мне знакомы эти уши, грубые, несуразные, как лопухи, но чуткие, слышащие голоса мёртвых.
А рядом с ним – морда коня. А кого вы ещё ожидали увидеть рядом?
Более того, между любым жителем нашей деревни и конём есть таинственная, сакральная связь, что живёт ещё с тех далёких времён, когда вся надежда была лишь на коня, и которая запечатлена в словах Тараса Бульбы: «А ну, дети, попробуйте догнать татарина!.. И не пробуйте – вовеки не поймаете: у него конь быстрее моего Чёрта».
И потому конокрад – это человек, который пришёл украсть у тебя свободу.
Надеюсь, мне удалось объяснить вам мотивы поведения крестьян, забивающих кольями конокрада по кличке Валюшка Взвесь? Увы, я опять отошёл в сторону от основной линии моего рассказа, и этот уход был затеян с единственной целью – убедить вас в том, что какое бы то ни было документальное изложение событий, случившихся в нашей деревне, не даст нам о них полного представления. Что же касается множества историй, передаваемых из поколения в поколение, – их можно назвать летописью, написанной в душах. Разумеется, здесь мы тоже можем получить некое искажение действия. Если в реальности мы видим деревенскую улицу, в конце её – речку, то в легенде или истории улица может не вывести на речку, а привести к мечети. Там действуют другие законы, пространство может искривляться, заворачиваться, а иногда и вовсе перейти в лошадиное ржание. Крик может превратиться в птицу, слово может стать змеёй, а песня – преобразиться в огонь, отражённый в волчьем зрачке. Тем не менее истории, передаваемые устно, для нас более достоверны, поскольку именно по ним мы можем судить о тайной сердцевине событий.
И потому я перехожу к следующей истории о Бату Сакаеве, к той, где он увлечён процессом охоты. Как вы помните, я обещал рассказать три истории, связанные с его увлечением, и эта будет третьей.
История номер три о Бату Сакаеве
Однажды Бату, охотясь, увлёкся и, забыв себя и, соответственно, потеряв ощущение пространства, ушёл далеко от деревни. Ушёл так далеко, что попал в совсем ему незнакомую местность. Там он опять обрёл ощущение пространства, но пространство было другим – по пути ему стали попадаться чайки, и это означало, что где-то недалеко большая река. И впрямь наш герой прошагал столько, что добрался до берега Камы. Охотничий азарт привёл Бату на территорию, о которой ходила недобрая слава. Это были владения одного жестокого помещика. Говорили, что он ужасно обращается со своими крестьянами. Будучи человеком, не лишённым воображения, этот злодей изобрёл множество страшных наказаний для тех, кто чем-то ему не угодил. Например, он приглашал свою жертву в баню и там со своими подручными парил его вениками до тех пор, пока несчастный не отдавал Богу душу. Известно также, что злодей имел собственную тюрьму, где томилось множество невольников, по разным причинам вызвавших неудовольствие хозяина.
Люди из близлежащих селений уверяли, что кое-кто видел, как барин ест по ночам огонь. Другие утверждали, что сами были свидетелями случая, когда барин зашёл за ствол сосны и оттуда тотчас вылетел филин, сам же барин как сквозь землю провалился.
Образ оборотня, которым наделила его людская молва, вполне соответствовал этому человеку. Но главное его превращение заключалось в следующем. Представьте себе – находясь в прекрасных отношениях со своими соседями, имея светские манеры, делая щедрые пожертвования в пользу богоугодных заведений – он по ночам становился пиратом и грабил баржи, проходящие по Каме вблизи его земли. Известно, что для этих целей под его началом действовала разношёрстная банда, в которую входили беглые каторжники, приблудившиеся разбойники, а также кое-кто из дворовых, кому эта тёмная дорога была по душе.
Не заметили ли вы лёгкого облачка романтизма, витающего над этой личностью? Но я спешу развеять его, так же, как и в случае с конокрадом. Я уже упоминал, что этот помещик жестоко обращался со своими крестьянами. Теперь надо сказать о правилах, которые он ввёл на территории своего поместья. Одно из них состояло в том, что всякий, кто попадётся ему на пути, должен тотчас встать на колени. И это правило выполнялось неукоснительно, поскольку люди подверглись жестокому воспитанию. Вот что придумал этот негодяй. Он вызывал кого-либо к себе в дом и встречал пришедшего странным образом, а именно, стоя спиной к нему. Затем, так же не оборачиваясь, приказывал подойти ближе. Пришедший подходил ближе, к самой его спине. А затем происходило следующее. Барин резко, не глядя, разворачивался и – саблей, которая прежде была не видна, делал молниеносный, горизонтальный удар вровень с шеей пришедшего. Если человек был на коленях, клинок проносился над его головой, бросая страшный отблеск на лепной потолок. Если же человек стоял на ногах, то в следующее мгновение его голова катилась под стол, а тело, помедлив и словно осознав свою ненужность, с шумом падало на пол.
Оставшиеся после этого в живых всегда теперь поспешно вставали на колени, вставали не только завидев барина, но даже подумав о нём – настолько серьёзен был перенесённый опыт. А мёртвым этот опыт был уже не нужен. Им, как известно, не нужен никакой опыт. Единственное, из чего они могли бы извлечь пользу, – это умирание, но то что делается в жизни всего один раз, не годится для опыта.
Узнав, что некий чужой человек охотится на его территории, помещик был просто взбешён и приказал, чтобы этого нарушителя незамедлительно привели к нему. Бату уже к этому времени был схвачен его людьми, которые, как вы помните, хаживали со своим барином по одной тёмной дороге.
И вот нашего героя привели к дому хозяина поместья. Его сопровождающие ничего не говорили ему, лишь ухмылялись, зная, какая уготована чужаку судьба. Однако один из них, в ком до конца не умерла совесть, пожалел юношу и доверительно сообщил ему, что когда барин попросит подойти ближе, надо подойти и немедленно встать на колени, а лучше всего подползти к нему уже на коленях – так будет безопаснее. И тогда, по крайней мере, у тебя будет надежда на спасение. Бату поблагодарил человека, который выразил к нему неожиданное соучастие, и зашёл в отворённые двери.
Его взору открылся большой зал с высокими окнами, в середине его спиной к вошедшему стоял хозяин. На нём был тёмный до пола плащ, какой скрывает и человека, и его намерения. Бату остановился, не решаясь идти дальше. Хозяин по-прежнему стоял спиной к нему и молчал. Очевидно, ему нравилось собственное молчание. Он растил его здесь словно дерево – молчание, которое для многих стало прологом к тому существованию, где уже не говорят.
– Подойди ко мне, – наконец раздался его чёткий и властный голос.
Бату сделал несколько шагов вперёд.
– Ближе, – опять потребовал хозяин.
Бату подошёл к самой его спине и остановился. Снова воцарилось молчание, и Бату пытался понять его. И когда понял, тотчас сделал шаг вправо.
А в следующее мгновение рядом с ним, едва не задев плечо, отвесно сверху вниз промелькнул клинок и, не найдя сопротивления, ударился о каменный пол. Звук металла о камень разбудил тишину и, множась, гулко заметался по углам зала. Спектакль смерти, столь хорошо подготовленный, на этот раз провалился, и виновником этого провала был Бату. Хозяин намеревался убить его, не оставив никаких шансов. Он хотел рассечь его надвое, вдоль – от темени до паха, невзирая даже на то, стоит чужак на коленях или нет. Очевидно, Бату вызвал в нём такую неприязнь, что он даже не захотел преподать ему урок послушания, который сгодился бы только на том свете.
Осознав, что пришедший остался жив и тем более так и не встал на колени, барин пришёл в великую ярость. Он крикнул своих людей и приказал заключить чужака в тюрьму, решив, что смерть от сабли покажется ему счастьем по сравнению с медленной смертью от голода.
Бату оказался в тёмном, сыром подвале, где в соседних клетях уже доживали свой короткий век такие же несчастные, как он сам. Юноша оглядел стены своей темницы, вдохнул этот воздух и понял, что здесь уже не имеет значения ни твоя сила, ни твоя воля – всё сгинет в безвестности и мраке.
Но у Всевышнего всегда свои планы насчёт каждого из нас. В ту же ночь, по счастливой случайности для нашего героя, злодей-барин был схвачен правительственными войсками. А вскоре вместе со своей шайкой предстал перед судом. Его отправили на каторжные работы в Сибирь, где, говорят, он долго не проработал. Злодей барин погиб при загадочных обстоятельствах – он утонул в одной из тамошних рек. Именно так завершилась его земная дорога – грабил на одной реке, нашёл возмездие на другой. «Вода везде найдёт себе дорогу. А судьба найдёт тебя», – так любил говорить Вафа-бабай.
Если пристально вглядеться в эту историю, можно обнаружить некоторые факты, имевшие место в действительности. Известно, например, что на Каме одно время разбойничал капитан Нормацкий, помещик, владелец деревни Шуран, отличавшийся крайней жестокостью к своим крестьянам. Кстати, этот же помещик стал прототипом одного из персонажей романа Бестужева-Марлинского «Латник». Однако здесь мы заметим некоторые расхождения во времени. Злодейства уездного пирата приходятся на царствование Екатерины II, истории же, связанные с Бату Сакаевым, должны были произойти позднее как минимум на сто лет.
Но, как я уже говорил, наши деревенские истории имеют свои законы. Здесь всегда есть элемент волшебства, здесь может возникнуть и вовсе несуществующий персонаж. В этом нет ничего странного. Например, там, в реальности, живут два человека и любят друг друга, а затем в том же пространстве вдруг возникает маленький третий, тот, кого прежде вовсе не было. И потому я спрашиваю вас: «Где больше волшебства – в легенде или реальности?»
Мне же в этой истории о злодее-пирате интересно следующее – тот самый момент, когда Бату удаётся уйти из-под страшного удара. Я уже делился мыслями о моём народе, суть и характер которого связаны с местом проживания. Вокруг – ни гор, ни моря, ни тайги. Некуда бежать, негде спрятаться. Везде найдут, везде поймают, и ты предстанешь перед своей смертью, имея для спасения единственную возможность – встать на колени. Встань – чего тебе стоит! Перемести тяжесть тела немного вперёд, расслабь мышцы ног – и тело само примет нужное положение.
Но… Мой народ удивительным образом, следуя одному ему известному чутью, делает шаг в сторону, и смертоносный клинок проносится мимо, и вновь, который уже раз найден немыслимый третий вариант между рабством и небытием.
Вы можете сказать, что я трактую легенду так, как мне удобно. Что ж, может быть.
Мне кажется, вы уже устали от моих обобщений и рассуждений, кроме того я опять ловлю себя на том, что ушёл от главной линии моего повествования, но таковы наши деревенские истории, они отвлекают внимание на себя, в них есть тайная сердцевина, которая порой важнее линии сюжета. Некоторое время назад, начав рассказывать о Халиле, я неожиданно для себя поведал о совершенно других людях. Сейчас же, надеясь рассказать о Фатиме Сакаевой, я опять словно творю нескончаемую предысторию, а не сам рассказ. Тем не менее хочется продолжить разговор о прадеде Фатимы. Во мне постоянно живёт это желание – довести наши деревенские истории до слушателя, и я знаю, откуда оно произрастает, я всегда боюсь, что они так и останутся лишь на устах наших сельчан, и никто больше о них не услышит. Должен же кто-то, наконец, запечатлеть их на каком-либо носителе – будь то магнитная лента, бумага или ещё что-то. Кто знает, захотят ли уста следующих поколений принять то, что так легко принимали уста поколений предыдущих?
Несколько штрихов, завершающих портрет Бату Сакаева
Бату Сакаев был из тех, про которых говорят: он может плыть дальше воды, говорить дальше слова и думать дальше мысли.
Вот бык остановился на пригорке возле стада коров. Посмотрите – несколько мгновений он стоит, навострив уши и ощупывая ноздрями воздух. Затем бык заходит в стадо и подходит именно к той корове, которой это надо именно сейчас. Он выбирает её безошибочно среди нескольких десятков других.
Таким же чутьём обладал и Бату, и это чутьё относилось вообще к жизни. Он всегда оказывался там, где надо. Как я уже упоминал, он разбогател на торговле чаем – чутьё не подвело его и здесь, не знаю – на какой пригорок он взошёл, быть может, на один из наших холмов, но он учуял этот терпкий запах, доносящийся из далёкого Китая.
Начав дело с мелких закупок, он наладил дело с поставками из самой Поднебесной империи, избавившись от десятка посредников. Прошло лет, наверно, восемь или десять, – это не столь важно, но в любом случае это очень короткий срок, чтобы так развернуть дело, – и Бату Сакаев стал одним из самых преуспевающих купцов в наших краях.
Известно, например, что кроме крупной оптовой торговли он имел множество магазинов и чайных в самых разных городах, лотки на Макарьевской ярмарке в Нижнем, а также на Сенном и Ташаякском базарах в Казани. К слову, у нас в деревне тоже был магазин Сакаевых, были они и в соседних деревнях.
Нам интересно вот что. Бату Сакаев не переехал жить в город, как другие разбогатевшие купцы. Поначалу он не появлялся в деревне годами, но со временем ему удалось так наладить дело, что сельчане могли видеть его всё чаще. Разумеется, его дом выделялся среди других. Бату не видел причин скрывать своё богатство.
Я привёл известные нам об этом человеке факты. Теперь же мне хочется сместиться и в ту область, в которой мы уже чувствуем себя вполне уверенно – в область наших деревенских историй и легенд. Надо сказать, что в этом отношении Бату Сакаев – человек, о котором вспоминают чаще всего. Соперничать с ним может разве что Лотфулла Хасани, и то лишь в самых красноречивых устах.
Я уже говорил о том, что деревенская история может совпадать с реальным фактом, а может и расходиться. Людская молва утверждает, например, что Бату Сакаев имел трёх жён. Быть может, так оно и было, если взять способность Бату поспевать везде, где надо, а также его финансовое благополучие. К тому же, если мы возьмём статистические справочники тех лет, мы узнаем, что в 1866 году в Казанской губернии число татар, имеющих три жены, составляло 0,2 процента. Почему бы не предположить, что Бату Сакаев входил в число этих счастливчиков?
Говорят также об одной странности этого купца. В начале коммерческой деятельности ему приходилось налаживать связи и сопровождать грузы. И потому он преодолевал огромные расстояния – его пути проходили через Поднебесную империю и дальневосточный город Кяхта, он вдыхал воздух Монголии и Восточного Туркестана, его сапоги ступали по мостовым Самарканда и Хорезма, он считался своим в районе Чилонзар в Ташкенте и в Сеитовой слободе в Оренбурге. Как известно, чай проходит процесс сушки, а лишь потом достаётся оптовикам. Бату Сакаев же почему-то сушил чай ещё раз. В пути следования обоза он вдруг приказывал всем остановиться. Затем его работники высыпали чай из мешков на расстеленную парусину. После чего чай был доступен степному солнцу и ветру.
Люди считали, что купец слишком мнителен, чай и так вполне сухой. Кроме того, это ненужные затраты времени, а следовательно и денег. Но Бату Сакаев был непреклонен. Можно оценивать его действия по-разному. Чай и впрямь мог быть недосушен, он мог прежде храниться в помещениях с высокой влажностью и прочее. Однако я имею своё мнение по этому поводу.
Бату Сакаев останавливал обоз в особых местах – в местах кочевий его свободных предков. Я отчётливо представляю его – вот он сходит с подводы, смотрит на горизонт, вдыхает степной ветер. Здесь его предка нельзя было догнать, поскольку «конь у него быстрее Чёрта». Мне понятен замысел Бату: чай должен впитать в себя горизонт и дикую музыку ветра.
Чай – особая субстанция, которой дана память. В этой памяти – запахи, дымы, ветра. Человек, пробуя чай, вспоминает то, что помнит чай.
Чай Бату Сакаева пользовался большой популярностью в Казани и вообще в нашем крае. Известно, что именно этот чай пили имам-хатиб первой соборной мечети Шигабуддин Марджани, а также основатель медресе «Мухамадия» Галимджан Баруди. Я не осмелюсь предположить, что чай Бату Сакаева повлиял на моих соплеменников настолько, что именно с ним надо связывать процесс духовного возрождения нации и золотой век татарской культуры. Но следует отметить, что этим процессам предшествовало приобщение народа к этому напитку.
Чай Бату Сакаева пили во многих домах. Люди делали пару глотков и вспоминали о свободе. Но ощущение свободы может свести с ума горячие головы. И потому свободу приглушали молоком. Вы, наверно, знаете, что так повелось издавна – чай у нас пьют большей частью с молоком или сливками (так же пьют чай и англичане, но у них на то свои причины, рассуждать о которых я не берусь, мне достаточно моих соплеменников). И, быть может, в этом – золотая середина, крайности до добра не доводят.
Из рассказов о Бату Сакаеве мы узнаём также о том, что он был способен на экстравагантные выходки. Например, из той же газеты «Волжский вестник» за 1898 год нам становится известно, что «купец первой гильдии уважаемый аксакал Бату Сакаев совершил вчера хулиганскую выходку в районе улицы Захарьевской. Войдя в магазин с ружьём, он неожиданно открыл пальбу, приведя тем в неописуемый ужас продавцов и покупателей». Событие это и впрямь выглядит странно, однако если мы проявим настойчивость и заглянем в архивы полицейской жандармерии, мы сможем узнать некоторые детали этого дела. Во-первых, что это был за магазин? Это был казённый магазин, где продавали водку. Во вторых. Наш уважаемый аксакал не просто открыл беспорядочную стрельбу. Объектом его стрельбы стали бутылки, стоящие на прилавках – он стрелял по ним на точность, как стреляют в тире. Обратим также внимание на название улицы. Захарьевская улица находилась тогда в районе Татарской слободы в Казани, где большей частью жили соплеменники нашего героя.
Теперь опять сместимся в область наших деревенских историй. Здесь Бату Сакаев предстаёт перед нами с фразой на устах. Звучит она так: «Водка ничего не помнит». Эти слова он любил повторять ближе к концу жизни. Нам вполне понятен их смысл. Чай помнит о свободе. Водка не помнит ничего.
Во времена моей юности мне попала в руки одна из конторских книг Бату Сакаева. На одной из страниц, сбоку от столбиков цифр, я обнаружил надпись: «Саженец поливают водой, человеческую вину поливают водкой». Думаю, что купец имел в виду следующее. После пьянки в человеке поселяется чувство вины. И чем человек совестливее, тем большую вину он испытывает. В нём живёт комплекс второсортности, он заведомо тебе обязан. Из него можно вить верёвки. Он всё снесёт – с покорной, рабской ущербностью в глазах. Не забывай только поливать его вину, не то она высохнет, как саженец.
К разряду экстравагантных следует отнести и следующую выходку Бату Сакаева. Он участвовал в революции 1905 года. В связи с этим его фамилия частенько упоминается опять же в архивах полицейской жандармерии. Его видели среди организаторов волнений в Казани, и здесь перед нами предстаёт выживший из ума старик, неразлучный со своим ружьём. Следует отметить, что тогда он уже переступил восьмидесятилетний рубеж и жить ему оставалось от силы год. Но если пристальней всмотреться в этот факт и задаться вопросом: «Что за навязчивая идея погнала на баррикады старика, чьё состояние оценивалось тогда баснословными цифрами?», – мы заметим здесь тайную, вековую подоплёку событий. Пролистнём страницы российской истории. «Страшный, бессмысленный и жестокий русский бунт» всегда поддерживался татарами. В головах моих угнетённых соплеменников жила мысль о свободе, и часть из них без оглядки следовала за теми, кто обещал её – будь то Степан Разин, Емельян Пугачёв или Владимир Ленин. Мысль о свободе всегда затмевала собой мысль о кровавой расплате – и потому теперь мы поймём старика Бату Сакаева, спешащего на баррикады с ружьём в дрожащих руках.
А теперь мы оставим Бату Сакаева в пору его старости, подозреваю, что рассказы о старцах не так интересны, сколь экстравагантны ни были бы их поступки, и возвращаемся к нему же, но в пору его силы.
История номер четыре о Бату Сакаеве, или История о неслыханном обмене
Для того чтобы продолжить повествование, мне надо напомнить вам о следующем нашем персонаже, с которым мы уже, кстати, встречались. Это Яхья Атнагулов – не только современник Бату, но его одногодка, сосед, и самое главное – злейший завистник. Он возникает в нашем рассказе словно икота, от которой не спрячешься, но которая имеет свой срок.
Про кого-то говорят: «Он выйдет сухим из воды». Про Яхью Атнагулова говорили: «Он выйдет мокрым из воздуха». Быть может, это был намёк на то, что человек ужасно потеет. Замечу, что в деревне этот факт никого не раздражает, там мало пространств, где запаху некуда деваться. Мне думается, в этих словах была заключена суть Яхьи Атнагулова. Всё у него шло не так, как надо. Ему постоянно не везло. Везде, где бы он ни появился, возникал тяжёлый дух, в основе которого лежала претензия ко всему сущему.
А ещё про него говорили: «Он ложится с птицами, а встаёт с рыбами». В нашей деревне никто не знал, когда встают рыбы, поскольку их не слышно, также никто не знал, когда встаёт Яхья Атнагулов. Его никогда не видели среди тех, кто, подсвеченный утренней зарёй, работает в поле.
Его претензии были очень разнообразны. Например, когда на стол подавали курицу, он всегда требовал ногу и непременно правую. Известно также, что ел он двумя ложками, и правая при этом не поспевала за левой.
Яхья Атнагулов жил в тёмной, покосившейся избе на краю деревни и был женат на злой, некрасивой женщине, с которой его связывала лишь всё та же претензия к белому свету. Они даже были похожи, похожи скорее не лицом, а подозрительным прищуром во взгляде, которым они ощупывали всякого прохожего.
Был тот час, когда человек короче своей тени. Солнце уже готово было спрятаться за Чёрным лесом. В пространстве, наполненном косыми закатными лучами, тополиным пухом и криками ребятни, всё явственней начал проступать гул множества копыт, мычание, блеяние. Возвращалось деревенское стадо. Надо сказать, что возвращение домой стада – это целый спектакль, который повторяется изо дня в день, но никогда не надоест. Люди встречают своих животных, по которым за день уже успели соскучиться. Сельчане стоят, каждый возле своих ворот, многие выходят целыми семьями, их лица полны ожидания, заботы и тёплого света. Стадо появляется в начале улицы в облаках подсвеченной закатными лучами пыли. Животные тоже соскучились по своим хозяевам и тоже торопятся домой. Впереди бегут овцы, как существа совершенно бесхитростные, они не скрывают своих чувств. Коровы шествуют не торопясь, с грациозным достоинством, они знают, что их ждут и любят, и ничего страшного, если их подождут – будут любить ещё больше. Самыми последними идут телята. Они идут вразброд, отстают, теряются в примыкающих улицах, пытаются съесть деревца по обочинам, – но с них, как известно, спроса нет, у них ещё неустоявшееся «мировоззрение».
Животные разошлись по дворам, тени выросли ещё длинней. На улице остались одни мужчины, поскольку женщины ушли доить коров. Бату Сакаев сидел на брёвнах, что были сложены напротив его дома. Он тоже любил этот ежедневный спектакль и не спешил уйти, покинув тёплый воздух, пронизанный тенями, шорохами, закатным ветром.
Яхья Атнагулов был в тот вечер особенно недоволен. Что послужило тому причиной, никто не знает. Но это и не столь важно. Случилось следующее. Он подошёл прямо к Бату Сакаеву и посмотрел тому в лицо. В его взоре было столько ненависти, что самый сильный конь упал бы на колени, не в силах её нести.
– Почему тебе всё, а мне ничего? – спросил Яхья Атнагулов.
Бату Сакаев помолчал, а потом ответил:
– Не нам с тобой это решать.
И тогда Яхья Атнагулов плюнул ему под ноги. Это был очень дурной знак, когда тебе плюют на дорогу, и, быть может, это было даже оскорбительней удара по лицу. Бату тотчас вскочил и бросился на своего обидчика. Присутствующие при этом мужчины попытались его успокоить.
Бату пожелал, чтобы они разобрались, как подобает мужчинам. Все вокруг одобрительно закивали головами. Ничто не решит спор лучше, чем сабля.
Но один из мужчин вдруг сказал, что это будет нечестно: Бату Сакаев прекрасно владеет любым видом оружия, и потому Яхья Атнагулов заведомо обречён. Он сроду не держал в руках оружия. Единственное, чем он владеет – это ложками, ими он работает отменно, никакой пельмень не уйдёт из его тарелки. Так же, как Бату Сакаев может драться двумя саблями или стрелять с двух рук, так же виртуозно Яхья Атнагулов умеет есть двумя ложками. Но в данном случае это умение ему не пригодится. И потому всё это единоборство не имеет смысла.
Бату Сакаев вынужден был признать правоту этих слов и отошёл в сторону, стараясь успокоиться. Его противник же принял происшедшее как победу. Он дал волю своему презрению и опять твердил о великой несправедливости, которая разделяет людей на бедных и богатых.
– Чего же ты хочешь? – спросил у него кто-то из мужчин.
Яхья Атнагулов подумал и, не найдя ответа, опять плюнул в сторону Бату Сакаева. И тогда Бату совершил поступок, о котором в нашей деревне вспоминали ещё через несколько поколений.
Он посмотрел в глаза своему обидчику и предложил ему совершить обмен.
– Я отдаю тебе всё, что имею, – сказал Бату. – Я отдаю тебе моё настоящее и будущее. Единственное, что я не могу тебе отдать – это моё прошлое. Мы не можем поменяться прошлым так же, как снами. Всё остальное подлежит обмену.
Яхья Атнагулов согласился. Деревенские мужчины, ставшие свидетелями этого соглашения, рассказывали, что так всё и было. Затем позвали муллу, который прочитал молитву. Обмен состоялся.
Бату отправился в покосившуюся избу Яхьи Атнагулова, где его встретили всеобщее запустение, а также угрюмая, некрасивая женщина с претензией в глазах. В окне был виден огород, сплошь заросший лопухами и жёлтыми, как зависть, цветами одуванчика. А на полу всюду валялись куриные кости, их обглодали столь же мастерски, как время, которое съедает у человека мясо, оставляя лишь хрупкие кости да годы.
Яхья Атнагулов же вошёл в просторный дом Бату Сакаева, где в разных комнатах ждали своего хозяина три жены, а на столе чуть дымился и подрагивал пузатый самовар. Над столом плавал запах свежезаваренного чая, того самого, который помнил запахи предыдущих жизней. А в раскрытые настежь окна, взметнув лёгкие занавески, влетал ветер, внося запахи прошлого и снов – того, чем, как известно, нельзя поменяться.
Как вы уже, наверно, поняли, Яхья Атнагулов получил всё, что имел за душой Бату Сакаев, – три жены, недвижимость, скот, закупочные конторы, магазины в десятках городов и деревень, несколько сотен торговых служащих, а также само дело, которое к тому времени приносило баснословный доход. «Надо же, – говорили про новоявленного купца. – Сам шайтан взял его за руку и вывел из грязи в князи».
Однако, как говорится, у Всевышнего свои планы насчёт каждого из нас. Прошло ровно столько лет, сколько должно было пройти. Хозяйство, так неожиданно доставшееся Яхье Атнагулову, постепенно пришло в запустение. Изба покосилась. В огороде зацвели жёлтые, цвета зависти, одуванчики. Все три жены умерли одна за другой, с интервалом в год-полтора. Торговое дело стало убыточным и, в конце концов, полностью заглохло. Во взоре неудавшегося хозяина сквозила претензия, и объектом её становился каждый, кто попадал в поле его зрения.
Что же случилось с Бату Сакаевым, который, как говорили люди, в один миг потерял всё, что имел за душой? Страшная, неприглядная изба, в которую он вошёл хозяином, вскоре приобрела жилой облик. Всё преобразилось под его крепкой рукой, всё поменялось согласно его воле. Что же касается бывшей жены Яхьи Атнагулова, то люди вдруг поняли, что прежде ошибались, считая её злой и неприглядной. У ворот их встречала теперь женщина, лишь отдалённо напоминавшая прежнюю хозяйку. Многие обратили внимание, что глаза её, когда-то скрытые подозрительным прищуром, оказались фиалкового цвета, и вообще она просто душечка. Кстати, однажды Яхья Атнагулов пришёл и громко начал требовать назад свою жену. Но, во-первых, женщина сама не согласилась выйти, а во-вторых, перед воротами собрались сельчане, которые напомнили ему, что обмен обратной силы не имеет.
Вскоре на одной из соседних земель некий купец открыл фабрику по производству ичигов. Бату устроился туда подрабатывать в конторе. Всё на свете происходит, как должно произойти. В один прекрасный день Бату Сакаев стал одним из владельцев этого производства, которое благодаря его приходу стало втройне прибыльным. И, наконец, наступил тот час, когда он смог выкупить проданное за долги, загубленное дело по торговле чаем. Разумеется, он поставил дело на ноги, и чай начал поставляться столь же регулярно, как прежде.
«Всё подлежит обмену. Даже женщина. Но нельзя поменяться сутью, снами и прошлым». Так говорили в нашей деревне, обсуждая эту историю. Доставшаяся ему в результате обмена жена так и осталась с Бату. Доводить количество жён, как прежде, до трёх – Бату посчитал не обязательным, его устраивала одна, и с ней, как говорят, он не расставался до конца жизни.
Что же осталось Яхье Атнагулову? Жёлтые, как зависть, цветы одуванчиков в огороде, не сходящий с лица подозрительный прищур и твёрдая убеждённость, что его обманули.
Яхья Атнагулов исчез из жизни нашего героя так же незаметно, как исчезает икота. Вроде была, а теперь нету.
Думаю, что о Бату Сакаеве рассказано уже достаточно. И опять я вынужден признать, что ушёл далеко в сторону от основной линии повествования. Но таковы наши деревенские истории, они тянут рассказчика в свою сторону. Это всё равно, что заблудиться в Чёрном лесу, собирая землянику. Потянулся за одной ягодкой, глядишь, там под листочками видны ещё две. Подобрался к ним, сорвал, оглянулся, куда ни посмотри, мерцают, словно из темноты – множества и множества. И потому, признаюсь, я заблудился. Но, с другой стороны, я не давал обещания умолчать об этих историях. И почему, в конце концов, я должен оправдываться, что рассказал их?
Рассказчик, наконец, решил сделать передышку. Поезд подъезжал к какой-то крупной узловой станции, в вагонное окно влетел вокзальный гул, среди которого можно было выделить отдельные голоса и голос из репродуктора, объявляющий о прибытии. Я подумал, что эта станция может послужить узловой остановкой в повествовании, тем более что рассказчику надо отдохнуть. Потом, уже значительно позже этого путешествия, мне пришлось прослушивать кассету – именно здесь размеренную атмосферу повествования нарушили звуки окружающего мира, словно возвращая слушателя в реальность (так в радиопостановке завораживающий голос говорящего подхватывается заготовленной музыкальной фразой и голосом диктора).
