скачать книгу бесплатно
Муоца поднял окровавленный меч.
– Арс-вай!
– Арс-вай! – восторженным ревом отозвалось войско на победу своего предводителя.
Муоца вернулся к ликующим нахам, развернулся в сторону ощерившихся пиками шеренг врагов и поднял меч над головой.
– Арс-вай! Бейте врага, к,онахи! На колени его! Арс-тох!
Нахи начали древний боевой танец.
Каждая г,ера выстроилась в свой круг, и над затаившимся в ожидании кровавой бури полем прогремела разноголосая песнь во славу могущественного бога войны Арса. «Арс-вай! Арс-тох! Б,ав! Б,ав
!» – вырывался боевой клич из тысяч глоток. Грохот мечей, с неистовой силой бьющихся о щиты, стоял над полем брани. А молодые воины, выстроившиеся позади основных г,ер, во всю мощь били в яппары
, гром которых напоминал небесные раскаты.
Таинственный ритуал нахов, сопровождаемый выкриками тысяч молодых глоток, ввергал врага в ужас. Чужеземцам казалось, что этот едва известный им, и то только по рассказам старых воинов, народ просто жаждал их появления в своих пределах, что предстоящее сражение для них – самое желанное пиршество. Этим странным людям не терпелось поскорее начать необузданное веселье, насытить изголодавшееся чрево свое вражеской кровью. В души многих чужеземных воинов закралось в тот час сомнение в своей непобедимости. Вдобавок ко всему, беспрерывно нападавшие накануне немногочисленные г,еры нахов не дали им ни часу отдыха после изнурительного морского перехода. Каждая крона, каждый ствол вековых деревьев, каждая возвышенность и даже овраг изрыгали стрелы. Они летели отовсюду, пронзая воинов, пытавшихся даже в этой ситуации держать строй. Зловещий свист смертоносных стрел и свирепый гул бессчетного множества гортанных голосов, доносящихся, как им казалось, даже из-под земли, сопровождали их с того самого часа, как они ступили в эту ощетинившуюся против них страну. А ночью нахи с гиком и свистом врывались в их лагеря, наводя дикий ужас даже на бывалых воинов, многое повидавших на своем веку, и тут же, словно призраки, исчезали в темноте, успевая за эти недолгие мгновения отправить щедрые дары ненасытному Аиду, самому мрачному богу пришельцев.
Предельное напряжение, в котором они пребывали уже более двух суток, вконец измотало захватчиков. Эти известные всему миру искусные и отважные воины желали сегодня не победы и воинских почестей, не славы и богатых трофеев, даже не покорных рабов и услужливых наложниц. Нет. Каждый из них мечтал только об одном – дать отдых гудящему от усталости телу.
А боевой танец нахов разгорался все сильней. Не прекращая выкрикивать боевой клич, они поочередно выскакивали в круг, соревнуясь в ловкости и искусстве владения оружием. Ритмичные удары мечей о щиты, сопровождаемые подстроившимися под их такт яппарами, и неистовый бег по кругу доводили их до запредельного состояния, когда тело и душа сливаются в экстатическом исступлении. И тогда… тогда и боль – не боль, и кровь – не кровь, и смерть – не смерть. Все – благо! Все – жизнь! И жизнь – все!.. Враг рвется к твоим святыням, вознамерился осквернить твою землю, твой очаг. Это в его духе. А если этот враг все еще жив – это неестественное в самом сердце естества! Это оскорбление достоинства наха, его Отчизны, его верований! Это чья-то ошибка, исправить которую нахи просто обязаны! Такова воля Неба – приговор для одних и благословение для других!
…Над войском прогремел громоподобный рык Муоцы:
– Арс-вай! Арс-тох! К,онахи, накормите презренное воронье плотью такого же презренного чужеземца! Только победа! И да выживет только тот из врагов, кто рухнет на колени пред нашей истиной! Б,ав!
Войско нахов ринулось в атаку. Строго следуя плану своего предводителя, собранные в центре атаки шишалой острым клином врезались в ряды неприятеля. Звон металла, победные крики и стоны раненых слились в нарастающий гул, словно над полем боя настежь открылись двери огнедышащей преисподней.
Муоца понимал, что он объявлен военным бяччой не по причине какой-то его исключительности и не потому, что в стране нахов не нашлось отважного воина, более достойного этой чести. Наверное, у Совета Страны были на то свои причины. И главная из них могла заключаться в том, что Муоца не раз бывал в тех краях, откуда пришел завоеватель, и был не понаслышке знаком с его образом жизни. Но предводитель выстроившихся сегодня на поле брани нахов знал и другое – что он, Муоца, всего лишь один из многих соплеменников, способных возглавить войско в любом сражении и в любом походе. Его гибель никак не могла повлиять на исход битвы. Опытные г,еранчи уже не нуждались в чьих-либо советах, вся картина предстоящего боя от начала и до самого конца была не раз прокручена ими в своих головах, все действия были согласованы друг с другом. Не было никакого сомнения в том, что свою задачу каждый из них обязательно выполнит, чего бы это ни стоило. Каждый из них мог в любой момент заменить предводителя и довести сражение до победного конца. Именно поэтому Муоца не стал задерживаться на ближайшей возвышенности, где для него был разбит шатер. Он с самого начала боя бился в первых рядах, и это вдохновляло его воинов, придавало им дополнительные силы.
В разгар сражения Муоца и Азни оказались рядом. Легендарная воительница вместе со своими соратницами молнией носилась среди врагов, осыпая их разящими ударами. Взгляд бяччи, полный беспокойства за нежную Азни и восхищения доблестной зарговзой, на какое-то мгновение выхватил и навсегда отпечатал в памяти образ этой необычной девушки. О Небо, как же она была красива и сколько же в ней было отваги! Как же ей шло это изящное боевое одеяние, как же искусно двигался клинок в ее руках и как же ей была к лицу эта лихая дерзость! О женская красота, сколько же в тебе манящей, завлекающей силы!.. О Женщина, как ты прекрасна! И на людях, и у очага! И в девичьем убранстве, и с младенцем на руках! И в ярком свете дня, и в волнующем полумраке таинственного вечера! Как ты прекрасна всегда… даже с острым клинком в руке, вместо более естественного для нее нежного цветка!.. Скажите, друзья, как, ну как жить такому к,онаху, как Муоца, если рядом не будет такой спутницы, как Азни!? Скажите, как? И если ее нет, зачем тогда вообще жить?! И стоит ли называть жизнью ту тоскливую пустоту, в которую она превращается, если рядом с каждым из нас нет своей Азни!? Ну а Муоца? А Муоца обязательно завоюет сердце этой прелестной воительницы. И руки ее тоже добьется! Даже если для этого ему придется стереть в пыль самые высокие в мире горы и повернуть вспять самые быстрые в мире реки! Как же все это легко и просто, если вознаграждение за такой ничтожный подвиг – лучезарная Азни!
…Окружая рассеченное на две части войско противника, в бой вступила конница нахов. Их внезапное появление вызвало панику. Неуправляемое уже войско захватчиков в беспорядке металось из стороны в сторону, пытаясь найти брешь в сужающемся вокруг него смертоносном кольце…
К вечеру все было кончено.
Враг, возжелавший завоевать этот благодатный край и поработить живущий здесь с незапамятных времен вольный народ, в первом же сражении потерял большую часть своего войска. Многие его воины остались лежать на поле брани, другие оказались в плену и лишь незначительная часть сумела-таки добраться до своих кораблей и отчалить от этого проклятого для них берега…
Следующий после сражения день был тяжелым – нахи прощались с героями, сложившими свои головы в праведном бою. Но не было в этом священном ритуале ни заволакивающей глаза печали, ни рвущей сердце тоски. Только гордость! Гордость за соплеменников, имена которых жрецы высекут на камнях замысловатыми рисунками – чтобы ни время, ни бури не стерли из памяти потомков их героические деяния! Души этих счастливцев, на зависть тем, кого Небо не наградило вчера такой честью, уже восседали в кругу великих предков и с этого заслуженного пьедестала наблюдали за земной суетой сородичей. Они будут вечно наслаждаться благодатной милостью Селы в его щедрых и богатых садах, раскинувшихся в синих далях бездонного неба. А по ночам лунными тропами будут спускаться к своим очагам, чтобы оберегать их от чуждых ветров. И потомки знают, что души умерших должны слышать у родных очагов только благородные и праведные речи…
А потом наступило время праздновать победу. Нахи предались веселью. В благодарность за великую милость, проявленную к ним, дети Турпал Нохчо приносили жертвы Селе и Арсу. Было забито множество скота. В каждой крепости, в каждом селении устраивались обильные пиршества. Народ ел, пил, веселился… И боевыми танцами возносил славу богам – покровителям нахов…
Предводитель войска Муоца предстал перед Советом Страны.
– Враг разбит. Захвачено в плен более тысячи его воинов. Военная добыча доставляется на площадь Мехкан Пх,ёха
. Наши павшие воины с должными почестями погребены в родовых склепах рядом с останками предков. Слава им во все времена! Следуя обычаю, я слагаю с себя полномочия военного бяччи.
Немногословные, мудрые старцы склонили головы в знак признания заслуг Актин Муоцы и благодарности за слова его и дела…
– Актин Муоца, – торжественно произнес Ачакан Ташта от имени Совета Страны, – ты выполнил свой долг перед нашими богами, перед отчизной и нахами! Честь и суть звания Военного Бяччи Нахов ты сохранил незапятнанными.
…Через неделю после победы друзья ввели Азни в башню Муоцы. К,онах и красавица, воин и воительница – достойные потомки благородных предков – соединились в священном браке… Чтобы род Турпал Нохчо не прерывался! Чтобы не погас огонь в очаге! Чтобы жизнь продолжалась – наперекор всем войнам!
Девять месяцев спустя, день в день, появился на свет Болат – первенец счастливой четы. Обрадованный столь щедрым даром Небес, Муоца устроил состязания наездников и турнир для воинов. Он разослал гонцов с приглашением на праздник во все крепости и селения земли нахов. Победителей ожидали в качестве призов чистокровные скакуны, воинские доспехи тончайшей работы и оружие, изготовленное лучшими мастерами. Много славных удальцов показали народу свое воинское искусство, силу и ловкость. Старцы, восседавшие на почетных местах, с удовлетворением наблюдали за состязаниями, вполне довольные молодыми сородичами.
И только Ташта, старый Ташта, сиротливо сидел в стороне, изредка бросая отрешенный взгляд на веселящихся соплеменников. Он был погружен в глубокое раздумье. Счет его дням на этой земле подходил к концу, и старец это знал. Но нет… конечно же, нет! Не страшился Ташта смерти. И не бегал от нее никогда. Она столько раз вставала на его пути, пытаясь заслонить своим мерзким видом все то, что дорого и мило человеку. Она столько раз смотрела ему в глаза, стремясь наполнить его душу ужасом безысходности. Да и сама смерть, привыкшая мучить жертву, кидая ее из ледяного озноба в пылающий жар, каждый раз с наслаждением взирающая на агонию несчастного, переступающего последнюю черту между сияющей явью и бездной неизвестности, – эта самая смерть тоже знала, что Ташта не обращает никакого внимания на ее кривые гримасы и что этот человек всегда будет равнодушен к ней, в каком бы ужасающем обличье она не представала перед ним. Нет, не было под этим небом ничего, что смогло бы заставить дрогнуть отважное сердце, бьющееся в груди легендарного Ташты…
Старца, бесстрашным львом прошедшего по нелегким тропам жизни, терзало совсем другое.
Ташта движением посоха подозвал юнца, который оживленно обсуждал что-то со своими сверстниками, и послал его за Муоцой.
Хозяин торжества не заставил себя ждать и вскоре предстал перед старцем.
Ташта привстал, приветствуя молодого человека.
– У меня к тебе важный разговор, Муоца.
– Может, пройдем под навес, Ташта? Там прохладней и шума меньше. Да и обедать пора.
Старец покачал головой.
– Нет, Муоца, нам надо съездить в одно место… Не хотел я отрывать тебя от веселья с верными друзьями да дорогими гостями, ведь это твой праздник. Но… чувствую, время на исходе. Боюсь не успеть. Конец моих земных дней уже близок, поэтому давай-ка поторопимся. Нас с тобой ждет Туш-Лам. Ты, должно быть, слышал о священной пещере на склоне этой горы?
Молодой человек кивнул.
– Я должен поговорить с тобой о важном деле. Сделать это нужно в той самой пещере.
Муоца поднял на старца удивленные глаза.
– Туда же один день пути… Да еще все время в гору… Это и для молодых-то изнурительно, а вам, в ваши-то… – покачал он головой. – Вы выдержите?
– Выдержу, – улыбнулся Ташта.
Старец провел рукой по белоснежной бороде, встал во весь рост и с каким-то юношеским озорством попытался расправить согнутые долгими годами плечи. Впрочем, получилось это у него довольно неуклюже, что вызвало добрую улыбку на лице молодого человека.
Ташта сел и тяжело выдохнул:
– Да-а, силы уже не те. Но ты не беспокойся за меня… Не так уж и плохи дела у старого Ташты! Вели подготовить нам двух коней, да самых резвых.
Кавказ…
Кавказ, ярко наряженный, словно невеста на свадьбу, но своенравный и дикий, как необъезженный конь, во всей своей красе раскинулся у подножия Туш-Лама. Обогретая летним солнцем нежная зелень медленно покачивалась на легком ветерке. Вековые дубы и буки… кокетливые и стройные, словно юные девы, белоствольные тополя… дикие груши, плодами своими заменявшие нахам хлеб в неурожайный год… красная ольха и мягкая липа… Выросшие в дикой свободе огромные деревья с переплетенными мохнатыми кронами, связанные паутиной лиан… Одно тело, единая судьба… В этом общем для всего живого доме жили и благоденствовали разнообразные звери, которые в других краях встречались только самым удачливым охотникам; здесь водились птицы, от вполне обычных до самых редких и таинственных, которым, казалось, место не в реальном мире, а только в волшебных сказках. Крик… свист… уханье да перепевы…шелест-шорох-треск… Нереальная реальность. Сон наяву… Возродившаяся легенда. Оживший миф… Девственные леса Кавказа, полные неизведанных тайн и сулящие неожиданные встречи – как радостные, так и горькие…
В густых лесных чащах и сырых ущельях не раз пересекались пути беспечного человека и ужасного алмаста
. Немало было среди нахов опытных охотников, хитростью или в открытом бою бравших верх над этим огромным чудищем. Но много было и тех, кто оставался лежать бездыханным после встречи с кровожадным гигантом. Тяжелая рука алмаста, его острые зубы и каменная грудь не оставляли обычному человеку никаких шансов на благополучное возвращение под своды своей башни. На победу же в схватке с этой живой скалой мог рассчитывать только богатырь, обладающий хитростью и недюжинной силой… А когда алмасты выходили на опушку подступающего к селению леса и, рассевшись в круг, заводили свои заунывные причитания, предвещающие близкую беду кому-нибудь из аульчан, башни и сакли горцев наполнялись печалью. «О несчастный х,анех, сын минеха из рода синеха
, вот и к тебе постучалось горе. Вот и для тебя настал час прощания с этим прекрасным миром… И не стар совсем, и жизнью не насытился… И сыновей не женил, и дочерей не проводил… Не суждено тебе было видеть, как взрослеют твои чада… – рыдали алмасты, вновь и вновь повторяя свои зловещие пророчества, словно боясь, что их скорбная весть не дойдет до слуха обреченного. – О несчастные, беззащитные дети, как же вам теперь жить без заботливого кормильца, без его защиты?! Кто вас теперь призреет?! Зашатались стены вашей башни, обвалилась крыша вашей сакли… О Сегалла, разве заслужила ты вдовий наряд в твои цветущие годы?! Не услышать тебе больше теплого слова от любимого, не почувствовать на себе его ласковый взгляд. Ты – прекрасная Сегалла, верная жена и любящая мать – разве заслужила ты такую несправедливость всесильного Неба?! Разве заслужила печальную долю вдовы, которую до конца дней будут сопровождать только жалостливые взгляды?! О горе, о несчастье!..» Услышав из уст алмастов свое имя, человек в тот же день начинал готовиться предстать перед Селой. Отдавал последние распоряжения домочадцам, просил прощения у членов семьи, близких и знакомых, у всех, кого словом или делом, вольно или невольно мог обидеть… И через несколько дней бренное тело его занимало свое место рядом с иссохшими останками предков в печальном пристанище – родовом склепе…
А как же много было… Эх! Как же много было тех, кто раз и навсегда потерял голову от взгляда рыжеволосой лесной красавицы! Кто бродил по лесным чащам, лишенный рассудка муками души, не в силах забыть ее сияющий лик, ее манящий стан и умопомрачительные формы. Страстно мечтая еще раз, еще один единственный раз, увидеть девушку; еще раз бросить всего себя под обжигающий взгляд этих огромных похотливых глаз; еще раз нырнуть в глубокий, дурманящий поток между жизнью и смертью; и напоследок… последний раз в жизни… содрогнуться всем телом и испустить из этого тела дух, так и не найдя в себе сил высвободиться… Нет! Не то!.. не желая высвободиться из обволакивающей власти столь сладостного наслаждения!? А сколько было тех, кто блуждал от горы к горе, от чащи к чаще, словно учуявшие по весне самку майские жуки, опьяненные терпким запахом роскошной косы лесной девы
, обреченные вечно скитаться, не находя удовлетворения ни в чем другом!? И не было, друзья мои, не было человека, сумевшего излечиться от этого тяжкого недуга.
Сочная трава на редких просеках, напоенная досыта обильными дождями, согретая щедрым солнцем, обласканная теплым прозрачным воздухом, всегда была для уставшего охотника приятнее и мягче шкуры медведя, расстеленной у домашнего очага. Нежные к мирному гостю, словно материнская рука, и безжалостные к злодею, как месть кровника, древние кавказские леса во все времена оставались для нахов надежным пристанищем, а для врагов – неприступной крепостью. И потому дети Турпал Нохчо оберегали их, как родовой очаг, который должен гореть вечно…
Путники остановились у подножия священной горы. Молодой человек расседлал коней, стреножил их и отпустил на небольшую поляну с густой травой. Ташта жестом пригласил спутника следовать за ним и с непонятно откуда взявшейся суетливостью пошел вперед. Закинув за плечо переметную суму с вяленым мясом, сыром и ячменным хлебом, этими нехитрыми дорожными яствами горца, Муоца последовал за старцем.
Самый искусный следопыт не нашел бы в этом диком уголке нахских гор ни единого признака пребывания человека. Лес, не знавший топора, травы, не видавшие косы, валуны, не испытавшие силу молота, – все первозданно и естественно, чисто и безмятежно. Муоца был обучен знаменитыми охотниками и жрецами читать лес так же хорошо, как и лица людей. Но, как ни силился, он не смог зацепиться глазом за какую-нибудь примету, которая указывала бы направление, по которому следовало идти, будь то выступающий из-под земли камень, необычное дерево или же что-то рукотворное. Муоца никак не мог понять, как старец, который шел вперед довольно скорым для своих лет шагом, ориентируется в этом однообразном покое буйной растительности. Молодому человеку было хорошо известно – даже такой заслуженный к,онах, как Ташта, был редким гостем на этой горе. Ступать на Туш-Лам и беспокоить души покоящихся в ней предводителей нахов старейшинами народа дозволялось лишь в крайнем случае – если на страну надвигалось бедствие, подобное недавнему нашествию чужеземцев или же назревал раскол среди самих нахов и возникала необходимость посоветоваться с испытанной веками мудростью предков, сверить свои дела и помыслы с их нетленными заветами. Нет, Ташта определял маршрут не по каким-то внешним приметам – их просто не было. Его вело что-то другое… Муоца определил эту неведомую силу как таинственное, не всякому знакомое внутреннее чутье, связывающее благородную сущность старца с духом Туш-Лама…
Вскоре дошли до самой пещеры. Муоце понадобилось некоторое время, чтобы освободить вход от кустарника и огромных листьев папоротника. После долгих молитв Ташты, оба вошли внутрь.
Пещера была широкой, с высокими сводами. На одной ее стене висело разнообразное оружие, на противоположной – старинные боевые доспехи к,онахов и мехкарий. Хотя света поступало мало, в пещере было достаточно светло. Тяжело покачивающаяся сырая паутина и свисающие со свода пещеры летучие мыши свидетельствовали о том, что здесь давно уже никто не бывал. В глубине пещеры Муоца заметил плотно закрытую медную дверь. Ни ручки, ни какого-либо замка на двери не было.
Молодой человек, впервые попавший в святая святых нахов, в их духовную кладовую, чувствовал, что сегодня для него откроется какая-то великая тайна. Может даже быть, наступает самое главное событие в его судьбе, которое обнажит перед ним суть всех символов, окружающих жизнь наха от рождения и до самой смерти, вооружит его ум ключами от смыслов… и он, наконец, сможет понять замысел небес, предопределивших каждому человеку время и место его земной жизни; поймет свое предназначение – главный вопрос всех мыслящих людей во все времена! И как ни хотелось Муоце поскорее услышать откровения старца, все же он сознавал, что не должен торопить его своими вопросами. Все, что нужно, Ташта расскажет и без его расспросов. Разве не для этого он привел его на эту священную гору?
Муоца вышел из пещеры и вскоре вернулся с большой охапкой листьев лопуха. Тщательно протерев пыль с большого камня, напоминавшего скорее трон презревшего роскошь и уют сурового властителя, нежели место для отдыха, он застелил его лопухом и пригласил старца присесть.
– Отдохните, Ташта. Вы, должно быть, утомились. Мы с вами проделали нелегкий путь.
Старец тяжело присел.
– Оказывается, Муоца, когда наступает время покидать этот мир, душа и память человека обретают божественную прозорливость, и перед ним вырисовываются ясные картины того, что было сокрыто до сего часа. Сознание разрывает оковы времени и вырывается на волю из кокона земной ограниченности. Покоящееся под пылью столетий прошлое и двоящееся в глазах далекое будущее в одно мгновенье превращаются в непреклонное настоящее. Много светлого, доброго и поистине праведного предстает взору. И радость, и смех, и любовь. Но эта сияющая картина очень скоро тускнеет, так и не успев насытить взор, ибо в тот же час рядом выстраивается бесконечная вереница бед и несчастий. Горе… слезы… ненависть… И сердце наполняется неизбывной печалью… Зло… Как же, Муоца, как же оно разгуляется по земле нахов, сколько мук и страданий принесет оно нашему народу! Без мудрой отеческой опеки старцев, без верных друзей, готовых разделить тяжкую долю, без надежных товарищей, которые стали бы рядом… В полном одиночестве придется нашим потомкам противостоять наступающей на них огромной несправедливости, бескрайнего моря жестокости и лжи, которое накроет все вокруг и всей своей богопротивной массой накатит на нашу землю. Со всех сторон ринутся на Кавказ враги, пытаясь свести со света семя Турпал Нохчо. К,онахи будут удивляться этому напору, не понимая, что же они сотворили такого страшного и непростительного, что весь этот мир с такой ненавистью набросился на них. И мудрые старцы будут ломать голову, не находя ответ на этот вопрос. Но как же много пройдет времени, Муоца, сколько же прольется крови и сколь великое множество благородных сердец разорвется от горя, пока они найдут тот единственно верный путь, который ведет к спасению…
Ташта был не из тех, кто позволял своему языку вести пустые разговоры. Всегда и везде – и на людной площади, и в кругу родных – из его уст исходила только мудрость. Поэтому Муоца затих, внимательно слушая своего наставника, стараясь запечатлеть в памяти каждое его слово.
Старец долго молчал, закрыв глаза и погрузившись в свои мысли. Боясь помешать ему, Муоца почти перестал дышать.
– Сегодня, Муоца, нахи живут вполне вольготно. Не о высоте и мощи наших башен говорю, не об изобилии у очага и в хлевах. Достаток во все времена зависел только от самого человека, его упорства и трудолюбия… Не о том речь. Я о другом. Народ почитает и соблюдает древние законы, в обществе есть согласие и взаимоуважение. Наши юноши и девушки как зеницу ока берегут священные традиции нахов. Нет мужчины, который купил бы себе долгую жизнь, заплатив за нее своей честью. Каждый заботится о своем и не зарится на чужое, общественное для всех свято. Мы твердо знаем, что человек, который приходит к нам облаченным в боевые доспехи и с закрытым лицом, никогда не может считаться желанным и почитаемым гостем, какими бы сладкими ни были его речи. Есть у нас для таких и слово, и меч. Пока в стране нахов женщины рожают сыновей, почитающих Отчизну, как родителя своего, и в любой момент готовых во имя нее сложить свои головы, мы – свободные люди и великий народ. Нет на земле силы, способной поставить такой народ на колени!
Ташта посмотрел на притихшего Муоцу.
– Но так будет не всегда, Муоца. Нет, не всегда так будет. Скоро, очень скоро время начнет свою зловещую игру. Добро и зло, правда и ложь перемешаются, переплетутся в запутанный клубок. Невозможно будет отделить светлое от темного, чистое от смрадного. Народы, не сумевшие сохранить кровь свою в чистоте, нарушившие запреты мудрых предков, накличут на себя великие бедствия. Вся земля на несколько столетий превратится в одно сплошное поле битвы. Малые народы растворятся в больших, большие же народы будут без конца воевать друг с другом. Древние законы, испытанные временем обычаи и устоявшиеся в сознании людей традиции объявят устаревшими и изжившими свой век, их будут подменять новыми законами и правилами, сочиненными властолюбцами в угоду самим себе. В душах людей возобладает все низменное и рабское, благородство же, верность и честь будут изгнаны и осмеяны. Человека будут заставлять почитать как Бога такого же, как он, человека, воспротивившегося этому отправят на плаху, и топор палача опустится на его шею, отсекая от тела мятежную голову… Страшные грядут времена… страшные времена…
Старец снова затих. Слабый ветерок, проникавший в пещеру, слегка шевелил его бороду. Лицо, изборожденное вдоль и поперек проржавевшим плугом неумолимого времени, с каким-то обреченным, но стоическим достоинством повернулось навстречу дуновению. Глаза, потускневшие от печали и старческой немощи, придавленные их тяжелой и непреклонной печатью, медленно прошлись по висящим на стене доспехам и оружию. Казалось, этот металл, когда-то обнимавший тела к,онахов и мехкарий, познавший силу их рук и отвагу их сердец, что-то рассказывал старцу. И не было сомнения в том, что тот прекрасно понимал этот немой язык.
«Да, да, – кивал головой Ташта. – Говорить должен тот, кому есть что сказать… Помню, все помню… Не пропадет, ничего не пропадет зря. Ничего не забудется… И пусть для каждого наступает час, когда к жизни земной приходится повернуться спиной, легкие перестают вдыхать живительный воздух и тело просится в свое первозданное естество. Пусть! Смерть не в силах перечеркнуть все. Смерть – еще не конец!»…
Взгляд Ташты остановился на старинных письменах, выведенных на стенах пещеры. Его глаза, еще мгновение назад напоминавшие пасмурное осеннее небо, стали медленно проясняться, густые брови грозно насупились, иссохшая, но все еще достаточно крепкая рука сжала рукоятку короткого меча.
– Слушай меня, сын благородного Акты, внимательно слушай! Помни эту пещеру, бывай здесь… хотя бы раз в году. Это сердце земли твоих отцов, негаснущий очаг души твоего народа! Дорога любого к,онаха, через какие бы далекие земли и страны она не пролегала, непременно должна приводить его к Туш-Ламу. Нет и не может быть для истинного сына славного племени нахов пути мимо этой священной горы! Не может! Иначе – все! Иначе – конец всякому порядку! Иначе все напрасно – и слова, и дела! Иначе – рухнет мир… Когда наступят времена великих потрясений и огромные волны ужасных бедствий станут одна за другой накатывать на землю нахов; когда враг, не сумевший извести наше племя, станет разрушать его духовные крепости, наполняя души и сознание потомков наших ложью и скверной – зашатаются основы жизни. Война, которая будет длиться долгие века, лишит их возможности хоть на короткое время отложить оружие и заняться созидательным трудом. Племя нахов будет сокращаться, вместо того чтобы расти и процветать; города, крепости и селения превратятся в руины… Великое зло… страшным мором пронесется оно по этой земле. Города уменьшатся до башен, селения превратятся в хутора; погаснут тысячи очагов, и сотня сожмется до десяти; цветущие сады зарастут бесплодным кустарником, в заброшенных хлевах поселятся дикие звери… И племя нахов дойдет до крайней черты, за которой только пустота и тлен…Но нет! Небо никогда не сольется с землей, реки никогда не потекут вспять и семя Турпал Нохчо тоже не переведется на этом свете! Оно будет жить! Вопреки всему!.. Когда враг загонит его в тесный угол, когда старинные обычаи и законы станут отступать под натиском ложных новшеств, когда начнут одна за другой рушиться духовные крепости, немногие оставшиеся в живых к,онахи с последней надеждой обратят свой взор в сторону Туш-Лама. Эти славные юноши и девушки, благородные потомки великих предков, ступят на дорогу, ведущую к пещере, в которой мы с тобой находимся. Здесь они найдут ту опору, которую все эти годы искали, здесь обретут ту силу, с помощью которой остановят разгулявшееся воинство зла…
Ачакан Ташта встал, выпрямил сгорбившуюся спину и расправил сутулые плечи.
– Тептар! Священный Тептар Нахов! Именно в этой пещере хранили во все времена наши славные предки Тептар. Он и сейчас здесь. Наступит час и предводители нахов снова соберутся на Поляне Тептара, сядут в круг и будут держать совет, как это не раз бывало на протяжении веков и тысячелетий… Судьба своенравна, Муоца, таинственны и непредсказуемы ее пути. Никого она не одаривает непреходящим счастьем и никого не наказывает вечным горем – ни отдельного человека, ни целые народы. Всякое хорошее обязательно когда-нибудь кончается, есть свои пределы и у плохого. Когда время, сплетая в бесконечную веревку года и столетия, накручивает отведенные ему земные круги, все приходит в расстройство – и природа, и мысли человека. Уставший бык начинает мотать головой, сотрясая тяжелую ношу, волей Селы водруженную на его рога, будто пытаясь скинуть ее в бездонную черную пустоту. Моря начинают разливаться, горы извергаются пламенем. Навлекшие на себя гнев Небес города и селения уходят под землю. Один за другим начинают рушиться казавшиеся незыблемыми крепости на земле и в сердцах людей. Обычаи, чистые и благородные, как намытое в горной реке золото, начинают покрываться скверной сомнений и разочарований. Человек, вышедший за рамки древних канонов, становится жалким и презренным, как трус, упавший на колени перед врагом. Проходят дни, месяцы, годы, пока взбесившаяся жизнь не возвращается в свое обычное русло. Одни народы исчезают навсегда, другие, обессилевшие и обескровленные, превращаются в рабов. Разбойничьи шайки, отбившиеся от тех и других, объединяются и объявляют себя новым народом. Возникшие таким образом народы со временем приносят неисчислимые бедствия всему человечеству. Но недолгим бывает и их век. Не спасают их ни огромное войско, ни тучные земли, захваченные у других народов. Любое дело, начатое со злым умыслом, непременно и завершиться должно злом, а порядок, не основанный на благородстве, не есть порядок. Народ, у которого нет дня вчерашнего, не может рассчитывать на день завтрашний, ибо не может быть дерева без корней. Тишина не рождает эхо… Такое не раз происходило на этой земле до нас, Муоца, такое будет происходить и после нас… Чтобы семейство Турпал Нохчо смогло сохранить себя в День Определения, когда начнут отделять правду от лжи и добро от зла; чтобы сберечь устремленную в небо древнюю башню, возведенную всем народом, вокруг которой смогли бы вновь собраться нахи, рассеянные по лику земному; чтобы предводители нахов провожали год уходящий и встречали год наступающий вокруг Котла Согласия; чтобы потомки наши не отрывались от своих корней, у нас должна быть общая для всех духовная святыня. И тысячелетия назад, и на тысячелетия вперед эта святыня была, есть и будет только одна – Туш-Лам. В этой самой пещере, в которой мы с тобой сейчас находимся, и в лоне этой горы спрятали в стародавние времена предводители нашего племени Тептар Нахов. Наступит время, когда эти письмена раскроют, чтобы довести до всех людей на этой земле их истины. А до тех пор долг настоящих к,онахов – беречь тайну горы и пещеры. А к,онах, посвященный в эту тайну, непременно должен избрать последним своим приютом старинный склеп на склоне Туш-Лама. Такова воля предков. И потому, Муоца, когда и для тебя настанет тот час, который сегодня наступил для меня, ты должен быть уверен в человеке, который проводит тебя в склеп избранных…
Когда Звезда Двух Жизней Воина
тридцать три раза пронесется по небесному своду, народы снова сойдутся в жестокой схватке. Истерзанную, измученную землю снова зальют человеческой кровью. Застонет от боли и страданий и земля нахов. Обрушившиеся на их Отчизну бедствия и собственное бессилие доведут до полного отчаяния к,онахов и мехкарий. Наступит День Определения… Вооруженный знаниями своего времени и обогащенный мудростью прошлых поколений, повидавший мир и не оторванный от своей земли, прекрасно разбирающийся в хитростях и коварстве врага, изучивший его законы и повадки сын племени нахов взойдет на священную гору. Он откроет эту медную дверь и чистым, понятным языком провозгласит потомкам Турпал Нохчо истинное Слово предков, их мудрые Заветы. Изведенные тяжелыми думами к,онахи примут Тептар как великий дар. Изможденные тела наполнятся силой, скорбные лица прояснятся! Народ, снова познавший свою истинную суть, возродится! Башни снова станут городами, хутора превратятся в большие селения; зажгутся тысячи новых очагов, и сотня снова станет сотней; сады опять зацветут, в хлевах будет плодиться скот…
Наблюдавший за Таштой Муоца видел, что тот мысленно переживал все то, о чем рассказывал. Внутреннее напряжение отчетливо читалось на его морщинистом лице. Казалось, тяжелые годы жизни и мрачные картины будущего навалились на него с новой силой, как бы пытаясь прогнуть это состарившееся тело и могучий дух.
Старец снова сел.
– До того, как покинуть мир живых, я должен был показать тебе эту пещеру и рассказать о ее тайне, – продолжил он после недолгого молчания. – Таково было решение Совета Страны. Но не думай, что ты получил от нас какой-то дар. Нет, сын Акты, это не дар. Это тяжкий груз, который тебе на протяжении всей жизни предстоит нести на своих плечах. Это твой долг, Муоца. Долг перед народом и предками. Священный долг перед прошлым и будущим! Оберегать пещеру и путь к ней отныне предстоит тебе. Об этом месте не должен знать ни враг, ни даже друг. Перед тем, как ты пойдешь той дорогой, по которой пойду сегодня я, выбери самого достойного, лучшего из лучших среди сынов нахов и приведи его сюда, как сделал это я. В свое время тот приведет следующего… – Ташта резво вскочил. – А теперь идем! Я выполнил свой долг. Проводи меня к Селе. Мое старое тело должно упокоиться в склепе Туш-Лама…
Переложив на Муоцу ответственность за пещеру и ее тайну, Ташта облегченно вздохнул, словно с плеч его свалилась тяжелая ноша. Он вышел из пещеры, сопровождаемый своим спутником, но дальше уже пошел не по той тропинке, по которой они шли сюда, а повернул на восток. Обогнув скалу, нависающую над входом в пещеру, Ташта начал спускаться по склону, покрытому огромными дубами в два, а то и в три обхвата. Листва на их густых кронах наполняла весь склон удивительно мягким, но вместе с тем до боли в сердце тоскливым шелестом. Притихли и обитатели леса, словно почувствовали торжественность происходящего на их глазах действа. Казалось, они в скорбной печали провожали старца, идущего держать ответ за свои земные дела перед главным Судьей. Только редкая птица лениво взмахивала крылом и тут же стыдливо затихала. Откуда-то со стороны доносился шум падающей на камень воды. Ташта сбавил шаг, прислушался и, еле заметно улыбнувшись, повернул на этот шум. С каждым шагом поступь его становилась тверже. Голова старца была гордо поднята, а широко открытые глаза уверенно смотрели вперед. Человеку, увидевшему старца в этот момент, и в голову не пришло бы, что тот идет к самому печальному из всех пристанищ, чтобы остаться там навсегда. Ачакан Ташта шел вперед с нетерпением юноши, боящегося опоздать на свидание с любимой, будто его и в самом деле впереди ждала какая-то радостная встреча, о которой он давно мечтал…
Ташта остановился перед устремленной вертикально вверх, словно стена боевой башни, гранитной скалой. Шедший следом Муоца не сразу увидел вход в пещеру, который был скрыт нависающими ветвями деревьев и густой растительностью. Молодой человек понял, что это за пещера. Он вдруг осознал, что увиденное и услышанное сегодня приговорило его быть погребенным не в родовом склепе, о чем мечтает каждый мужчина в этих горах, а именно здесь, в этой таинственной горе… И никто из его родных никогда не поклонится его останкам…
– Я останусь здесь, Муоца, а ты уходи. Перед тем, как вернуться к себе домой, предстань перед Советом Страны. Они расскажут тебе еще много того, что ты как хранитель тайны должен знать… У нас принято, чтобы тот, кто спускается в темноту, оставлял назидательное слово тому, кто остается под солнцем. Мое завещание будет коротким, – голос старца окреп и напоминал сейчас рычащий звон булата. – Народ, покинувший землю предков, перестает быть народом. Он не возродится до скончания света. И край нахов – всего лишь обычная земля, если сами нахи не живут в нем. Я завещаю к,онахам беречь и землю, и народ. Мечом и словом, духом и мыслью… Кто предпочел чужие обычаи и нравы своим, уже наполовину предал. Такой не должен обладать ни правом слова, ни правом руки. Да не изберут предводителем даже над тремя нахами того, чей корень не питался из недр этой земли, и да не достанется право возглавить народ тому, кто желает и добивается этого. Да не вырастут ни в одной нахской семье сыны, которые отделяют свое счастье от счастья народа. И да не осквернят никогда эту священную землю потом несчастного раба… Да останется земля нахов и впредь щедрой на доблестных мужчин и благородных женщин!
Положив свою руку, достойно послужившую Отечеству, на рукоятку меча, расправив плечи, с горделивым взором состарившегося орла, камнем падающего с небесной выси вниз, чтобы разбить о скалы свое уже бессильное тело, не желая влачить жалкое существование презренного падальшика, Ташта твердым шагом вошел в пещеру – последнее свое пристанище…
Муоца долго стоял, не сходя с того самого места, где с ним попрощался легендарный Ташта. Увиденное и услышанное не породило в его голове печальных мыслей. И на похоронах Ташты он себя тоже не чувствовал. Все его сознание, сердце и душа полнились гордостью за свой народ и к,онахов, которых он рождал. И в последний день своей земной жизни Ташта показал пример крепости духа и преданности двум великим святыням – народу своему и Отчизне! Муоца уже знал, что он не зря жил на этом свете, ибо имел честь лицезреть и слушать таких к,онахов, как Ачакан Ташта…
………………………………………….
Настало время, когда и Муоцу избрали членом Совета Страны… Пришел и он к пещере Туш-Лама, ведя за собой возмужавшего Болата. Срезая кусты и ломая стебли папоротника, освободили вход в пещеру. Как когда-то Ачакан Ташта, Муоца поведал и показал все, что должен был поведать и показать, завещая хранить и беречь тайну Туш-Лама следующему за ним посвященному. Потом обогнул скалу, спустился по склону, покрытому дубовой рощей, и стал перед гранитной стеной. Бросил последний взгляд на белый свет…
Вернулся и Муоцин Болат, проводив своего отца, Актин Муоцу, в склеп к,онахов…
…………………………………………………..
Снова я увидел своих пращуров уже через несколько столетий…
Мир оставался все таким же – жестоким и коварным… бессмысленно жестоким и коварным! Человек продолжал враждовать с человеком… будто главный смысл его пребывания на земле заключался только в том, чтобы убить или быть убитым… будто и замысел Создателя, заселившего эту землю бессчетным многообразием жизни, сводился лишь к одному – торжеству зла над добром, лжи над истиной и жестокости над милосердием…
Равнодушное и неумолимое время неслось по очередному кругу…
…Далеко на западе, вокруг города, заложенного вскормленными волчицей братьями, возникло огромное и сильное государство. Оттуда приходили вести, которые восхищали и вместе с тем удивляли нахов. О богатстве и могуществе этой страны, красоте его городов и воинском мастерстве полководцев ходили легенды. Нахи, сами великолепные воины и не менее искусные строители, воздвигавшие башни и крепости на неприступных вершинах гор, умели ценить и уважать доблесть и трудолюбие, в ком бы они ни проявлялись. И каждый раз при упоминании народа Рима они не скупились на самые возвышенные эпитеты. Наряду с этим там творились и мерзкие вещи. Настолько уродливые, что к,онахи, несмотря на все свое богатое воображение, не могли даже представить их себе. Еще более удивительным было то, что такие постыдные дела не считались недостойными. И уж вовсе поражало, что эти гадости стали обычным делом не только среди рабов, но и в обществе якобы благородных людей. К,онахам, привыкшим ценить честь человека (и женщины, и мужчины) выше всяких святынь, было трудно поверить, что такие нравы никем не осуждались и даже стали нормой жизни. Однако, судя по всему, о далекой стране говорили правду – не могли же все купцы, посещавшие города Кавказа, сговориться между собой и просто из праздности обманывать нахов, оказывавших им гостеприимство и обеспечивавших на своих землях безопасность их караванам.
По весне очередной восточный караван пересек Каспийское море и высадился на землю нахов. В пограничном тупе
хозяева каравана сообщили, что они намерены добраться до Рима, чтобы продать там дорогие ткани и приправы, которые везут из далеких восточных земель. Узнав об этом, двое молодых людей, уже больше месяца дожидавшиеся каравана именно в Рим, примкнули к купцам, намереваясь дойти с ними до столицы империи и своими глазами увидеть чудеса, которые ему приписывали. Караванщики с радостью приняли молодых людей. Путь был неблизкий и довольно опасный, а двое молодых, крепких и, по всей видимости, искусных в ратных делах защитников, вдобавок к тем воинам, которые сопровождали караван, им никак не помешали бы. В мужестве же этих людей сомневаться не приходилось. Блеск в глазах и суровые, несмотря на молодость, черты говорили о многом, особенно караванщикам, чей промысел обязывал обладать умением разбираться в людях с первого взгляда. На караванном пути не раз случались схватки с шайками разбойников, подстерегавших добычу в самых неожиданных местах. Хотя правители земель и брали с караванов дань за безопасность на своей территории, в нужный момент эти защитники редко оказывались рядом. Поэтому дорогие товары караванщиков, да и жизни их тоже, оставались под защитой одних только небольших отрядов, нанятых перед выходом в далекий путь. Прекрасно зная об этой опасности, никто из купцов не был против того, чтобы их охрана усилилась еще двумя воинами. А если к тому же они из нахов, тем более. О доблести свободных горцев им не раз доводилось слышать не только от их друзей, но и от врагов.
– Что за дела ведут вас в далекий Рим? – спросил на чистом нахском наречии один из караванщиков, довольно моложавого вида старик лет шестидесяти, пристраиваясь к молодым людям, которые ехали немного в стороне. Судя по всему, этот человек был в караване за главного. Смуглая кожа лица, совершенно лысая голова с редкими волосинками на темени, огромный красный нос, блестящий от выступающего из всех пор жира, и редкая, но длинная белая борода… Нет, нельзя было назвать его симпатичным человеком, не согрешив при этом против истины. – Там человек очень легко может потеряться. Правда, есть в этой стране и красивые города, и увеселительных мест тоже предостаточно, но зла и жестокости еще больше. Ваш свободный Кавказ не та страна, которую можно променять на порочный Рим.
– А мы никогда и не считали, что Рим, со всеми его красотами и величием, лучше Кавказа, и ни за что не променяем родную землю ни на какую другую, – ответил один из молодых людей, тот, что сидел на сером коне. Хотя он и казался немного старше своего спутника, но ехал по левую руку от него. Купец, прекрасно знакомый с обычаями нахов, тут же определил, что ему ответил младший из двоих. – Мы не собираемся задерживаться надолго в Риме, не намерены мы и поселиться там. Ни там, ни где-либо еще. Мы покидаем эти горы ненадолго. Ровно настолько, чтобы повидать мир, узнать новые народы, ну и себя немного испытать. И не намерены вернуться до тех пор, пока у нас не будет что рассказать тем самодовольным юнцам, которые думают, будто дальше гор, которые они видят с крыш своих башен, и земли-то никакой нет.
– Ну что ж, неплохое желание, совсем неплохое. Желаю удачи. Если вам удастся вернуться живыми и здоровыми, можете не сомневаться, вам будет что рассказать не только юношам, но и бывалым старикам тоже. Этот мир огромен, немало в нем удивительных вещей. Много чудес римляне собрали у себя. Меня зовут Самайл. Долгие караванные пути не первый раз ведут меня в Рим. Мне хорошо известны нравы римлян и их законы. Когда мы доберемся туда, я покажу вам много интересных мест, познакомлю с известными и влиятельными людьми. Для тех, у кого там нет друзей или знакомых, Рим довольно опасный город.
– Спасибо тебе, старик. Я Астамаран Бага, а это – мой двоюродный брат Оздамаран Буга. Мы рады, что нашим попутчиком оказался человек, который знает Рим. Для таких неопытных людей, как мы, это большая удача. С удовольствием проделаем этот путь в вашем обществе. И советы ваши примем с большой благодарностью.
Караван медленно поднялся на хребет. Самайл придержал коня, глубоко вдохнул удивительно ароматный воздух и окинул взглядом открывшийся с высоты хребта простор.
– Кажется мне, молодые люди, что природа, наряжавшая землю, дошла до вашего Кавказа в момент наивысшего вдохновения. Она вволю порезвилась в этих краях. Чудесные места, просто чудесные! И люди все благородные, красивые и стройные, как и сам этот край. Обильный край, словно улей на опушке липовой рощи. Леса, полные дичи, кишащие рыбой реки, сочные пастбища. Человеку, желающему наслаждаться настоящей жизнью, следует жить только здесь. Но… людям, владеющим этими землями, надо все время быть начеку, оберегая их от чужих глаз и рук, как молодую жену старого мужа! Ну да нахам ли с этим не справиться?! Расскажите, молодцы, что нового в ваших краях, на таинственной земле нахов? Много ли произошло изменений с тех пор, как я проезжал здесь в последний раз? Кажется, это было лет десять назад… Да, десять лет… Как время-то летит!..
