скачать книгу бесплатно
От такого голоса сразу хочется шастать в другом месте.
– Так следов не было! – оправдывался медведь. – Это не дань! Дань вам уже платили! Я ее давеча из леса выкатил, обратно! Привязали бедную на опушке. Буранушка ее спас!
– Это та, которую ты выкатил в деревню и не порычал? Да? – едко заметила волчица, отряхивая с себя снег. – И которая всю ночь до утра в сугробе возле деревни пролежала?
– Мне кажется, что она померла р-р-раньше, от р-р-разрыва серд-д-дца… – вставила я, чувствуя, что чуть-чуть отогрелась в чужом тепле. Ровно настолько, чтобы неуклюже пошевелиться.
– Я ее выкатил? Выкатил! Она жива была? Жива! А че дальше, мне все равно! Скажи еще в избу постучаться! – снова обиделся Буран. – Дык, я стучался в тот прошлогодний раз. Хозяев дома не было. Как только дверь хозяева открыли, так их сразу же дома не было!
– Девка из-ниоткуда появилась! И одета странно! И пахнет от нее странно! – принюхалась волчица. – Не местная, сразу видно! И к дереву ее не привязывали…
– Сколько раз я говорил, чтобы девок мне не привязывали! – послышался и очень недовольный страшный голос. – И даже наказал их!
– И че? Помогло? Они тебе заместь одной троих привязали! Думали, что одной тебе уже мало! Так три задобрят! – вздохнула волчица.
– Че-то они о тебе не то думают, хозяин, – заметил Буран, нависая надо мной. – Я пока одну выкатил, остальные сбежали. Она у меня сначала «покатухой» была. Я ее по сугробам катил. Потом «потолкалкой»! Я ее по льду толкал! А как к деревне подошли, так она у меня пота…
– Буран! – возмутилась волчица, глядя с укором на медведя.
– Короче, тащил ее! Ой, ну и одежи на ней было! Еле уволок! Фуф! – медведь словно утер лапой пот. – А тех двоих на обратном пути из деревни встретил. Во визгу было! Их леший отвязал, видать… Он у нас сердобольный! Короче… Бежал я за ними долго… Хотел сказать, что деревня-то в другой стороне, а не туда, куда они припустили с криками: «Медведь!». А потом я из потерял…
Пока они разговаривали, я почувствовала себя котиком, который тянется к батарее. У меня в голове звенела одна мысль – согреться. Кое-как поднявшись на ноги и разрыхляя сугроб, я протянула дрожащий руки к теплу.
– Значит, так, я посевы укрыл? Укрыл? Сильно не лютую? Не лютую? До кости не пронимаю? Не пронимаю? Лед на реке сковал? Сковал! – послышался страшный голос моего тепла. – Не нужны мне их подарки.
– А я не п-п-подарок! – прошептала я, чувствуя рядом тепло. – Я м-м-могарыч!
– Тепло ли тебе девица? – послышался страшный голос. – Тепло ли тебе красная?
– Еще нет, но скоро бу-будет! – простонала я, ныряя к нему под шубу.
О, как же здесь тепло! Мамочки!
Я даже не видела его лица, настолько высоким он был. Зато видела шубу. Вижу шубу, не вижу препятствий.
Вежливость? Ах, о чем вы? Вежливость удел людей, не испытывающих лишений. Вежливость погубила больше людей, чем все войны вместе взятые.
Неумение просить о помощи, нежелание беспокоить «по пустякам», вежливый голос вместо отчаянного крика, неумение перебить внезапно позвонившего собеседника и сказать, что телефон почти сел, а ты в лесу ночью один.
Зачем беспокоить волонтеров и рассказывать им, что все-таки откушал в лесу грибочков? Это как-то невежливо! Люди тебя искали, а ты тут со своей резью в животе и туманом в глазах! Лучше потерпеть!
Так что, когда речь идет о выживании, умоляю, забудьте про вежливость! Вы потом в нее обязательно поиграете, когда будете сытыми, согретыми и в безопасности.
Ой, теплышко! Ой, как теплышко! Ой, мамочки! Я та-а-аю… Я просто таю…
– Это что еще такое!!! – взревел голос надо мной.
– А в-в-вы где живет-т-те? – прошептала я, прижавшись и только-только начиная чувствовать боль в отогревающихся пальцах. – Д-д-давайте я в-в-вас п-п-провожу д-д-до д-д-дома. А то т-т-тут и в-в-волки, и ме-медведи водят-т-тся… Ч-ч-чтоб вам не ст-т-трашно б-б-было!
Мне было абсолютно все равно, что я говорю. Лишь бы наконец-то согреться!
Это тоже самое, когда ты дико хочешь в туалет. Самые яркие оргазмы получают в придорожных, случайно попавшихся туалетах пассажиры долгих рейсов, которые мчали восемь часов без остановки на «пи-пи!».
По дороге в туалет с диким желанием люди способны спасти мир, отпинать медведя, разогнать стаю волков, послать на три буквы олигарха, который вдруг решил познакомиться и убить любого, кто встанет у них на пути.
То же самое и с холодом.
Под шубой было тепло, даже жарко. От кровотока начиналась дикая боль. Я чувствовала, как мысли путаются от тепла, словно в полудреме. Мне на секунду казалось, что я дома, под одеялом. Что было сном? Снег или одеяло? Хотелось, чтобы реальностью было все-таки одеяло!
– Если т-т-ты дедушка старенький, – посмотрела я на седую бороду, все еще дрожа. – Я возьму над т-т-тобой шефство! И буду приходить с двумя п-п-пакетами п-п-продуктов каждую нед-д-делю!
И тут я подняла глаза и застыла.
– А если ты… мужик хоть куда, – очарованно прошептала я, глядя в серые глаза под роскошными суровыми бровями на красивом и грубоватом лице. – Разрешаю, хоть к-к-куда… Так, о чем это я?
Мне это снится… В последний раз я видела такого мужика на картинке с подписью «богатырь».
Вот так всегда! Стоит мужику отдать тебе куртку погреться, как ты уже мысленно приписала ему трех убитых драконов, две взятые крепости и готова воздвигнуть алтарь в его честь. Он резко становится самым красивым в твоих замерзших глазах, приобретает шарм спасителя и ауру «о, боже какой мужчина!».
– А ты кто такая, девица – красавица? Ты как в лес забрела? – послышался насмехающийся голос, пока я охреневала от раздирающей меня боли. Холод медленно выходил, на смену ему приходила боль.
– С-с-семен С-с-семеновича искала, – выдохнула я, прижимаясь покрепче.
– Семеныча? Лешего что ли? – послышался голос Бурана. – А чего его искать? Он с людьми водится! У них живет! В лес редко стал выбираться!
– Вы о к-к-ком? У нас че-человек пропал! Мы его р-р-разыскивали! Из леса вывести х-х-хотели! – стуча зубами, выдала я, превозмогая лютую боль. Все тело начинало дико чесаться.
– П-п-простите, но я п-п-почешусь о вас, – прошептала я, зная, что раздеваться ни в коем случае нельзя. А так хочется! Так хочется просто взять и содрать крутку, шапку и даже штаны и чесаться, чесаться, чесаться!
Я чесалась о богатыря всем телом, переминаясь с одной озябшей ноги на вторую. Иногда даже извинялась. Но не всегда.
– И что ж мне делать с тобой, девица? – снова послышался голос, когда я чесала об него бок.
– С-с-стоять и не ш-ш-шевелиться, – простонала я, чувствуя, как чешется везде!
Тело расслабилось и сосуды стали расширяться. Так восстанавливается кровоток.
– Я спросил, что мне делать с тобой, девица? – послышался голос надо мной, когда я понимала, решив, что снять шапку – это еще не «раздеваться»!
– Не видишь, Хозяин, помирает она… – послышался грустный медвежий голос. – Недолго девке осталось.
– Нельзя мне п-п-помирать! – сжала я в руках чужую колючую одежду. – У меня Носок в лесу! Семен Семеныч! На р-р-рыбалку п-п-пошел! Его ж-ж-жена об-быскалась!
– Я же говорю, помирает, – проревел Буран. – Ну, хозяин, тебе решать! Не нам… Но я бы ее оставил! Потешная девка! Ишь, додумалась, Лешего в лесу спасать! В деревню ее нельзя! Засмеют! Лешего из лесу выводила!
– Ой, не могу! Ты за водяным не ныряла, случаем? А то вон, какая мокрая? Вдруг на берег его тянула? – смеялась волчица. – Из воды спасала!
Все это было похоже на бред. И звери говорящие, и мужик-красавец в шубе…
– П-п-помогите Семена Семеновича найти! А т-т-то его карачун возьмет-т-т! – требовала я, чувствуя, что вот-вот начну снимать с себя одежду. Жар был просто нестерпимый, словно я иду в сорок градусов тепла в меховой шубе.
– Зачем возьмет? – удивилась Метелица.
– Куда возьмет? – удивленно спросил Буран.
– За что возьмет? – удивленный послышался голос Хозяина. – На кой мне Леший?
Я чувствовала, как мои пальцы тянут вниз молнию на мокрой куртке. Мне казалось, что я плавлюсь от жара, как сырок в микроволновке.
– Хозяин, а что она там делает? – послышался бас Бурана. – Раздевается, кажись?
– Это ей хозяин понравился! – вздохнул волчица.
– Понравился, значит? А мужик че тады раздеваться начинают? – послышался озадаченный голос медведя. – Тоже понравился, значит?
– Так что с девкой делать? – перебил Хозяин. – Мне-то она не нужна…
Глава четвертая. А теперь все дружно позовем снегурочку!
Чем дальше в лес, тем толще мишки и вкуснее шишки
– Еще раз спрашиваю. С девицей что делать? – повторил вопрос Хозяин, потому что ответом ему была тишина.
– Помрет вот-вот, жа-а-алко, – послышался вздох волчицы. – А так хоть снегуркой будет… Все ж жизнь какая-никакая… Так ты ж сам говорил, что помощника хотел бы!
– Ты погляди на помощничка! Кожа да кости, мне в пояс дышит! Едва до груди достает! – донесся голос Хозяина. – Много с нее помощи будет? На нее дышать страшно! Кажись, вот-вот пополам сломается! Эх, жаль тебя девка…
И тут я почувствовала, как мою голову приподымают за подбородок.
– Вы гляньте, птенчик какой-то! – усмехнулся богатырь. – Одни глазища!
– С-с-спасите С-с-семен С-с-семеныча…. П-п-пожалуйст-т-та… – прошептала я, заглядывая в глаза. – Я п-п-прошу вас… С-с-спасите его…
Мне показалось, что я заплакала. Говорили, мне одной лисой лучше не ходить. А тут пересменок. Но у зимы пересменка не бывает. Каждая минута на счету… А я – опытная… Думала справлюсь… И ведь почти справилась…
– Он же з-з-замерзнет насмерт-т-ть… – добавила я, чувствуя, как дрожат губы, а любая буква «т» превращается в плевательно-пулеметную очередь.
– Леший? Замерзнет? Насмерть? – в серых глазах стояло такое удивление, словно я глупость сморозила. – Вот в чем дело! Понял я. Ее леший в лес заманил. Небось, за старое взялся…
В этот момент густые брови сошлись на переносице. Только сейчас я заметила, как сверкает его шуба драгоценностями и взгляд чем-то очень нехорошим.
– Дык, он частенько человеком перекидывается, и заманивает! – встрепенулась волчица. – То кричит, помощи просит! То еще че удумает! А тут девка сердобольная попалась! Спасать, видимо, кинулась! И в прорубь угодила!
– Теперь и мне ее жаль. Ну, девица, посмотри вокруг, попрощайся с жизнью прежней… Будет зима тебе домом родным. Больше весны и лета не увидишь, – произнес богатырь, внимательно глядя на меня. – Будешь жить во дворце ледяном. Будут тебе песни петь вьюги –метели. Или околеешь… Выбирай…
– Никогда весны не увижу? – всхлипнула я. А я так любила весну и осень… Больше лета…
– Зато жива будешь, – послышался голос. – Но к людям ты не вернешься… Никогда…
– С-с-спасиб-б-бо, что с-с-согрели! – выдохнула я, слегка растягивая слова. – Но мне п-п-пора… Искать… Семена Семеновича-ча-ча….
Прямо фламенко жаркое: «ча-ча-ча!» получилось. Но у меня зуб на зуб не попадал.
Я отшатнулась и покачнулась, словно пьяная. Вокруг меня был только снег, деревья, огромный медведь, белая, припорошенная искрящимся снегом волчица и красавец – косая сажень в плечах в роскошных мехах.
Видимо, я все-таки переоценила свои силы, поэтому силы изменили мне. Сделав буквально три шага, я упала на мягкий девственный снег, устилающий бескрайние зимние просторы. Я лежала на нем, как на перине, глядя в зимнюю ночь.
– Сейчас… Немного полеж-ж-жу… С-с-силушек наб-б-берусь и п-п-пойду, – прошептала я, глотая огромные снежинки, падающие на лицо. – Не п-п-переживайте… Я с-с-справлюсь… П-п-просто отдохну немного…
– Никуда ты дойдешь, – послышался голос в завывании метели. – Выбирай. Или снегурочкой… Или смерть…
Мне почему-то ужасно не хотелось умирать… Хотя, я понимала, что в мокрой одежде в такую стужу, я никуда не дойду. Бедный Семен Семенович. Надеюсь, что ребята его найдут.
По щекам текли и тут же замерзали слезы. Мне все это показалось… И медведь, и волчица, и красавец в роскошной шубе… Все это – просто агония…
Стало вдруг так обидно! Столько всего не успела!
Моя рука поднялась, словно пытаясь поймать летящие снежинки. Она тянулась в ночное небо. Я попыталась выговорить отчаянное: «Мама!», но смогла лишь чуть-чуть раздвинуть дрожащие губы. Последний взгляд в эту вселенную, где была такая совершенная красота и так много всего-всего, скользнул по белоснежным елям.
Я почувствовала, что моя рука не упала в снег. Мою руку поймали. Она, такая маленькая, хрупкая и озябшая лежала в огромной ручище, похожей на лапу медведя. Я попыталась сжать пальцы, но не смогла.
– З-з-значит, т-т-ты не с-с-сон, – прошептала я, видя, свою руку на огромной ладони.
Я закрыла глаза, как вдруг открыла их, чувствуя неожиданное прикосновение к своим губам.
Меня щекотала борода. В воздухе кружились снежинки. Мои замершие губы раздвигали поцелуем, словно выдыхая в них стужу. Мороз пробирал до кости, но губы казались такими мягкими и теплыми.
Вокруг нас поднялась и завертелась серебристая поземка, словно окутывая нас со всех сторон. Это было настолько красиво и удивительно, что я краем глаза смотрела на нее, поражаясь, как раньше не замечала эту красоту.
Я втягивала эту стужу, чувствуя, словно из меня вырываются последние остатки тепла.
От стужи внутри вдруг стало невыносимо страшно. В душе поднялась такая буря, что я даже забыла, как дышать. В один из моментов мне показалось, что я сойду с ума от мороза, пробежавшего по коже.
Но потом я поняла…
Под вой метели, под пение вьюги, на снежном покрывале этот поцелуй вдыхал в меня жизнь. И я схватилась за нее, жадно ловя чужие губы, из которой сочился холод. Одна моя рука вцепилась в чужую руку, сжала ее изо всех сил, а я подалась вперед, сама раздвигая чужие губы, словно выпрашивая еще капельку жизни.
Казалось, я слышу в поднявшейся метели музыку. Древнюю, первобытную, похожую на пение шаманов. Словно тысячи костров вспыхнули посреди заснеженной чащи, согревая и освещая это страшное таинство.
По щекам текли слезы, превращая в хрустальные льдинки. Мои озябшие руки цеплялись за густой мех чужих одежд, перебирали драгоценные камни. Я жадно ловила ледяное дыхание под завораживающую песню вьюги.
Мне было так стыдно, так страшно и так … сладко, что я никогда в жизни не забуду это упоительное мгновенье, эту вьюгу, эти яркие звезды зимней ночи и губы, убивающие меня поцелуем.
Это чувство, эти слезы, это бесконечное тепло было таким удивительным, что я перестала соображать. А потом все кончилось. Мир вокруг стал темным, а потом и вовсе исчез. Я провалилась в черную пустоту.
Снилось мне, как за мной по лесу гоняются три медведя, на ходу придумывая рецепты. Я петляла зайцем, как вдруг провалилась в сугроб и увязла в нем по самую шею.
– Ааааа! – закричала я, резко просыпаясь.
