скачать книгу бесплатно
В этот момент где-то должен был прогрохотать гром, пронестись разрушительный ураган, начаться землетрясение. Должен же мне был кто-то намекнуть, что будет дальше!
– Сюда-сюда, – голосом заботливой бабушки, позвали меня в комнату. На всякий случай я мысленно составила завещание, шагая на свет.
Это была уютно-пыльная комнатка с замшелым диваном и плешивыми креслами. На процарапанный столик, прикрытый салфеточкой, встала тарелка с пирожками.
– Присаживайтесь! – суетилась бабушка, заставляя меня чувствовать неловкость. Я опустила торбу с письмами, присев на самый край кресла.
– Вы согласны, чтобы я его прочитала? – спросила я, глядя на старинные часы и уютные занавески с рюшами.
– Пирожки сначала съешь! А то небось, устала с дороги! – послышался голос бабушки.
В животе заурчало, а я мужественно взяла пирожок и надкусила его. Он был слегка черствым и холодным.
– Ешь, пока горячий! – хлопотала бабушка. На столе появилось варенье, кружка с чаем, какие-то ватрушки и пряники.
Я присмотрелась, от пирожков шел пар, словно их только что вынули из духовки. Но они были холодными.
– Они как бы холодные, – заметила я, пытаясь по ощущениям определить начинку.
– Ах, совсем забыла, что ты почти живая! – махнула рукой старушка, пододвигая холодный, но парящий чай.
– Пишьмо! – напомнила я, мужественно грызя пирожок.
– Потом, потом, – махнула рукой бабушка. – Ничего слышать не желаю! Ешь, давай…
Через полчаса я прокашлялась, с отвращением глядя на пирожки. Мне кажется, что до конца своих дней я не буду есть пирожки! Никогда»
– Ой, ну что ж ты так мало поела? – зацокала языком старушка. И тут же строго добавила. – Пока все не съешь никаких писем!
Помутневшим взглядом я смотрела на пирожки. Дрожащая рука потянулась за следующим. Я проталкивала его туда, а он упорно лез обратно.
– Я ошень шпешу… – простонала я, чувствуя, что никогда в жизни я не буду есть! Или минимум неделю!
Стекая по креслу, я страдальческим взглядом умоляла бабушку прекратить меня мучить пирожками. Последний пирожок пошел туго, но я сделала над собой усилие и проглотила его, как удав.
– Уфффф, – выдохнула я, глядя на пустую тарелку с крошками, как смотрит жестокий победитель на несчастного побежденного.
Мне хотелось пройти триумфальным маршем по огромному блюду, но за меня это сделал шустрый таракан.
– Ик! Пись- мо! – напомнила я про цель визита. – Вы даете согласие, чтобы я прочитала вам его!
– А как же ватрушки? – строго спросили у меня.
При виде ватрушек я сползла под стол.
– Может, не надо? Ик! – выдохнула и пирожки в желудке. Я чувствовала себя автобусом в час пик, в котором вместо пассажиров ехали пирожки. «Ой, а куда идет автобус?», – спрашивали последние пирожки. «Пропустите! Мы ошиблись маршрутом!», – паниковала последняя партия. «А нас высадить под ближайшим кустом!», – требовала задняя площадка.
Через час я поняла, что самой страшной книгой в моей жизни будет Поваренная Книга. Еще через час я уже отличала по пиписькам всех внуков в семейном альбоме. Еще через полчаса, я уже знала, где что у бабушки болит. И как при помощи правильно приложенного горчичника вернуть мужскую силу даже импотенту. И как при помощи ингаляций календулой остановить понос.
Пока она все это рассказывала, я вежливо кивала в надежде вставить хоть слово. Кто-то положил голову мне на колени. Я обрадовалась, что у старушки есть собака. Я даже погладила ее под столом, а потом краем глаза посмотрела на ватрушки.
Из обычной покупки трусов деду получился целый блокбастер. В нем было все. И месть, и главный злодей, и несчастные влюбленные, которые никак не могли встретиться!
Ватрушка медленно скользила по столу в сторону собачки. «Ам!», – ватрушка исчезла в пасти. От умиления я тайком погладила собачку по голове и почесала за ушком.
– … мы проехали четыре остановки, а выходить нам на пятой…
У триллера «А че все так дорого!» появилось продолжение. Сейчас это уже запахло сериалом. «Ам!», – послышалось под столом. И завершилось чавканьем.
Я начинаю обожать эту собачку!
– Письмо! – напомнила я, с ужасом глядя на время. – Я очень спешу! Смотрите! Я все доела!
«Чав-чав-чав!», – слышалось под столом. Скатерть шевелилась, скрывая следы моего преступления.
– Разрешаете ли вы его прочитать? – выдохнула я, в надежде, что пирожки наконец-то улягутся. Как многодетная мамочка я пыталась уложить внутри себя пирожки. Мысленно пела им колыбельную. Но они не собирались укладываться.
Часы пробили полночь.
– Письмо!!! – напомнила я очень настойчиво. Желудок угрожающе заурчал в подтверждении серьезности моих намерений.
– Ну давайте его сюда! – протянула руку бабушка. – Ой! Очков-то нет!
– Дорогая бабушка! – прочитала я, глядя на умилительные детские каракули. – Я так по тебе скучаю. Это я разбил твою любимую вазу. И поэтому ты заболела…
Это был так трогательно, что я едва не заплакала.
– Дедушка сказал, что ты на небесах. А я смотрел на небо. И тебя там не видел. Дедушка сказал, что ты высоко-высоко. И заплакал. Он по тебе очень скучает. Он не разрешил трогать твою кружку, из которой ты пила лекарства. Он поставил ее в сервант. Рядом с твоей фотографией. Дедушка стал каким-то грустным. Он часто сидит на скамейке возле дома и вздыхает. Деда стал совсем стареньким. Он постоянно повторяет, что нужно спросить бабушку. Когда что-то потерял. Так говорит мама. Она сказала, что ему недолго осталось. Я спрашивал, что ему недолго осталось? Но она промолчала. Я очень скучаю по тебе. По твоим морщинкам. По фартуку в горошек. По пирожкам…
В этот момент пирожки внутри меня заволновались, услышав про собрата по начинке. И попытались вылезти, чтобы тоже прочитать! Я сглотнула: «Сидите, где сидите!».
– Дедушка сохранил твои очки. Они лежат рядом с его кроватью и таблетками. А я помню, как мы с тобой пылесосили ковер. У меня четверка по математике и географии. Остальные пятерки. Я приготовил тебе подарок на день рождения. Рисовал открытку. Мама увидела и расплакалась. Она ушла плакать на кухню, – у меня даже голос сорвался. А из конверта вывалился корявый рисунок. – Я люблю тебя, ба. И дарю тебе открытку. Прости, что однажды нажаловался на тебя маме. И что не хотел ехать к тебе на лето. Потому что не хотел расставаться с друзьями.
Я посмотрела на бабушку с глазами полными слез. А потом протянула ей письмо вместе с рисунком.
– Я думала, уже забыли бабушку, – вздохнула она, прижимая письмо к груди. – При жизни забывали, так хоть сейчас помнят. Даже позвонить забывали. А я сидела возле телефона, никуда не ходила. Ни на почту, ни в больницу. Ждала, что позвонят. Беспокоилась! Спасибо за письмо!
Ее губы дрожали. Она утирала слезы, стекающие по морщинкам.
– Надо будет деду сказать, где я варенье поставила! – смахнула слезы бабушка. Она достала потрепанную косметичку и стала ярко красить губы.– Ладно, попозже! У них сейчас сколько времени?
Я пожала плечами.
– Ты же не думаешь, что я явлюсь к нему во сне, как бледное привидение? – заметила бабушка. – Барсик, ты не помнишь, куда бабушка дела платье для снов? И календарик с лунными днями?
– Ррр! – послышалось из-под стола.
– Барсик, иди сюда! Иди сюда, котик мой! Бабушка тебе рыбки положит! – бабушка встала и почесала к шкафу.
О, значит, это кот!
Газетка прошуршала на пол. Из-под стола вылезло огромное, жуткое чудовище со светящимися глазами. Оно напоминало чупакабру. Огромные зубища намекали на то, что не ватрушками едиными…
– А! – открыла я рот, чувствуя, что сейчас отложу пирожки прямо здесь.
– Барсик, – погладила бабушка эту жуткую тварь. – Кушай, Барсик! Бабушка еще даст! Но попозжа…
Бабушка уселась в кресло, а Барсик заскочил к ней на колени.
– Ну, помурчи, – умилительно вздохнула бабушка, пока тварь ходила по ней, впиваясь когтями в обивку кресла. – Ну, бодун! Ай-да шалун! Да, полечи бабушке ножку! А то у бабушки ножка болит!
Глава пятая. Мама не разрешала открывать дверь незнакомцам!
Кажется, пирожки запаниковали раньше меня. Они все заспешили к выходу. «Эп!», – открыла я рот, пытаясь придумать свои последний слова. Так, чтобы эпично и глубокомысленно. А не просто вякнуть: «Аааа! Ыыыы!».
– Барсик у меня хороший! Он очень людей любит! – чесала бабушка лысый «паспортный стол». Светящиеся глаза обещали мне вечную прописку. – Вот кто стучится – первый бежит!
Ага…
– А еще у него, кажется лишай и глисты! Никак вывести не могу! – погладила подслеповатая бабушка внушительную проплешину. – Все лекарства перепробовала! И мазала, и терла, и свечки эти дорогущие ему в попу вставляла! Ничего не помогает! Вон горчичник делала. Мне горчичники всегда от всего помогали! Чуть что – горчичник! И никаких проблем! Деду помогали!
Бабушка вздохнула, а Барсик соскочил на пол, снова направляясь к газетке.
– Вот будь добра, поищи очки мои! Куда задевала – не помню! Хоть посмотрю, есть ли у Барсика блохи. А то он ходит к кому попало! – вздохнула бабушка. – Ни вязать не могу, готовлю кое-как.
Я посмотрела на разбитые и стекающие яйца возле старой кастрюли.
– Х-х-хорошо, я посмотрю, – кивнула я.
Барсик тут же оживился.
– В коридоре положила, видать! И забыла! А я слепая, ничего не вижу! Ой, заодно глянь, все ли там с ним в порядке? А то че-то переживаю! Вдруг блохи? – бабушка уселась в кресле поудобней.
Барсик всем видом намекал, что блох у него нет. Но я посмотреть я могу. Особенно, если подойду ближе.
– Не скачут там, окаянные? А то меня что-то за ноги кусает! – сетовала бабушка. И расчесала ногу. – Дед у меня суровый! Животных любил. А заводить не разрешал. Сколько раз я котиков ему домой носила? А он их на улицу! Ничего, хоть здесь заведу! А придет дед, пусть любит!
Да у деда с Барсиком будет любовь с первого взгляда! Это не Барсик будет жить у дедушки. А дедушка у Барсика. «Жил-был у бабушки страшнький Барсик!», – гнусаво пропела моя заиндевелая от ужаса попа.
– Я посмотрю очки, – кивнула я.
– Посмотри, посмотри! А то вон пацаны окна разбили мне! Нехорошие! Барсика напугали! Он как перепугался, как на улицу выскочил! Надо будет ему ошейничек сделать! А у меня очков нет. А то вдруг потеряется, а как искать?
«По кровавым следам!», – намекал Барсик страшным взглядом.
– Чтоб вернули. За вознаграждение, – рассуждала бабушка.
Барсик проводил меня взглядом. Из его пасти торчала рыбина. Размером с толстолобика. А могла быть моя рука!
Я вышла в темный коридор, пытаясь отыскать очки. На полках была пыль. Свертки выглядели так, словно их положили давным-давно.
– Ну как? – спросил голос бабушки из комнаты. – Нашла? А Барсик у меня совсем оголодал. Одни ребры… Я ж почти не готовлю! Не вижу ничего! А ватрушки по памяти…
– Э… Я пока очкую! – ответила я, дрожащими руками перебирая чужие запасы на черный день. – То есть, очки ищу.
– Ну очкуй, очкуй! – вздохнула бабушка. – Главное, чтобы нашлись, родненькие! У них дужка одна лейкопластырем. А то придется просить, чтобы вторые мои очи прикопали… Ничего не вижу! Я же Барсика вон столько кормила! Он в воротам подходил, а тут я ему мисочку…
И тут я увидела очки. Они лежали между стопкой газет и огромной бутылкой в оплетке. Я схватила их, спеша распрощаться, как вдруг обернулась. Между мною и дверью к бабушке стоял … Барсик.
– Очки на место положила, – прошипела тварь, глядя на бабушку в упор. – И сказала, что не нашла!
– Зачем? – прошептала я, делая шаг назад.
– Это я их спрятал, – послышался страшный голос Барсика. – Чтобы бабушка меня не видела.
– А где настоящий Барсик? – спросила я, предполагая худшее.
– Жив он еще, – послышался сиплый голос Барсика. – Очки положила!
Кто я такая, чтобы спорить с тем, у кого зубы больше, чем моя ладонь? И тем более, я не имею желания спорить с тем, у кого слюна ниткой свисает аж до пола.
Только я собиралась положить очки, как вдруг вышла бабушка.
– Ой, – прищурилась она. – Нашла! Мои родненькие! Очки! Очи, мои очи! Давай сюды!
Я дрожащей рукой протянула очки. Сейчас мне понадобится квалифицированный тренер по фитнесу, который за тридцать секунд научит меня быстро бегать! Или очень квалифицированная помощь реанимационно бригады!
Барсик смотрел на меня так, словно руки и ноги мне уже не пригодятся. Бабушка протерла очки о шаль и надела их.
– Батюшки! – ужаснулась она, хватаясь за сердце. – Страсть-то какая!
Все, это конец! Если она выгонит Барсика, мне придется жить здесь. Ибо по ту сторону двери меня будет ждать очень голодный, слегка расстроенный и весь обиженный Барсик.
– Ужасть! – продолжала бабка, медленно роя мне могилу. – Как же я так тебя запустила, родненький! Кожа да кости! Полысел от голода, бедненький! Это все бабка слепошарая виновата! Не докармливала! Ай-я-яй! Поругай бабушку, Барсик! Ничего, сейчас бабушка кастрюльку большую возьмет! И моего бедного Барсика как следует накормит! У бабушки еще рыбка есть! Надо еще купить! Посидишь с Барсиком, пока я в магазин схожу?
Что? С Барсиком? Посидеть? Я могу и полежать с Барсиком. Правда, совсем не долго. И отнюдь не молча.
– А то оставишь его, а он найдет, че подрать! Вон, все изодрано! – вздохнула бабка, гладя лысую голову с редкой шерстью. – Ну, хоть не метит!
Да, это здорово! Главное, чтобы не метил! Остальное – не важно!
– Нет, что вы! Я тороплюсь! Писем очень много, – пятилась я к двери.
– Барсику страшно одному оставаться! – упрашивали меня, ища старенькую кошелку.
– Простите, но я должна спешить, – икнула я, глядя на Барсика. Он терся об бабушку так, что она шаталась. – Извините! Мне пора!
– Барсик, тебе же свитер нужен! А то застудишься! – донеслось до меня, когда я нащупала ручку двери.
