скачать книгу бесплатно
Самайн
Юлиана Южная
Меня зовут Алиса и я хочу восстановить хронологию событий. Год назад на мою семью обрушилась череда несчастий. Сначала в аварии погиб брат, потом бесследно пропал муж. Я старалась побороть свои вечные страхи и пыталась искать его, как умела. Когда исчезает самый дорогой человек, все средства кажутся хорошими. Но правда оказалась куда более страшной, чем я могла себе представить.
Юлиана Южная
Самайн
31 октября 2022
Теперь, спустя год, я понимаю, что все это началось не с похорон. И даже не с пропажи моего любимого мужа. Нет, все началось намного раньше. С той самой ночи на Хэллоуин.
В свете фар я вдруг увидела на дороге огромного лося. Его рога были, в буквальном смысле, шириной с дорожную полосу.
Мы возвращались из леса, по объездной тихой дороге, на которой в это время обычно пусто. Уже стемнело, и густые огненно-красные кусты вдоль обочины превратились в темные пятна. Я заскучала и достала телефон.
– Интернета нет, – тоскливо прокомментировал Игорь с заднего сиденья.
– Вот печаль-то… – протянул Максим. Он посмотрел в зеркало заднего вида и усмехнулся.
Игорь, мой брат, типичный подросток, проводил с телефоном все свободное время. Чем и вызывал недовольство моего мужа, умудренного опытом зануду тридцати пяти лет.
Я уже открыла рот, чтобы встрять в начинающуюся перепалку, но тут в свете фар увидела нечто огромное. Из кустов на дорогу выскочило животное. Оно повернуло голову и смотрело прямо на нас. Его рога были просто нереально большими!
Я успела только крикнуть:
– Макс!
Но он уже резко жал на тормоз.
Все мои органы взмыли вверх и не спешили возвращаться на место.
Лобовое стекло покрылось сеточкой трещин. Мимо проплыла моя сумка и солнечные очки Макса.
Инерция неумолимо тащила вперед. В динамике захлебнулась на полуслове Елка. В голове что-то взорвалось и наступила липкая, густая темнота.
Я открыла глаза и уставилась на что-то большое, пытаясь сфокусировать взгляд. Это же дверная ручка! Меня впечатало в дверь так сильно, что я не могла повернуть голову. А может, шея сломана? Резко стало нечем дышать. Панический страх парализовал меня. Спокойно, Лиса, спокойно.
Тик-тик. Тик-тик. Тик-тик.
Звук аварийки. Хороший такой, привычный звук.
Краем глаза я увидела движение за стеклом. Две тени проплыли мимо машины и присели зачем-то за капотом. Дальше ничего не было видно.
“Помощь уже здесь.” – подумала я и окончательно отключилась.
Ноябрь
Слеза стекала по виску и щекотала ухо, а яркий свет заставлял щуриться, но я была так рада видеть родное лицо, что было плевать.
– Деточка моя, как ты? Опухшая такая.
Мама смотрела на меня уставшими, больными глазами, а лицо ее опухло не меньше моего уж точно. Но я постаралась улыбнуться:
– Привет.
Голоса не было, только скрип.
– Ты пока не говори ничего. Дать тебе водички?
Я попробовала кивнуть, чтобы убедиться, что моя шея подчиняется мне.
Удивительно, но я не чувствовала боли. И отчетливо помнила все, что случилось. Мы попали в аварию. Кто-то выскочил на дорогу, не оставив Максу ни единого шанса увернуться. И тут в груди екнуло:
– Макс? Игорь?
Я почти шептала, но мама все поняла.
Она налила в стакан воды из бутылки и залпом выпила. Потом посмотрела на меня и уголки ее губ стали предательски кривиться:
– Макс в реанимации, но ему уже лучше. А Игорь… Игорь умер, Алиса. – и больше не сдерживаясь, зарыдала, прикрыв рот рукой.
Меня выписали только через три недели. Похороны брата, всю скорбь родителей, шок родственников, тяготы приготовлений и рыдания у гроба – я проживала в мыслях, ворочаясь на ненавистных простынях, пропахших хлоркой. К плану лечения мой доктор, Сергей Петрович, добавил седативные или снотворное, уж не знаю, но соседки по палате быстро смирились с моим безучастным видом и отстали от меня.
Когда мне разрешили вставать, я первым делом поплелась в реанимацию, где весь в белых бинтах и коричневых синяках, лежал мой муж. Мне позволили посмотреть на него сквозь окошечко в двери. Я видела трубки, торчавшие из его носа и тихонько поскуливала от жалости.
Я не знала, кого я оплакиваю: брата, мужа, себя? Было больно и тем больнее, чем больше я думала о своей боли.
Декабрь
Первый снег покрыл тонким слоем все события прошлого месяца, и мы потихоньку возвращались к жизни.
Максима выписали спустя еще две недели. Он шел на поправку удивительно быстро, и врач на выписке шутил:
– Где ваш муж прячет счастливую рубашку, в которой он родился? Непременно отыщите и пользуйтесь. При всех его серьезнейших повреждениях и переломах, при проколе легкого – он восстанавливается даже лучше, чем вы.
Мы ехали в такси в полной тишине. С той страшной ночи толком никто не знал, что говорить.
Я думаю, муж чувствовал свою вину за смерть Игоря. А я, несмотря на то что не винила его, несмотря на то, что любила его и каждый день околачивалась у его постели, пока он был в больнице, несмотря на все это – я тоже молчала, позволяя любимому человеку страдать еще больше. Так мне было чуточку легче переносить собственную боль.
Вечером, когда мы выпроводили мою маму и маму Максима, и наконец-то остались одни в нашем уютном домике, оба почувствовали, что настал момент поговорить.
Я раскладывала в холодильник горы еды, заботливо приготовленные нашими мамами, когда Макс спросил:
– Зажечь камин?
О да, у нас был камин. Не тот электрический суррогат, который сейчас можно увидеть в любом магазине электроники. Нет, настоящий камин с дымоходом и дровами! С копотью на стенах и сизым дымком, который вьется всякий раз, когда пытаешься разжечь его в безветренную погоду.
Надо сказать, что камин – то еще удовольствие. Это дорого и грязно, и совершенно непрактично!
Но в тот день нам повезло.
Дрова принялись сразу и с энтузиазмом.
Голубой вечер за окном становился все темнее, камин тихонько трещал, а огонь красиво просвечивал красным, сквозь вино в моем бокале. Я была почти счастлива, как в те вечера, когда мы с мужем сбегали от всех, выключали телефоны и, сидя у камина, разговаривали, разговаривали.
Но потом я вспомнила, что эти бокалы мне подарила на день рождения Эля, девушка Игоря. Моего брата.
Я, наверное, так громко вздохнула, что Максим все понял.
Он присел рядом со мной на пол и положил руки на плечи.
– Прости, Алиса. Я не знаю, что говорить.
Я затрясла головой, но ничего не могла ответить. Сначала пыталась вытереть слезы украдкой, но потом плюнула, разрыдалась, обняла мужа и спрятала лицо у него на груди.
Так мы просидели, наверное, полчаса. Потом я отстранилась и наконец-то смогла внятно говорить. Сделав несколько жадных глотков вина, я прошептала:
– Чтобы ты знал: я не виню тебя! И ни разу не винила, ни тогда, ни сейчас. Мы все были в этой машине, и я видела своими глазами этого треклятого оленя. Еще неизвестно, сидели бы мы тут с тобой сейчас, если бы я была за рулем. Нет, Макс, ты ни в чем не виноват.
– Спасибо, родная. Хватает того, что я сам себя виню.
– Перестань! Да, мне больно и тошно, но если ты будешь раскисать, мне не станет лучше. Знаешь, я не могу понять одного. Откуда там взялся этот чертов олень?
– Это вроде был лось.
– Ну да, лось. Откуда ему там взяться?! У нас в степи не водятся лоси.
Макс задумчиво смотрел на огонь:
– Инспектор сказал, что он был какой-то суперредкий или вымерший.
– Что за чепуха? Вымерших животных находят в непроходимых лесах, на глубине сколько-то тысяч метров в океане. Но никак не в ста километрах от нашего города. Хотя, знаешь… Я помню его рога. Таких оленей я даже в книжках не видела.
Мы принялись обсуждать вымерших животных и строить разные нелепые теории, намеренно не возвращаясь к аварии и смерти Игоря. И постепенно мне легчало. Я и не знала, как же сильно меня прижал к земле груз последних событий.
Спустя час мы так и уснули, в обнимку, на полу, рядом с догорающим камином.
Февраль
У вас бывало когда-нибудь предчувствие неизбежного? Нет, ты ещё не ждешь беды, но уже понимаешь: что-то не так.
Учёные говорят, что интуиция – это одномоментный бессознательный вывод, моя мама – что это дар божий.
Я не знаю наверняка, просто пользуюсь этой штукой, как умею.
В тот день интуиция завопила в первый раз.
Третьего января с утра навалило снега, и пока Максим был на работе, я с удовольствием гуляла по пустым аллеям парка. Гренка, моя такса, трусила рядом и похрюкивала от восторга.
Ее зимний комбинезон был красного цвета, а капюшон дополняли дурацкие оленьи рожки, которые подпрыгивали на ходу.
В сотый раз запустив палку в снег, я достала из кармана телефон. Звонил Максим.
– Привет!
– Привет, Алиска! Ты чего такая запыхавшаяся? Бегаешь?
– Ага. Наперегонки, с Гренкой. Кто быстрее найдет палку в сугробе.
– Я как раз освободился. Могу поискать с вами.
– О, супер! Мы на нашем месте, ждём тебя.
В трубке затянулась заметная пауза.
– Наше место? Я не помню, где это.
– Э-э-э-э… НАШЕ МЕСТО, Макс. – чуть ли не по слогам сказала я. – В парке, за мостом.
– Что-то не вспоминается. Может, скинешь геометку?
Вот это и называется первый звоночек. Потом таких стало больше. Они были маленькие, как колокольчики на удочке моего дедушки. Но звонкие.
Максим не мог вспомнить, когда день рождения моей подруги. Наш памятный отпуск на Крите. Не мог иногда найти очевидные вещи в доме.
Он помнил все крупные даты, события. А вот мелочи у него начисто выветрились из головы.
Я уговаривала его обратиться к врачу ещё пару недель.
Однажды, в очередной раз запнувшись в разговоре на какой-то детали, он посмотрел на меня несчастно и выразительно, и, наконец-то, сдался:
– Ладно, ладно. Запишусь на приём к психиатру.
Я с воодушевлением подхватила:
– Давай сходим в понедельник?
Макс выставил вперёд ладонь.
– Ну уж нет, Алиса. Я согласен проверить голову, но чтобы меня за руку отвела жена? Нет и нет! Посмотри, не видно слюны на губе?
Он так смешно выпятил нижнюю губу, что я хихикнула.
– Слюни текут у больных, а у тебя всего-то потеря памяти после сотрясения. Не драматизируй, дружочек.
– Я не шучу, Лиса, – отчеканил муж, – пойду один.
– Хорошо. – Я уступила. В конце концов, он вернётся и удовлетворит мое любопытство.
