скачать книгу бесплатно
– Ответ «всего и побольше» я пойму, но он неконструктивный.
– А варианты озвучить можно? – изображает девчонка жалобный взгляд.
– Да пожалуйста. Первый: найти надежного мужика и родить ему с полдюжины детей, занятие на ближайшие лет пятнадцать – двадцать обеспечено, вполне себе уважаемое и востребованное обществом, основные его минусы – жить придется для детей, для себя будет уже некогда, ну и не всем здоровья хватит, на полдюжины-то. Второй вариант: найти интересную лично тебе профессию, стать в ней признанным мастером, сколотить творческий коллектив учеников-последователей и основать новое направление, ну или сотворить еще чего-нибудь этакое, достойное мировой славы хотя бы среди специалистов, именно с профессиональной реализацией; недостатки – долго, сложно и вовсе не факт, что получится. Третий вариант: подучиться манипулировать людьми и податься в политику, постепенно вырасти в директора Ордена или хотя бы в президента какого-нибудь анклава, после чего кнутом и пряником гнать и заманивать толпы подопечных в то будущее, которое сама считаешь светлым; недостатки те же, что у второго варианта, плюс вагоны грязи, которую придется раскапывать, разгребать и разбрасывать. И четвертый вариант: послать подальше любых доброхотов, брать от жизни все, что она может дать, и не задумываться о завтрашнем дне; ключевой минус этого пути в том, что завтрашнего дня у тебя с таким подходом не будет вообще. Ну и все мыслимые комбинации этих вариантов, разумеется.
– Спасибочки, утешил.
– Всегда пожалуйста. Повторяю: что за ленточкой, то и здесь. И везде, где обитает род хомо, который считает себя сапиенсом.
– Ладно, как ты там говоришь – маррасакш?…
– Массаракш, – поправляю с улыбкой девчонку, – долго объяснять, эту книгу вроде переводили на английский, а может, даже и на испанский[36 - Английское издание «Prizoners of Power» было сделано еще в 1977 г. по журнальному варианту «Обитаемого острова»; впрочем, полный в советский период и по-русски не издавался. На испанский повесть братьев Стругацких не переводилась, по крайней мере, официально.], но я понятия не имею, насколько качественно.
– В общем, я упрямая, поэтому с тебя совет конкретно мне.
– Так для этого я должен знать конкретно тебя, Хуана. Кроме того, что ты упрямая.
– А мне скрывать особо и нечего. Старая семья местизо, я средняя из пяти детей…
– Местизо – это, прости, кто?
– Ну, смески испанских колонизаторов с филиппинскими аборигенами и китайскими мигрантами.
– А. Англичане таких смесков называли евразийцами.
– Наверное. В общем, семья старая, не богатая, но обеспеченная… Ну, о семье дальше незачем. Училась до двенадцати лет в школе святой Амалии, потом перешла в обычную муниципальную, в старших классах – с углубленной социологией, психологией и правоведением. Этой осенью, – ну да, за ленточкой-то сейчас полный декабрь месяц, – поехала по обмену в Аризону и последний год должна была отучиться там, родители намекали, что неплохо бы и в колледж пристроиться в Америке. Дополнительно – курсы по домоводству и кружок национальных танцев, в Глендейле вместо них я взяла плетение корзин – просто по приколу… Что еще? а, языки. Испанский и тагалог[37 - Тагалог, он же тагальский язык – государственный язык Филиппин с 1946 г. Принадлежит к австранезийской языковой семье, является родным языком самого крупного филиппинского этноса, тагалов (составляют около четверти всего населения республики). В XVII в. местные энтузиасты-иезуиты даже пытались создать для тагалога собственный алфавит, однако в процессе народ перешел на обычную латиницу.] – родные, английский с детства, на хоккьенском[38 - Хоккьенский язык, он же цюаньчжанское наречие – один из китайских языков, принадлежит к южноминьской группе (среди самих китайцев на сегодня нет полного согласия, являются различные китайские наречия диалектами или обособленными языками). В настоящее время хоккьенский язык распространен в Юго-Восточном Китае (провинция Фуцзянь) и странах Юго-Восточной Азии.] говорю свободно, читаю-пишу хуже, ну и кое-как разберу латынь. Велосипед, мопед, мини-скутер, и в Глендейле Тесса меня немного учила на своей «импрезе», но у нее автомат, а здесь, я так вижу, почти все машины на ручной коробке. Вроде все.
– Забыла рост, вес, размер груди и любимую позу при сексе.
– Если тебе интересно, то любимая поза «оба сидя», а размер видишь сам, нулевой. Рост четыре и восемь, вес последний раз был восемьдесят шесть[39 - Т.е. 141 см и 39 кг.]. Хотя со здешней кормежкой недолго и растолстеть, я ж все время на одном месте сижу и почти не двигаюсь…
– Вот когда будет двести восемьдесят шесть[40 - Т.е. 130 кг.], тогда и говори, что растолстела… – фыркаю я. – Ладно, в целом мне твои таланты понятны. Одну вакансию могу предложить вот прямо сейчас.
И пересказываю изложенную Сарой ситуацию с учителями испанского в протекторате Русской Армии, мол, профессия и в народе уважаемая, и власти считают ее нужной и оплачивают очень даже прилично; а что по-русски ты ни бум-бум, не страшно, освоишь в процессе, кто уже знает пять разных языков, тому выучить шестой – раз плюнуть.
Филиппиночка с сомнением смотрит на меня.
– Я ж сама школу не закончила, какая из меня учительница?
– Диплом о педагогическом образовании у нас не требуют, смотрят на человека и фактические знания. Испанский с английским ты знаешь, начала социопсихологии учила, захочешь – справишься. Нет, если у тебя другая какая профессия на уме, пожалуйста, осваивай, слова поперек не скажу, просто именно в кресло учителя ты сумеешь сесть уже сейчас. Полную ставку, может, и не выделят, но как ассистента точно оформили бы, чем не начало карьеры?
Территория Европейского Союза, г. Роттвейль. Вторник, 36/08/22, 20:48
Выезд в восемь утра, неполных одиннадцать часов за баранкой с двумя перерывами на размять руки-ноги плюс один раз заправиться и перекусить – и наш «фольксваген» прибывает по назначению. Дорога от Порто-Франко могла быть и покороче, но я побоялся запутаться в третьестепенных проселках, из которых электронная карта на тафбуке, она же безджипиэсный недонавигатор «NewWorldViewer», не показывает и трети, потому сделал крюк через Веймар и вдоль берега Рейна.
Сажать за руль Хуану с ее навыками автовождения – чревато. Зато, как выяснилось, она замечательно умеет делать массаж, только не традиционный, разминать затвердевшие-сведенные мышцы спины и плеч у филиппиночки руки слабоваты, а какой-то точечный: серия быстрых тычков кулачками и пара уколов не то булавкой, не то длинной шпилькой, и все чудесно работает. Вот теперь верю в байки о филиппинских хилерах, которые целительным касанием излечивают все вплоть до рака и аппендицита – то бишь вылечить, ясен пень, ни хрена не вылечат, но пациент будет чувствовать себя здоровым.
Так вот кружным и долгим, зато безопасным путем – приключения нам сейчас совершенно ни к чему, – мы и добираемся до поселения Роттвейль. Фанерный щит на въезде сообщает, что население местной общины составляет аж четыреста тридцать шесть душ. Как и говорил Зепп Крамер, его тут знает каждая собака; куда ехать, подсказывает первый же прохожий.
Дом у Крамера основательный, бревенчатый такой сруб в два этажа с мансардой, вместо заднего двора участок соток на десять «под помидоры», по обе стороны от крыльца – художественно выстриженные эндемики-псевдотуи. Гаража при доме нет, ну да общественная автостоянка неподалеку, и там нашему бусику места хватает вполне.
– Какие люди! – радостно раскрывает объятия Зепп Крамер, мгновенно узнав мою бородатую физиономию. – Рад вас видеть, Влад. По делу к нам, или как?
По-немецки, разумеется. Я отвечаю на том же языке:
– По делу, и довольно, должен сказать, тонкому, деликатному даже.
– Ну тогда сперва вам следует привести себя в порядок и поесть, вы же наверняка с дороги.
– Ваша правда, Зепп. Подскажите, где тут у вас хороший ресторанчик, ужин с меня – и приводите супругу, что ли, раз уж нас заявилось тоже двое. А если не с кем оставить детей, давайте и их в компанию.
– При одном условии.
– Каком же?
– Ужин, так и быть, с вас, зато ночевать остаетесь у меня в доме, и завтраком вас обоих кормит Магда. Какое бы ни было дело, сегодня вы из города все равно не уедете.
– Даже спорить не хочу.
Территория Европейского Союза, г. Роттвейль. Вторник, 36/08/22, 21:54
Забавно, но лучшее в Роттвейле заведение общепита – не какая-нибудь традиционная немецкая ресторация «пиво-сосиски-капуста», вроде той же «Биерхалле» в Порто-Франко на Шестой улице, а «Донер-кебаб», в котором распоряжается явное турецкое семейство. Нет, в Германии заленточной таких хоть отбавляй, но ведь большинство мигрантов-немцев как раз и отправляются в Новую Землю, потому как от этих турков им на родине житья не стало.
С другой стороны, турок, который преодолел ксенофобию новоземельных немцев и таки устроился жить у них, причем не в крупном по местным меркам и вследствие этого сколько-нибудь космополитичном городе вроде Штутгарта или Нойехафена, а в мелкой общине даже вдали от основных трасс, – человек такой должен быть серьезной и уважаемой личностью. И уважаемой, с высокой долей вероятности, в том числе и за свои кулинарные таланты.
Кебаб, сиречь шашлык – чем-то там они исторически различаются, но на вкус, по мне, одинаковы, – в меню сегодня аж четырех сортов. В зависимости от исходного материала, в смысле, из кого нарезан. «Традиционный», то бишь из баранины, мне как-то никогда не нравился, и пусть уроженцы арабских краев и прочей Средней Азии хоть до хрипоты поют осанну «барану, который вкусом превосходит всех прочих животных», – им вкуснее, массаракш, вот пускай сами таким и питаются. «Европейским» здесь именуется привычный нашим людям свиной, а еще в списке представлены «Bergkebab» и «Waldkebab», иначе говоря, шашлык «горный» и «лесной».
– А это что значит? – спрашиваю я у Зеппа.
– Лесной – из оленины, водится тут в окрестностях не то мелкий олень, не то косуля. А горный… Селим, – окликает Крамер хозяина, – кто у тебя сегодня на горный шашлык пошел?
– Коза-большой-рога, – отвечает тот. – Кемаль ночной охота ездил, привез.
– Не понял, а почему на охоту надо ездить ночью? Чтобы лесник не заметил?
Зепп и Селим дружно хохочут, Магда тоже улыбается. Не понимающая по-немецки Хуана сердито сопит и уже явно предвкушает, как она однажды тоже пойдет со мной в какой-нибудь мексиканский ресторанчик и будет в свое удовольствие болтать с хозяином и официантками по-испански, а мне не переведет ни слова, вот.
– В темноте интереснее, – объясняет Крамер, – из винтовки с ночником.
– Так труднее же попасть!
– Так потому и интереснее.
Ладно, каждому свои интересности.
Кивнув стажерке, перехожу на английский:
– Тебе каких шашлыков? – и в двух словах описываю, кто есть ху.
– Традиционный и горный, – без колебаний ответствует та.
Я перевожу, видя, что Селим по-английски совсем туго, и турок смотрит на мелкую филиппиночку с явным сомнением:
– Тебе и один – уже много.
Зная обычай большинства новоземельных рестораций в смысле размера порций, не сомневаюсь в этом ни на миг. Но переводить и намекать девчонке, что она погорячилась, не собираюсь. Авось не лопнет. А раз мы все равно сидим компанией, «лишний» шашлык под общий разговор не пропадет.
– А мне лесной, пожалуй.
Крамеры и себе берут по штучке, и мы, ради филиппиночки перейдя на английский, начинаем легкий светский треп о всяком разном. Затронули и недавнюю операцию в Проходе, в смысле последствий.
– Последствие тут я вижу в общем одно, – говорит Зепп, – печально знаменитый Угол, а вместе с ним Северная дорога примерно от Скалистых гор до «Орлеанского креста» и местные направления помельче – Пикардийский путь на аэропорт братьев Леру, Техасская трасса от Милана до Вако, ну и вообще все тропы в долине Рио-Гранде со стороны что Конфедерации, что Техаса теперь станут не опаснее остальных направлений. Бандиты не исчезнут, нет, просто вот именно в этих краях их будет не больше, чем везде.
– А почему так? – спрашивает Хуана.
– Потому что теперь, с перекрытым Проходом, дорожным налетчикам с добычей не уйти через горы в Латинский Союз. Накрываются привычные пути вывоза большого хабара, ну и тем, кто не хочет менять поле деятельности, придется активнее прикладывать голову. Лучше маскироваться, развивать сети сбыта…
– Ты о бандитах говоришь, как о большой корпорации.
– А оно так и есть, – нехорошо ухмыляется Крамер. – Не исполнители, ясное дело, эти просто идут, куда пошлет атаман, и ловят, кого сумеют, но вот те, кто повыше… Теневая экономика и прочая мафия, они-то сами собой не исчезнут. Сейчас в этом секторе будет кризис, региональный и временный, но пострадает от него только низовое звено, те самые исполнители. Ну так их, когда понадобится, и новых найдут, с этим в их корпорации проблем нет.
– То есть твоей конвойной команде, скажем, никакой кризис сейчас не грозит? – уточняю я.
– Моей – почти нет, «Эдельвейс» имеет все лицензии, кроме разве что китайской, ну и к латиносам не ходим. Нам все направления годятся. Туго сейчас придется тем, кто крутился именно на опасных маршрутах вокруг Угла: вот в этих краях спрос на охрану упадет, не до нуля, а до обычного общего уровня. Лишних из дела и выдавят. А на всех остальных дорогах что было, то и останется, конвоям из Нойехафена до Виго, к примеру, тот Проход раньше не сильно мешал – и теперь не будет.
Территория Европейского Союза, г. Роттвейль. Вторник, 36/08/22, 23:05
Хуана потихоньку расспрашивает Магду о жизни в Новой Земле с ее кочки зрения, сиречь фермерши-домохозяйки с многолетним опытом. Английский фрау Крамер вполне понимает, а что сама говорит с густым верхненемецким акцентом, так в том ничего удивительного нет.
Стажерка и не удивляется – ей-то я не рассказывал о том, что вычислил при прочтении экспедиционного журнала, – ну а сам я не встреваю, так, мысленную пометку сделал и пока хватит. Момент задать неудобный вопрос еще будет, мы тут минимум до завтра.
Тут у Селима оживает настроенная на местную станцию радиола – до того она мирно наигрывала нечто нейтрально-музыкальное, создавая в ресторации ненапряжный фон, а сейчас внезапно лает – по-немецки, разумеется, очень быстро, отрывисто и неразборчиво. Для меня – неразборчиво, хоть немецкий я неплохо разумею, но Крамеры, сам Селим и еще две компании, ужинающие за соседними столиками, сигнал прекрасно расшифровали. Поскольку все они дружно переглядываются и так же дружно поднимаются со стульев. На мою попытку извлечь кошелек хозяин ресторации машет руками и говорит «завтра, все завтра», а Зепп командует:
– Влад, Хуана, вы с Магдой – ко мне домой. Кроме пистолетов, оружие есть?
– Два автомата в автобусе на стоянке, – отвечаю я за нас обоих; что бы там ни случилось, подробности могут обождать. – Хуана не боец, ей и правда лучше в укрытие, а я, если надо, готов поучаствовать.
– Спасибо, Влад, но вы не наш. Без слаживания и связи сейчас нечего лезть, да и ситуация пока не критическая. Магда, ты старшая по хозяйству.
– Кто ж еще, как не я, – ответствует фрау Крамер, коротко чмокнув мужа в висок. – Хуана, Влад, kommen sie – schnell, schnell![41 - «…идемте – быстрее, быстрее!» (нем.)]
У разных языков разные особенности. Немецкий, при всей сложности его словообразования, словно создан для простых и четких маршево-армейских команд, даже те, кто с наречием Шиллера знаком менее чем никак, отданные на нем приказы воспринимает буквально печенкой. Филиппиночка, по крайней мере, без малейших возражений следует хвостом за Магдой.
Прихватив из бусика «коммандо» и «эм-четыре» с запасными магазинами и боеприпасом, идем в дом Крамеров. Дети уже выстроены в шеренгу по росту, старшему на вид лет десять – сиречь около пятнадцати по заленточному счету, парень рослый, уже чуть повыше отца, пусть и не такой широкоплечий; плюс пара сестер раннеподростковых годиков и мелкий не то младшеклассник, не то вовсе дошкольник. У старшего в руках швейцарский карабин Фуррера с оптикой, прикрученной впереди «по-скаутски», сестры вооружены «итаками» – длинной и короткой, у мелкого только коробочка ходиболтайки в поясном подсумке и бинокль на шее.
– Всем вольно, – не дожидаясь доклада, командует Магда, разумеется, по-немецки, – Аннеке, Линда – в мансарду наблюдать, Рольф, Курт – спать, я вас сама подниму на смену. Разойтись.
Крамеры-младшие исполняют приказ, а я интересуюсь, ради стажерки – по-английски:
– Так что, собственно, там случилось?
– Со стороны Парижа в нашу сторону ушла банда, – рассказывает фрау Крамер, – ушла грязно и с жертвами среди ажанов. Живьем таких брать не очень стараются, бандиты об этом знают и ведут себя соответственно. Егеря на перехват то ли успеют, то ли нет, на всякий случай по оранжевой тревоге подняли ландвер, усилить охрану вокруг поселений. А всем, кто не в строю – по домам и держать последнюю линию обороны.
Так, армия в немецком анклаве – это, как и в Германии заленточной, бундесвер, а ландвером, со всей очевидностью, именуют всех «бойцов второй линии» скопом, аналог наших резервистов. Как, в общем, и был сорганизован тот самый ландвер что в Первую, что во Вторую мировую…
– Часто такое бывает? – нервно пищит Хуана.
Фрау Крамер пожимает плечами.
– Когда-то бывало часто, за последние три года – это четвертый раз, и только однажды ландверу реально пришлось поучаствовать. Скорее всего, оно обойдется и сейчас, но сами понимаете.
В отличие от стажерки, крепкая еще-не-пожилая немка – Магде Лангер из патрульного досье сейчас по заленточному счету сорок пять, и супруга Зеппа Крамера смотрится на полные эти года, проведенные на здоровом деревенском воздухе в отнюдь не буколических трудах с утра до вечера, – не выглядит ни испуганной, ни сколько-нибудь обеспокоенной. Неприятность, да, досадно, а теперь надо всем вместе как следует потрудиться, чтобы не случилось ничего худшего. Полностью с ней согласен.
– Вы бы тоже пошли пока подремать, гостевую комнату для вас я сейчас подготовлю. Поможете с вахтами, в три смены дело пойдет веселее.
– Идемте, – не могу не согласиться я и с этим.
Неширокая кровать в комнате одна, ее занимает Хуана, мне бросают на пол матрац и выдают пару одеял. Я же, отойдя вроде как умыться перед сном, снова спускаюсь в гостиную, где в кресле у незажженного камина уже дремлет хозяйка; на коленях «хай-пауэр», а на каминной полке, встать и руку протянуть – «гевер-драй» в версии «укорота». Прицельность стрельбы у такого огрызка под мощный винтовочный патрон, особенно с выдвижным хеклеровским прикладом, как по мне, спорная, ну да пользователям виднее. Услышав шаги, фрау Крамер поднимает взгляд.
– Что-то случилось?
– Нет, но есть один личный вопрос к вам, фрау Магда. Заранее готов принести извинения, если ошибся.
– Вот как? – взгляд нечитаемый, лицо спокойное, и столь же спокойная ладонь на рукояти пистолета.
– Именно так. Скажите, это ведь вы вернулись когда-то из дальней экспедиции вместе с Рольфом Кеттерингом?
– Верно, Влад. Вряд ли сейчас об этом помнят многие, давние дела. Минхеер Кеттеринг когда-то жил здесь неподалеку, он умер лет семь назад – возраст, старые раны и все такое… Это и был ваш личный вопрос? Так здесь нет никакой тайны.
– Нет, личный вопрос будет другой: как звали ваших родителей?
Вспышка «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Лицо осталось таким же каменным, но левая рука дергается. У меня «кольт» по-прежнему на поясе, а вот правая рука – в кармане, где очень даже может находиться второй ствол (и он там действительно есть)… и она не знает, не может знать, хорош ли я в стрельбе «сквозь карман», сумеет ли разоблаченная фрау свалить меня раньше, а если вдруг нет, то что дальше.
Магда Крамер медленно разряжает пистолет и убирает магазин в кармашек в кожаной кобуре, демонстративно щелкает затвором, проверяя, что патрона не осталось и в стволе. Я в порядке ответной любезности выкладываю на стол кобуру с «кольтом» и присовокупляю к ней столь же медленно извлеченный из кармана «смит-вессон», сам опускаюсь на стул напротив.
– Поговорим?
– Ничего не докажете, – холодно произносит она.
– Если бы я хотел вас разоблачить прилюдно, обратился бы через Патрульную службу и вашу полицию.
– Они бы тоже ничего не нашли.
– Магда Лангер была служащей Ордена, официально принятой на работу еще за ленточкой. Внешность, голос, акцент и даже почерк могли измениться за столько лет, но не отпечатки пальцев.
Яростный блеск в глазах – и молчание.
– Что вам нужно, Влад?
