скачать книгу бесплатно
Быстро считать устно я умею и сейчас. Это мне доставляет неприятные моменты. Покупаешь какой – то товар, продавец считает на счетах, теперь на калькуляторе. Пока он сосчитает, я уже ответ держу в голове. А так как продавец очень часто "ошибается", и, разумеется, только в одну сторону (догадайтесь, в какую?), то дальше его нужно "поправлять". А это всегда неприятные минуты. Если же делать вид, что ты ничего не заметил и ему веришь, – тогда не уважаешь себя. Но и каждый раз конфликтовать не хочется.
Когда я, уже проживший более 4-х десятков лет, прочитал исповедь одного директора магазина города Москвы, получившего длительный срок заключения (арестованного в бытность Генеральным Секретарем ЦК КПСС Андропова Ю. В.), то воровству работников торговли того магазина не удивился. Их нравственный уровень мне был уже знаком. А в исповеди того директора есть такие слова: "Когда я девушкой после окончания торгового техникума пришла работать в этот магазин, то ныне покойный директор на собеседовании мне сказал, что если я не буду довешивать всего 5 грамм, то хоромы себе не построю, но жить буду безбедно". Золотые слова! Великая мудрость! Кто из нас обращал внимание на 5 или 10 грамм недовеса? Почти никто! Тут хоть бы на 50 грамм не обманывали. А еще неправильные гири или неправильная регулировка весов, плюс недовес, плюс обсчет, плюс списание "пришедшего в негодность" товара! Вот и начинаешь понимать, почему, уже отсидевший "срок", продавец полгода нигде не работал и крутился вокруг ОРСа в ожидании освобождения места. В той сфере текучесть кадров, которая так мучила в свое время всех руководителей предприятий, и которую мы сейчас уже начинаем забывать, была минимальной. Торговые кадры, в основном, обновлялись по причине привлечения к уголовной ответственности. Ну, еще увольнения происходили из-за того, что в эту систему случайно попадал честный человек, и через некоторое время, оценив обстановку, уходил.
Мне не кажется абсурдным чей-то рассказ-анекдот о том, как одно лицо "кавказской национальности", устраиваясь на работу продавцом (в советское время), на заявление директора магазина, что оклад у продавца очень маленький, ответило, что он эту сумму готов сам платить государству, лишь бы его устроили работать продавцом. Хотя я до сих пор убежден, что в сороковые годы воровали меньше чем в 70-80-90 годы. И " чем дальше в лес, тем больше дров"! Чуть позже я коснусь вопроса, почему в Советское время система торговли в первую очередь так активно и без шума разлагалась.
В 5 классе я учился посредственно. Желания учиться лучше не было. Наверное, это было привыкание к новой школе и к тому, что почти на каждый урок приходил другой преподаватель. В 6 классе я уже был "хорошист", т.е. в табеле у меня стояли оценки не ниже "4". Что-то было и "5", но что – я уже не помню. Знаю только точно, что по арифметике стояло "пять".
В 6 классе начали изучать физику. Ее преподавал мужчина. Фамилию его я помню, но называть не буду. Он был нашим классным руководителем, но, на мой взгляд, своих учеников он знал плохо. Тому были веские причины. У него была большая семья, жена не работала. Зарплаты преподавателя не хватало. Он держал корову, поросенка, копал и корчевал землю под огород. Времени для класса у него оставалось очень мало. Поэтому воспитывал он нас на уроках физики. Несмотря на то, что он много работал, и что в то время учителю за труд платили "божески", материально он был обеспечен плохо. Его костюм с обтрепанными рукавами (нитки висели на краях рукавов) я вижу и сейчас. Знаю, что он был участник Великой Отечественной войны, но наград не носил.
С этим преподавателем у меня связано особое воспоминание. На уроке "Зоологии" по причине болезни какого-то преподавателя наш класс объединили с другим классом. Что такое шесть – семь десятков учеников в одном классе, да еще шестиклассников, знают только сами ученики и их преподаватели. Урока, можно считать, нет. Где еще можно безнаказанно хулиганить, как не в такой толпе? За партой сидит 4 ученика. Крайние наполовину висят, наполовину сидят. Средние зажаты. Я сидел крайним. И т.к. места на парте было мало, то я держал "Дневник" с учебником в руках, а руки – под партой. Кто-то из сидящих позади учеников использовал "интересный" момент и "пускал" из-под парты с помощью зеркальца солнечного зайчика, который резво бегал по потолку и классной доске, развлекая учеников. Учитель подумал, что это моя "работа", и без всяких вопросов удалил меня из класса. В принципе я и сам был не против удаления из той "атмосферы", поэтому не стал спрашивать "за что?" (как это принято делать в таких случаях) и спокойно покинул класс.
Дома такими успехами делиться не принято. А ночью я угорел, т.к. мать рано закрыла печную трубу. Угарный газ наполнил квартиру. Утром, очнувшись, но еще не совсем здоровым, я пришел в школу. Факт, что меня вчера выгоняли из класса, вылетел из головы. Поэтому, когда "физик" спросил меня, что произошло вчера на уроке зоологии, я вспомнить не смог и ответил, что ничего не произошло. Это было кощунственно: меня выгнали с урока и я считаю это нормальным! С помощью классного руководителя я кое-как вспомнил это событие, но вины за собой справедливо не признал. Но если я не виноват, то почему спокойно покинул занятия и почему не сказал – кто виноват на самом деле? Принцип – "Сам погибай, а товарища выручай"– я соблюдал свято. Поэтому ответил, что я выполнил команду преподавателя, а кто виноват на самом деле, не знаю. "Физик" пригласил меня после уроков в учительскую и предложил извиниться перед преподавателем зоологии, который находился здесь же. Я сказал, что не виноват, поэтому извиняться не буду. Извиняться должен преподаватель "Зоологии", т.к. она ни за что удалила меня из класса. Это уже было, с точки зрения "физика", хамство. Он оставил меня без обеда (популярное в то время наказание) и велел преподавателю зоологии держать меня в учительской до тех пор, пока я "не пойму своей вины и не принесу свои извинения". Сам он ушел, а преподаватель зоологии стала проверять тетради и ждать, когда я дозрею до извинения. Заходили в учительскую другие учителя, спрашивали, что случилось, и удивлялись моей несознательности. Так прошло часа два. Я молчу, преподаватель тоже. Наконец, ей надоело (может время "прижимало") и она сказала: "Мне твое извинение недорого, иди домой и хорошо подумай, правильно ли ты поступил". На том и расстались.
По итогам учебы в шестом классе директор школы Николай Константинович Корчагин объявил мне благодарность и премировал книгой. Такая премия, как и такой же подарок тогда были популярны.
Аналогично я закончил и седьмой класс. Но в период учебы в 7 классе произошло очень важное событие в государстве, которое тогда я еще не мог правильно оценить.
В марте 1953 года, как известно, умер (по своей или чьей-то воле) И.В.Сталин. То, что был всеобщий траур,– это еще ни о чем не говорит. Были коллективные слезы. Когда читались бюллетени о состоянии здоровья Вождя, люди собирались на улице у репродуктора толпами. Отходили печальные. В центре нашего поселка перед клубом на столбе висел громкоговоритель. Там в момент чтения Левитаном бюллетеней и Правительственных сообщений и собиралась огромная масса народа. Сообщение о смерти Сталина застало меня как раз возле этого столба. Левитан читал медленно. В поселке снег в полдень уже подтаивал, и мне пришлось слушать, стоя в луже. К ощущению, что мы теперь остались беспомощными, добавились замерзшие ноги. В общем, хуже не бывает!
Нам до этого успешно внушили, что мы живы, пока жив Сталин. О том, что это мировой убийца номер два (первый В.И.Ленин), и что ему уступают Чингисхан и Адольф Гитлер, я узнаю значительно позже. А тогда я тоже был "убит горем". В день похорон Сталина с братом Иваном пилил дрова. Видя мое удрученное состояние, Иван стал успокаивать меня. Он говорил, что трагедии не произошло, что остались не менее умные люди в Правительстве, и что жизнь не ухудшится, а может даже улучшится. Тогда я воспринял его слова, как и криминальные, и успокаивающие. Повторить кому-то эти слова, разумеется, я не решился. Тюрьма! Но позже я убедился, что брат был прав. До сих пор не могу понять, откуда у него, 25-летнего, могли сформироваться тогда такие правильные мысли? Значит, восьмилетняя служба в армии его развитию не помешала!? Сахалин, Чукотка – места лагерей и ссылок еще с царских времен, а он проходил службу там. …
На уроках в эти траурные дни девчонки отказывались отвечать. Сильное расстройство! Занятия в школе в день похорон были отменены. В восьмом классе нашему 8 – “б” было поручено провести торжественный вечер памяти вождя. Мы разучивали кем-то написанные слова и читали их со сцены. Мне пришлось читать: «Но ты, учитель, нас учил всегда: не падать духом, голову не вешать, какая бы не грянула беда». Помню до сих пор. Правда, потом кто-то из партийцев, присутствующих в зале, сделал замечание классному руководителю Анне Антоновне Туней, что, мол, Ишутин прочитал эти слова слишком весёлым голосом.
В седьмом и восьмом классах "Математику" нам преподавала Галина Николаевна Новикова. Большой души человек, получивший воспитание ещё до революции. Любил я и этого учителя, и то, что она нам преподавала. Осталось впечатление, как будто мы были ее детьми, а она была нашей мамой. Конечно, мы ее слушались и старались не обидеть. А вот кто преподавал математику в 9 и 10 классах, уже не помню.
Но хорошо запомнил преподавателя немецкого языка. В 9 и 10 классах иностранному языку нас учила Зоя Григорьевна Сергеева. Красивая, только что закончившая институт, она понравилась нам всем и сразу. К тому же она оказалась и хорошим преподавателем. Свои симпатии к ней мы выражали по-разному. Часто и злили. Что не осталось для меня без следа. В аттестат она мне выставила по немецкому языку "три". Хотя этот язык я усвоил на более высоком уровне. Во всяком случае, когда через 4 года после окончания школы я поступал в институт, то на вступительном экзамене за этот "язык" мне поставили "5". Кроме того, когда
в институте писал уже дипломный проект, преподаватель немецкого языка предлагала мне защиту проекта вести на немецком языке. Конечно, в этом "были виноваты" и Елена Степановна, и Зоя Григорьевна. С большой благодарностью вспоминаю этих учителей до сих пор.
Зоя Григорьевна не была лишена и чувства юмора. Вспоминается такой случай. Я и В. Корниенко "сбежали" с урока немецкого языка. Причиной была хорошая погода и полученная на предыдущем уроке немецкого языка В. Корниенко двойка. Побег был нашим протестом. На следующий день Зоя Григорьевна (за глаза мы ее звали Зойкой) вызвала нас к доске и спрашивает: "А почему вы отсутствовали вчера на уроке?". Володька отвечает: "Топиться ходили". (А мы ходили за речку под названием Мусорка, впадала она в реку Хор). Зоя Григорьевна оценила юмор и спрашивает далее: "Ну и почему же вы не утопились?". Надо выкручиваться и в том же духе. Тем более, что класс помнит его предыдущую двойку и хохочет. "Вода холодная"– нашелся я. Всеобщий хохот в классе! "Садитесь, – говорит Зоя Григорьевна, в следующий раз выбирайте для этого день потеплее". На этом конфликт был исчерпан. Таких преподавателей любят.
А сколько она рассказывала интересных случаев из своей и чужих жизней! Это называется разговором не по теме. Однажды она рассказывала, что, будучи на курорте на Кавказе, видела Сталина. Видела на вокзале, возле которого остановился литерный поезд. Пассажиры знали, что в нем находился Сталин, и начали скандировать: "Сталин!, Сталин!" и т. д. Через какое-то время он показался в тамбуре, поприветствовал собравшихся поднятой рукой и удалился. Тогда мы этому поверили. Позже, познав характер и поведение Сталина, я засомневался, что выходил и приветствовал их сам Сталин. Скорее всего, это был двойник.
После окончания 7 класса моя мать решила, что я уже "кандидат в женихи", и меня освободили от обязанности пасти коров. Но зато теперь у меня появилась обязанность вместе с отцом каждое лето заготавливать на зиму сено. Причем, заготовить столько, чтобы весной была возможность часть сена продать. Весной, как известно, цена на сено подрастает. Значит, продавать его в это время было выгодно. Таким образом, пополнялся семейный бюджет. Но и труд сенокосчика очень тяжелый. Я уже говорил про сенокос на острове. Но тот покос был мал, и сено там было далеко не самое лучшее. Поэтому отец "облюбовал" сенокос на Гальдячке. Не знаю, за что это место так прозвали, но там никто не "галдел". Это место находилось на старом русле реки Хор. Река сменила русло давно, и там уже выросли большие деревья. А между деревьями росла высокая (в рост человека) и сочная трава. Конечно, у косарей там коэффициент полезного действия был выше, чем на нашем острове. Но там были и свои "но".
Во-первых, это место от поселка находилось в двадцати километрах. Это в сторону границы с Китаем, до которой от Хора 30 км. Идти туда надо было по тропе вдоль реки. Дороги туда летом нет, поэтому сено оттуда вывозят только зимой, когда замерзнет болото. На себе несешь запас продуктов и инструмент: косы, вилы, грабли, носилки, веревки. А т. к. пройти . 20 км туда и вернуться в этот же день обратно, намахавшись вдоволь косой, невозможно, то приходилось там жить. Комаров столько, что без накомарника съедят. Накомарник тоже несешь на себе. Пока дойдешь, отдыхаешь не один раз! Тропа идет по пересеченной местности. Овраг за оврагом.
Во-вторых, там низкое, а значит, и сырое место. Для тех диких мест это означало наличие туч комаров. Кто не косил именно там сено (а больше там незачем появляться), тот не знает, что такое армада здоровых комаров, которые способны прокусывать одежду. Только покосив несколько лет подряд в тех местах сено, я понял, чего стоили В. К.. Арсеньеву его путешествия по Уссурийскому краю.
Попробуем реально представить, как косится трава и идет уборка сена, когда с тебя течет пот (жара за 30 градусов, влажность под 100%), а раздеться нельзя. Комары и мошка загрызет. Мало того, тебе еще и отмахнуться нечем – руки заняты (косой, граблями, вилами и т. д.). Но ещё "веселей" себя чувствуешь, когда после обеда занимаешься уборкой сена. (Накошенное сено пару дней сохнет, на третий день его перевернешь и с обеда можно убирать). Уборка заключается в сгребании сена в небольшие копны, которые на носилках (это две длинные выструганные жерди) переносишь к одонку. Одонок – это сложенный из срубленных деревьев и веток высокий фундамент, на котором и вырастет стог сена. Почему высокий? Да потому, что осенью река Хор от сильных дождей разливается и топит низкие места. Поэтому стог должен находиться на такой высоте, чтобы вода прошла под ним, но сено не достала. А теперь остается только вообразить, что ты несешь носилки с копной сена, у тебя заняты обе руки и в твою спину или руку через рубаху впился овод, которых при солнечной погоде там тучи. А т.к. при малейшем ветре (а порою и без него) раздеваешься – все-таки так и прохладнее и загар появляется – то радость для насекомых бесконечная. Иногда впиваются сразу несколько оводов и комаров. Вообразили? И что делать? Бросать носилки? Нет, их надо нести и в шаг с партнером, которого тоже кусают оводы. Резких движений делать нельзя, т.к. копна развалится. Вот такие радости! Не один раз пожалеешь, что ты не корова и у тебя нет хвоста!
Но есть у сенокоса и свои плюсы. Во-первых, корова зимой ест и радуется, что сено вкусное, и, значит, даёт много молока. Во- вторых, с сенокоса возвращаешься загорелый, как негр! На Канарах такого загара не приобретешь. Девчонки тебе завидуют. Правда, основной загар приобретаешь, когда косишь сено на острове рядом с домом. Там комаров меньше.
Если повезет с погодой, т.е. за все время сенокоса не будет ни одного дождя, то с Гальдячки вернешься через десяток дней. Ну а если будут дожди, то процесс заготовки затягивается. В зависимости от продолжительности дождей ты там можешь прожить и 15, и 20 дней. Бывало не раз, что у отца уходил на это весь отпуск. Впрочем, тогда считалось нормой, что владельцы коров брали отпуск и полностью его использовали на заготовку сена. Иногда я, в порядке юмора, предлагал старшему брату Ивану (когда он женился, они тоже приобрели корову) ехать в Крым и загорать там, а не на сенокосе. И получал ответ, что лучшего отдыха, чем тот, который достался ему на сенокосе, не придумать, т.к. там и воздух чистый, и аппетит хороший, и физически развиваешься. На счет Крыма – это был действительно только юмор, т.к. отпускных денег хватило бы только на полдороги в одну сторону. Такова была тогда зарплата. И потом, – а кто накосит корове сено? Причем брат говорил эти слова очень даже серьезно, стараясь в этом убедить не столько себя, но и меня.
После сенокоса на Гальдячке косить сено на острове всегда было отдыхом. Главное – ночуешь, завтракаешь и ужинаешь дома. Ну и комаров намного меньше. Хотя и дома их бывало много. Мать вспоминала, что в первое лето жизни на Дальнем Востоке (1940 год) комаров было столько, что она пришла к убеждению – это и есть "тот самый ад"!
Почему она пришла тогда к такому убеждению, я понял, когда побывал на своей Родине, в Клинцовском районе Брянской области. Если сравнивать с Хором, то там комаров нет. Впрочем, их намного меньше и в окрестностях города Тынды, в котором я пишу эти строки.
Окончание 7 класса еще связано и с тем, что на последнем собрании учителя прямо говорили, кому они рекомендуют учиться в 8 классе, а кому нет. Рекомендации были жесткими. И их, по-моему, никто не нарушил. Способствовало отсеиванию и то, что за 8 класс надо было платить 150 рублей: 75 – в первую половину года и 75 – во втором полугодии. Деньги в общем-то небольшие, но моей матери, которая не высказывала сомнений в необходимости моей дальнейшей учебы, выкроить эти деньги из скудного семейного бюджета было очень непросто. Подавляющее большинство учащихся и сами не изъявляли желания учиться в старших классах и из-за тяжелого материального положения семьи. Был год, в который наша, тогда единственная, средняя школа не выпустила ни одного учащегося с Аттестатом Зрелости – просто не было 10-го класса, т.к. двумя годами раньше никто не пошел учиться в 8 класс. Оставив учебу и устроившись на работу, пятнадцати- и шестнадцатилетние ученики становились финансовым подспорьем в семье.
Но надо и признать, что для подавляющего большинства учащихся рекомендации учителей были решающими в вопросе продолжения учебы. Конечный результат по переходу в восьмой класс был следующий. Если 5-х, 6-х и 7-х классов, когда я в них учился, было в школе семь (я учился в 5-Е, 6-Е и 7-Е, но был тогда и “Ж”), то 8-х было только три. В старших классах я был "бэшником".
В этой связи я вспоминаю судьбу одного сверстника по фамилии Коновалов. Ему педагоги не рекомендовали учиться в старших классах. Его и так еле дотянули до 7 класса, выполняя действовавший тогда "Закон о всеобщем 7-летнем образовании". Кроме проявления уже названных "способностей", он еще обладал и своеобразной совестью, позволяющей совершать подлые дела. Он легко мог оболгать человека. Свою вину часто "сваливал" на другого. За что он неоднократно был бит. Оставив школу, он себе не изменил. Уже значительно позже, когда я окончил школу и учился в железнодорожном училище, приезжая домой, убеждался, что он по-прежнему "тот же человек". А еще чуть позже, в период моей учебы в Хабаровском железнодорожном институте, вечером в курилке кинотеатра "Гигант" встретил Коновалова. На вопрос, что он делает в Хабаровске, ответил, что учится в школе милиции. Вскоре на Хору я увидел его с погонами младшего лейтенанта милиции на плечах. Тогда я был очень удивлен. Но в дальнейшем в милицию ушло работать еще три знакомых человека. И все они отличались низкими нравственными качествами. Такой отбор кадров и привел к тому, что в 80-х и 90-х годах население стало бояться милиции больше, чем бандитов. Конечно, в милиции работают и честные люди, но судя по тому, что "погоду" там делают «оборотни в погонах», им работать тяжело.
В 8 классе мы уже чувствовали себя будущими студентами. В нем учились только те, кто намерен был потом продолжить образование в ВУЗе. Для техникума было достаточно и семи классов. Наш 8-й "Б" (как и другие два класса) был сборным. Кроме тех, кого отобрали из семи седьмых классов, в эти классы влились и учащиеся соседних семилетних сельских школ, решивших (тоже с учетом рекомендаций преподавателей) продолжить учебу в старших классах. Но те, кто учился в 7-Е, и кому рекомендовали продолжить учебу в 8 классе, все были в 8-Б. Таких было не более 10 человек.
В 8 классе у меня постепенно обновился и круг друзей. Если раньше они все были "старохорскими" или из числа тех, с кем вместе пасли коров, то теперь ими становились одноклассники, живущие во всех районах поселка. В гости ходили и за несколько километров. Класс становился более сплоченным. Этому способствовала наш классный руководитель Анна Антоновна Туней. Сейчас по прошествию многих десятков лет выделяю один существенный принцип сплочения нашего класса – доверие. Нам стали больше доверять, и мы доверяли друг другу. Доверие надо было оправдывать. Понятно, что мы старались не подвести ни педагогов, ни товарищей. Принцип хорошо известный еще от Макаренко. Но ВКП (б) – КПСС этот принцип на деле не поддерживала. Для этого пришлось бы много сказать того, что скрывалось, то есть признаться в преступлениях. А это невозможно сделать до сих пор! Хотя принцип доверия всегда дает хороший результат.
В 9 классе нашим классным руководителем стала Тамара Григорьевна Домрачева. Она этот принцип не разрушила, а наоборот, укрепила. Класс получился хороший, и, главное, честный. Это доверие поддерживали многие преподаватели. Я уже называл Галину Афанасьевну Новикову. Еще большее доверие лично я почувствовал от преподавателя истории Вилена Яковлевича Шейнина. Приведу только один пример.
Во время войны самые тяжелые работы на Хорском гидролизном заводе и Хорском лесозаводе выполняли "бамовцы". Бамовцами тогда называли заключенных, которые работали на строительстве Байкало-Амурской Магистрали в 30-е годы. Но с началом войны эта стройка была прекращена, а строителей- "бамовцев" расставили по другим местам тяжелой физической работы взамен ушедших на фронт мужчин. О том, что бамовец – это заключенный, т.е. "зэк", я знал уже с первых сознательных дней. Меня еще маленького мать пугала этим именем. Если я просился на улицу, а там уже было темно, мать говорила: "Иди, иди – там тебя бамовец схватит". А вот то, что слово бамовец происходит от слова БАМ, которое расшифровывается как Байкало-Амурская Магистраль, я узнаю лет на 30 позже. После 4 курса института нас направили на преддипломную практику. Я ехал в г. Ашхабад. На Забайкальской дороге прочитал название станции БАМ (сейчас она переименована в Бамовскую). Тогда подумал, что эту станцию за что-то сильно наказали, дав ей ругательное название.
Потом, после окончания войны, бамовцев на заводах сменили военнопленные: сперва корейские, затем японские. Не знаю, кто конкретно был виноват, но в то время наш лесозавод горел почти каждый праздник. Обвиняли вначале бамовцев, затем корейцев, потом японцев. После освобождения и отъезда всех военнопленных пожары на заводе не прекратились. Но и теперь было кого обвинять – на Хор привезли в ссылку сотни семей из Западной Украины – бандеровцев. Чтобы не подожгли и школу (а она тогда была деревянная) на праздник принимались дополнительные охранные меры.
Надо отметить, что в то время на весь поселок был один единственный милиционер, но зато были войска НКВД. Войска охраняли стратегические объекты – два моста через реку Хор. Заводы же охранялись ведомственной охраной, в которой работал и мой отец. Школу же охраняли сами ученики – старшеклассники. В восьмом классе и нам доверили ночью охранять школу. Доверялось это только мальчишкам и физически не слабым. Патрулировали группами по пять человек. Одна группа охраняет, другая в это время отдыхает в учительской. Менялись в зависимости от температуры, но не позже, чем через час. Старшим группы назначался учитель. Мужчина.
Однажды старшим группы с нашим 8"Б" был назначен Вилен Яковлевич Шейнин. Зная, что в поселке много хулиганов, Вилен Яковлевич, отправляя нас на патрулирование, отозвал меня в сторону. "Слушай, – говорит,– я больше боюсь не поджога школы, а нападения на вас. У вас что-нибудь есть для обороны?". Я задумался. Ведь это могло быть и провокацией. Но потом решился и достал из-за пояса нож – финку. Он не высказал удивления и произнес, что это "кое-что". Доверие к нему после этого окрепло. Не знаю, связано ли это с "Делом кремлевских врачей" или нет, но он вместе с матерью и отцом – евреями выехал с Хора в 1954 году. Среди жителей поселка ходили разговоры, что они вредители.
Остановлюсь на своем отношении к евреям и еврейскому вопросу, который у нас часто затрагивается в прессе, на радио и телевидении. Я считаю, что нет плохих наций, есть плохие люди. Их можно найти в любой нации. Только на какой-то момент в силу созданных условий их может быть больше или меньше. И меня в этом убеждает отношение к нам, русским, болгар. Известно, что во время Второй Мировой войны ни один болгарин против СССР не воевал, хотя они служили в войсках, которые подчинялись Гитлеру. Известно так же, что в конце войны наши войска освободили Болгарию практически без потерь. Болгары к подходу советских войск сами изгнали гитлеровцев и встретили входящие советские войска с цветами. Почему так? Да потому, что они (и не только они!) помнили русские войска, которые в 1877 году освободили их от турок. Спасли нацию! Освободили и ушли. Но после освобождения в 1945г советские войска не ушли и, опираясь на них, Сталин поставил во главе государства коммунистов-болгар. Таким образом, болгары убедились (и не только они!), что эти войска значительно отличаются от тех, которые их освободили от турок, да и Россия уже совсем другая! А в том, что мы, русские, совсем не те, какими были до 1917 , мы терпеливо убеждали весь мир семь десятков лет, убеждаем в этом и сейчас. Познав, какими мы стали за годы советской власти, болгары, оказавшись в конце 80-х годов вдруг свободными от власти коммунистов (образно говоря, СССР по указанию М.С. Горбачева убрал штыки, на которых и держалась власть болгарских коммунистов), стучатся обеими руками и ногами в двери НАТО. "Пустите нас!",– кричат. Теперь они боятся нас, как когда-то турок. Так же себя ведут и Венгрия, и Чехия, и Польша и т. д. Что теперь русская нация стала плохой? Кто-то так и считает. Но мы – то знаем, что мы разные. Да, с 1917 г у власти в России находились и находятся "шариковы". Они получили возможность свободно размножаться. Но не все же стали "шариковыми". Хотя их и сейчас много крутится вокруг "престола".
Те евреи, которые встретились мне на жизненном пути, достойны уважения. Это: уже названный мной Вилен Яковлевич Шейнин, его мать, тоже преподаватель истории, Софья Наумовна Вольфовская, осмотрщик вагонов вагонного депо ст. Облучье Дубинский, машинист локомотивного депо ст. Тырма Павел Иосифович Розенфельд, машинист локомотивного депо ст. Высокогорная Куся Абрамович Мороз (думаю, что он взял фамилию жены), преподаватель Хабаровского института инженеров железнодорожного транспорта, доцент Зингерман, заместитель начальника Читинского отделения Забайкальской железной дороги Зильберман и многие другие. Побольше бы таких людей, и жили бы мы намного лучше.
Антисемитизм в России возникает, я думаю, по одной причине. И причина эта раскрывается в ответе экс–премьер-министра Великобритании Черчилля. Отвечая на вопрос одного журналиста: "Почему в Англии никогда не возникают вопросы антисемитизма?", он сказал: "А мы не считаем себя глупее евреев". Больше к этому ответу ни прибавить, ни убавить.
На Хору сады были всегда, но в них росли в 40-х и в первой половине 50-х годов в основном черемуха, слива и груша. Смородина, вишня, клубника, яблоня (не "дикая", а садовая), ранетки стали появляться только в конце 50-х годов. Думаю, что главной причиной слабого развития садоводства было ограничение на приусадебный земельный участок. 15 соток и ни метра больше! Семьи большие, жили бедно, поэтому огород максимально занимали под картофель. Фрукты были уже роскошью. Но кое-где все-таки сады были. Поэтому мы -подростки 13-14 лет организовали небольшую компанию, которую сами назвали "Юные мичуринцы". Этой компанией по ночам "посещали" чужие сады. Воспитанные романом А.А.Фадеева "Молодая Гвардия", понимая важность тайны и дисциплины, мы выбрали командира (им стал В. Дворяшин), комиссара (им стал я) и выработали присягу, под текстом которой все расписались. Там было сказано и о цели создания нашей организации, и о мгновенной явке на место сбора при появлении такой необходимости, и о "пусть меня покарает рука товарища", если клятва будет нарушена.
"Работали" мы тихо, продуманно и надежно. Нас даже через годы никто не подозревал. Правда, на это требовалось больше времени и терпения. Чтобы попасть в намеченный сад, мы заходили с противоположной от дома владельца сада улицы (с той стороны хозяин меньше всего ждет "нападения"), т.е. надо было пройти ползком и очень тихо не часть огорода, и не один огород, а два огорода. И первым преодолевали совершенно нам ненужный огород. Уходили "с победой" тем же порядком. Этот маршрут днем предварительно незаметно изучался. Собака нас не могла обнаружить. Ее привязывают с расчетом, что нападение на сад или дом будет со своей улицы. Поэтому "посещение" сада обнаруживалось только днем. Расследование заводило "следователей" в тупик. Не будешь же ходить по чужому огороду. А обращение к соседу с противоположной улицы вызывало у того удивление. Тем более, что у него ничего не пропадало. "Работали" по два-три человека. Лишний шум не нужен!
Однажды мы унесли большое количество груш. Дома их надо было спрятать так, чтобы и мать не обнаружила (тогда будет "баня"), и чтобы не обнаружил старший брат Алексей. Я опасался, что он меня "выдаст". Разрешил эту проблему просто. У нас в пристройке над погребом на видном месте висел полутора- или двухведерный бидон. В нем когда-то был керосин. Но последние годы электричество подавалось аккуратно, поэтому надобность в керосине отпала, и висел он много лет пустой. В него я груши и спрятал. Брат позже рассказывал, что его "убивал" запах спелых груш. Он был убежден, что они у меня где-то спрятаны, искал, но в бидон заглянуть не догадался, т.к. считал, что "на видном месте не прячут".
Нам нравилось быть неуловимыми, поэтому "игра" продолжалась и тогда, когда мы начали ухаживать за девушками. "Организация" росла и численно. Быть в ней значило, еще и иметь защиту. Ведь мы росли и физически: подтягивались в росте, накачивали мускулатуру. Поэтому тронуть кого-то из нас, видя какой стаей мы ходим, уже побаивались. Когда я учился в восьмом классе, нас таких (давших клятву) уже было полтора десятка. А за время учебы в старших классах мы еще более окрепли. Правда, число "юных мичуринцев" мы больше не увеличивали (не было необходимости), но число тех, кто при наличии шпаны на улице хотел быть защищенным, росло. Это были те же старшеклассники. Мы "доросли" потом численностью до тридцати человек, а еще позже в один "нужный момент" на "линейку готовности" могли выставить 50 человек.
Поясню, почему появился этот "нужный момент". Война и репрессии 30-х годов породили большую безотцовщину. Семьи в то время были многодетными, и, оставшись одна, мать не могла обеспечить ни нормальное воспитание, ни нормальное материальное положение семьи. И, если все многодетные семьи тогда жили бедно, то в семьях без отцов была нищета. Мать разрывалась между домом и работой, и поэтому она имела мало времени для занятия с детьми. Детей воспитывала улица. Отдаю должное и преклоняюсь перед теми матерями, которые, имея по 5-6 детей (а иногда и более), не бросили их на произвол судьбы, не просили, чтобы их забрали в детский дом, а терпеливо "тянули свою лямку", дожидаясь, когда подрастут дети. Знаю многие такие семьи, в которых выросли трудолюбивые и честные дети, ставшие потом и сами хорошими семьянинами. Не помню таких детей, которые при живом хотя бы одном родителе, остались бы сиротами. Не помню и матерей, которые, ссылаясь на трудности жизни, хотя бы завели разговор об отказе от детей.
Но улица не ко всем была благосклонна. Были и такие дети, которые, будучи предоставлены самим себе, не очень утруждали себя помощью матери и учебой. А так как время все равно куда-то надо было девать, то начинали заниматься делами неправедными. В основном, это было воровство и хулиганство. Воровать одному неудобно и опасно, поэтому объединялись в стаи или, как тогда говорили, в "шайки". Плохая учеба этих подростков вела к досрочному их исключению из школы. Многие прекратили учебу уже после четвертого класса. Тогда еще не было принято за норму "тащить за уши" до седьмого класса и учителя расставались с неспособными и недисциплинированными учениками без особого сожаления. После отчисления из школы ими, кроме матери (ну и еще хороших соседей), никто не занимался. А как могла заниматься мать, я уже сказал. Воровство объединяет эту шайку. Легко добытые продукты, вещи и деньги кружили им голову. Они начинали смотреть на "не умеющих жить" сверстников свысока. Кстати, воры 90-х и нулевых годов смотрят на честных людей точно так же. Обворовывали они не сады. Тащили с заводов, обворовывали квартиры и магазины. Я напоминаю, что на Хору после войны в течение 10 лет работал с двадцатитысячным населением один единственный милиционер в звании "старшины". Поэтому воровство проходило безнаказанно.
Воровали они и спиртные напитки. Пили сами. Подрастая, стали щедро угощать и легкомысленных девушек. Я многих таких девушек помню до сих пор. Знаю их последующую не сложившуюся семейную жизнь. Знаю так же, как они потом жалели о своем легкомыслии в юности. Впрочем, сейчас такой образ жизни обществом не осуждается. И разводам 70% вступивших в брак тоже не удивляются.
Безнаказанность со стороны власти была тогда почти гарантирована. Но с этим не всегда соглашались обворованные. Соседи видели, кто и чем занимается, и могли осудить вора и не только словами. Поэтому "шайка" начинала вооружаться вначале ножами, потом и пистолетами. О том, что у них пистолеты были, знаю с их слов. А вот чтобы они эти пистолеты применили по их прямому назначению, такого не помню.
Почему я все это знаю? Пока шесть лет пас коров, я с ними со многими общался. По мелочам даже сотрудничал. Звали они меня и на более серьезные дела (внушал я им, стало быть, доверие), но тут мы расходились во взглядах. Но так как я умел "держать язык за зубами", то меня они не остерегались, принимая за своего. Те взрослые, которые пытались рассчитаться за ту или иную обиду со "шпаной" поодиночке, потом оказывались биты группой из этой "шайки". Постепенно создавалось мнение, что с ними связываться опасно. Тем более, что они тоже росли и численно, и физически.
До восьмого класса мы, учащиеся, "шпане" сильно не мешали. Ну а когда нам исполнилось по 15-16 лет, начались трения. Конечно, виноваты, как всегда, женщины! Ну а в нашем случае – Девушки. (Пишу с большой буквы потому, что они действительно тогда ими были, а не назывались «девушками».) В 15 лет юноши уже хотят нравиться девушкам. Девушки тоже не против этого, но они выбирали тех, кто серьезнее относится к жизни. Ясно, что учащиеся старших классов выглядели более привлекательными: они начитаны, более грамотны и культурны. У них шире кругозор, следовательно, с ними есть о чем говорить, и с ними не скучно. Это "шпане" не нравилось. И там, где они проигрывали в интеллекте, брали силой. Постепенно у них появилась открытая неприязнь ко всем, кто учится в школе в старших классах.
По субботам в актовом зале школы часто проводились "тематические вечера". В соответствии с планом, утвержденным директором школы, какой – то класс назначался ответственным за "вечер". Класс под руководством классного руководителя заранее готовил самодеятельность, которую показывали сразу после доклада. После показа самодеятельности начинались танцы. Мальчишки из этого же ответственного класса обеспечивали на "вечере" порядок. Организовывалось дежурство. Дежурные носили на рукаве красные повязки. Самый ответственный пост был на входе в школу. Посторонним вход запрещен. Пропускали только учеников старших классов. Со школьниками проблем не было. Они достаточно дисциплинированы. Старшеклассники в присутствии девушек-старшеклассниц вели себя прилично. Школьники не могли позволить себе прийти на вечер "под Бахусом". Но та самая "шпана", которая давно не училась (а к этому возрасту многие из них трудились на заводе, и, значит, были рабочим классом и имели деньги), тоже приходили на эти "вечера" в изрядном "подпитии". Дежурные на входе в школу их, естественно, не пропускали. По этой причине возникали между ними и школьниками драки.
На один класс старше меня учился родственник Долматов Леонид. Родней он стал после того, как мой старший брат Иван после демобилизации из армии, побыв "на свободе" пару месяцев, "срочно" женился на его тетке. В одно из дежурств его класса он был ответственным за порядок на входе в школу. Подпитый "рабочий класс" пытался проникнуть в это время в школу. Их не пустили. При этом из всех, стоящих у входа дежурных, выделялся своим высоким ростом Ленька. "Рабочий класс", затаив обиду, "отступил" от двери к туалету типа "сортир", который находился в углу школьного двора. Расчет был на то, что рано или поздно их обидчик там появится. Так оно и случилось. Общественный туалет освещения не имел. Только Леонид туда вошел, как его схватили за чуб, резко нагнули голову и опасной бритвой полоснули по лбу. На этом та стычка и закончилась. Залитый кровью "ответственный дежурный" был доставлен учениками в учительскую, где его перебинтовали. Я увидел его уже с перебинтованной головой. Он знал, кто его "уделал". Назвал фамилию. На милицию рассчитывать не приходилось, поэтому он поинтересовался, нет ли у меня надежных парней. Я спросил: "Десяток хватит?" Количество его удивило, и он попросил всего пять. Меня брать "на дело" не стали, т.к. главный обидчик (по кличке "Чуприк") был моим соседом.
На следующую ночь восемь человек (двоих добавил Ленька из своего класса) залегли в тени под заборами недалеко от дома Чуприка. Ночь была лунная, и улица просматривалась далеко. Расчет был таков: Чуприк будет возвращаться домой после 12 часов ночи. Сопровождало его обычно два – три человека. Атаман без охраны не ходит. Натешившись возле клуба, в котором по субботам и воскресеньям были танцы и много пьяных, влив в себя необходимое количество алкоголя (а это мог быть и спирт, выработанный на Хорском гидролизном заводе) и, как правило, кого-нибудь избив, к часу или двум ночи он шел домой спать или допивать водку. "Разведка" донесла, что Чуприк действительно находится в клубе и пьяный. Ждать пришлось долго. Некоторые стали замерзать, все-таки 7 ноября. Наконец, выставленный вперед дозор условным сигналом дал понять, что ожидаемый объект движется. Было их всего двое. Били обоих от души. Таких не жалеют. Все, кроме Леньки, были переодеты так, чтобы невозможно было узнать. Кроме этого, было договорено, что все делать будут молча, чтобы не узнали по голосу. Ленька не маскировался, его все равно выдавала перебинтованная голова. Но совсем без разговоров обойтись не получилось. Чуприк выхватил нож. Его руку перехватили. Попытка разжать руку и отобрать нож не удалась. Тогда Ленька сказал одному из наших "мичуринцев": "Эдька, режь руку!"
Назавтра одноклассник Леонида по имени Эдик был жестоко избит возле клуба, не ведая, совершенно, за что. Его в той операции не было, но его "вычислили" по имени. Теперь за Эдьку ("кровь за кровь") были избиты еще двое "чуприковцев". Во всех случаях требовалась медицинская помощь.
Родители избитых подали заявления в милицию. С районного центра приехал разбираться следователь. Вызывали с уроков к нему и меня. Тогда и состоялось мое первое знакомство с работой следователя милиции. Как и ожидалось, следователь, в конце концов, решил, что это "обоюдная драка", и что здесь нет ни правых, ни виноватых. На последнем допросе он обратил мое внимание на то, что мы своими несознательными поступками отобрали много дорогого времени у районной милиции. А это – государственные деньги. Таким образом, я получил первый урок по социалистической экономике. Ну а мы с той бандой позже, когда и им, и нам надоело убегать и прятаться, заключили перемирие, предупредив, что за каждого битого "нашего" будут биты двое "ваших". Нас больше они не трогали.
Бандой я назвал не случайно. Через пару лет будет большое уголовное дело. Осуждено было не менее десяти человек. Но судили их не за избиения невинных людей, а за воровство. Причем воровство было массовым и крупным. Один ограбленный магазин ими был сожжен, что даст милиции основание посадить продавца этого магазина. Отсидит он ни за что, ни про что около двух лет. Хотя, как знать. Не зря же потом говорили, что если человек проработал продавцом три года, его можно без суда и следствия помещать в тюрьму. И только через три года разбираться: пора его уже выпускать, или еще пусть сидит.
А сожгли они магазин потому, что, выбравшись из магазина с наворованным товаром, обнаружили, что один из воров оставил там свою шапку. Одел новую, а свою, старую, оставил за ненадобностью на прилавке. А это серьезная улика. Так как залазили в магазин через крышу, разобрав печную трубу, то вторично лесть туда (а главное, вылезать оттуда!) не хотелось. Но и улику против себя оставлять было нельзя. Решили, что проще магазин сжечь.
Чуприку суд определил наказание в 25 лет, двум его подельникам – по двадцать, меньшему брату Чуприка – восемь лет (как несовершеннолетнему), а его матери – 10. Остальным участникам легкой и красивой жизни определили от 3-х до 15 лет. Дом Чуприка подлежал конфискации, и его описали. Чтобы он не достался государству, его ночью сожгли. Пожар был рядом с нашим домом.
В этой истории я впервые соприкоснулся с понятием "заложник". Сам Чуприк от милиции первоначально сбежал. Когда милиция пришла его арестовывать, он спал на чердаке дома. Я видел, как он спускался оттуда в сопровождении милиционеров. Но пока милиционеры что-то делали в доме, Чуприк спокойно вышел из дома во двор (и это я видел), сел на велосипед и уехал в сторону реки. Милиционеры были "пешие", и догнать его не могли. Тогда милиционеры арестовали старшего брата, когда тот пришел с работы. Он был единственный в этой семье, кто работал честно, не воровал. Чуприк "в бегах" был долго (не один месяц), долго сидел и его брат. И только когда Чуприк "добровольно" сдался, его брата освободили. Сдаться, по рассказам, его убедила мать. "Ты в лесу, а брат в тюрьме, а дома работать некому",– так она его убеждала. Вернувшись домой после отсидки, старший брат Чуприка напился и громко пел "блатные" песни. (Блатными тогда называли все песни, которых не было в советских песенниках.) Спустя несколько дней после его освобождения я с ним разговаривал. Звали его Сергеем, т.е. он был моим "тезкой". До этого разговора я думал, что в тюрьме избивают арестованных только фашисты. Оказалось – не только! Правда, тогда я еще не знал, что Гитлер и Сталин – "два сапога – пара". Поэтому и способы допросов у них одинаковы. Причем, опытом они щедро делились друг с другом.
Заканчивая этот рассказ, хочу отметить, что все эти бандиты выйдут на свободу досрочно. И только мать Чуприка "отсидит" от звонка до звонка все 10 лет и выйдет из "мест не столь отдаленных" последней. Знаю также, что, выйдя на свободу, из всей этой компании только мать "завяжет" с воровством. Остальные получат еще "сроки", и я их дальнейшую судьбу не узнаю, т.к. уеду учиться и на Хору жить больше не буду. Да и они там больше не появлялись.
Учился в старших классах я хорошо. За 8-й и 9-й классы директор школы объявлял мне благодарности. По достижению соответствующего возраста меня приняли в комсомол. Секретарем комитета ВЛКСМ школы была тогда ученица 9 класса Чекалина Раиса. Красивая и умная девушка. Она нас готовила и принимала в комсомол в школе: вначале на комсомольском собрании класса, а за тем на заседании комитета ВЛКСМ школы. После чего она же возила нас за 15 км в райком ВЛКСМ еще для одного (последнего) приема. Мы очень боялись не ответить на какой-либо вопрос членов бюро райкома и, тем самым, подвести нашу Раю. Но все обошлось. Всех приняли. Мы были счастливы. И нашу радость не могло омрачить даже то, что за нами не пришла машина (обычная грузовая, не крытая!), и мы пошли в темноте домой пешком. Было это 10-го февраля 1955 года. Прошли километров шесть, и нас подобрала попутная машина. Я не помню, было ли нам холодно. Раиса Чекалина первой в истории нашей школы станет медалисткой – получит серебряную медаль, и её имя будет записано золотыми буквами на Стенде Почета школы.
Часто думаю о роли пионерской и комсомольской организаций в моей жизни. Воспоминания не одинаковые. В пионеры меня приняли в третьем классе. Прием происходил с 9 лет. Мне, как лучшему ученику класса, повязали на шею шелковый красный галстук. Так как шелковых галстуков было ограниченное количество, то их выдавали только в порядке поощрения. Остальным повязывали обычные хлопчатобумажные, которые при носке неприятно скручивались "в трубку". Приятно мне было? Бесспорно! Этим хвастался дома! За то, что я хорошо учился, меня начали избирать и вовлекать в общественную работу. А это мне не нравилось. И не потому, что это отнимало личное время. Я очень стеснялся выставлять себя перед другими. И, если я этой работой все-таки занимался, то с применением больших волевых усилий. Потому всегда сопротивлялся всяким "выдвижениям". Из-за этого мне иногда хотелось учиться хуже. Но интерес к этим организациям был. Там мы учились под контролем старших самостоятельности. Были пионерские сборы и собрания. Бывало (пусть не всегда, но часто) интересно. Жалел, что обязанность пасти коров лишило меня возможности побывать в пионерском лагере. Но в 5 -7 классах носить пионерский галстук уже было стыдно. Кто в галстуке, тот подлиза и маменькин сынок. А я ни тем, ни другим быть не хотел. Эффект от пионерских собраний, если их решения не подкреплялись требованиями учителя, в этих классах уже был близок к нулю.
Но в комсомол принимали только из пионеров. Поэтому все и числились пионерами. Кстати, вот это "все", на мой взгляд, и обесценило и ту, и другую организацию. Погоня за 100% "охватом" постепенно дискредитировало нравственный смысл этих организаций.
Комсомол в школе, да еще в той школе, в которой в старших классах учиться было дано не всем, имел высокий авторитет. Тем более, что в этом возрасте особенно высоко ценится честность, порядочность и преданность. Именно таких учеников тогда принимали в комсомол первыми. В этом и была сила школьной комсомольской организации. Мне кажется, тогда и учителя были более нравственны, т.к. нельзя же в открытые и чистые души плевать! (Сейчас это делается открыто, и на государственном уровне). В школе была взаимная воспитательная работа. Учителя, воспитанные еще до Октябрьского переворота, или учившиеся у таких преподавателей уже в годы Советской власти, конечно, в своей массе несли "высокое и нравственное". Беру в кавычки потому, что эти слова не мои. А воспитанные такими преподавателями ученики не позволяли нравственно опустить себя и учителю. Таким образом, действовала обратная связь.
Мои наблюдения, разговоры с выпускниками школ различных периодов жизни, а также убеждения всех родителей, что их учителя были лучше, чем те, которые учат теперь их детей, привели к интересному выводу. А он заключается в том, что качество подготовки советских преподавателей и, особенно, их уровень нравственности, начиная с 1917 года, неуклонно снижается. Поэтому выпускники любого периода уверенно дают своим учителям более высокую оценку, чем последующим. И практически всегда правы! Количество преданных своему делу преподавателей тает. В мое время, например, было немыслимо, чтобы учитель во время урока зашел в класс к своему коллеге и, прервав урок, они стали обсуждать и мерить туфли. А такое было в МНР, в период моей работы на Улан-Баторской железной дороге, в советской школе (школа для детей советских специалистов) в 9 классе, в котором училась моя дочь. А там работали, по заявлениям отдела загранкомандировок Главного управления кадров МПС и наших партийных руководителей, лучшие советские специалисты. Подобные и худшие примеры можно вспомнить каждому и в большом количестве.
Отрицательный пример я могу привести и из своего периода учебы. В 9 и 10 классе
историю нам преподавала молодая учительница. По-моему, она к нам пришла сразу после окончания пединститута. Звали ее Полина Александровна. Как преподаватель она сильно проигрывала нашим бывшим учителям: Вилену Яковлевичу и Софье Наумовне. Но это еще полбеды. Беда в том, что она не могла утром проснуться к первому уроку. Я, как староста класса, вынужден был бегать к ней домой и будить. Дверь в квартиру она не открывала, поэтому разговаривали через дверь. Узнав, зачем я пришел, она спокойным полусонным голосом говорила: "Хорошо, я сейчас приду". Правда, мы не очень расстраивались, получая возможность лишних 20 минут поболтать на свободные темы. Но такой пример тогда был исключением. Закономерностью он был только у Полины Александровны. Кстати, опоздав, она начинала урок так, как будто ничего не произошло.
Авторитет учителя в нашем поселке в то время был высоким. По-моему, и труд их тогда ценился значительно лучше, чем сейчас, в последнее десятилетие 20-го столетия и первое десятилетие 21 века. Даже Сталин в конце 40-х годов подписал постановление, по которому для основной массы рабочих и обслуживающего персонала устанавливался ежегодный отпуск продолжительностью в 12 рабочих дней. А для учителей отпуск составлял 48 рабочих дней. Как видите, разница существенная! Учитель был мозгом той местности, где он жил, носителем и гарантом высокой культуры и нравственности. Его замечание было суровым приговором, и спорить с ним почти никто не мог. Учитель был кладезем знаний, и к нему шли разобраться в той или иной непонятной ситуации. И он всегда выручал. Если учитель что-то записал в дневник, значит, так оно и есть! Это для родителей. Ученики видели в нем гаранта справедливости. Поэтому "проколы" в подобных вопросах вели к снижению (как сейчас говорят) его рейтинга. Своим учителем гордились и спорили, доказывая, что "мой учитель лучше твоего". И учителя старались быть такими, какими ученики хотели их видеть.
Падение нравственного уровня жителей страны шло постепенно последние 80 лет 20-го века. Но у учителей и врачей он особенно резко начал падать, когда зарплата рабочего стала превышать уровень оплаты людей умственного труда. А это привело к тому, что учителя и врачи (а это, в основном, женщины) стали выходить замуж за представителей рабочего класса. Сильный рабочий класс быстро "подтянул" уровень культуры выпускников ВУЗов до своего. Стоит ли удивляться, что сейчас наша интеллигенция пьет водку в больших количествах и матерится как сапожник. С сапожником и живет!
Отдельно хочу сказать о Тамаре Григорьевне Домрачевой (в замужестве – Мамаевской) – нашем классном руководителе и преподавателе литературы в 9-м и 10-м классах. Мы были у нее первыми. Раньше она училась в этой же школе, любила ее, любила и труд преподавателя. Поэтому нашему классу она отдавала себя всю без остатка. Потом у нее были и другие классы, и с ними она "горела", но такой температуры это горение уже не достигало. Должен признаться, что со мной ей было трудно. Я не был легким учеником: был начитан (в отдельные годы на летних каникулах я записывался сразу в три библиотеки: в поселковом клубе, на гидролизном заводе и в школе), имел неплохую память и обладал определенной логикой мышления, а, главное, жаждой к спорам "с целью восстановления справедливости". Во всяком случае, мне так казалось. А такой в классе я был не один. Много пришлось ей потратить нервов в спорах с Ярославцевым Лешкой, с Кушнаренко Владимиром, с Валентиной Костенко, да и другие были далеко не ангелы! Но что было ценно в Тамаре Григорьевне, так это ее способность долго рассуждать с нами, поддерживая уровень спора на равных. Ведь могла она нас осадить стандартным приемом: "Вы еще не доросли до понимания тех вопросов, которые беретесь обсуждать". Этого ни разу не было. А молодость агрессивна, и теперь я понимаю – как было ей с нами трудно. Она несколько раз приходила ко мне домой, разговаривала с моими родителями и со мной. И здесь она не опускалась до выражений типа "да что ты в этом понимаешь?" А ведь нас в классе было 27 человек. И пусть не все были такими упертыми, как те, кого я уже назвал, и все же она тратила на нас много личного времени. Может поэтому наш 10-"б" после окончания школы собирался и отмечал пять, десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять и тридцать лет со дня окончания школы! И всегда собирался у Тамары Григорьевны! На тридцать пять лет мы уже не собирались, потому, наверное, что уже внуки не пустили. Но то, что школьные узы так долго нас сводили вместе, конечно, происходило "по вине" Тамары Григорьевны, которую за глаза мы звали Томкой.
Об уроках физкультуры и нормах ГТО, что обозначало: «Готов к труду и обороне». В.Путин понял этот вопрос вновь. Хилыми стали выпускники школ. Об уроках физкультуры в начальной школе ничего не помню. Очевидно, их и не было. Да и как их было проводить в школе, которая располагалась в жилом доме на одного хозяина. А вот в средней школе эти уроки были. Но их в 5-х и 6-х классах часто заменяли на математику или русский язык. Про ГТО никто и не говорил. Хотя я видел у некоторых на груди подобные значки. Значит, эти нормы они выполнили. В старших классах уроки и физкультуры и военного дела были и всегда использовались по назначению. Нам не говорили, что мы должны сдать на значок ГТО, но в программу входило то, что для получения того значка требовалось: подтягивание, метание гранаты, бег лыжи и т.д. Посещали мы те уроки не всегда охотно. Пропускали. Особенно зимой: своих лыж не было, а школьные находились в безобразном состоянии. Но т.к. домашний труд был физическим, поэтому слабаков среди нас почти не было. Был один, он в последствие уйдёт в отставку в звании подполковника.
Коснулся физкультуры и вспомнил, что в 10-м классе мы сдавали нормы в зачёт соревнования среди школ района. Помню лыжи. Они были не совсем по ноге, и на них надо было пройти 10 км. Пошёл. Через какое-то время стало подводить и дыхание, и лыжи начали сползать с ноги. Трасса была проложена по замёрзшим протокам реки Мусорка и самой реке. Был момент когда мне хотелось сойти с трассы. Но я не знал, сколько прошёл, и сколько осталось. Поэтому допустил, что вернуться назад – может быть дальше, чем двигаться вперёд. Не сошёл. Позже Василий Михайлович – наш физрук и военрук – вручил мне за тот «подвиг» значок третьего юношеского разряда.
Как-то так получилось, что в период учебы в нашем классе не сформировалось ни одной будущей семейной пары, о которой можно было сказать, что у них была еще школьная любовь. Хотя были и красивые девушки, и достойные их юноши. После окончания школы стало известно, что кое-кто к кое-кому "не ровно дышал". Но эти чувства были скрыты. Такое "дыхание" было у некоторых наших девушек, но примеру Татьяны Лариной никто из них не последовал. У меня была девушка, которую я любил, и с которой встречался и после окончания школы, но училась она на один класс ниже. Была подруга и у В.Корниенко, но она училась в параллельном – "В"– классе. А внутри класса ни одной пары не образовалось.
Наш класс был дружный. Кроме Тамары Григорьевны, считаю в этом "виноватым" и нашего бессменного комсорга Геннадия Ивкова. Он не был отличником, по-моему, он не был и полным "хорошистом", хотя ученик он был не слабый. Но он был отличным в другом. Он умел сплачивать класс. Вообще-то, у нас в классе не было негодяев. Но Гена нравственно был выше всех и значительно. В вопросах чуткости он был на голову выше. Если кому-то в классе было плохо, он не успокаивался сам и не давал успокоиться никому до тех пор, пока этому "кому-то" не станет легче. И делал он так не потому, что он секретарь и "ему так поступать положено", а как раз, наоборот, он избирался секретарем потому, что всегда поступал так.
Приведу пример. У одной одноклассницы был арестован отец. Арестован правильно. Он совершил преступление. Понятно, что это для 15-летней девушки тяжелейшая трагедия. А теперь представьте, как бы она себя чувствовала, если бы ее стали еще и дразнить. А она стеснительная и гордая. Поэтому нельзя было допустить, чтобы ей даже намекали на это. Причем, если наш класс это и поймет, и будет деликатным, то в школе – только восьмых классов было три. Значит, надо было не допустить таких выпадов со стороны хотя бы одного ученика. А их в школе 1500. Гена раскрутил это так здорово, и так деликатно, что я не слышал грязных высказываний в адрес ученицы. Хотя со многими пришлось говорить и ему, и тем, кому он доверил этим тоже заниматься. Некоторым, менее сознательным, пришлось пригрозить неприятностями. Получилось, в общем, неплохо. Гена любил класс, а класс любил его.
С восьмого класса мне пришлось учиться с Ярославцевым Леонидом, или как мы его звали – Лёшка. Я в предыдущих классах слышал о нём и видел его, но близко знакомы мы не были. Он был отличник. По окончанию каждого класса его награждали Похвальной грамотой. Продолжил эту традицию он и в 8-м, и в 9-м классах. Причем это ни у кого в классе не вызывало недоверия. Пятерки у него были заслуженные. Мы считали, что это кандидат на следующую медаль. Причем не на серебряную, а на золотую.
А на медали (как и на ордена) при Советской власти были лимиты и разнарядки. Нашей школе выделялась только одна, и та была серебряная. В параллельном 10-м «А» училась дочь директора школы. Она тоже каждый класс кончала с Похвальной грамотой. Поэтому нашему Лешке вряд ли было суждено окончить школу с медалью, т.к. второй медали просто не было. Он её и не получил. Для меня осталось тайной, он не получил медаль потому, что в 10-м классе стал грубить учителям и стал получать чаще четверки, или, наоборот, стал таким потому, что понял – медали ему не видеть.
После окончания школы, обладая превосходными знаниями, он без особого труда поступил учиться в Дальневосточный политехнический институт. Но долго не проучился. Учеба его теперь мало интересовала. Он почувствовал свободу и хотел ею наслаждаться. Но этого не оценили в институте, и он со второго курса был отчислен. Затем его постигла судьба всех нерадивых студентов – его "забрили" в армию.
Из армии он вернулся с женой. Жена подарила ему за короткий срок трех дочерей. О продолжении учебы на очном отделении института не могло быть и речи. Он поступил на заочный факультет в Хабаровский политехнический институт. Видел у него дома листы ватмана с чертежами, встречал его в поезде, едущим сдавать очередную сессию. А вот закончил он институт или нет – так и не знаю. Он стал много и часто употреблять спиртные напитки. Постепенно терял уважение в семье, одноклассников и товарищей по работе.
Последняя встреча с Ленькой у меня состоялась в 1986 году, летом. Я приехал на Хор в отпуск из Монголии. Зашел и к нему в гости. Он был нашим "центром", т.к. к нему заходили почти все приезжающие одноклассники, еще и поэтому он знал про одноклассников больше всех. Год был особенный, ЦК КПСС боролась с пьянством. Водки невозможно было купить. Хотя я к тому времени уже три года обходился без алкогольных напитков, в этом случае я знал, что без нее "родимой" с Ленькой разговора не получится. Кое-как нашли три бутылки вина, которое на местном жаргоне называли "Де Бормоте", а проще говоря, "бормотухой". Когда вошли к нему в квартиру и сели за стол, мне стало ясно, что с семьей у него отношения своеобразные: он не замечает их, они не реагируют на его просьбы. Сразу, как сели за стол, он налил по стакану (200 грамм) вина. Я пытался что-то у него спросить, но он не хотел говорить и, невзирая на мое настороженное отношение к его поведению, "осушил" стакан. И сразу же налил второй. Перекусив, по-прежнему не отвечая на мои вопросы, буркнув что-то, типа "кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет", он опрокинул в рот второй стакан. Потом попытался уговорить выпить и меня, и, не добившись успеха, проглотил третий стакан вина.
И стал мгновенно пьяный. Речь его стала несвязанной, начал говорить чушь, оскорблять тех одноклассников, которые перестали заходить к нему. Поняв, что я у него уже ничего не узнаю, я стал прощаться. Он не пускал меня и пытался держать силой. Пришлось от дверей его отодвинуть, оторвать его руки от себя и с неприятным осадком покинуть его квартиру. Жена и дети никак не реагировали на мой уход. Кажется, не сказали и "до свидания".
А на следующий год я узнал, что он умер от чрезмерной дозы алкоголя. Сердце не выдержало.
Долго думал, почему в нашей стране так много спивается умных людей? Ответа не могу найти, хотя отдельные корни вижу. И главный корень – это сознательное спаивание своего народа правителями. Пьяницами, как и дураками, легче управлять, тем более, что им не до политики. Во всяком случае, они не опасные для правителей. А песни со словами типа "выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем", по радио исполнялись каждый день.
Будет несправедливо говорить о мальчишках и забыть наших девчонок. Сильной ученицей была Сиденко Лида. В 1-А классе мы учились вместе, и 10-Б окончили тоже вместе. Она тоже почти во всех классах "умудрялась" получать "Похвальные грамоты", и ее знания также пригодились одноклассникам – списывать было у кого. Училась она ровно, была аккуратистом и очень общительной девушкой. У нее дома так же, как и у Леньки Ярославцева, собирались одноклассники и так же не по одному человеку. Была активной в жизни класса и одноклассников. Ее уважали и любили. После окончания школы она без проблем поступила учиться в город. Владивосток. Стала учителем и, думаю, неплохим. Почему "думаю"…, потому, что она после окончания вуза прервала всякие связи с одноклассниками, на юбилейные встречи выпускников перестала приезжать. Знаю только, что она из города Владивостока никуда не уезжала. (Кстати, если кто помнит в командовании Тихоокеанским флотом адмирала Сиденко – так это её брат). В моей памяти осталось еще только то, что она любила астрономию (а я эту астрономию плохо переносил) и поэтому часто чертила карты звезд и для меня в соответствии с просьбой. Чертила она очень старательно, а т.к. еще надо было учить и заданный урок, то по астрономии в Аттестате зрелости у меня появилась вторая "тройка" (первую тройку я уже назвал – немецкий язык). А третья "тройка" мне была выставлена по русскому языку. Сочинения я писал длинные, а допуск ошибок от длины сочинения не зависел, поэтому всегда получал тройку. Больше таких оценок в моём Аттестате не было.
Хорошо училась Кирилюк Роза. "Тройки" ей тоже были противопоказаны. Так же, как и Л. Сиденко, она была активной в проведении тех или иных мероприятий класса, так же поступила учиться после школы в пединститут и также работала учительницей. Получила звание "Заслуженной", доросла, в конце концов, до должности директора школы в одном из поселков недалеко от Хабаровска. Профессию свою любит. Одна из тех, про кого говорят, что она "учитель от Бога". Всегда участвовала во всех традиционных встречах одноклассников. Выходила замуж после окончания школы за одного из одноклассников, но брак был не долгим. На них и закончился список нашего класса, школьная дружба которых переросла в любовь, а затем и в создание семьи.
Мне запомнилась и Валентина К., с которой я познакомился в 8-Б классе, и которая потом оказалась "своим парнем". Она доверяла мне некоторые тайны, в том числе, кто "неровно ко мне дышит" и т. д. Смелая, гордая и независимая девушка. Кроме этого, она обладала прекрасной внешностью и большим умом. Любила проказничать, за что ей снижали оценки по поведению, а за третью четверть в 9-м классе ее поведение (как и мое) оценили на "три". Уроки учила она крайне не регулярно, поэтому у классной доски ей на заданные учителем вопросы частенько приходилось отвечать "гордым молчанием". Однажды в момент такой затянувшейся паузы я, сидящий в соответствии со своим поведением и ростом за первой партой, прошептал ей два слова из "Песни о Соколе" М.Горького: "Что умираешь?" Валентина услышала, рассердилась (она ожидала подсказку, но не издевку) и, подняв гордо голову и грудь, ответила: "Да, умираю! Я славно пожил! Я знаю счастье! Я храбро бился! Я видел небо. Ты не увидишь его так близко! Эх ты, бедняга!"
Учитель плохо слышал мою "подсказку", но ответ ученицы слышал хорошо (впрочем, как и весь класс). За дерзкое поведение у доски и незнание урока ей было выставлено в "Дневник" сразу две оценки (по предмету и по поведению) и обе одинаковые – "два". …
Совсем не помню, из каких соображений Валентина в 10-й класс не пошла. Наверное, надоело детство и захотелось взрослой жизни. Думаю, одна из ошибок этой ранней взрослости, стоила ей бездетности в дальнейшей семейной жизни.
До сих пор восхищаюсь Владимиром Кушнаренко. Он один из "кировцев", т. е. он проживал на улице Кирова. На этой улице проживало четверо из тринадцати парней нашего класса. И один из "салаг", т. е. он поступил учиться в школу в возрасте 7 лет. Таких парней в классе было трое (и я в том числе). Остальные 10 парней были на год старше. Учился он без особых трудностей. В отличники не годился, но и слабаком его не назовешь. Всегда имел чувство собственного достоинства, гордость и честность. С этими чертами он не расстался до сих пор. Удивительный человек! Встретившись с ним уже в возрасте (нам было за пятьдесят), я говорил с ним так же откровенно, как и в 10-м классе тридцать с лишним лет назад! Нисколько не изменился. А ведь сохранить в себе лучшие человеческие черты, с которыми рождаются все, и с которыми огромное число постепенно расстаются (некоторые еще в школьные годы), в нашей жизни – ох как не просто! После школы он сразу поступил в ДВПИ (Дальневосточный политехнический институт) в городе Владивосток. После окончания института всю жизнь работал в Хабаровске. Много ездил в командировки по всему Дальнему Востоку, трудился несколько лет в Индии. После Индии приобрел легковой автомобиль. Из него вышел отличный (на мой, конечно, взгляд) семьянин. Сейчас занимается внуками. С ним же жила и его восьмидесятилетняя мать. В основе его жизни всегда был честный труд. Такие люди нужны любому цивилизованному государству.
Думаю, что в настоящее время им – честным труженикам – жить очень трудно. Особенно трудно – морально! Ведь разворовываются результаты труда в основном таких людей, как Владимир Владимирович Кушнаренко. Знать, а тем более, смотреть на это, значит терпеть невыносимую сердечную боль.
Мать Владимира Кушнаренко работала инженером на лесопильном заводе, который тогда носил еще и номер, поэтому полное наименование завода было: "Хорский лесопильный завод № 6". Труд инженера Сталин ценил, потому ее зарплата была такой, что она растила без мужа двоих детей и жила эта семья материально лучше тех семей, где были отцы, но они не были инженерами.
Это позже Никита Сергеевич Хрущев почти уравняет зарплату инженера с зарплатой уборщицы. Интеллигенцию не любили все коммунистические вожди. Но Сталин еще мечтал о "Мировой революции". А для "победы Мировой революции" нужна была мощная армия. Ее требовалось оснастить современной и высококачественной военной техникой. Для техники нужна промышленность. А последняя без квалифицированных инженеров мертва. Вот и подкармливал их Иосиф Виссарионович пожирнее, заставляя для этого бесплатно работать десятки миллионов крестьян. Н.С. Хрущев в победу Мировой революции уже не верил. Поэтому и заигрывать с инженерами уже не стал.
Все это я рассказал для того, чтобы объяснить причину наличия в школьные годы у В. Кушнаренко фотоаппарата. Его купить в то время могло очень ограниченное количество людей. Несколько фотографий, сделанных тем самым аппаратом в последние школьные годы, уже более 50 лет хранятся у меня в альбоме.
Учился в нашем классе и будущий Заслуженный (а потом и «Народный») художник РСФСР. Он относился тоже к "пигмеям". Пигмеями у нас в классе называли трёх последних, стоящих в строю на уроках военной подготовки. В учебе знаниями "не потрясал", но рисовал хорошо, что "обязывало" его оформлять все классные стенгазеты. Но неплохо рисующие, по-моему, были в каждом классе. И то, что наш Виталька станет "Заслуженным художником", я не подозревал. Правда, был один интересный случай, который я потом увязывал с проявлением художественного таланта, и который я тогда не способен был разглядеть.
Случай был следующий. На перемене, как всегда, бесились. Чем-то Виталька обидел одну девчонку, и она его обозвала. Отомстить ей тем же способом он не успел, так как вошел учитель, и начался урок. Обидевшая его девчонка была толстой. Таких мы "за глаза" называли "жиросаломясокомбинат". И вот во время урока по рядам пошел листок, на котором была нарисована консервная банка. На банке довольно точно были схвачены черты лица этой девушки (банка – это голова), и надпись "Свиная тушенка". Конечно, все узнавали и хихикали. Обида была смертельной.
После окончания школы Виталька поступил в Благовещенский горный техникум, который окончил со специальностью "Маркшейдер". По специальности он поработал недолго: год или два. Какая-то, неведомая многим (в том числе и мне), сила потянула его в Москву учиться рисовать. В художественное училище он с первого захода не поступил. Но тогда понял, что надо иметь московскую прописку, с которой поступить в то училище будет проще. Ему растолковали, что для приобретения этой прописки ему надо устроиться работать дворником. Что он и сделает. Как он впоследствии рассказывал, чтобы не было стыдно встречаться с людьми (такой молодой, здоровый и с метлой), он выходил убирать "вверенную территорию" раньше всех дворников. Если знать, как трудно в двадцать лет рано просыпаться и как рано дворники вообще должны начинать работать, то станет ясно – это был подвиг. Но он выдержал этот экзамен. Потом он вспоминал, что в тот период круг его знакомых состоял из бомжей, которые тоже рано просыпались в подвалах, и милиционеров, которые в это время стояли на посту.
Через год он вновь поступает в избранное художественное училище, и его принимают. Это училище он заканчивает с отличием и его сразу же направляют учиться в высшее художественное училище. И это училище он окончил блестяще. Работать его оставили в Москве. Я видел его дипломную работу. Ценитель я слабый, но если бы эта картина продавалась, я бы ее с удовольствием купил. В Москве он долго не смог жить и работать. Перебрался в Хабаровск, поближе к дому.
Знаю, что его отец погиб в Отечественную войну, поэтому он должен был исполнить сыновний долг перед матерью, которая вырастила и выучила его одна. А он у нее был не единственный ребенок. Мужественная женщина! Уже в Хабаровске он будет иметь выставку своих картин, и в Хабаровске он узнает, что ему присвоили звание «Заслуженный художник РСФСР» и, как я уже написал, позже – звание «Народный художник России».
С Виталькой я встречался и разговаривал много. Знаю, что он собирался нарисовать картину о периоде руководства страной коммунистами, назвать ее хотел "Танец сатаны". Но последние годы я с ним не виделся, поэтому на данный момент судьбу картины не знаю. На всю жизнь запомнилось одно его умозаключение. А произнес он его в ту ночь, которую мы провели с ним после его возвращения из Москвы. Говорили мы с ним "за рюмкой чая" до самого утра. И вот тогда он спросил меня: "Кто у нас в стране лучше всех может видеть наше прекрасное будущее?" Я подумал и говорю: "Люди творческие: писатели, художники, ну еще и историки". Тогда он спрашивает: "А кто страной управляет?" Очень крамольная мысль для середины 70-х годов.
Конечно, всех одноклассников я не смогу описать. Понадобится много времени и места. По ходу описания своей жизни я коснусь еще многих. А закончило 10-"Б" в 1956 году 27 учеников::14 – девчонок и 13 – мальчишек. Но одну одноклассницу надо вспомнить сейчас. Звали ее Таня. Очень упитанная и физически сильная девушка. Училась она средне. Кажется, какой-то период она в мою сторону "неровно дышала". Но я в то время уже год так же дышал в сторону другой девушки, которая отвечала мне взаимностью. Но это так, к слову. После окончания школы Таня поступила в торговое училище. Эта девушка в числе первых перестанет встречаться с одноклассниками. Не будет она приходить и на традиционные встречи 5-ти, 10-ти, 15-ти и т. д. «…-летия» со дня окончания школы. Позже мы пытались выяснить причину и пришли к выводу, что наша Таня не хочет встречаться с одноклассниками не потому, что не хочет их видеть, а потому, что не хочет отвечать на их вопросы. Работая в торговле, она быстро обошла всех в обеспечении себя материально. Сколько мог заработать честный продавец, мы знали. Поэтому при встрече и, особенно, в гостях, одноклассник мог спросить: "Таня, а как ты приобрела вот этот ковер?" или "Таня, сколько стоит вот этот сервиз?" и т.д. Думаю и сейчас, что это была наиболее правдоподобная версия.
С 9-го класса мы коллективно отмечали большие праздники: 7-е ноября, Новый год и 1-е Мая. Отмечали у кого-нибудь на квартире. Чаще всего это были квартиры Любы Луферовой, Валентины Чичик и, по-моему, Лиды Сиденко. Родители куда-то на это время исчезали или проводили праздник вместе с нами. Был юмор, много смеха (а в том возрасте для смеха многого не надо). Употребляли спиртные напитки, каждый "в меру своей распущенности". Норматив был такой: бутылка водки на троих юношей, на девчонок в той же пропорции – вино. Закуску частично закупали, а, в основном, было свое, "домашнее соленье и варенье". Фотографировались. Кто умел, тот танцевал. Я танцевать не умел, поэтому во время танцев сидел. Понятно, что девчонки пытались расшевелить, предлагали научить. Но напрасно. В то время я был твердо убежден, что настоящему мужчине танцы не к лицу. Никаких неприятных моментов от тех совместных праздников в памяти не осталось. Да и потом, после окончания школы мы встречались и малым коллективом, и большим. Но отношения были чистые как между мужской частью класса, так и женской. И, уж тем более, между противоположными полами. Девчонки были для нас чем-то возвышенным, божественным. Мальчишки имели право их оберегать от других обидчиков, места низменным чувствам не было.
"Обмыли" мы и получение "Аттестатов зрелости". Причем сделали это своеобразно. Как только завершилось вручение "Аттестатов" и почетный президиум удалился за кулисы, 10-й "Б", теперь уже бывший, оказался на сцене за занавесом. Стол президиума мгновенно был накрыт бутылками с шампанским, тарелками с конфетами, и под хлопки вылетающих пробок произносились последние прощальные слова одноклассников. Там на сцене нас и нашла теперь уже тоже бывший классный руководитель Тамара Григорьевна. "Я так и думала, что мой класс что-то учудит!"– так или примерно так приветствовала она своих выпускников, поднимая сосуд с шампанским за наше хорошее будущее. Потом был бал, потом ходили на реку, жгли костер.
