скачать книгу бесплатно
– Вас как зовут? – спросил я его. – Сергеем Александровичем? Ну а я Геннадий. Незачем вам мёрзнуть, пойдёмте в квартиру. Вашу машину никто не угонит.
В квартиру он пошёл, но перед этим запер дверцы. Мама редко готовила на один день, и всем хватило обеда, к которому Валентин добавил привезённые из Минска пирожные. После того как поели, родителей с полчаса мучили вопросами обо мне, а я должен был всё это слушать. Ничего, я отыгрался потом, когда меня попросили взять гитару. Отыгрался в прямом и в переносном смысле. Песню «Песняров» разучил уже полностью.
– Песни партизан, алая заря, молодость моя, Белоруссия! – допел я, и установилась мёртвая тишина.
– Что это было? – минуту спустя спросил Валентин.
– Да, ты нам такого не пел, – сказала мама. – Хотя, кажется, наигрывал что-то похожее.
– Естественно, – пожал я плечами. – Это моя новая песня.
– Так ты сочинил стихи и музыку? – поразилась Лиса.
– А что в этом такого? – сделал я удивлённое лицо. – Оно как-то само сочинялось.
– А что там было про детей? – опять спросила Лиса. – Какое-то название…
– Хатынь? Это небольшая белорусская деревня, которую фашисты сожгли вместе с жителями, – объяснил я. – Вот где я о ней вычитал, сейчас не вспомню. Кажется, в какой-то старой газете.
Гости выглядели растерянными, да и отец с матерью были не лучше, поэтому появление Тани было как нельзя кстати. Лиса сразу же ушла с сестрой в её комнату брать интервью, а Валентин начал допытываться, что у меня есть в репертуаре. Я сыграл ему «Вот так и живём», с учётом прошлого опыта стараясь не вкладывать в пение душу. Когда Лиса оставила в покое голодную сестру, ей с Валентином показали мои фотографии, после чего они попрощались и уехали.
– Ты поразил меня этой песней! – сказала мама. – Не подозревала в тебе таких талантов!
– А что он ещё выкинул? – спросила сестра.
– Написал новую песню, – ответила мама, – и спел нам. Песня просто замечательная! А почему ты сказала «ещё»?
– Об этом сейчас шумит вся школа! Знаешь, что он сделал? Корреспондентам отдали на растерзание седьмой класс, а он туда зашёл, забрал свою Люсю и всё время ворковал с ней в коридоре, наплевав и на нас, и на учителей. Сама видела их вдвоём, когда прозвенел звонок. Стоят рядышком и смотрят друг на друга! Был бы кто-нибудь другой, его родителей вызвали бы к директору, а с него всё как с гуся вода.
– Неужели правда? – не поверила мама.
– А что в этом такого? – пожал я плечами. – Я договорился с Валентином, а с Люсей у меня был важный разговор. Мы не обнимались, а просто стояли в коридоре. А если некоторым завидно… Шла бы ты, Танечка, обедать. Мы тебе и пирожные оставили.
– Я пойду, – сказала сестра, – а ты всё-таки подумай. Может, в вашем стоянии ничего и не было, но всем это не объяснишь. И Новиков не будет долго терпеть. Школа для учёбы, а личные дела решайте дома!
– Она права, Гена! – сказала мама. – Ты подаёшь дурной пример другим, и директор не может на это не реагировать. Ну вызовут не нас, а родителей Люси, ты этого хочешь?
– Учту. Мне нужно было срочно поговорить.
– Как у вас всё рано! – сказала мама. – Ещё не целовались?
– Я обещал думать головой? С Ленкой я был мальчишкой, поэтому вы знали о каждом моём чихе, сейчас я не собираюсь отчитываться. Или вы мне доверяете, или нет.
– Опять пишешь повесть? – спросила мама, чтобы сменить тему.
– Так, намётки, – ответил я. – Лиса сказала, что со мной хотят заключить договор о сотрудничестве, так что уже можно начинать писать, нужны только тетради.
– Купим мы тетради, – сказал отец. – Только ты бы больше отдыхал, работаешь на износ. А песня получилась душевная. Тебя раньше повезут в Минск из-за неё, чем из-за повести, а ты ведь не хотел никуда ехать.
– Я передумал, папа. Всё равно не отстанут, они мне так и сказали. У тебя, говорят, долг перед Родиной, будешь его отдавать, работая примером для подражания!
– Так и сказали? – удивилась мама.
– Это я пересказал своими словами. Сейчас сбегаю к Люсе, а потом займусь учёбой. Я пропустил уроки, заодно посмотрю, чем они занимались. Да и с её родителями нужно познакомиться, тогда они будут меньше верить сплетням.
На этот раз вся семья Черзаровых была в сборе. Я перед выходом позвонил, поэтому дверь открыла Люся.
– Папа, познакомься, – сказала она отцу, сидевшему в комнате у телевизора. – Это мой друг Геннадий.
– Очень приятно! – отозвался он. – Иван Алексеевич.
– Мама, ты можешь выйти? – спросила Люся мать через дверь кухни. – Гена пришёл.
– А, жених! – сказала славная невысокая женщина, выходя с кухни. – Я Надежда Игоревна.
– Очень приятно, – сказал я. – А почему жених? Я не отказываюсь, просто интересно.
– Даже так? – Она сняла передник. – Женихом и невестой вас называют в классе Ольги.
– Пока мы только дружим, до свадьбы ещё четыре года.
– А ещё он рассказывает анекдоты! – наябедничала с кухни девчонка лет восьми, очень похожая на Люсю.
– Правда, что ли? – сказал Иван Алексеевич, выключая телевизор. – Расскажешь?
– А вы в каком звании, Иван Алексеевич? – спросил я.
– Майор, – ответил он. – А что?
– Тогда о майоре и расскажу. Армейское подразделение окапывается. Рабинович тоже роет себе стрелковую ячейку, глубина её уже два метра. Подходит майор и спрашивает Рабиновича, зачем тот копает так глубоко, он же не увидит неприятеля. «А вы думаете, – отвечает Рабинович, – что мне так интересно на него смотреть?»
– Смешно, – рассмеялся он. – Ты играешь в шахматы?
– Папа, Гена пришёл ко мне, а не играть с тобой в шахматы! – возмутилась Люся.
– Мы ещё сыграем, – обнадёжил я его. – Как-нибудь потом.
– Потом, так потом, – вздохнул он. – Дочь, ты поела? Закончишь с едой и иди ко мне, не мешай сестре.
Я следом за Люсей вошёл в её комнату.
– Кто-то обещал меня поцеловать, – напомнила она. – Выполняй обещанное, пока отец удерживает Ольгу. Надолго его не хватит.
На этот раз подруге не пришлось меня уламывать.
– Вот так целовалась бы и целовалась! – сказала она, слегка задыхаясь, когда мы оторвались друг от друга. – Мне этого мало!
– Хорошего понемножку, – остановил я Люсю. – Покажи, чем вы занимались на уроках.
– Эту поговорку придумали жадины, – засмеялась она, доставая из портфеля учебники. – Смотри, здесь мы закончили по физике…
Едва мы закончили с уроками, как вошла Ольга.
– А почему вы не целуетесь? – разочарованно спросила она. – Поцелуйтесь, а то расскажу маме!
– Что ты расскажешь? – спросил я.
– Что вы целовались!
– А если поцелуемся, не расскажешь?
– Не расскажу, честное слово!
– Ну раз ты так хочешь… – улыбнулась Люся, потянувшись ко мне. – Учти, только ради тебя! Попробуй потом рассказать родителям, сама же будешь виновата! А я не буду с тобой дружить.
На этот раз она долго не разрывала поцелуй, так, что у меня даже закружилась голова. У Люси, видимо, тоже.
– Счастливая! – с завистью сказала сестра. – Прям как в кино!
– Ладно, – сказала Люся, – ты играй с куклами или займись уроками, а нам нужно поговорить. Как всё прошло?
– Нормально прошло. Сыграл им и спел. Песня, как на заказ, патриотическая, о Белоруссии и слушать приятно. Плохо, что я ещё не довёл голос до нужной кондиции, хотя никогда не спою так, как пели «Песняры». Будет скоро такой популярный ансамбль. Думаю, меня из-за неё пригласят в Минск. Интересно, что эта Василиса обо мне состряпает. Материала она набрала много, даже взяла несколько моих фотографий.
– А фотографии ей зачем? – ревниво спросила Люся. – У меня, кстати, нет ни одной твоей.
– С ума сошла – к ней ревновать!
– Видела я, как ты прошёлся по ней взглядом! – сказала подруга. – Не хуже Семёныча, только тот ещё облизнулся. Не знаю, сколько ей лет, но на вид не дала бы больше шестнадцати. Только груди торчат, а так девчонка-девчонкой! А тебе из-за занятий спортом можно дать пятнадцать лет! Может, ты не видел, зато я заметила, как она на тебя посмотрела и вздохнула! Небось, будь у вас меньше разница в возрасте…
– При чём здесь это? Запомни, что все мужчины провожают взглядом красивых женщин! В нас это заложено природой. Но когда есть одна-единственная, эти игры в гляделки ничего не значат! Зачем кто-то, если есть ты?
– Хорошо сказал! – подтвердила Ольга, про которую мы забыли.
– Слушай, чудо! – сказал я ей. – Если Люся станет моей невестой, ты ведь тоже будешь родственницей. Скажем, сестрёнкой. Не против?
– Правда? – уточнила она. – Брат – это хорошо! У меня через месяц день рождения!
– Подарок за мной, – пообещал я. – И вообще, если что-то нужно, обращайся. Ладно, играй, а я пойду домой.
Я попрощался с родителями подруги и заторопился домой. Нога уже не болела, и нужно было навёрстывать упущенное.
На следующий день в школе всё было, как обычно, словно вчера никто не приезжал. Но Новиков всё же поговорил со мной, причём с самого утра, когда я переобулся в гардеробе и хотел рвануть к лестнице.
– Притормози, Геннадий! – сказал он, выйдя из учительской. – У меня к тебе разговор.
– По поводу вчерашнего, когда мы с Черзаровой стояли в коридоре? – спросил я. – Если только это, то таких прогулок больше не будет.
Он кивнул и ушёл, а я понёсся по лестнице, подгоняемый звонком.
Через несколько дней я заметил, что одноклассники изменили ко мне отношение. Со мной во всём соглашались, будто я взрослый и авторитетный человек. Класс отдалялся от меня, и я не знал, как это остановить. Когда я спросил об этом Сергея, он сказал:
– Ты вырос и живёшь своими делами. Тебе неинтересно играть в мяч или обсуждать девчонок, поэтому у нас нет ничего общего, кроме учёбы. Твоя известность это только усилила.
У Люси ухудшились отношения с девчонками. Многие из них откровенно завидовали. И дело было не только во мне. Если не хватает смелости что-то сделать или тебе это запретили, а кто-то рядом плюёт на запреты, как ты будешь к нему относиться? Уж точно не дружески. Даже с Леной уже не было прежней дружбы, хоть внешне это было мало заметно. Люся потянулась к моей сестре, которая испытывала к ней симпатию. Она стала задерживаться у нас и то время, когда я занимался делами, проводила с Таней. Прошло четыре дня, и в четверг почтальонша принесла телеграмму, в которой было отпечатано: «четвёртого приеду пробы будь свободен Валентин».
– Четвёртое – это завтра, – озабоченно сказала мама. – Придётся мне утром идти в вашу школу к директору.
– Я сам отпрошусь, – сказал я. – Утром сбегаю, заодно кое с кем повидаюсь. Валентин приедет позже.
Так и сделал. С утра выполнил свои занятия, кроме пробежки, которые были отложены до более тёплого времени, а потом раньше обычного появился в школе. Сначала подёргал ручку директорского кабинета, но она оказалась заперта. Пришлось идти в учительскую и показать телеграмму классной.
– Какие пробы? – не поняла она.
– Я сочинил песню, – объяснил я. – Теперь её хотят прослушать в Минске, а директора пока нет на месте. Давайте я оставлю телеграмму, а вы потом передадите ему. Ирина Михайловна, можно вас попросить?
– Смотря что.
– Я не хочу заходить в класс. Нужно будет объясняться и вообще… А Люся будет волноваться. Вы не передадите ей…
– Ну и ну! – насмешливо сказала она, беря у меня из рук записку. – Вот чего я никогда не делала, так это не передавала таких записок. Ладно, беги. Счастливо съездить.
Валентин приехал без двадцати одиннадцать с тем же шофёром. Времени, по его словам, было мало, поэтому они не стали задерживаться. Маму он отговорил от поездки:
– Зачем вам терять весь день? Да и не везде я смогу быстро вас провести. Придётся оформлять пропуск, а это время. Я взял вашего сына, я его вечером и верну, а обедом мы его накормим.
– Здравствуйте, Сергей Александрович! – поздоровался я с шофёром.
– Привет, Геннадий, – отозвался он. – Расстегни свою куртку, взопреешь.
«Волга», даже первая модель, – это вещь! Минут десять мы добирались до шоссе, а потом Сергей так разогнал машину, что вскоре показались окраины Минска. Я очень редко в него ездил, поэтому совершенно не знал, кроме нескольких приметных мест вроде площади Победы с её высоченным монументом. Я предполагал, что меня не сразу повезут на запись, и оказался прав. В первый раз выслушали в отделе пропаганды ЦК, где работал Валентин. Потом его начальник долго с кем-то созванивался, и меня куда-то повезли.
– Едем в филармонию, – объяснил Валентин. – Постарайся не выпендриваться, там этого не любят.
Выпендриваться пришлось. Слушали меня пять человек, все в возрасте. После прослушивания один из них сказал:
– Свежо и очень неплохо, но сыро, и у молодого человека нет голоса. Могу взять на доработку, а потом найдём исполнителя.
– Мне это не подходит, – сказал я мэтру, посмотревшему на меня с таким удивлением, как будто ему взялся возражать стул в концертном зале. – У меня простые принципы. Я сочиняю песню и исполняю в первый раз, а потом берите её себе, делайте аранжировку и пусть поёт кто хочет. По-моему, это законное право автора. Я и сам знаю, что не Муслим Магомаев, но для первого исполнения подойду.
– Я не выпущу его ни в один концертный зал! – припечатал мэтр.
– Я могу надеяться, что ЦК комсомола проследит за тем, чтобы моя песня не появилась под чужим именем? – спросил я Валентина. – Вы меня отвезёте домой или добираться самостоятельно? Деньги и ученический билет взял, так что домой попаду. Как зовут этого товарища? – Я показал пальцем на взбешенного мэтра. – Мне придётся давать немало интервью, хотелось бы поведать о нём людям. Странное отношение к молодым дарованиям.
– Ну ты и нахал! – рассмеялся сидевший в центре мужчина. – Идите за мной!
Он отвёл нас, по-видимому, в свой кабинет и куда-то позвонил. Пришлось долго ждать, пока искали какого-то Николая.
– Коля! – сказал звонивший. – У меня в кабинете один самородок, которого откопали ребята из ЦК комсомола. У него очень неплохая песня, которую он сам поёт под гитару. Нужно сделать запись и показать её в вашей передаче. По-моему, он идеально для вас подходит. Да, сейчас его привезут.
