скачать книгу бесплатно
– Это что, iPhone?
– Он самый! 20-я модель, – не без гордости заявил Ариэль.
– Такой iPhone еще не вышел, – отрезал Роберт. – Тебя развели, приятель, это китайская игрушка.
– Сам ты игрушка! – обиделся Ариэль. – Это для вас, нищебродов, любой айфон – все равно что восьмое чудо света, а для человека со связями вроде меня это просто трубка, по которой я уже полгода разговариваю.
– А я и не говорю, что китайские телефоны плохие. – Роберт испытал нескрываемое удовольствие от того, что ему удалось поддеть наглеца, он решил закрепить моральное преимущество: – Я тоже сыну в университете дарил китайский телефон. У него тогда не лучшие времена были, вел себя как баран: регулярно напивался и терял смартфоны в барах, клубах, на квартирах случайных подруг. А порой просто разбивал в драке. Вот я и купил ему сразу пару китайских смартфонов, чтоб не жалко было. И знаешь, в чем ирония? С этими китайскими трубками он проходил очень долго. И в бассейне их топил, и ронял, и швырял – хоть бы хны. Так что ты не расстраивайся, что iPhone паленый. Может, так оно и лучше. Дольше прослужит.
– Много ты понимаешь, – Ариэль раздосадованно махнул рукой. – Да у меня на коробке подпись Стива Джобса.
И Роберт не смог удержаться от смеха. Он был серьезным человеком и чувством юмора никогда не блистал. Но тут просто не выдержал. То ли от напряжения, в котором он пребывал последние полчаса, то ли потому что это и впрямь было смешно, он расхохотался и смеялся долго, истерически, пока под ребрами не закололо, а на глазах не выступили слезы.
Агнесс и Ариэль молча смотрели на него, иногда переглядываясь, но по их вымученным улыбкам Роберт догадался, что что-то не так. Они не юристы какого-нибудь обуревшего депутата, не поверенные зажравшегося олигарха, разъезжающего пьяным по встречке. Может, они психиатры? И проверяют, насколько он вменяем? И, судя по взглядам, которые они на него бросали, тест на вменяемость он пока проходит неважно.
– Ты, может, не в курсе, парень, но Стив Джобс умер, – пояснил Роберт Ариэлю, утирая слезы и откашливаясь, от бурного смеха у него разболелся бок, – так что получить автограф Стива Джобса – это примерно так же нереально, как двадцатый айфон.
– Если только ты не был его соседом по этажу… – начал было Ариэль, но Агнесс нетерпеливо одернула его.
Впрочем, Роберт уже понял, что наглый блондин принадлежит к тому ненавистному для него типу людей, которые будут до хрипа доказывать всем, что Земля плоская, даже если все факты указывают на обратное. В конце концов они заставляют всех признать свою правоту, и все соглашаются: да, это действительно настоящий двадцатый айфон с настоящим автографом Стива Джобса, не потому что искренне поверили в это, а потому что просто выдохлись и истратили все логические доводы.
Марго всегда считала, что в общении с такими людьми гораздо проще подыграть, чем пытаться доказать правду. Но Роберт был слишком нетерпим к патологическим врунам и хвастунам. И обычно каждый такой спор вел не на жизнь, а на смерть до полного морального и социального уничтожения соперника.
– Нет, прошу тебя, говори! – Роберт уже завелся и не собирался спускать дело на тормозах. – Мне искренне интересно продолжение этой удивительной истории. Стив Джобс умер раньше, чем вышел 6-й айфон. Я действительно жажду узнать, каким образом ты заполучил 20-й айфон с его автографом. Это ж какими связями нужно обладать?
– Ты действительно считаешь, что сейчас это важно? – тихо спросила Агнесс, и Роберт вдруг почувствовал неимоверную усталость. Она обратилась к нему так спокойно и вдумчиво, что он невольно осознал: вся его жизнь не более чем череда бессмысленных споров: с женой, с детьми, с коллегами, с самим собой (особенно с самим собой).
– Нет, это действительно неважно, – сказал Роберт и потянулся к так называемому айфону. – Короче, ребят, где бы мы ни были и что бы все это ни значило, просто назовите адрес, я позвоню жене и попрошу, чтобы она забрала меня отсюда.
– Боюсь, этого ты не можешь сделать, – Агнесс грустно улыбнулась и положила прохладную ладонь на его запястье.
– Могу, – упрямо возразил Роберт и немедленно защелкал клавишами айфона, чтобы разблокировать экран. По привычке он набрал цифры, дату своего рождения, но не успел осознать, что телефон-то не его и пароль должен быть другим, как вдруг экран ожил. Роберт не стал тратить время на обдумывание этого непонятного совпадения и поспешно набрал номер жены, 11 цифр, которые он знал наизусть. Но трубка отозвалась хладнокровным «Неправильно набран номер». Он попытался еще раз, лихорадочно соображая, что, может, он все-таки в другой стране, а у телефона что-то не в порядке с роумингом.
Агнесс и Ариэль наблюдали его тщетные попытки: Ариэль – с неприкрытым самодовольством, а Агнесс – с тревогой. Она кусала побелевшие губы, и по выражению ее лица Роберт не мог понять, чего она больше боится: того, что он сумеет дозвониться, или того, что не сумеет. В конце концов он выдохся, отложил телефон и понял, что дышит громко, как загнанная лошадь. На лбу выступили капли пота, но он не стал их вытирать, чтобы не выдать своего отчаяния.
– Роберт, – Агнесс налила ему стакан воды и придвинулась ближе, – давай начнем сначала. Подумай хорошенько. Что последнее ты помнишь?
Роберт залпом осушил стакан с водой и в изнеможении откинулся на подушку.
«Думай, – приказал он себе, – просто думай. Вспоминай».
Он закрыл глаза и сжал пальцами виски…
* * *
Была обычная суббота. Они с Маргаритой сидели в просторной светлой кухне-столовой в ожидании семейного бранча. Был чудесный майский погожий день. Тот самый волшебный момент, когда солнце впервые начинает греть по-настоящему, а деревья в саду зацветают словно все разом, наполняя воздух пьянящими ароматами и предвкушением скорого лета.
Но Роберт был не из тех людей, которые, идя по улице, останавливаются, чтобы понюхать кусты жасмина. Он сидел за столом, уткнувшись в свой мобильный, рассеянно пробегая взглядом ленту новостей и полностью игнорируя буйство красок за окном. Майское солнце коснулось его щеки через стекло, но он лишь поморщился и в который раз подумал о том, как нелепо построен их дом! Огромное окно в пол превращало их гостиную в парник. С началом лета находиться здесь становилось невозможно из-за жары, от которой не спасали даже кондиционеры. Он нехотя встал и не без раздражения закрыл жалюзи, отчего солнечный свет перестал струиться на пол и слепить ему глаза.
Маргарита едва заметно поджала губы, но промолчала. И, надевая на лицо улыбку мудрой и понимающей жены, подошла к нему с ароматной туркой.
– Имбирный раф, – объявила она не без гордости, наливая в его чашку благоухающий напиток. Обычно кофе варил Роберт. И для нее приготовление рафа с сиропом, как в кофейне, было настоящим достижением.
Но Роберт молча, не отрывая глаз от айфона, покачал головой.
– Лучше чай, кофе вреден.
– Ты же любишь кофе.
– А перепады гипертонию не люблю. Не знаю, в курсе ты или нет, но резкие скачки артериального давления приводят к легкому приступу смерти.
Маргарита невесело усмехнулась и налила ему чай.
– Я думала, жизнь рано или поздно приводит к легкому приступу смерти. Никогда еще не слышала, чтобы кто-то жил вечно благодаря тому, что пил чай, а не кофе.
Роберт собирался было возразить ей и даже уже набрал воздух в легкие, но тут на кухню вошел Фил.
Он явно был с похмелья, впрочем, как и всегда. Но в двадцать лет даже раскалывающаяся голова и лютый сушняк – это не повод для плохого настроения.
Фил засунул пятерню в растрепанные, выгоревшие на солнце волосы, рассеянно почесал плоский живот. Кое-как сфокусировал взгляд на Роберте, прохрипел:
– Привет, пап, – и вальяжно прошествовал к холодильнику.
Роберт ощутил новый приступ раздражения. Сын был его позором и разочарованием, его личным фиаско, его самой большой головной болью.
Он рос таким милым, обаятельным и одаренным мальчиком. Все, за что Фил брался, получалось у него легко и играючи. В какую бы секцию его ни приводили, он везде показывал блестящие результаты и мгновенно становился лидером и всеобщим любимчиком. Он быстро бегал, он очень прилично играл в футбол, легко схватывал иностранные языки, талантливо играл в шахматы, ловко управлялся с математикой и интересовался историей.
Роберт строил на его счет огромные планы, но что-то пошло не так…
Лет в 12 Фил начал бунтовать. Прогуливать школу, бросать кружки, тусоваться в сомнительных компаниях. В ответ на попытки вразумить его он отвечал, что не собирается тратить свою единственную жизнь на «весь этот бред». Бредом ему, похоже, казалось все, кроме его дебильноватых дружков, компьютерных игр и курения сигарет в рощице на берегу реки.
Маргарита, вооружившись томами психологических книг и поистине ангельским терпением, утверждала, что это просто период, подростковый максимализм, сепарация от родителей. Что нужно постараться принять его таким, какой он есть, и с пониманием отнестись к его выходкам, и очень скоро он придет в себя и возьмется за ум.
Но его бунт продолжался, а протест прогрессировал! Компьютерные игры плавно сменились азартными, к сигаретам незаметно добавился алкоголь, а с 16 лет и легкие наркотики. («Легкими» их мысленно называл Роберт, чтобы успокоить себя и убедить в том, что он не полностью провалился как отец.)
К двадцати годам Фил окончательно вышел из-под контроля. Он вылетел из трех университетов, куда Роберт всеми правдами и неправдами запихнул его на реабилитацию. Попробовав работать и быстро бросив это бесперспективное занятие, Фил жил с родителями. Хотя мог сутками пропадать у своих дружков и бесчисленных подружек.
Роберт старался его воспитать, но каждая новая попытка приносила все более и более плачевный результат.
Когда Фила устроили работать торговым представителем в алкогольную компанию, он в первый же месяц спер (а по его версии, одолжил в счет будущей зарплаты) выручку от клиентов и ушел в жестокий загул. Роберт, разумеется, закрывал его долг, чтобы служба безопасности не заводила на него дело.
Когда Фила попытались выгнать из дома, он быстро нашел влюбленную девушку, готовую его приютить и обогреть. Роберт почти не удивился, когда узнал, что девушка оказалась кавказских кровей, и очень скоро серьезно настроенные родственники заявились к Роберту на порог с требованиями женить/платить / наказать блудного сына.
В общем, к 21 году Роберт сдался. Он признался себе, что сын всегда будет бельмом на его глазу. И махнул на него рукой, терпя присутствие Фила в своем доме. Стыдясь его, ненавидя его каждый раз, когда он попадал в очередную передрягу, виня себя и злясь на жену, которая продолжала его слепо любить и оправдывать.
Фил порыскал в холодильнике в поиске пива, но, видимо, из уважения к матери, которая одарила его светящейся улыбкой (улыбкой, которую она никогда не дарила Роберту), Фил ограничился апельсиновым соком, который налил себе в бокал со льдом и ушел пить на террасу.
Маргарита села напротив Роберта с чашкой кофе.
– Ты занят? – спросила она, подпирая щеку рукой.
– Да нет… А что?
– Может, поговорим?
– О чем? – моментально напрягся Роберт, последнее, к чему он был физически, морально или ментально готов в субботу с утра, – это разговоры по душам. – Что-то случилось? – уточнил он.
– Да нет… А разве мы можем говорить, только когда что-то случается? Разве нельзя просто поболтать о… ну, я не знаю… о соседской собаке, о жизни на Марсе или о теории заговора?
– О теории заговора? – переспросил Роберт и устало потер переносицу, только этого ему не хватало.
– Ну да, – Маргарита принужденно рассмеялась. – Тебе не кажется странным, что мы знакомы уже почти тридцать лет, но я даже не знаю, что ты думаешь по поводу убийства Кеннеди?!
– Для меня странно, что тебе в принципе приспичило обсудить смерть Кеннеди в субботу с утра, – буркнул Роберт и тут же, отложив телефон, перешел в наступление: – В чем дело, Рит, ты думаешь, у нас проблемы? Нехватка качественного общения или как там это называют твои пройдохи-гуру?
– Просто давно не разговаривали, – тихо и спокойно ответила она и улыбнулась. – Мне не хватает общения с тобой.
– Не выдумывай. Мы постоянно общаемся.
– Да. По поводу кофейных фильтров, и ремонта в спальне, и долгов Фила или нового бойфренда Кристины. Только мне этого не достаточно!
– Да неужели?! – Роберт почувствовал, что закипает. – И кто в этом виноват? Плохой муж, который из кожи вон лезет, чтобы выполнить все твои капризы и желания, но почему-то не хочет обсудить с тобой колонизацию Марса? Знаешь, в чем проблема? В тебе! И в твоих вечных заморочках на тему личностного роста. После каждого очередного ретрита на Бали, или паломничества в Тибет, или кундалини-йоги в Индии ты приезжаешь с вывернутыми наизнанку мозгами, начинаешь трахать мне голову и изо всех сил чинить то, что и так отлично работает!
– Если что-то работает для тебя, это еще не значит, что оно работает и для меня, – тихо, но уверенно сказала Маргарита. – Почему, ты думаешь, я продолжаю ездить на все эти тренинги и ретриты?
– Потому что все эти доморощенные гуру отлично владеют техниками зомбирования и свои йога-туры скучающим домохозяйкам влет продают?
– Я просто хочу быть счастливой, – отрезала Маргарита, и лицо ее стало непроницаемым, словно она закрылась от него в собственном царстве мыслей и сожалений.
Роберту стало больно. И от того, что он был груб, и от того, что жена явно расстроилась.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он напряженно. – Ты со мной не счастлива?
Звонок в дверь спас Маргариту от необходимости озвучивать неудобную правду, которую они оба знали, но старательно обходили молчанием последние лет семь их совместной жизни. С извиняющейся улыбкой она встала и пошла открывать дверь Кристине.
Их дочери было 27 лет. Она была умницей, хотя и чрезмерно тщеславной. Настоящее дитя поколения Y, свято верящее в то, что она особенная и заслуживает всего самого лучшего только потому, что родилась на свет. Впрочем, это наивное убеждение не помешало ей сделать карьеру интернет-маркетолога в известном медиахолдинге.
Кристина была миллениалом в лучшем и худшем смыслах этого слова. Она общалась исключительно с себе подобными: хипстерами либо блогерами. Литрами пила обезжиренный латте макиато на бесконечных переговорах. Смотрела House of Cards и Billions в оригинале. Презирала людей, берущих ипотеку и отдыхающих в Египте.
Сама жила в Москве в съемной двушке на Киевской и мечтала об апартаментах в Москва-Сити тысяч эдак за пятьсот в месяц. Ездила на Mercedes GLA. Щеголяла сумкой Fendi и туфлями Valentino.
Периодически ругала корпоративную культуру и грозилась бросить все к чертям, стать фрилансером и предаться дауншифтингу где-нибудь на островах Таиланда или Филиппин. Но была слишком одержимым трудоголиком, чтобы прожить в тропическом раю дольше двух недель.
У нее были длинные прямые платиново-белые волосы, за которыми она фанатично ухаживала в лучших салонах столицы, спуская на свои локоны по ползарплаты. А всевозможные аппаратные процедуры и инъекции красоты Кристина получала бесплатно, как и многие девушки, трудящиеся в индустрии всемогущего глянца.
К своим 25 годам ее и без того безупречно гладкая кожа была обколота, облагорожена и отполирована сверх всякой меры. В результате чего Кристина уже не совсем походила на живого человека, скорее на прекрасный оживший манекен или фотомодель, шагнувшую прямо с отфотошопленной обложки на грешную землю и еще не испытавшую соприкосновения с реальной жизнью.
Но все это не имело для Роберта никакого значения. Он фанатично обожал дочь. Она была его копией, его доппельгенгером, его женским воплощением. Хладнокровная и уравновешенная, расчетливая и рациональная, умеющая рисковать, но рисковать не по-детски, а продуманно. Кристина была человеком разума и логики, а не эмоций. Она была женщиной, наделенной всеми основными мужскими достоинствами. Это делало ее жесткой, но бесконечно привлекательной и, бесспорно, заслуживающей большого уважения.
Маргарита любила дочь, но не находила с ней общего языка. Слишком уж разными они были в своих целях и ценностях. Маргарите казалось, что ее девочка спускает жизнь на бессмысленную погоню за деньгами и статусом. Кристине мать казалась слишком мягкой, бесхребетной и безнадежно отставшей от жизни. Периодически она начинала разговаривать с ней в покровительственном тоне или откровенно потешаться над ее устремлениями.
Вот и сейчас, бегло чмокнув мать в щеку, Кристина бросилась в объятия отца, и впервые за день у Роберта на душе потеплело. Будучи людьми сдержанными, они с Кристиной редко позволяли себе проявления чувств. Разве что друг с другом…
Маргарита позвала Фила, и они все сели за стол. Их субботние семейные бранчи были традицией. Как и большинство традиций, из хорошей идеи через какое-то время они превратились в непростое испытание. Слишком уж полярные люди собирались за столом. И каждый такой бранч превращался в дипломатические переговоры или словесные дуэли, столкновения противоположных взглядов на мир.
Сегодня за столом беседу направляла Кристина. Она недавно вернулась из Флоренции, где ее рекламодатель устроил закрытую презентацию новых духов для блогеров. На обратном пути Кристина заехала в Милан и благодаря знакомой блогерше-инстаграмщице попала в аутлет на распродажу для байеров. Затарившись кроссовками Dolce & Gabbana, сумочками Gucci и прочими фетишами тяжелого люкса, она вернулась в Москву и тут же попросила продвижения по карьерной лестнице. Начальник не планировал ее повышать, но Кристина умела надавить на нужные кнопки, а потому была уверена, что новая должность у нее в кармане.
– А после Нового года хочу поменять машину, – завершила свой монолог Кристина и удовлетворенно улыбнулась. – Не знаю, как дела могут идти еще лучше!
В разговор вступил Фил. Они с сестрой не были особо близки. И в этом – с горечью осознавал Роберт – есть и его вина. Слишком уж часто он их противопоставлял друг другу. Слишком откровенно гордился дочерью и слишком демонстративно ставил ее брату в пример. В результате Кристина считала Фила недочеловеком и слегка презирала за бесцельную и бессмысленную жизнь. А Фил не упускал случая побольнее задеть сестру и поставить ее на место. Вот и сейчас, обаятельно улыбнувшись, Фил сладко проворковал:
– По-моему, твои дела могут идти еще лучше! Если, например, ты найдешь себе горемыку, который будет трахать тебя чуть дольше недели…
– Фил, перестань, это грубо! – резко оборвала сына Марго. В глубине души она была уверена, что все карьерные успехи дочери – всего лишь бегство от одиночества и неудач на личном фронте. Ибо Кристина была из тех девушек, которые ловко завоевывают мужчин, но совсем не умеют их удержать.
Ей не хватало мягкости и гибкости, она не признавала компромиссов. И до сих пор у нее, похоже, не было ни одних здоровых и сколько-нибудь серьезных отношений.
– Да брось, мам, – беззаботно парировал Фил, – я уверен, Кристина слишком умна, чтобы обижаться на горькую правду. Верно, сестра?
– Верно, – легко согласилась она, по-видимому, ничуть не обидевшись, и тут же ядовито улыбнулась. – Очень зрелая позиция, брат. Даже не понимаю, как кто-то столь зрелый может до сих пор быть безработным и жить с родителями.
– Ну, пожалуйста, давайте не будем, – попросила Маргарита и посмотрела на сына. – Фил, ты же знаешь, здесь твой дом, и мы рады тебе!
– Говори за себя, – парировал Роберт, но Фил его словно не услышал и тепло улыбнулся матери.
– Люблю, как ты врешь, мам, – сказал он нежно, с ноткой горького сарказма.
– Конечно, любишь. – Кристина с сосредоточенностью хирурга намазывала апельсиновый джем на тост. – Талантливые вруны всегда ценят хорошую ложь.
Роберт почувствовал подступающую мигрень.
– Дам сто долларов тому, кто сменит тему.
– Продано! – обрадовался Фил и, немедленно включив парня – «душу компании», светски спросил: – Едете в отпуск в августе?
«Нет», – отрезал Роберт в ту же секунду, как Маргарита сказала «да». Супруги недоумевающе переглянулись.
– Вообще-то, мы это еще не обсуждали, – осторожно начала Маргарита (а она все разговоры о путешествиях всегда начинала очень осторожно и издалека), – но я тут увидела одно волшебное место, которое я безумно хочу увидеть. И я подумала, что это была бы классная идея для нашей годовщины…
– Наша годовщина в январе, – заметил Роберт.
– Это годовщина свадьбы, а я говорю о годовщине знакомства.
– И что же это за место? – поинтересовалась Кристина.
– Называется Playa Del Amor, – сказала Маргарита, кивая в сторону плаката желаний, который представлял собой огромный коллаж красивых картинок и вот уже много лет украшал стену в гостиной. – Удивительное место, правда? Это тайный пляж любви на одном из мексиканских островов.
Картинка пляжа и правда поражала воображение: огромный зеленый купол почти полностью накрывал прекрасный пляж, купаясь в голубых водах, ты оказывался под тенистой крышей, словно горы решили стать гигантским зонтиком от палящего солнца. Попасть на этот диковинный пляж можно было только по воде, проплыв довольно длинный грот. Маргарита светилась изнутри, разглядывая эти фотографии, но остальные члены семьи не разделяли ее энтузиазма.
