скачать книгу бесплатно
Голубей били из мощной рогатки, у отца на опытном производстве Ахмед раздобывал необычайно эластичную прочную резину. Жарили голубей на костре за гаражами.
– Во-первых, мы их добывали на охоте, во-вторых, голуби были экологически чистые, – ответил Магомед.
– Это городские-то голуби? Если честно, брат, я не мог избавиться от отвращения, когда мы их жарили на проволоке, – засмеялся Ахмед.
– Когда жарили – еще ничего, меня тошнило, когда нужно было есть! – засмеялся Магомед.
В приоткрытые в сторону ночного залива двери заглянул Аслан. Он жил в квартире на Приморском, ночевал здесь, когда с утра собирались очень рано выехать.
– Заходи, парень, не стесняйся! – крикнул ему Ахмед.
– Да я уже поужинал, – сказал Аслан.
– Ничего, в твоем возрасте шашлык лишним не бывает.
– Чтобы я стал таким красивым, как вы, дядя, – сказал Аслан.
Посмеялись; как многие спортсмены, в молодости развившие большую мышечную массу, Ахмед теперь неустанно боролся с лишним весом.
– Не, таким красивым, как я, у тебя все равно не получится, – сказал Ахмед.
Поели шашлыков с разными соусами. Налили чаю, соков, колы. Развалились на подушках.
– А вот скажи, брат, какое время самое счастливое в твоей жизни? – спросил Ахмед. Ему было хорошо и тянуло пофилософствовать.
– Сейчас, – не задумываясь, ответил Магомед.
– Нет, я имею в виду типа такой лучший период, типа как стоял на вершине и потом вспоминаешь.
– Были вершины, и все разные, – пожал плечами Магомед. – Да ты все знаешь о моей жизни.
– А про себя я точно знаю, брат. Когда машины из Германии гоняли. Когда поднимались. Помнишь эти сумки с деньгами, таможки-растаможки, пистолеты-патроны, разборки с парнями на авторынке? Первый раз по автобану на «мерседесе». Тому «мерсу», правда, было лет двадцать, как он не развалился на такой скорости, как мы не убились?
– Ты, брат, говоришь о молодости. Молодость лучше, чем старость, тут ты прав.
– Нет, брат, я о другом. Мы, мужчины, рождаемся путешественниками, пиратами, купцами. А теперь я сижу в кресле и смотрю на экране отчеты по просроченной дебиторской задолженности дочерних предприятий.
Одной из любимых фотографий Ахмеда был черно-белый снимок начала девяностых, где он весь такой с бицепсами, в рубашке с закатанными рукавами, в руке пистолет, а из раскрытой сумки торчат пачки долларов. А глаза бешеные, ай, что за жизнь!
– Тогда было хорошо. И сейчас хорошо, – сказал Магомед. – Мир меняется. И мы с тобой меняемся. Если б ты не смог меняться, ты бы сейчас был толстым хачем с авторынка в спортивном костюме, обделывающим мелкие делишки по постановке на учет угнанных машин.
Ахмед обиделся:
– Почему это мелкие? Я бы только премиум-сегментом занимался.
– Да я, брат, для остроты дискуссии подкинул, – посмеялся Магомед. – Ладно, завтра рано вставать.
Вышли на улицу. Из-за впадающих рек залив здесь почти пресный, почти не пахнет морем. Поглощающее свет небо, черная пропасть шумящего прибоем залива. Далеко в море огни парома, идущего в Хельсинки из Петербурга, легкое зарево Кронштадта. Из-за спины – свет открытых дверей шашлычного домика. Огни его дома, огни дома Ахмеда, дома Салмана. Дежурное освещение веранды гостевого дома, прожектор стоянки и гаража. Огни его крепости. Магомед обернулся к Аслану:
– Завтра, после того как съездим в область на совет директоров кирпичного завода, заедем еще в одно место на обратном пути. Населенный пункт Покровка. Посмотри дорогу. Проверим, что там забыл китайский предприниматель Лян.
Глава 3. Знаки
Комиссия по культурному наследию. Весна 2010 года, вторник
С Таней и Юрой они гуляют по городскому парку над рекой. Ночь. Похоже, что это выпускной вечер, потому что они с Юрой в костюмах и белых рубашках, Таня в красивом платье. Жарко. На небе мириады звезд. Теплым светом озарены аллеи и аттракционы. Невнятно доносится музыка с концертной площадки. Со стороны реки поднимаются трое вооруженных парней – лиц не различить, темные фигуры. Он должен защитить. В руках у Магомеда автомат, но вот проблема: нет ни патронов, ни магазина. Магомед сует руку в карман и находит патрон среди ключей и мелких денег. Он тянет затвор и закидывает патрон в патронник. Клацает затвор. Стрелять рано: патрон один, а нападающих трое. Выбор жжет душу. Странное ощущение от автомата без магазина. Таня ободряюще улыбается ему и достает маленький сотовый телефон. Какой сотовый телефон? Магомед понимает, что это было давно, даже очень давно, когда не могло быть у Тани никакого сотового телефона. Поэтому он проснулся. Он задремал в машине, выехали сегодня очень рано. Смысл знака прост, даже думать не надо. Отстрелянный патрон – исполнившаяся угроза. Больше не страшен. Заряженный патрон – даже если один, власть над многими. К чему это?
– Поворот на Покровку, – сказал Аслан.
Съехали с шоссе на грунтовую дорогу. Много лет здесь не пахали и не сеяли. Поля заросли кустарником. Иногда попадались почерневшие остатки хуторов и хозяйственных строений. Даже мощный джип еле полз по разбитой черной дороге. Да и людей здесь почти нет. За час, после того как они съехали с трассы, они не встретили ни одной живой души. Куда ведут эти дороги? Кого они соединяют? Пропетляв между холмами, поросшими лесом и еще местами покрытых льдом мелких озер, дорога неожиданно вышла на высокий берег реки. Начался вечер, и солнце, выглянувшее из плотных облаков, освещало городок Покровку на высоком холме на берегу большой пустынной реки.
Зимой здесь жили всего десятка два человек, почти всем уже за пятьдесят. Летом становилось оживленнее – из Питера приезжали дачники. В прошлом году в этих местах заблудился геолог – подготовленный опытный человек. Он выходил к людям двое суток. До революции в области жил один миллион семьсот тысяч человек, за сто лет ее население уменьшилось на один миллион и теперь недотягивает до семисот тысяч.
Черные деревянные заброшенные дома, черные деревянные столбы и развалившиеся заборы. Гостем из прекрасной мечты на фоне пылающего закатного неба плыл Покровский собор. Вернее, то, что от него осталось. Дырявые купола, крыша обвалилась. Облупилась и сбита роспись, но формы совершенны. Собор был необычен. Он был геометрически правильным, но его ярусы, стены и купола перетекали друг в друга так, что казались живыми.
Вид был прекрасен. Развалины пришли из времени, когда здесь жил великий народ. Те, кто сейчас жили здесь, не имели никакого отношения к храму, как арабы, продающие кока-колу туристам, не имеют ничего общего с пирамидами. В развалинах не было новизны, так же как в туристических развалинах эллинских городов.
Проехали железнодорожный переезд. Рельсы и шпалы заросли травой и кустарником. Последний поезд прошел здесь несколько лет назад. Тишина и карканье ворон – главной певчей птицы этих мест.
Вблизи оказалось, что кто-то пытается восстанавливать собор. Мусор внутри был убран, в нижнем ярусе на стенах – пятна свежей кладки и раствора.
Скользя по грязи, к ним подошел пожилой мужичок в резиновых сапогах. Интересно, в чем здесь ходили до изобретения резиновых сапог?
– Здрасьте, а вы кто? – спросил он.
– Комиссия по культурному наследию, – ответил – Аслан.
– Да, делаем инвентаризацию памятников архитектуры, – подтвердил Магомед.
– А-а, ну, может, наконец кто-то нами займется. Совсем все в упадок пришло. Работы нет. Ковыряется тут, правда, один, – это прозвучало неожиданно зло, – недавно появился, говорит, что происходит из этих мест. Но его фамилия Кулагин, а я сроду не слышал в этих местах такой фамилии. Поселился в доме Вдовиных. Так что врет, по-моему. Если он будет один ковыряться, сто лет проковыряется.
– А вы не пробовали ему помогать? – спросил Магомед.
– С чего? – искренне удивился мужичок.
– Так работы ж все равно нет, так хоть храм будет.
– У вас есть сто рублей? – без всякого перехода спросил мужичок.
– Сакральный вопрос. Выдай ему сто рублей.
Мужичок почувствовал досаду. Похоже, можно было срубить и двести. Непростительный промах для такого умника. Он открыл было рот, но тот, который небритый молодой, заслонил старшего спиной и глянул так, что слова застряли в горле.
Участок под постройку коттеджного поселка, принадлежащий одной из фирм Магомеда, располагался ниже по течению реки. Этот участок достался ему случайно. Еще в девяностых годах петербуржский предприниматель пытался украсть у одной из его фирм крупную сумму, опираясь на поддержку знакомых по тюремному прошлому. Сейчас уже не было людей, которые попытались бы обмануть Магомеда, но тогда было другое время. Среди того, что забрали у этого отважного джентльмена, был и участок на берегу реки, под который было получено разрешение на строительство. Первый хозяин, правда, не планировал ничего строить, собирался просто собрать деньги с пайщиков долевого строительства. Плакат «Мир вашей скандинавской мечты – поселок «Земля обетованная»» до сих пор украшал съезд с федеральной трассы.
Затратами по проекту были плакат, взятка нужному человеку, реклама в газетах, аванс дизайнеру, нарисовавшему поселок мечты, да аренда офиса с красивой Мариной на телефоне.
Правда, дизайнер просто скопировал рисунок с сайта одного из финских застройщиков. Ну ему и не заплатили за это. Честно говоря, когда нанимали, никто и не собирался платить какому-то дизайнеру. Короче, отличный бизнес по-русски. Проект успешно развивался, уже первые клиенты готовы были вносить авансы на фантастических условиях за фантастический шанс получить скандинавский дом в чудесном месте.
Но тут этот предприниматель неудачно продал одной из фирм Магомеда несколько пустых контейнеров. Надурил тупых хачей. По документам было всё чики-чики. Вот таможня, вот акт, вот накладные о приемке с печатями и подписями. Когда вскрывали проверять по накладным, все было. Снова открыли контейнеры разгружать на складе – там пусто. Вот это фокус! Прямо Давид Коперфилд и Динамо в одном флаконе!
Отважного джентльмена перехватили в тот же вечер, когда он ставил машину в гараж. Радостного такого, что сделка с чучмеками так удачно прошла. Он был удивлен, что его нашли так быстро. На самом деле его слили тюремные знакомые, которые все прикинули и передумали за него впрягаться. Держался он уверенно, по документам ведь все отлично прошло. Предложил обратиться в суд.
Отвезли в помещение, специально служившее для досудебного урегулирования, привязали к стулу, чтобы не отвлекался.
– Порядочный торговец – под сенью престола в Судный день, – вежливо начал беседу Ахмед с одной из любимых фраз Магомеда. – Ты, тварь, похож на порядочного торговца?
Ахмед ему быстро растолковал, что дело не в деньгах, тут честь задета. Что это особенно плохо, что по документам все хорошо. При чем тут деньги? Деньги – газ! Деньги даже не бумага, а просто набор нулей и единиц на сервере банка. Эти единицы у Магомеда уже на диск не влезают. Важно, что теперь такой уважаемый человек, как Магомед, получился полным идиотом перед уважаемыми людьми. Теперь каждый понял, что его, Магомеда, можно дурить. Так участок под застройку вместе с машиной, квартирой и прочим отошел доверенным лицам Магомеда. Обобрали красавца до нитки, оставили один костюм, в котором он вышел из машины, – после общения с Ахмедом костюм все равно уже не годился для бизнес-завтраков. Ну такой виртуоз не пропадет в России – стране возможностей. Через год красавец уже был депутатом в областной Думе, и всё на уровне.
Магомед не любил ввязываться в сделки с земельными участками в России. Ему было понятно, сколько стоит, почему столько стоит, как образуется цена на земельный участок в Европе или на Кавказе. Скажем, его дед Хасан-Хаджи хотел купить у соседа участок в ущелье вниз по реке. Долго хотел, разговаривал с соседом, обсуждал. Представлял, сколько готов заплатить. Понимал, сколько хочет сосед. Постепенно договорились.
Но когда Магомед смотрел с холма над рекой на бескрайние безлюдные северные леса, он видел какую-то дурную бесконечность. Сколько стоят вот те голубые холмы с еловым лесом? Какова там площадь в гектарах? Каких таких гектар – квадратных километров! Какая ценность у этой земли? Ответ может быть любой в зависимости от обстоятельств и интересов. Хаос, как у русских в голове.
Когда участок перешел к Магомеду, он попросил своего хорошего знакомого оценить перспективы участка. «Красивое место, но сейчас стоит очень мало. Далековато от города. Но через несколько лет может стать дорогим. Лучше подержать для случая», – посоветовал ему специалист. Возможно, вот он, случай.
На обратном пути Магомед снова велел остановиться на горе, вышел и долго смотрел на Покровку. Аслан волновался, он хотел засветло проехать лес, слишком уж плохая дорога. Но, понятное дело, он молча ждал старшего.
Наконец поехали. Магомед молчал в глубоком раздумье. Аслан без нужды никогда не лез к старшему с болтовней.
Особенности кадровой политики. 2008 год
Аслан, сын одной из дочерей дяди Абу, появился в офисе полтора года назад – тощий провинциальный молодой человек, державший подбородок вверх, как, по его мнению, надлежало дерзкому горцу в тылу врага. Магомед не очень отчетливо помнил его мальчишкой, за него просили родственники. Черная футболка, белые туфли и носки – последние веяния кавказской моды. Ничего, когда Магомед был в его возрасте, все сельские ребята носили рубашки с огромными воротниками, красные носки и коричневые туфли на высоких каблуках.
– Садись. Гуля приготовит нам чаю.
Некоторое время Магомед молча, не стесняясь, разглядывал парня. Он мог так делать с собеседником очень долго. На трудных переговорах это было исключительно эффективным приемом. Обычно собеседник долго не выдерживал и начинал уточнять предложение. Аслан не шевелился и никак не выдавал нетерпение или напряженность.
– Как тебе город? – наконец спросил Магомед.
– Не знаю, – Аслан поморщился, – не понял еще.
Аслан еле добрался из аэропорта на маршрутных такси по пробкам. Плоский, как блин, город, такие же плоские река и небо не произвели на него большого впечатления.
Магомед опять долго молчал, как бы потеряв интерес к парню. Его вид говорил о том, что у него бесконечно много времени. Большинство людей пытаются что-то сказать, чтобы возобновить беседу. Однако парень молчал.
Разговор происходил на русском языке, потому что Магомед заговорил по-русски. Большинство горцев совершенно свободно говорит по-русски, а для поколения Магомеда русский был вторым родным, хотя часто оставался небольшой характерный акцент из-за разницы в произношении (в горских алфавитах больше звуков, чем в русском). У парня акцент был заметным.
– Скажи, зачем ты сюда приехал?
– Работать на вас.
– На меня работает Гуля. Ты будешь работать со мной. Объясняю, в чем разница. Она может уволиться в любой момент, если захочет. Она мне ничего не будет должна. А ты такой же, как я или Ахмед. Это означает, что мы живем вместе, делаем дела вместе и отвечаем друг перед другом за свой участок. Только я отвечаю за всё. А у тебя будет пока небольшой участок. Ты отвечаешь за машину. На выезде никогда ни на секунду не оставляешь ее вне поля зрения. Фиксируешь все приближения посторонних. Далее, по жизни: я должен обо всем знать. Никакой хулиганки, чтоб я не был в курсе. Фиксируешь все странные, непонятные случаи. Мне говорили, у тебя хорошая реакция и ты хорошо водишь. Поездишь с Салманом на курсы вождения к одному нашему знакомому. Свой старый сотовый телефон сейчас сдашь. Салман выдаст новый. Все подробности, правила использования сотовой связи и Интернета тебе объяснит Салман. Реакция – это хорошо, но голова важнее.
Магомед знал, что все, что он говорит, нравится парню. В двадцать лет все это здорово звучит. Когда Салман покажет Аслану гараж, это понравится ему еще больше. Аслан сдержанно кивнул.
– Форма одежды: серый костюм, светлая рубашка. Да, ботинки, носки – черные.
– Галстук? – спросил Аслан. Магомед вскинул глаза: дерзит? Правда интересуется? По интонации голоса понять было нельзя. Именно в этот момент возник контакт – Магомед понял, что парень не прост. Простые Магомеду были не нужны. Имеется в виду – рядом с собой. Понятно, что для родственника, которого рекомендуют, он нашел бы занятие. В транспортной конторе или охранном предприятии.
– Галстук по необходимости. А теперь пойдем в диванную комнату, выпьем чаю по-родственному. Ты мне расскажешь, что к чему, какие новости там у нас, – сказал Магомед уже на родном языке. Если оценивать по пятибалльной системе, Аслан получил твердую пятерку на вступительных.
* * *
Когда джип, надрываясь на пониженной передаче, вылезал на шоссе, Магомед обернулся к Аслану:
– Аслан, ты давно перерос это занятие – сопровождать меня по делам. Может быть, ты и сам так думаешь. Ты знаешь, почему я держу тебя возле себя?
– Да, дядя Магомед. Я похож на деда Абу, все говорят. Только я худой, а он был крупный. Мне интересно с вами, я многому учусь. Я не хочу другой работы.
– Молодец, парень. Но я не хочу, чтобы ты слишком привык выполнять чужие приказы. Пора принимать свои решения.
Глава 4. Fallout
Конец истории и последний человек. 1979 год
Майским солнечным утром 1979 года по площади Дружбы народов шел Последний Человек, наблюдающий Конец – Истории.
Представим себе монумент Дружбы народов: социалистический монумент – три огромные фигуры, символизирующие разные народы. Хоть Евгений тысячу раз видел этот монумент, но удивительно, что не помнил подробностей. Слишком уж он был большой. Рядом высокий кирпичный забор станции пригородных поездов. Это еще центр города, но уже начало окраин. Зелено, свежо, солнечно, прекрасно!
Конец Истории – это не конец событий, великих и мелких, а конец пути, конец поиска правильного устройства жизни. Это конец страшной сказки прошлого, конец скитаний человечества во мраке дикости и невежества. Конец развития не в смысле прекращения движения и смерти, а в смысле достижения гармонии.
Да, проблемы есть, но позади угнетение человека заботой о хлебе, позади угнетение человека человеком, позади угнетение разума религией, позади угнетение человека невежеством и неграмотностью. Позади Угнетение с большой буквы!
Евгения охватывала гордость за то, что он русский, он принадлежит к народу, который прорвался к свету, который показывает путь всему человечеству. Который превратил коммунизм из сказки об Утопии в практическое дело. Который показывает путь народам Западной Европы и Америки, стонущим под гнетом капиталистов. С другой стороны, приятно принадлежать к народу, находящемуся на шаг впереди остальных в историческом развитии.
Однажды он разговаривал об этом с матерью, и она сказала, что тоже испытала чувство конца истории, когда прочитала программу Коммунистической партии о том, что коммунизм наступит в 1980 году. Уже, правда, был 1979-й, а коммунизма пока не было видно, но ведь возможны задержки и отклонения на исторических путях.
Однако крот истории что-то перепутал и где-то прорыл не туда. Мы собирались лететь к звездам. Но вместо сияющих космических кораблей мы получили по подержанному «мерседесу». Вместо неуверенных шагов в громоздких скафандрах по планетам с малым притяжением мы уверенно наступаем на песок пляжа трехзвездочного турецкого отеля.
Тогда этого мальчика звали Евгений Вдовин. Через 30 лет у него будет паспорт и биография на имя Евгения Кулагина.
Если бы тогда, в 1979 году, Евгений имел возможность включить машину времени и перенестись всего лет на двадцать в будущее, он увидел бы вдруг, что от монумента Дружбы народов остался один постамент. Здания вокруг разбиты, деревья срублены снарядами и сгорели: видимо, все-таки произошла война с американскими империалистами или с китайскими ревизионистами. Вместо плаката «Да здравствует советский народ – строитель коммунизма!» висит непонятный плакат «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы!». Возле забора станции пригородных поездов бородатые люди в тюрбанах, похожие на басмачей из фильмов о Гражданской войне, расстреливают молодую женщину за супружескую неверность. Конечно, прогресс дает о себе знать: прямая трансляция казни идет в эфире республиканского телевидения.
Исход. 1994 год
Елена Петровна Вдовина, мать Евгения, была настоящим коммунистом. Вот что она вкладывала в понятие «настоящий коммунист»: быть бесконечно порядочной, верить в людей и, что очень важно, даже не допускать мысли о том, что человек может быть плохим. Плохих людей не бывает, бывают плохие воспитатели, педагоги. Нужно верить в бесконечный прогресс, в предопределенность, обреченность человечества идти по пути к коммунизму – своему светлому будущему. Еще вот что она считала признаками настоящего коммуниста: не воровать, об убийстве или насилии речь даже не шла, еще не заглядываться на чужих мужчин, на лжесвидетельство она просто не была способна, ну и так далее.
Елена Петровна преподавала обществоведение и историю. В институте она была отличницей, ее должны были оставить на кафедре для продолжения научной карьеры, но она отказалась: ей хотелось живой работы с учениками. Никогда она не думала, что перед ее глазами пройдут все стадии деградации гражданского общества буквально за пару лет. Как будто на ее глазах провели гигантскую лабораторную работу. Все оказалось быстрее, проще и как-то обыденнее, чем в трудах античных историков, немецких классических философов и марксистов.
В сущности, что такое гражданское общество? Это долг людей друг перед другом. Это человек, который ставит свои обязанности перед вами выше своих интересов. Это почтальон, который в дождь и снег идет к вашему ящику, чтобы засунуть в него газету бесплатных объявлений, которую вы выкинете не читая. Это мусорщик, который каждый день независимо от настроения приедет вывозить контейнер, в который вы выкинули эту газету. Это вы, когда пойдете открывать магазин, хотя в такую погоду может не быть покупателей.
Но наступает момент, когда почтальон, выглянув в окно, решает, что можно разнести завтра. Мусорщик начинает думать, что ничего не случится, если не выезжать за контейнером. А вы думаете, что можно поспать до обеда.
И вот уже нет в вашей жизни всех этих замечательных людей, которые работали просто за зарплату, с которыми вы были даже незнакомы, о которых вы даже не знали, но которые, оказывается, были вам так нужны. Немедленно в вашем доме перестает работать отопление, потому что аварийная бригада не приехала по вызову и разорвало трубу. Потом газ и электричество начинают поступать с перебоями. Особенно неприятно, когда перестает работать канализация. Очень быстро перестает нормально функционировать всё. Вообще всё. Никому нет смысла заниматься чем-либо, потому что теперь так делают все. Только в виде исключения – за исполнение своих обязанностей можно брать отдельную плату.
Но дело в том, что работники полиции и тюрем тоже люди. И на улицу выходят заключенные. Заключенных к тому же можно просто отпускать за деньги: неплохое подспорье для работников правоохранительных органов в трудные времена.
Счастлив маньяк в истории минуты роковые. Когда нет ответственности – это его час.
