скачать книгу бесплатно
По прошествии некоторого времени нам перекинули через забор детского дома записку, чтобы мы приходили вечером на жилпосёлок драться. Недолго думая, мы приехали: кто на костылях, кто на коляске, я на рычажке (это такая длинная трёхколёсная коляска с велосипедными колёсами). У нас были колотушки, и, если ею попасть «между рог», это была конкретно убойная сила. Первый раз в своей жизни я там получил фингал, но зато точно знал, что свой костыль сломал у кого-то на голове. Нас насчитывалось примерно человек пятнадцать, и их столько же. Нам и этой дворовой шпане было примерно по 15–16 лет – подростки. И когда они получили настоящий отпор от нас, то почувствовали, что с этим детским домом надо считаться. Нас тогда начали уважать и ценить.
Слух о драке по Цюрупинску раскатился мгновенно, но в милицию никто не жаловался. Когда нас в детдоме спрашивали, откуда синяки, мы отвечали, что упали с лестницы.
Никогда такого не было, чтобы одного из наших обижали, а остальные стояли в стороне. Мы всегда приходили на выручку и дрались до конца, поэтому нас считали в посёлке нормальными пацанами. Несмотря на инвалидность, нас никто не жалел.
Но в самом детдоме группы между собой никогда не дрались. Ссориться – ссорились, всякое бывало, но чтобы драться, не было такого никогда. Наоборот, была взаимовыручка во всём. Если выходили в город с воспитателем и кто-то там косо посмотрел, наша толпа налетала и разрывала его, даже воспитатели ничего не могли сделать. Мы жили по принципу «один за всех, и все за одного». Своих в обиду не давали.
Встреча со смертью
– А как к вам относились преподаватели? Строгость – это понятно, а была жестокость?
– Если я получал по заслугам, я признавал это. Никогда незаслуженно меня никто не обижал. Всегда пытались объяснить, за что и почему, но без злобы и агрессии.
Был такой случай. Мне тогда было лет шесть. Я и Клименко Костя увидели мотоцикл у пищеблока. Нам захотелось посмотреть, как горит бензин. Мы засунули носок в бак, не заметив, как ручеёк горючего тонкой струйкой потёк от носка, ну и подпалили. Выскочил ремонтник холодильного оборудования дядя Игорь. Ох он тогда меня тряпкой отметелил! Мотоцикл всё же потушили, но после этого случая я сразу начал понимать, что такое бензин и что с ним нужно очень осторожно обращаться.
Все преподаватели нас очень сильно любили. Когда кто-то из детей не мог долго уснуть, подходила нянечка или воспитатель, садилась рядом и что-то рассказывала, успокаивала. Особенно когда шли выпускные и детей после восемнадцати лет перенаправляли в дом престарелых[6 - В детдомах для инвалидов была такая практика. Если выпускник не мог адаптироваться к самостоятельной жизни, он отправлялся в дом престарелых. – Прим. ред.], подходили нянечки и воспитатели к каждому, обнимали, плакали. Это просто надо было видеть!
Часто воспитатели усыновляли детей. Преподаватели были кто из Херсона, кто пароходом добирался из материковой России. У них был бесплатный проезд за счёт государства на автобусах, пароходах, но большая часть была цюрупинчанами. Работала у нас блокадница Ленинграда бабушка Нина, а муж её из Херсона тоже был у нас кочегаром, хотя остался без одной ноги.
Был случай, когда в семье родился ребёнок, наш Паша Клименко, с сильным искривлением позвоночника, он мог только боком ходить. Однако родители от него не отказались. Приехали всей семьёй в Цюрупинск, он был с нами, а мать осталась работать в детском доме. Её все очень ценили, уважали. Она потом так и работала там до пенсии, а сын выучился на часового мастера и стал зарабатывать этим себе на жизнь.
На сегодняшний день из моего класса, в котором я учился, уже никого не осталось в живых…
Фото с официального сайта детского дома «Колокольчик»
– Были в детдоме дети, которые умирали? Чем болели?
– Со мной по соседству на кровати рядом спал мальчик Вася. Он не ходил, а только передвигался на коляске. Из-за этого у него были сильные руки. Тогда мне было двенадцать лет, а ему шестнадцать. Он болел недержанием стула и прободными язвами.
Однажды я проснулся и увидел, что ему плохо. Позвал нянечку, чтобы вызывала скорую помощь. «Скорая» приехала, и врачи сказали-наказали, чтобы я чутко спал в эту ночь и, если повезёт, Вася останется в живых. Но он и сам уже понимал, что не жилец. После вызова «скорой» ему полегчало, я ему помог встать, и мы пошли на балкон покурить. Вася и говорит: «Сегодня уйду на тот свет». Я отвечаю, мол, брось, тебе ещё жить, скоро будем с тобой курей наших гонять (он обычно на силках у нас сидел, понимал, как поймать голубей). Мы покурили, я ему помог лечь и, как сейчас помню, уснул глубоко. Потом поворачиваюсь, протягиваю руку, и как-то получилось, что я его обнял. Чувствую, а тело холодное! Просыпаюсь резко: «Васька, ты живой?!» – поворачиваю его и понимаю, что Васьки уже не стало. Спокойно простыней его накрыл, не стал будить ребят, подошёл к воспитателю (тогда у нас была Виктория Павловна) и сказал, что Васька ушёл на тот свет.
– А ты ребят будил? – спросила она.
– Да куда их будить, 3 ночи.
– Ну, давай тогда так сделаем: буди Якименко Сашу, и потихонечку его вынесем.
Конечно, страшно было, когда его тело расслабилось и с этих ран всё начало высыпаться. Мы его кое-как потихонечку вынесли и положили на носилки, которые у нас специально для таких случаев были. Потом я говорю: «Давайте хотя бы помоем его». У нас специальные ванночки были, чтобы не таскать человека в большую ванну, а протянуть шланг и помыть. Омыли мы его, вызвали милицию, скорую. Тогда, как сейчас запомнил, мне неприятнее всего было слышать, как человек предсказывает свою смерть и говорит, как это произойдёт.
Вспоминаю ещё один случай с Лёшей, которому тогда исполнилось восемнадцать лет, а мне тринадцать было. У него на обеих ногах были протезы. Одной не было совсем, а вторая – полупарализованная. Родители часто к нему приезжали, навещали.
И вот когда пришло время уходить из детского дома, ехали мы вместе с ним, Толиком и Юрой свинюшек кормить, он и говорит: «Ребята, я в дом престарелых не пойду, ехать мне некуда, а выйду в жизнь – розовые очки сломаются, и я этого не выдержу». Ещё отругали мы Лёшу тогда. А он ответил, что в 16 вечера мы его найдём. Помню, я его дрыном огрел по спине, рассмеялись и пошли дальше.
Потом я пошёл хомяков покормить своих, а в 16 часов у нас как раз начиналось домашнее задание, и мне что-то искупаться захотелось, так как оставалось свободных полчаса. Открываю душевую, захожу, а Лёша там висит…
Я особо не испугался, только начал кричать: «У наструпак, пацаны, помогите снять!» Сняли, сделали искусственное дыхание, я рукой язык ему назад всовывал, сколько ни пытались оживить, но бесполезно. Вызвали милицию, «скорую». Апотомузнали, что за месяц до этого отец и мать его бросили, хотя сами же привезли в детский дом по путёвке, чтобы его здесь всему обучили, и приезжали к нему каждый месяц, забирали на праздники. До выпускного оставалось 2–3 дня.
Выпускной в Цюрупинском детском доме 2016. Видео
Случалось такое, что ребята умирали от эпилепсии, проглатывали языки, задыхались, а ты ничего не успевал сделать. Уход каждого из них был для нас большой трагедией.
Всех помню. Из моего класса большинства уже нет в живых: кто от болезни своей умер, кто в доме престарелых, кто у родителей. Но есть и те, у кого семьи нормальные получились, детей родили. И я искренне рад за них.
О вере, любви к животным и противоположному полу
– Было ли какое-то место в этом детском доме церкви, Богу? Может, набожные преподаватели?
– Запрета не было, но каждый по-своему относился к Богу. В храм мы не ходили. Из преподавателей Марья Васильевна верующей была, и мы очень любили слушать, когда она объясняла, кто такой Иисус, Моисей.
Было у меня такое, что за непослушание на соли стоял, но потом я был благодарен преподавателю, потому что осознал свою ошибку. Никто ни на кого не жаловался. Чтобы над нами кто-то издевался, унижал – никогда такого не было. Учителя и нянечки всегда считали нас полноценными детьми. Не было такого подхода, что кто-то что-то не может, «уси-пу-си», на тебе ложечку и т. д. Ко всем подходили одинаково, требования были ко всем одинаковые. Помогали только тем, кто действительно не может. А тем, кто придуривается, могли и щелбан дать. Главное, что педагоги нас никогда не унижали. И нам объясняли, что это самое постыдное. Они не любили, когда кто-то кого-то оскорблял и переходил на личности, даже шутя. За это нас наказывали очень сильно. Чем старше мы становились, тем дальше оскорбления от нас отходили. Они нас так воспитали, будто ты на три года вперёд в жизнь заходишь.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
