скачать книгу бесплатно
Джигида была терпко-сладкая на вкус. Ещё не совсем спелые ягоды лучше не пробовать – онемеет слизистая оболочка рта, и никакого вкуса не чувствуется, хочется только побыстрее избавиться от неприятного ощущения. А когда они созревают, особенно после первых сентябрьских морозов, то можно ими вдоволь насладиться.
Возвращаясь из школы домой, мы останавливались возле кустов с джигидой и собирали с тонких веток серебристо-пушистые гроздья.
Джигида – это вкус детства. Когда-то мы были детьми и были безгранично счастливы. Потом мы выросли и потеряли нашу радость. И потом, став совсем большими, ищем эту радость везде, вспоминая где же можно её найти. И находим её, кроме всего остального, что может быть важным для счастья, в знакомой с детства джигиде.
Осенние заботы
Первые морозы приходили уже в августе. Ночью. Они оставляли после себя тонкий иней на листьях. В огородах перед первыми заморозками снимали с кустов помидоры. Ночные морозы были беспощадны. Люди берегли свои посадки, укрывая грядки на ночь одеялами.
С сентября уже понемногу готовились к зиме. Складывали выкопанную картошку в погреб. Утепляли оконные рамы, забивая щели ватой и заклеивая их тонкими полосками старой простыни, смоченной в клейстере.
Запасались кормом для скота: сеном, комбикормом, пшеницей для кур. Заготавливали уголь и дрова для отопления.
На дрова привозили на тракторе из дальних лесков старые сухие брёвна. Во дворе ставили большие козлы, клали на них брёвна и распиливали. Простой пилой или электрической. Большая злая пила с двумя ручками требовала к себе двойного внимания. В одиночку не справиться было с ней. Только вдвоём. А электрическая громко кричала на всю улицу, вонзаясь в сухую плоть бревна зубастым диском. Угрюмый топор обрушивается с силой на обрубок, рассекая его на обломки, обнажая бледно-розовое тело сухого древа.
Дрова складывали в передний угол сарая, в углярку. Там, в темноте, прятался уголь, поблёскивая своими гладкими гранями, отражая падавший со входа свет.
Хороший уголь всегда лёгкий, он мягко шуршит, когда набираешь его лопатой, в нём мало песка. Он охотно загорается в печке, и нет с ним никаких забот. Плохой уголь – тёмный, мелкий и тусклый. Он не хочет гореть, а только дымится. Когда берёшь уголь на растопку в дом, выбираешь сначала лопатой камни покрупнее, потом подбираешь с кучи мелкие куски. Вот и полное уже ведро.
Осенью, когда холода подбираются ближе и уже не выгоняют на пастбище скот, мы «кочуем» из летней кухни в дом. Переносим посуду, убираем кухонные шкафы с фанерными стенками и застеклёнными дверцами. Оставляем родную кухню до следующего лета.
В ноябре
В ноябре у нас выпадал первый снег. Крупные белые хлопья, словно пушинки, спешно выпрыгивали друг за другом из серого бесконечного неба, кружась в бесшумном полёте, чтобы сразу же растаять, едва успев прикоснуться к мокрой земле. Но сердитое небо не отступало, неустанно сбрасывая вниз свой бесчисленный снежный десант.
Внизу уже мороз спешил на помощь небу и сковывал землю. Мягкая грязь становилась твёрдой и уже не могла поглощать нападавших на неё «снежат». Так оставался снег лежать.
Ещё выглядывали кустики травы и караганников тонкие чёрные стебли. Тонкое ещё было первое зимнее одеяло. Местами проглядывала земля. Но уже спала она, замороженная, глубоким сном, до первых солнечных апрельских ручьёв.
Заклание животных
Когда поздней осенью ложился нежным пухом первый снег, и коров уже не выгоняли на пастбище, и степь засыпала под снежным одеялом, и всё тоньше становился отрывной календарь, висящий на кухне у окна, наступал для взрослых суетливый, а для нас, детей, один весьма тревожный день.
«Завтра будем делать согым», – говорили мама с бабушкой. Это означало, что мужчины будут резать на мясо двухлетнего бычка или тёлочку, оставленных специально для этого.
Мне довелось лишь однажды увидеть в окно, как корову выводят во двор, обмотав её шею верёвкой, а она в судорожном страхе пытается вырваться из пут. Тогда меня сильно удивило поведение животных: они знали, что пришли за ними, испытывая дикий ужас перед смертью. Никто не пойдёт добровольно под нож…
Как, откуда им было дано знать, что осталось жить всего лишь несколько минут, секунд? В исступлении вырывалась корова из аркана. Но верёвки прочны, множество крепких человеческих рук на заклание душу ведут…
Наточены ножи. Ещё секунда – и корову повалят на землю. Не сопротивляйся. Нет шанса. Но жизнь не хочет сдаваться! Она все силы тянет на себя. Бежать. Брыкаться. Жить!..
Но вот и пронзило шею лезвие ножа. Брызжет кровь. Агония.
Вместе с кровью уходит жизнь. Остаётся лишь мёртвая туша. Её разделают на мясо. Сделают фарш, разрежут на куски. Будут есть котлеты, да мало ли ещё чего… Так было всегда. Наверное, так надо было издревле человеку, чтобы выживать. И всё же не оставляет чувство: что-то не так.
Когда-то каждый из всех присутствующих здесь сегодня мужчин сделал свой первый жест, свой самый первый взмах ножом, вонзил его в тёплую дрожащую плоть. Мне казалось, что тогда во дворе, где лежал первый снег, забрызганный каплями крови, мужчины будто скрывали сами от себя чувство то ли неловкости, то ли досады.
Как будто не по душе им был этот ритуал. А может, это я только придумала сама себе. Помню только мысль: хорошо, что я не родилась мальчиком и мне не придётся в будущем резать коров.
Зимой
Зимой, когда снега уже было много, и недовольные бураны задували его по ночам в плотные сугробы, мы собирались все вместе и ходили на горы кататься на санках.
Мы идём как в пустыне, караваном, волоча за собою послушные санки, шагая след в след по снежной искрящейся тропинке. На улице лёгкий морозец, задумчиво снег скрипит под ногами, и весело шуршат полозья санок. Мы на горы на санках кататься идём!
Выходим за улицу, уже на самой окраине. И вот она уже близко, наша гора. Та, которая у дороги, ведущей на заимку, между казенной баней и старой базой бывшего свинарника. С её вершины хорошо видна лесозащита – тёмная полоска леса, посаженного вдоль железной дороги, и наш маленький посёлок в две улицы с домами, покрытыми серым шифером. С горы хорошо видна еще «та сторона» —
большой посёлок на противоположной через речку и же лезную дорогу стороне, куда мы ходили в школу.
Но подъём еще только предстоит, нас ждёт высота, мы уже почти у цели.
Подниматься на гору приходится медленно, шаг за шагом отмеряя близость к вершине, утопая по колено в глубоком снегу вдоль прокатанной полозьями дорожки. Потом, налюбовавшись вдоволь просторами села и спокойствием зимнего неба, устраиваемся поудобнее на санках, подтягивая веревку, и, замирая от высоты, решительно отталкиваемся ногами вперёд. Санки медленно, как будто нехотя, сползают по скрипучему снегу вниз, но уже через пару мгновений они набирают скорость, и мы неудержимо мчимся вперёд, охваченные одновременно страхом и диким восторгом.
«Эй, дорогу! Дорогу! В сторону! А-а-а-а-а-а!..» – санки неудержимо катятся вниз, снежная пыль летит в лицо. Лишь бы не заехать в сторону! Прямо, только прямо, и как можно дальше промчаться! Ух ты-ы-ы-ы-ы!
Но вот санки, замедляя у подножия свой ход, останавливаются, и надо снова карабкаться наверх. Подниматься не так интересно, другое дело – скатываться. Можно сидя, по одному или вдвоём, или лёжа, летя вниз головой, отцепив от санок стальную кружевную спинку. Особые смельчаки-мальчишки скатываются, взобравшись на санки стоя. Каскадёры.
Когда солнце уже заходило и в небе зажигались первые яркие звёзды, мы собирались домой. Зимние сумерки окрашивают снег в волшебный синий цвет, преображая всё как будто в новый мир. Серый дым идёт из крыш, и тишина вокруг, лишь лай собак и снега хруст…
Идем мы все усталые, с головы до ног в снегу, примёрз шем к одежде. Варежки безнадёжно заледенели, в войлочных сапогах набит снег. Щёки розовые от мороза, а замёрзшие ноги и руки совсем не чувствуют холода. Перед домом обметаем друг друга от снега «караганничьим» веником. Проходим через холодную веранду, где стоят вёдра с чёрными камнями угля и наколотые дрова, приготовленные на утреннюю растопку. Открываем обитую войлоком дверь в «хату».
Дома тепло. Бабушка прядёт шерсть, она только посмотрела на нас молча поверх очков, покачав головой. Уф-ф, пронесло. Ругать не будут. Развешиваем шарфы и шапки сушиться над печкой. За окном исчезла синева, превратившись в черноту. Как хорошо, что у нас каникулы, и мы завтра опять пойдём на горы кататься на санках!
Побелка
Когда серые, невзрачные на вид камни опускали в воду, она начинали яростно шипеть, испуская пар и пузыри. Камни постепенно растворялись в кипящей воде, вступая в химическую реакцию. Чудеса. Так делали «извёстку» – едкую белую жидкость, полученную после разжигания камней известняка.
Известью белили стены. Щётки для побелки тоже были самодельные. Связаны они были из шпагата – особой сеновязальной верёвки из полипропилена. Обычно шпагат был белого или розового цвета, его доставали где-то большими рулонами и даже вязали из него круглые коврики для дома.
Еще были козлы – деревянные высокие столы с ножка ми, сбитыми вперекрест. Прежде чем встать на козла, надо было проверить его на устойчивость и подложить под ножки сложенную в несколько слоёв газету или щепку в случае шаткости из-за неровностей на полу. Становишься сначала на табурет, потом – на козла. Наверху уже стоит ведро с извёсткой и щёткой. Всё готово для побелки. Ширк-ширк, щётка шуршит, промокает стены известковым молоком…
Скоро Новый год
Декабрь на дворе, и скоро Новый год! Уже вовсю царит зима, осыпав нас щедро снегом. Когда морозным тихим утром мы в школу идём, красит она нам инеем ресницы. А ночью звёзды перемигиваются в небе, и снег скрипит, когда мы в темноте под шёпот звёзд идём домой. Зима освоила своё пространство и усыпила степь, укрыв её пушистым белым одеялом… Скоро Новый год!..
Скоро у нас будет в школе новогодний бал. Мы уже придумываем маскарадные костюмы. «Кто кем будет наряжаться?»
Мы украшаем комнаты в доме. Делаем фонарики и гирлянды из цветных полосок бумаги. Бумагу тоже сначала красим. Замечательное время, когда есть куда приложить выдумку и фантазию. «Будем делать „цепочки“?»
Скоро Новый год, и у нас в клубе тоже будет ёлка. Красавица-сосна стоит в центре клуба, и малыши, за руки взявшись, водят хоровод. Дядя Саша без устали играет на баяне, и кажется, что все – и взрослые, и старики, и дети – смеясь, кружатся в этом танце…
Смеясь, шутят взрослые друг с другом, дети ждут своих подарков – «кульков» с конфетами, яблоком и мандарином. На сцене идёт розыгрыш лотереи. Тусклый свет. Радость и смех.
Именно так и запомнились мне те дни. «Много ли значат они?» – спросите вы. Несомненно, ведь они дали опыт, познание в том, что мир этот – добрый.
Стирка
За день до стирки мама заносила домой два больших оцинкованных бака, наполненных снегом. Это были куски от сугробов, которых у нас было очень много. Зимой нас всегда заметало снегом по самую крышу так, что надо было утром откапывать двери и прорывать туннель от дома до сарая.
Наш дом стоял с краю, немного вдалеке проходила дорога и дремали ближние холмы, с которых летом всегда возвращались с пастбища коровы.
Видимо, конструкция и положение нашего двора с сеновалом и огородом способствовали необычайному задержанию снега, так что ни одна зима не проходила для нас без огромных сугробов. А чуть позже, когда утихали ветры и солнце весело искрилось в снежных завалах, папа расчищал бульдозером наш двор, разламывая острым щитком снежные глыбы на множество снежных осколков. Из этих камней мы потом строили крепости. Смешавшись наполовину с землёй и старым навозом, снег терял свою прежнюю белизну, превращаясь в серые твёрдые обледеневшие куски. Из них как раз хорошо было строить баррикады.
На стирку мама брала только чистый снег. Белые куски выглядывали из бака, в котором снегу явно было тесно. Но потом, постояв некоторое время, снег сдавался и таял, превращаясь в воду. Талая вода была намного мягче, чем вода из нашего колодца, которая была пригодна только для полоскания белья.
Когда вода для стирки нагревалась, можно было начинать стирку. Кучки одежды лежат на полу, отсортированные по цвету. Порошок «Лотос» и новый кусок хозяйственного мыла. Вот, пожалуй, и всё готово…
Стиральные машины были почти у всех одинаковые. Блестящий металлический бак с тёмно-коричневым цветком «пропеллера» внутри и плоским выключателем-часами на эмалированном корпусе. Изогнутые прямоугольником низкие ножки. И надпись курсивом. Только вот название забыла – «Заря» или «Восток».
Мне всегда нравилось заводить машинку и потом ждать, сидя возле неё, когда она отключится. Под её монотонное гудение можно было про себя что-нибудь напевать…
Тут же на двух табуретах стоит большая оцинкованная ванна. Она уже наполнена холодной водой из колодца для полоскания. В каждой стиральной машинке были специальные валики для отжимания, которые вращались с помощью ручки. У нас они, кажется, не работали, а может, просто ими не пользовались. Выжимали бельё руками и клали в ванну с холодной чистой водой. Оттуда бельё перекладывалось в тазик. А потом мама подхватывала полный тазик за ручки-ушки, накидывала на шею бусы из нанизанных на верёвку прищепок и уходила во двор развешивать бельё.
Вдоль заднего двора, от сарая до огорода, протянуты в три ряда проволоки для сушки белья. От теплого, влажного белья идёт пар. На следующий день одежда превра щалась от мороза в хрустящие заиндевевшие глыбы.
Мороз «высушивал» бельё. Влага вымораживалась, превращаясь в иней. Когда потом мама заносила одежду домой, по всем комнатам разносился ароматный, ни с чем не сравнимый запах холодного белья. Запах мороза, попавшего в теплоту. Запах чистой одежды. Запах свежести. Запах Дома.
Волшебники и чудеса
В декабре темнеет теперь рано, а на улицах повсюду – разноцветные гирлянды. Лампочные бусы украшают улицы, фонарные столбы обвиты электрическими звёздами. Фасады и окна домов – в разноцветных лампочках. Деревья превращаются в сказочные – множество маленьких фонариков светятся на ветках, их стволы обмотаны гирляндами. Преддверие Рождества.
Не сразу привыкаешь к факту, что по значимости Рождество в Германии намного превосходит Новый год. Здесь немного по-другому, и всё же схожесть есть в одном – в ощущении чуда. Откуда берётся оно? От радостной или кому-то тягостной суеты, связанной с поиском подарков для близких? От предвкушения встречи с родными? От возможности уединиться в своём уютном домике при свете свечи с бокалом вина перед камином или телевизором?
Маленькие дети ещё верят в Деда Мороза и с нетерпением ждут того волшебного часа, когда можно будет наконец-то после утомительного ожидания раскрыть сложенные под украшенной ёлкой подарки. Несомненно, их принёс самолично Дед Мороз. Или Вайнахстманн, как называют его в Германии. Дети тоже пишут ему письма с заказами подарков и пожеланиями.
Когда мы были маленькими, мы тоже ждали подарков. Не на Рождество, а на Новый год. Какая для нас была радость – получить новогодние «кульки», как говорила наша бабушка.
Один пакет давали нам на новогоднем утреннике в школе. А другой – на ёлке в клубе. В прозрачных целлофановых пакетах лежали конфеты. Ириски, твёрдый «Кис-кис», и мягкий, рассыпающийся во рту «Золотой ключик». Конфеты «Снежок» – с хрустящей кисло-сладкой начинкой внутри. С похожей по хрусту начинкой, только с коричневой из-за какао, были «Гусиные лапки». Карамель «Слива» – на белой обёртке нарисованы тёмно-синие сливы. Раскусываешь сахарную корочку, а внутри – сливовое повидло. Или похожи «Клубника со сливками». А ещё были шоколадные с белой начинкой внутри – «Буревестник» и «Школьные». Тёмные, без шоколадной глазури – «Премьера» и «Муза».
И леденцы, или «сосульки», как мы их называли. Красные, с кислинкой «Барбариски». Из всего разнообразия самыми крутыми были «Мишка на Севере» и «Красная Шапочка». А ещё в подарках были оранжевые мандаринки. И яблоки. Для нас это было настоящим чудом.
А ещё было удивительно, когда домой приносили ёлку. Маленькую сосенку с пахучими пушистыми ветками, с длинными иголками. Привозили её из дальнего ущелья, живую, душистую, со следами снега на ветках, и ставили в углу зала. А на следующее утро доставала мама из шкафа фанерный посылочный ящик, и мы с любопытством вынимали оттуда один за другим, по одному блестящие разноцвет ные ёлочные шары.
Каждый ёлочный шар – особенный. Вот ярко-синие с белой россыпью, вот серебристые, вот красные с позолотой. Сверху лежало коронное украшение – насадка на макушку, похожая по форме на стекло от керосиновой лампы. На рубиновом стекле извивались тонкой строчкой белые шершавые узоры, похожие на засохший гоголь-моголь, которым смазывают куличи на Пасху. В этих самых белых узорах на фигурном наконечнике скрывалось самое настоящее чудо: если спрятаться под одеяло, то можно было увидеть, как они светились мягко в темноте.
– Кто вперёд быстрее побежит проверять как светится?
– Я!
– Нет, я!
Мы бежим к кровати в спальне, накрываемся с головой и зачарованно смотрим на это волшебство. Она действительно светится! Чудо.
Вот уже наряженная ёлочка в зале стоит, разноцветными огоньками горят маленькие лампочки гирлянды. В стекле игрушек отражается их свет. Зелёный, красный, жёлтый, синий. Блестит мишура… Всё так и должно быть. К чуду надо готовиться. Его не встретить в спешке. Оно приходит к тем, кто умеет ждать…
Дома после уборки уютно и чисто. Постираны шторы и половики, побелены стены.
Дни наполняются особым ожиданием. Теперь время будет делиться на до и после.
Приближается день, приготовлены угощения, накрыт новогодний стол. Собираются вместе друзья. Вся в сборе семья. Приближается волшебный миг, когда прозвучат по телевизору куранты Кремля. На экраны смотрит вся страна.
Десять!.. Девять!.. Восемь!.. Семь!..
Все хором кричат, приготовив бокалы. Секундная стрелка невозмутимо продолжает путь по кругу цифр. Одна секунда для Земли – тридцать километров её орбиты вокруг Солнца. Земля завершает ещё один круг. Ещё один круг, ещё один год. Спасибо за всё, Старый год. Печали все наши с собой забери, и прощай.
Шесть!.. Пять!.. Четыре!..
Загадайте все желание, быстро, чтобы все успели! Приготовьтесь все желание загадать! В тот волшебный миг, когда стрелка перейдёт черту, в этот миг волшебный загадай желание. Пусть оно исполнится.
Три!.. Два!.. Ура-а-а-а!..
С Новым годом, с новым счастьем!
Пусть новый год будет лучше, чем старый. Пусть всё будет так, как быть должно. Пусть всё будет хорошо.
Это чудо само по себе – способность людей загадывать желания. Люди – волшебники. Они умеют удивляться узорам снежинок, каплям дождя на траве, пению птиц на заре, изящности ёлочных шаров, цветным гирляндам. Они умеют радоваться встрече с друзьями, утешать плачущих, веселить грустящих. Давать силы слабым, поддерживать упавших духом. Это всё и есть чудо, милый человек.
Вот они, милые люди, поздравляют друг друга в волшебную ночь под музыку гимна, под звуки фанфар и мелодии песен. Добрый человек, знаешь ли ты, что ты и есть тот самый настоящий волшебник, принимающий в дар эту жизнь, сотворяя из неё любовь?..
Старые фотографии
В детстве мы всегда любили смотреть фотографии. У нас было два фотоальбома, один толстый, в жёлтом клеёнчатом переплёте, другой поменьше, с синей бархатной обложкой, серо-голубоватыми страницами и полукруглыми разрезами по четырем углам для фоток. Ещё у нас был целый деревянный посылочный ящичек, доверху наполненный чёрно-белыми и жёлто-коричневыми отблесками давних лет.
В большой альбом были вклеены фотографии времён юности и первых лет нашей семьи. Школьные фотографии, свадебные, армейские, детские, похоронные… Пригласительные на свадьбу, с профилем будущих молодожёнов в окошке с парой лебедей или розой и адресом, написанным от руки. Фотографии с невестой и женихом после выхода из ЗАГСа.
Чёрно-белые снимки со свадебного застолья родителей в сельской столовой. 1975 год. Папа – молодой парень с курчавым чубом, чётко очерченными густыми бровями. Тоненькие усики, ямка на подбородке. Мама – круглолицая, с высокой причёской и чёлочкой. На ней двухслойная фата с венком и платье с воротником-стойкой. Оба внимательно, сдержав улыбку, серьёзно смотрят в камеру фотографа. По краям стоят их родители, они улыбаются так, будто сейчас же рассмеются в ответ на чью-то шутку. Веселье. Рядом с мамой сидит её свекровь, наша баба Клава, позади неё стоит дед Нуркан, которого нам не довелось узнать, рядом с ним – её отец, наш Дед, и её мама, наша баба Эрна. Они тоже ещё молодые, совсем не похожи на дедушек и бабушек. Надпись на ковре за их спиной из новогодней мишуры – «С законным браком». Это одна из немногих фотографий с их свадьбы. Никого из моих бабушек и дедушек уже нет сейчас в живых. Светлая им память.
На другом фото на улице стоят, обнявшись, люди в ряд, прищурившись от солнца. У всех улыбки на лице, а у мамы – серьёзный взгляд. На второй день свадьбы.
А вот фотографии из армии. Робкие, наголо остриженные парнишки в застёгнутых наглухо воротничках гимнастёрок. Вот уже фотка через два года службы – от испуганного паренька не оставалось и следа. На фото он стоит в развязной позе, улыбаясь, позирует с автоматом и сигаретой в зубах.
Много разных фотографий в коробках и альбомах приглашают в путешествие по времени. Не вернуть уже былое, всё проходит. Детство, юность, зрелость, старость. Жизнь не вечна. Только мы уходим в вечность. Остаются только фотографии в альбомах, а на обороте – старательным почерком строчки – «На светлую добрую память».
Вкус детства
Мрачному ресторанному критику Антуану Эго из мультфильма студии «Пиксар» – «Рататуй», разрушительной оценки которого боялись все рестораны, было трудно угодить. «Удивите меня!» – сказал он ошарашенному его визитом официанту на его предложение выбрать блюдо из меню. И крысёнку удалось «потрясти всё его существо», как напишет позже Эго в своей рецензии. Незатейливая запеканка из овощей, которую приготовил поварёнок, вернула в детство желчного судью, заставив его признать истинность слов мастера Гюсто: «Готовить могут все!»
Да, и еда нас может в детство возвращать. И мы, отпробовав знакомые блюда, «как у мамы» или «как раньше у бабушки», возвращаемся снова туда, даже если на короткий миг.
Дома бабушка часто что-нибудь пекла. Блины, оладьи, баурсаки. Румяные квадратики свежеиспеченных лепёшек. Любимый всеми борщ. Когда вечером собирается за столом вся семья и из большой кастрюли мама разливает всем по тарелкам. Приправляешь борщ сметаной – только тогда это настоящий борщ. К борщу хороши крепли, это другой вариант лепёшек по-немецки. Тесто, замешанное на кислом молоке с пищевой содой, выкатывалось сначала в лист, потом разрезалось на ромбики. В центре ромбика чертилась ножом небольшая полоска. Через полоску протягивают один конец ромбика – и готов крепль.
Любили ещё зелёный, с кислинкой борщ – с листьями щавеля. И жареную картошку с золотистой корочкой, галушки и мягкие рулетики из сдобного теста – штрудели, с квашеной капустой, и вареники с творогом и картошкой, заправленные сметаной, и суп-лапшу с зелёными веточками пахучего укропа в прозрачно-жёлтых шариках наваристого куриного бульона, и душистую джайму с белыми кольцами лука и горошками перца, и пестрящий оранжевыми морковными стружками плов.
А как мы любили манную кашу! Пшённая каша, рисовая каша с молоком, вермишель с мясом, пирожки с капустой и с картошкой, блины, «оладики», крепли, сдобные булочки в форме розочек и дулек, цукеркухен, баурсаки круглые, баурсаки в виде пальчиков-палочек…
Уроки казахского
Когда мы учились во втором классе, у нас были уроки во вторую смену, и последним, пятым, уроком был казахский язык. Учитель – дедушка – ставил перед собой большие часы-будильник. Может быть, чтобы лучше видеть время, или, может, потому что в этот поздний час технички уже не было и некому было давать звонок. Нравилась мне его привычка брать с собой этот будильник. Наверное, потому что напоминал он мне что-то родное, домашнее.
