скачать книгу бесплатно
Что касалось переживаний самого Дениэла, то больше всего его терзала сейчас ситуация в корпорации. Кто-то прикинулся им и навлек такие сложности на родную контору, что шофер невольно вздрагивал от презрения к этому человеку. На что надеялся предатель, уж не на то ли, что начальник выгонит непутевого шофера, не понятно. Так что мирные посиделки с девчонкой за кружкой странного напитка как нельзя кстати успокаивали его ум, расслабляли и позволяли отвлечься.
– Не сильно, честно говоря, – протянула она, сморщив нос. – Я смирилась с тем, что Бала мне не видать. Хоть это и далось непросто.
– Ты можешь посмотреть трансляцию по телевизору, – подсказал Дениэл.
– Не то, – хмыкнула девушка и затихла.
В палисаднике надрывалась какая-то голосистая скрипучая птаха, которой, очевидно, было наплевать на синий сумрак позднего вечера. Подсветка в глубине закрытого тугим пластиком бассейна окрашивала воду золотистыми переливами, контрастировавшими с бирюзовой чашей, а из гаража лилась теплая мелодия, согревающая сердце получше чая и пледа. Они сидели рядом на стульях со спинками, уставившись в темноту сада, который лишь кое-где просвечивал желтыми фонарями, словно в кинотеатре на сеансе фильма про поместье. Молчание наполняло и совсем не напрягало слух, а затертый до дыр вид, простирающийся от поднятых ворот гаража, притягивал все их внимание, словно ничего интересней в жизни не было.
Вдруг, шурша перепончатыми крыльями в ночи, начали мелькать черные тени летучих мышей, питающихся редкими для конца марта насекомыми. Их тонкий писк ультразвука прорубал слух какими-то оглушительными и одновременно едва уловимыми волнами, словно бил не в ухо, а сразу в душу. Звезды опустились еще ниже, как будто в паре ярдов над крышей поместья им было тяжело и сложно висеть на чернильном небосводе. Теперь они повисли вплотную к крыше, зацепившись сонными лапками за острие «башни» и натянув тугое сферическое полотно без единого облачка.
Весна началась очень резко, практически в один день. Вдруг стало тепло, прекратились дожди и туманы, и природа полноправно объявила себя начинающей новый жизненный цикл. Она принялась обновлять листья и побеги, колоситься, обещая буквально завтра выдать и бутоны ранних цветов, если ей только позволят править бал.
– Так тихо, – почти прошептал Дениэл, прислушиваясь.
Птаха замолкла, для сверчков время еще не пришло, а ветер не смел шевелить ни единой травинки, штилем улегшись на газон и пластмассовую гладь бассейна. Тем звонче показался щелчок, открывающий замок ворот на въезде. После него стал приближаться едва различимый слухом в начале и очень отчетливый почти возле самой зеркальной стены мотор маминого «Ленд Крузера». Хлопнули двери, и приближающийся автомобиль осветил фарами два стула с наблюдателями, перегораживающими въезд в гараж. Дениэл помог девушке подняться и одним махом отставил оба сидения с проезда, однако машина не спешила на стоянку. Вместо этого окно водителя отъехало вниз, выпустив пушистую белую шевелюру.
– Доброго времени суток Вам, юная леди, – проговорил Альфред лукаво, и только после этого, тепло пожав руку второму шоферу, проехал в недра бетонного отсека.
Алекса немного смутилась такому приветствию, но позже, когда мистер Беррингтон вышел из помещения под звезды над головой, нашла старичка веселым и любознательным. Он расспрашивал Дениэла о его делах и поступках, удивительно точно задавая нужные вопросы, чем невольно притягивал в разговор и гостью гаража. Она едва не забыла, что приезд седого водителя ознаменовывал возвращение родителей, заслушавшись речью соратников.
– Я, пожалуй, пойду, а то меня потеряют, – будто извиняясь, сообщила девушка. – Добрых снов! И спасибо тебе за вечер, Дениэл.
– Спокойной ночи! – Отозвался молодой человек. – В выходные все в силе.
Окрыленная и улыбчивая, Алекса направилась к зеркальной стене поместья, оставив водителей наблюдать ночь.
– Ей скучно, – протянул Дениэл, глядя вслед удаляющейся девушке.
– Скучно? – Усмехнулся Альфред. – Разъясни-ка.
Молодой человек окинул задумчивым взглядом пожилого наставника и, заметив искорку интереса в его светлых выцветших глазах, вздохнул и принялся перечислять причины, казавшиеся ему вескими.
– Не знаю, почему, но у нее совсем нет друзей, – начал он. – Девчонка хотела на Бал и не попала. Плюс родители всегда заняты… Видимо, ей иногда некуда себя деть, поэтому она и тянется к машинам, к общению.
– Она здесь была совсем не поэтому, сынок, – проскрипел Альфред, тепло взглянув на собеседника. – Совсем не поэтому.
Молодой человек так и не понял, что хотел сказать мистер Беррингтон. Рассеянно пожав широкими плечами, упакованными в серую спортивную куртку, он отлучился в дом охраны, чтобы вернуть усатому сторожу стулья, и, готовый идти в дом, жестом позвал следом своего доброго приятеля. Возле дверей комнат, расположенных точно друг напротив друга, водители попрощались, готовые завершить этот странный бесконечно долгий день по своим местам уединения.
17
Заботливые руки скользили по ее лицу, массируя напрягшиеся мускулы и разглаживая мимические складочки. Маслянистое средство питало каждую клеточку ее кожи, между тем как сама Мелани лежала, погруженная в думы. Обычно в кабинете Тимоти Гудвина она спала, но не в этот раз. Сейчас она вынашивала план побега из постыдного «Фонда», хоть мероприятие и не провалилось с треском, благодаря стараниям супруга.
– Я думаю поехать в следующем году на выставку в Париже, о которой ты говорил, – произнесла она, не открывая глаз, чисто и звонко, отчего мистер Гудвин едва не уронил со стола мисочку с питательной смесью, вздрогнув.
– Я думал, ты спишь! – Пожурил он ее, но тут же смягчился и продолжил массаж, параллельно беседуя с клиенткой: – У тебя же Бал в это время.
– К черту Бал! – Вспылила Мелани и осеклась.
Легкая отеческая усмешка слетела с уст косметолога, но комментариев не последовало. Полежав молча несколько минут, женщина не выдержала тишины и начала разговор сама:
– Я хочу поехать со своими изделиями. В Нью-Йорке были очень ординарные эскизы, я могу лучше. Думаю, Парижский размах будет как раз для меня.
Она вещала, словно с трибуны. Звонкие ноты последних слов уже улеглись в светло-сером пространстве кабинета, но собеседник молчал, словно его это все не касалось. Лишь мерно позвякивала мисочка, из которой Тимоти время от времени брал слегка теплую смесь, которую наносил на ее лицо. Ей безмерно хотелось обратной связи от ставшего почти родным пожилого мужчины, но тот не проронил ни звука, пока не закончил массаж. Наконец, находясь уже у раковины, где мастер принялся отмывать руки и инструмент от остатков средства, он соизволил подать голос.
– Для кого ты хочешь выставляться, Мелани?
– Для Парижских компаний, очевидно, – удивилась она.
– В Америке проходит масса подобных выставок ежегодно, почему именно Парижская? – Напирал Тимоти, пытаясь подтолкнуть женщину к очевидному.
– Потому что ты сказал о ней, и мне понравилась идея, – ловко отбивала подачи та.
– Я сказал тебе о ней, как о примере. Сам я был там лишь единожды и больше не собираюсь во Францию.
Мистер Гудвин вздохнул и снова уселся на стул возле клиентки. Мягкой губкой он принялся снимать остатки средства с ее лица, заботливо и нежно, словно омывал родную дочь.
– Чем тебе не нравится Париж? – Удивилась Мелани и открыла глаза, уставшая лежать без визуальных картинок.
– Мне нравится Париж. Но создается ощущение, что ты пытаешься скрыться от «Фонда».
– Ничего подобного! – Вспыхнула женщина.
Она собралась уже вскочить с кушетки, гневно взмахнув полами приспущенного с плеч шерстяного платья цвета индиго, но ловкий мастер вовремя ухватил ее обеими ладонями за подбородок, вернув назад.
– Я еще не закончил, – мягко обосновал он свой вольный жест, после чего продолжил добрые поучения клиентки. – Ты можешь сделать прекрасную коллекцию, ни сколько в тебе не сомневаюсь. И поехать в Париж ты тоже можешь, хоть с семьей, хоть без нее. И оставить «Фонд» тоже в твоих силах, все, как ты решишь. Главное, чтобы ты понимала, связанны эти вещи или нет.
Насупившись, словно нашкодивший котенок, женщина не произнесла больше ни слова до самого прощания. Она знала, что ровно через три недели снова попадет в кресло косметолога, но сегодня спешила убраться отсюда поскорее.
– Береги себя, дорогая, – попрощался с ней мастер, душевно обняв на прощание, и дверь за ним закрылась.
Оливера блестящая идея тоже не очень порадовала. Он сидел в прохладе «башни», подперев обеими руками подбородок и нахмурив брови в ответ на лившийся из уст супруги восторженный поток информации. Мелани поежилась от холода его обычно теплого взгляда, который теперь обдавал альпийской свежестью посильнее, чем вечерний воздух, проникающий в помещение через окно. Льдистые оттенки стен и одежды хозяина кабинета уже не казались ей такими уж холодными, в их сиянии вполне себе можно было согреться после морозной баталии. Когда, спустя несколько минут, супруг откинулся на массивную спинку бурого кресла, его глаза ужесточились еще больше, собрав картинку воедино. Этому мужчине не пришлось даже задавать вопросов, он и так видел насквозь ее черепную коробку, словно та была прозрачной.
– А как же «Фонд»? – Выдал он заезженный вопрос.
«К черту «Фонд», – подумала Мелани, повторяясь в своих вольных эмоциях, но вслух не стала этого произносить, потому что Оливер был таким же отцом ее детища, как и она – матерью.
Ничего не оставалось, кроме как пожать плечами.
– Девять лет назад ты сказала, что никогда больше не поедешь во Францию, а тем более, в Париж, – выдал он следом, стегая бедную женщину каждым словом, словно плеткой с металлическими наконечниками.
Мелани действительно клялась и божилась не совать нос в город влюбленных, сузившийся для них в последнюю совместную поездку до номера класса люкс и старинного черного телефона на кофейном столике. После чудовищной недели поисков и неизвестности, после того, как их мирная семейная жизнь разрушилась там и выстроилась вновь, она собиралась туда опять. На фоне этого ее решение оказалось весьма смелым. И странным.
Холод взгляда супруга, убивающий своей колкостью, бьющий из-под густых бровей тяжелым психологическим ломом, сковал содержимое рта цепями. Мелани едва сдерживала дикий, какой-то животный ужас в компании того, который еще минуту назад был самым родным и близким. Все ее естество затряслось мелкой дрожью, испугавшись силы, шедшей от супруга в этот момент.
– Это было так давно, – проблеяла она, прекрасно понимая, что он имеет в виду.
– Скажи еще, что твоя память не выдала никаких воспоминаний при слове «Париж», – ядовито усмехнулся Оливер, наградив ее очередной порцией льда.
Мелани показалось, что его взгляд наполнился презрением и ненавистью к ней. Еще бы, она себя и не оправдывала, ведь это ее вина в том, что самый романтичный город мира ассоциировался теперь в их семье со смертельной опасностью. Вдруг ей стало безумно неуютно в его компании, словно оборвалась связь. Хозяйка «Ювелирного дома» обнесла себя бетонной стеной спокойствия, спрятав страх в глубинах подсознания. Каменный колодец, отделявший теперь сердца супругов друг от друга, тут же покрылся белесым инеем непонимания в местах, где раньше теплой рекой бежала любовь.
– Ты мог быть и более почтительным с женой, Оливер, – вдруг выдала она надменно, расправив плечи и вздернув нос на полдюйма. – Или в нашей семье теперь принято так разговаривать?
– Как? – Опешил супруг, округлив глаза.
И тут все закончилось, словно лед был лишь в ее воображении. Теплый удивленный взгляд мужа оценивал ее со всех сторон, настолько искренне не понимая происходящего, что гордая поза собеседницы начала выглядеть глупой и неуместной.
– Мне показалось, ты меня винишь в том, что Париж вообще существует! – Надула губки женщина и, получив добрую усмешку в свой адрес, покосилась на обмякшего мужа.
– Похоже, это ты себя винишь за Париж. Я – нет.
На том, собственно, разговор и закончился. И вроде бы Оливер, всегда доверявший ее решениям, предоставил карт-бланш и тут, но мимолетная картинка озлобленного ледяного монстра теперь навсегда поселилась в ее памяти за бетонной стеной, возведенной в тот вечер вокруг ее сердца.
Однако ни одно из переживаний не приближало Мелани к идее, что же все-таки везти в Париж. Эскизов украшений, пылящихся по шкафам и ящикам «Ювелирного Дома», хватит на десяток выставок, а набросков, забивающих шкаф в кабинете поместья, еще на два десятка, но все это казалось прожитым этапом, не вдохновляло, словно уже однажды перегорело и оставило за собой серую дорожку пепла. Хотелось свежести, нового потока, легкости дыхания, песни весны!
И помог ей с идеей Оливер, как и всегда, преподнесший ей на день рождения диковинный букет с редкими цветами. Она долго оценивала крокусы и первоцветы, перемешанные с тюльпанами и пионами, которым сейчас было совсем не время цвести, и те самые легкость и песня весны вдруг тронули ее каменное сердце. Именинница восторженно вскликнула, словно дикая амазонка, одержавшая победу над давним врагом.
– Каждый год я дарю тебе букеты на день рождения, Мелани, что не так с этим? – Удивился супруг, но она его уже не слушала.
Минуту спустя она уже неслась в кабинет, гордо размахивая пучком цветов, окрыленная внезапно пришедшей идеей. Оливер лишь пожал плечами на ее причуды и, перекинувшись взглядами с дочерью, уселся за праздничный стол.
– Похоже, сегодня мы отмечаем день рождения без именинницы, – усмехнулся он родным карим глазам.
И оказался недалек от истины. Добежав до кабинета, Мелани вывалила с десяток наборов красок на рабочий стол и принялась шуршать карандашом о бумагу. Вскоре из-под ее рук начали разлетаться листы с акварельными цветами из золота и платины, усыпанными многочисленными драгоценными камнями. Теперь у нее есть в запасе одиннадцать месяцев на произведения искусства, каждый из которых будет шедевром.
И никакой Дениэл Кентмор ей не помешает!
18
Она поплотнее вжалась в глянцевую кафельную стену сортира корпорации, боясь даже сделать вдох. Срастись с туалетом или прикинуться унитазом возможности не было, а ноги ее, выглядывающие из-под двери кабинки, были видны от самого коридора через вечно открытую дверь, однако Лиз не теряла надежды остаться незамеченной.
Тем временем баталия в соседнем помещении с картонными стенами продолжалась.
– Джим, ты придурок! – Пискнул худой Винни Джекил. – Ты сказал, проблемы будут только у парня! А теперь весь отдел разгребает дерьмо.
– Я понятия не имел, чем все закончится, понятно? – Рявкнул Палермо на одного из дружков. – И вообще, лучше заткнись и не разговаривай здесь об этом.
– Я тоже выхожу из игры, – пробасил неопрятный Райан Пристли. – Слишком грязная она получилась.
– Вот как? – Прошипел гневно начальник отдела. – Это ты подглядел пароль от базы рыжухи, если вдруг забыл! Скажешь, что не причем?
Голоса постепенно стихали, а Лиз все так же мечтала стать ненадолго сливным бачком. Сердце стучало где-то в районе горла, оглушая мозг и утяжеляя дыхание, а конечности вдруг стали обжигающе ледяными, словно вся жизнь покинула девушку от охватившего ужаса быть замеченной. Вообще, Лиз никогда не пыталась подслушивать чужие разговоры, а тут и вовсе предпочла бы оглохнуть на пару минут, потому что заметь толстяк ее ноги в изящных лодочках в недрах женского туалета, страшно было представить, что могло бы случиться, лишь бы тайна умерла в белоснежных стенах уборной. Но информация попала в ее уши и мозг, где уже обработалась преданным корпорации разумом и принялась как особенно важная.
– Меня это не касается, – едва слышно прошептала девушка бледными губами. – Пусть верзилы сами разбираются…
Однако изнутри она знала, что ее как личного помощника директора это очень даже касалось, более того, касалось всех, кто работал сейчас над исковым вопросом. Голоса удалились к двери общего офиса и смешались с общим гулом улья, но Лиз так и не нашла в себе сил пошевелиться, она словно вросла в кафель.
– Ты куда пропала? – Беспокойно вопросила Элис, едва лиса вернулась к стойке ресепшн, белая, словно лист офисной бумаги. – Тебя искал мистер Траст, у них там утренняя планерка с менеджерами.
Вот где она меньше всего хотела бы оказаться, так это в стеклянном кабинете шефа в команде толстого Палермо, рассуждения которого о стратегии переговоров с «Лайонс Инк» теперь казались лицемерным кощунством. Но выбора не было, идти все равно придется. Глубоко вздохнув, она присоединилась к заседанию, надеясь, что деловые мысли вытеснят из разума тревогу.
Однако та никуда не делась ни после планерки, ни после рабочего дня, ни к концу злосчастной недели, показавшейся девушке бесконечной. Сердце подсказывало, что она поступила дурно, проигнорировав вопрос. Но обсудить это с Элис или Мелани она не отважится, потому что обе подруги были напрямую связаны с корпорацией. Вне этого мира у нее не было друзей, с кем она могла бы поделиться мыслями! Или почти не было…
Она еле дождалась вторника, чтобы остаться с мускулистым тренером наедине, после чего буквально впилась в нее цепкими клыками допроса:
– Гвен, мне нужна твоя помощь!
Густые карие глаза уставились на молодую брюнетку с вниманием. Ее тугой спортивный костюм из черного бюстгальтера и неоновых салатных легинсов обтягивал плотное загорелое тело, выделяя каждый мускул на обозрение окружающим.
– Кого-то нужно поколотить? – Усмехнулась смуглянка белоснежной улыбкой, поигрывая бицепсами.
– Нет, мне нужен совет, – серьезно произнесла Лиз, чем удивила мисс Рамирес до глубины души; тренер напустила дум на лицо и, едва сдерживая пытающуюся вылезти улыбку, жестами попросила малышку продолжать. – Если бы ты узнала страшную тайну о человеке, который тебе совсем не нравится, что его подставил другой человек, который нравится тебе еще меньше, и от этого страдают много близких тебе людей, ты бы что сделала?
– Я не сильна в психологии, Лизи, честно, – ответила с улыбкой Гвен. – Я хорошо бью в нос, ни разу не промахивалась.
– Пожалуйста, соберись с мыслями! – Взмолилась девушка. – Что мне делать? Рассказать всем?
Женщина и правда задумалась, заложив на лбу тугую складку. Она потерла подбородок, а потом скользнула пятерней в короткий осветленный ежик на макушке, потирая и почесывая. Наконец, ее мозг, не обремененный мирскими проблемами, переварил исходные данные и выдал результат.
– Два человека что-то не поделили, а ты не выносишь их обоих? – Размеренно уточнила она, но тут же скривилась и удивленно воскликнула: – Какое тебе до них дело?
– Нет, ты не поняла, – терпеливо продолжила объяснения девушка своей тугодумной подруге. – Последствия колоссальные! Все страдают!
– И что? – Фыркнула та. – Раз им это по душе, пусть себе страдают.
Казалось, Гвен уже начисто потеряла интерес к проблеме. Но Лиз не планировала так просто сдаваться, она возмутилась равнодушию чуть ли не больше, чем поступку Палермо.
– Но ведь это бесчеловечно! – Негодовала она, мелькая золотистыми молниями гнева в глазах цвета спелой пшеницы.
Тем временем зал постепенно заполнялся завсегдатаями заведения. Горы мышц разбредались по пространству, разбирая снаряды и занимая тренажеры, здоровались с ее собеседницей, постоянно отвлекая от серьезного разговора, махали рукой самой Лиз. Наконец, надев на предплечье знакомую алую подушку для боя, Гвен встретилась взглядом с неугомонной девицей и поняла, что та все еще ждет от нее решения ситуации.
– Тебе не кажется, что ты уже знаешь ответ на свой вопрос, просто хочешь уговорить меня в своей правоте? – Скучно протянула тренер. – Поступай, как тебе кажется верным, ты ведь больше знаешь о ситуации.
– Ты права, – осознала девушка.
Она постояла несколько минут, взвешивая слова подруги, и довольно улыбнулась. Теперь она знала ответ. Лиз одернула футболку и со звонким «ха!» внезапно ударила женщине по вялой подушке, вызвав в удивленных черных глазах ответный азарт.
Если бы можно было поговорить с Оли сразу после тренировки, то разговор сложился бы идеально, потому что к утру среды Лиз потеряла весь боевой кураж. Особенно уверенность ослабевала под пристальным взглядом Джима Палермо, который как-то недобро начал поглядывать на лису. Правда, он и до этого смотрел на нее так, словно девушка уже предстала перед ним без своих темно-синей узкой юбки чуть ниже колена и тончайшей голубой водолазки, обтягивающей соблазнительную грудь, но сегодня его взгляд наполнился некой решительностью, словно теперь жертве уж точно не удастся отвертеться от его задумки.
Вдруг он начал приближаться к секретарской стойке, хищно облизывая губы и не сводя взгляда с Лиз, гипнотизируя, словно удав кролика. Девушка интуитивно попыталась найти защиты у Элис, но та даже не подняла взгляда от ежедневника, что-то записывая там своим аккуратным почерком. Что ж, она справится и сама.
Стараясь представить, как бы на ее месте повела себя Гвен, Лиз увидела главного менеджера совсем никчемным и уж больно толстым для своего внимания. Уверенно ухмыльнувшись уголком рта, спрятав свои страхи за бетонным торсом мисс Рамирес, помощница шефа встретила кудрявого бутуза во всеоружии своих сил.
– Сходим куда-нибудь вечером, а? – Выдал Палермо, приблизившись вплотную к секретарскому столу. – Я знаю, ты без ума от Кентмора… Но в темноте спальни я стану для тебя хоть Папой Римским!
Джим пытался шутить и быть смелым, но от Лиз не ускользнула некая застенчивость ухажера, окрашивающая его вседозволенность и наглость в нежные приемлемые тона. Однако фантазия услужливо подставила под взор картинку с голым Палермо перед ее носом, и нежность испарилась, словно и не было. Брезгливо вздернув брови на такого большого человека, оказавшимся на самом деле таким абсурдно маленьким, Лиз утвердилась в своем решении, которое приняла вчера в зале.
– Совершенно верно, тебе не переплюнуть Кентмора, как не пытайся. Иди работать, Джимми, – выдала она тоном, отдающим сталью.
