Личный рейтинг. Градация рабства

Ирен Пи

Личный рейтинг. Градация рабства

Глава 1

– 1 -

За окном идёт белый, пушистый снег, солнце восходит и озаряет высокие однотипные коробки жилых домов. Приближается главный праздник в году – День обнуления, 31 декабря, но настроение абсолютно не праздничное.

Я сижу на своей маленькой кухне и доедаю хлебец с тонким кусочком сыра, запивая диетическим морсом из черники без сахара. Если продержусь на «рекомендованной» для моего же блага диете до конца недели, то в воскресенье смогу купить шоколадный маффин или пончик. И всего лишь один. Всё это чётко прописано в моей карте, где заблокированы вредные, по мнению государства, продукты, и разрешены к покупке только диетические – безвкусные хлебцы, сыр, овсяная каша, греча, индейка, морс, овощи и некоторые фрукты, цена на которые взлетала так высоко, что позволить их можно только раз в месяц. Ничего другого мне не продадут, ведь согласно последней диспансеризации, мой индекс здоровья понизился на 0.8%, а риск возникновения сахарного диабета II типа вырос на 2%. Хорошо, что 2 диспансеризации назад я закупилась кофе и сливками по полной разрешенной квоте.

Пищит уведомление государственного типа от Мракса, я вздрагиваю, сердце начинает колотиться быстрее, с надеждой смотрю на экран, но, как и последние 6 раз подряд, читаю одни и те же слова, написанные бездушным искусственным интеллектом (ИИ): в переселении за город мне снова отказано! «Вы нужны государству в городе». Конечно, как же они здесь обойдутся без младшего инспектора по выявлению опасного поведения?

Безысходность – вот то чувство, что сковало мой город, страну, да и планету в целом. Социальный рейтинг, введенный повсеместно 13 лет назад, так сильно ударил по населению, что дети почти перестали рождаться, а большая часть людей живут только работой и Рилой, новой супер реалистичной виртуальной реальностью. Как рапортовали на последнем собрании – более 80% населения входят в Рилу ежедневно, а 69% проводят в ней полностью всё свободное время от ужина до отхода ко сну. Не удивлюсь, если скоро и спать они будут в Риле, и лишь утром отправляться на работу. А потом их просто утилизируют за ненадобностью…

И только за городом еще сохранилась относительная свобода от социального рейтинга, биометрических постов и прочих ограничений цивилизации. Фермеров пока не трогают, ведь производство еды никто не отменял, хоть мясо по большей части заменено на синтетическое. Некоторые хозяйства даже добились неофициальной автономии: ни отсутствие текущей вакцинации, ни ежеквартальная диспансеризация с продуктовыми ограничениями, ни отключение от Рилы не пугает их, потому что внутри своей общины они всё так же получают самое необходимое: еду, одежду, свободное перемещение, бумажные книги, общение с кем хочешь и когда хочешь.

Итак, моё утро только началось, а настроение уже на нуле. Впереди еще целый день, в котором я обязана улыбаться на каждом биометрическом посту.

– 2 -

Путь от дома до работы занимает 35 минут пешком, 4 биометрических поста, 2 поста-считывателя браслета. Если бы я ехала на метро, то биометрия считывалась в реальном времени, что даёт больше свободы искусственному интеллекту для её анализа, поэтому я предпочитаю ходить пешком. Езда на машине разрешена только по выходным без превышения суммарного годового километража. Поездки обычно планируются заранее, тщательно и на много месяцев вперёд, чтобы не остановиться посередине дороги из-за того, что забыл проверить счётчик километров, и твою машину попросту дистанционно отключили.

Пост-считыватель на выходе из моего 40-этажного дома почти мгновенно загружает данные о том, как я провела ночь: сердцебиение, апное, отход ко сну, эмоциональное состояние. Стеклянные двери распахиваются, и я полной грудью вдыхаю свежий прохладный декабрьский воздух.

При приближении к биометрическому посту я наклоняю голову вниз и тренирую лёгкую улыбку, делаю дыхательное упражнение, чтобы система распознавания поведения не заподозрила и намёка на депрессивное состояние и снова не направила меня на принудительную психологическую помощь.

4 поста, 2 поста-считывателя, от точки до точки без единого предупреждения и превышения допустимых параметров стресса, и я в здании Федерального агентства контроля поведения. Сокращенно, ФАКП, почти ругательство, но ругать нас могут только в мыслях, да в чате под глубокими анонимайзерами.

Стены нашего офиса выкрашены в слишком позитивные цвета оттенков голубого и бежевого, с авангардными рисунками малиновым и желтым, видимо, чтобы мы, инспекторы, не впадали в уныние на рабочем месте, когда уличаем людей в махинациях или отправляем на исправительные работы. Всего в кабинете работают 5 агентов, включая меня, но на месте только Марк Рязанов, он то и бросает мне на стол бумажную папку:

– На 5 минут раньше, как всегда. Доброе утро, – мило улыбается в камеру.

– Доброе утро, дорогой коллега, – я также слегка поворачиваюсь на камеру и улыбаюсь во всю ширь своего рта, – так-так-так, почитаю что же поручено мне сегодня?

2090 год, а у меня на столе папка с бумажными листами серо-желтого цвета, для экономии, конечно, а сверху скрепкой прикреплен мой номер, имя, фамилия, и дата предполагаемого вручения. На компьютерах мы почти ничего не храним, потому что наши сервера регулярно взламывают и дела становятся достоянием общественности. Три или четыре года продолжается поимка хакеров, но пока результатов нет.

Быстро пробегаю глазами распечатанные листы, где-то уже стоят пометки моего начальника: восклицательные знаки, телефоны, порядок действий. Дело интересное, не рядовое и срок на реализацию указан достаточно большой: 2,5 недели.

Я улыбаюсь, первый раз за день искренне.

– Что скажешь, Лина? Первое нормальное дело подкинули? – Марк довольно улыбается, ведь знает, что мне, как самому младшему по рангу сотруднику всегда достаётся всякая шелуха.

– Да, пожалуй, очень занятное дело, связанное с многочисленными разъездами…, – я прикрываю глаза с блаженной улыбкой.

– Так чего ждёшь? Приступай! А мне пора, меня оставили здесь только на случай, если ты опоздаешь, заболеешь, не придёшь, и придется браться за это всё самому.

– Вам бы уже пришло сообщение с поста, что я не вышла из дома.

– Это да. Но вдруг еще какие-то происшествия по пути. – Марк поспешно собирается и уходит, оставляя меня поразмышлять над новым расследованием.

Итак, ручная обработка данных случайно выявила повышение социального рейтинга на 80 пунктов, а далее на 40 и 20 пунктов у пенсионера с критически низким социальным рейтингом 280, против которого уже планировались дополнительные ограничения. Моменты получения рейтинга были весьма расплывчаты, и значились в отчете системы нашего всевидящего ока Априори как «спасение от смерти индивида», за этот поступок наш герой получил первые 80 баллов, далее следовали «спасение парнокопытного» и 40 баллов, и наконец «созидательная деятельность», оцененная в 20 баллов. Получив 140 пунктов, мужчина 76 лет, Виктор Лужин, вместо приближающихся санкций получил прибавку к пенсии, открытие части льгот – возможность проезда на электричке на свою дачу 4 раза в год, что и вызвало ручную проверку данных.

«Если бы он немного повременил, пожил обычной жизнью, не подавал запрос на пересмотр свободы перемещения на следующий день после этих фантастических событий, то, возможно, всё бы и обошлось. А теперь…», – думала я, и чувствовала, как настроение моё снова снижаться, муки совести, как и всегда, прорываются сквозь чувство долга перед государством, и боковым зрением я почувствовала фокусировку биометрической камеры. Ловко отгородившись стопками книг на пути её взора, и сползая ниже с кресла по направлению к полу, закрывшись папкой с делом, я продолжила тщательно вчитываться в подробности происходящего с господином Виктором.