скачать книгу бесплатно
Так как очевидно, что что-то случилось, раз Чейз больше не работает в госпитале и не сделал карьеру как парамедик. Он изучает архитектуру, на следующей неделе вернется в кампус, а после учебы присоединится к компании отца и дяди и будет проектировать здания.
– Наша семья случилась, – тихо смеется Лекси, но ей как-то невесело. – Бесчисленные поколения архитекторов. Никто никогда не спрашивал Чейза или Джоша, что они хотят сделать со своей жизнью. Все было решено за них с самого начала. Когда в средней школе Чейз это осознал, то сделал поворот на сто восемьдесят градусов и какое-то время бунтовал. Но в конечном итоге… – Она глубоко вздыхает и, словно сознавая свое бессилие, пожимает плечами. – В конце концов он подчинился. Он пошел в армию – еще одна семейная традиция – и завершил базовую подготовку… – Она делает паузу и, кажется, на секунду задумывается. – А потом еще и курсы для парамедиков… После этого он отправился в Бостон и начал изучать архитектуру.
Чейз никогда не говорил об этом. Я знала, что он был не особенно доволен своей учебой и выбором профессии – но я понятия не имела, что это все дело рук его семьи. С другой стороны, я слишком много скрывала от него, чтобы обвинять его в молчаливости. Но давно ли он отказался от своей мечты? Он еще вспоминает о ней, хотя бы иногда?
– А что насчет тебя? – спрашиваю я, сознательно направляя разговор в другое русло. – Почему ты не пошла в семейный бизнес?
Ее полные губы кривятся в усмешке.
– Потому что моя бунтарская фаза никогда не прекращалась. Но, честно говоря, думаю, что папа и дядя Квентин втайне все еще надеются, что когда-нибудь я открою в себе любовь к архитектуре и приду в чувство, – на последних словах она рисует кавычки в воздухе. – Чего никогда не случится. Для меня нет ничего скучнее, чем проектировать уродливые корпоративные здания и отели, я всегда была лохом в построении геометрии комнат, и одна только мысль, что мне придется всю оставшуюся жизнь сидеть в душном офисе, приводит меня к осознанию, что я с тем же успехом лучше спрыгну с крыши. – Ее глаза в ужасе округляются, когда она выпаливает последнюю фразу. – О черт. Прости. Это была дурацкая шутка.
– Нет, – я качаю головой и даже, к своему удивлению, улыбаюсь. – Это было точно сказано.
– Нет, это бесчувственно и…
– Спасибо, – перебиваю я и кладу наполовину съеденный бейгл обратно на бумажный пакет.
Лекси хмурится. Она выглядит растерянной.
– Спасибо за что?
– За то, что общаешься со мной, как раньше, а не как с кем-то, кто… кто…
– Хотел покончить с собой? Ты же собиралась это сделать, поэтому можешь спокойно произнести эти слова.
Я плотно сжимаю губы. Не буду говорить ничего вслух. Я не хотела никому вредить, не хотела шокировать или причинять страдания. Я просто хотела снова быть с Кэти. Хотела быть с Джаспером. Чтобы боль наконец прекратилась. Мне невыносима мысль о жизни без моей сестры-близняшки.
Может быть, именно поэтому мне кажется нереальным все вокруг – быть здесь и сидеть на кровати с Лекси. Вообще дышать – это так сюрреалистично. И говорить. Существовать. Все пошло не по плану. Мы с Кэти с самого начала были единым целым. Мы даже шутили, что состаримся вместе в огромном доме, полном кошек или внуков. Как именно это произойдет, мы не знали, но то, что мы будем вместе до последнего вздоха, нам было совершенно ясно. Столько раз мы говорили об этом, и ни одна из нас даже подумать не могла, что может быть по-другому. Что одна из нас останется в полном одиночестве.
Я с трудом сглатываю и опускаю глаза к цветочному одеялу под бумажными пакетами.
– О, Хейли…
Я даже не осознавала, что плачу. Только когда Лекси протягивает мне взявшийся откуда-то платок, я замечаю горячие слезы на своих щеках. Я вытираю их, высмаркиваюсь и сминаю носовой платок в кулаке. В следующее мгновение Лекси убирает еду и напитки с кровати на столик у окна, снова садится рядом и бесцеремонно притягивает меня к себе.
Я не хочу рыдать. Не хочу сломаться, потому что, честно сказать, я чертовски устала. Но я не могу иначе. Боль вернулась. Ужасная пустота пришла с ней. Такое ощущение, будто она раздирает меня изнутри. Кожа натянулась, в горле пересохло, каждый вдох причиняет боль. Мне невыносимо быть здесь, когда Кэти больше нет. Почему я все еще здесь? Почему смерть коснулась не меня, а ее? Она была намного лучше меня. Она была смелой, жадной до жизни, с самыми невероятными планами и настолько же безумными мечтами. Это я должна была оказаться в морге. Быть той, что лежит в гробу. Той, что под землей. Это должна быть я, но никак не она. Не Кэти.
Лекси крепко обнимает меня. Она не утешает меня и не говорит, что все будет хорошо, – и я бесконечно благодарна ей за это, потому что ничего больше не будет в порядке.
Не знаю, как долго мы так сидим. Время, похоже, перестало существовать, только небо за окном меняет свой цвет и снаружи становится все темнее и темнее. В голове гудит. В горле совсем пересохло. В мышцах не осталось сил. Я больше не могу. Просто не могу.
– Ты хочешь поговорить об этом? – наконец спрашивает Лекси, когда я перестаю рыдать в ее объятиях.
Я качаю головой и думаю, что слышу ее тихий вздох, но она не сдается. Не упрекает, а только ласково гладит по спине.
– Все в порядке, – бормочет она некоторое время спустя. – Никто тебя ни к чему не принуждает. Но, если ты хочешь поговорить, я здесь, хорошо? Чейз будет рядом с тобой, если ты позволишь ему, как и Шарлотта, и Клэйтон, и Эрик, и Бет. Мы все здесь ради тебя, Хейли.
Я зажмуриваюсь, но по щекам уже вновь текут слезы. Даже не знаю, почему до сих пор плачу. Потому что мне больно? Потому что я чувствую себя чертовски потерянной, несмотря на слова Лекси? Потому что хочу ей верить и благодарна за то, что она не презирает меня?
Просто не знаю.
Слезы все текут и текут. И даже тогда, когда я уже думаю, что не осталось ни одной слезинки, Лекси продолжает меня крепко обнимать.
Глава 3
Чейз
– Куда ты?
– Не знаю. Я вообще ничего не знаю.
Короткий разговор с Лекси не выходит у меня из головы, пока я катаюсь по округе, но даже несколько часов спустя я все еще не знаю, куда хочу приехать. Знаю только, что должен продолжать двигаться, что мне нужно что-то делать, чтобы занять мысли и отвлечься от событий сегодняшнего утра.
Сигнал автомобиля вырывает меня из оцепенения. Светофор переключился на зеленый. Я даю знак водителю сзади и снова жму на газ. Между тем я уже оставил Фервуд позади. Черт, кажется, я даже не в том штате. Каким-то образом я оказался в этом маленьком городке, который не помню, но он мне почему-то кажется знакомым.
Не задумываясь, я сворачиваю с шоссе и еду по дороге, пока не нахожу парковку.
Двигатель все еще работает, левая рука на руле, правая – на рычаге переключения передач. Я могу продолжить движение в любое время. Мне просто нужно вернуться на дорогу. Но я этого не делаю, потому что приехал сюда по какой-то проклятой причине. Именно сюда. На краю автостоянки расположено длинное плоское здание. Боксерский зал. Не тот, в котором вы работаете над спортивной формой, а с совершенно другим видом развлечений.
Это не студия в Чарльстоне, что в Западной Вирджинии, не клуб Рейса, где ринг так заляпан кровью, что любому стало бы страшно, и где я участвовал в одном из нелегальных боев, которые проходили прошлой зимой. Изначально это был бой Джоша, но ему пришлось бросить все, и я вышел за него. Как и бесчисленное количество раз до и после. Снова, и снова, и снова. Я думал, мы покончили с этим, я был уверен, что оставил этот этап позади.
И все же сейчас я здесь. Не для того, чтобы погасить долг Джоша, а потому что я этого хочу. Потому что мне нужно отвлечься. Впервые в жизни я добровольно оказался в таком месте, как это.
Прежде чем я успеваю подумать о том, что, черт возьми, тут делаю, я вынимаю ключ из зажигания и выхожу из машины. Влажный теплый воздух приветствует меня. Земля сухая, небо ясное и темное. За исключением двух мест, стоянка перед боксерской студией полна автомобилей. Неудивительно, ведь сегодня вечер пятницы, и люди приходят сюда не только тренироваться, но и смотреть чужие бои.
У меня нет с собой спортивных вещей, но в машине всегда есть запасная одежда для работы на стройке или поездок с Филом. Сейчас я хватаю эти вещи вместе с бутылкой воды, большими шагами пересекаю парковку и вхожу в студию. Со стороны она не кажется чем-то особенным. Может быть, немного провинциальная, но ничто не указывает на то, что здесь происходит нечто большее, чем обычные тренировки по боксу.
За стойкой ресепшен сидит скучающий парень, он смотрит по телевизору боксерский поединок и пьет протеиновый коктейль. Я говорю правильные слова и называю знакомые имена, поэтому могу пройти в зал без комиссии и членской карты. Окон нет, да и освещение совсем дрянное, но, несмотря на это, похоже, что в главном зале тренируются совершенно нормальные люди. Кто-то разминается на беговых дорожках. Мускулистый парень рысью пробегает мимо меня в сторону тренировочного зала, где с потолка свисает дюжина мешков с песком. Кучка мужчин и женщин стонут, занимаясь с гантелями. Тут собрались обычные горожане: от типичного подростка до богатенького мажора с наманикюренными ручками, на которые он натягивает боксерские перчатки.
Бросив последний взгляд в их сторону, я направляюсь вниз, в подвал. Рев басов слышен еще до того, как я достигаю двери на арену. Вытянув руку, чтобы открыть ее, я останавливаюсь. Едва я открою дверь, как стану частью того, что происходит внутри. И это несмотря на то, что я поклялся себе больше не возвращаться сюда. Нет ничего, что мне нравилось бы здесь. Драки. Ставки. Крики. Запах пота, пива и мочи. Боль. Долги. Но… твою мать! Сегодня вечером я впервые делаю это не для Джоша – и не для кого-то еще. Я делаю это для себя. На этот раз я хочу драки. На этот раз я хочу этого – забыть обо всем остальном. Потому что мне это нужно, потому что иначе я не могу перестать думать о том, что произошло сегодня утром. Что чуть не сделала Хейли. А потом я слетаю с катушек.
Не раздумывая больше ни секунды, я хватаюсь за ручку и распахиваю дверь. Шум, знакомые запахи и жара здесь, внутри, почти оглушают меня. Я стараюсь по возможности неглубоко дышать и проталкиваюсь сквозь толпу, которая сомкнулась вокруг ринга и орет что есть мочи. Мне не приходится долго ждать, прежде чем мрачного вида мускулистый парень с татуировками на лице узнает меня, после чего мы идем в маленькую заднюю комнату, в которой воняет еще хуже, чем в главном зале. Наверно, здесь годами не убирались как следует. Я игнорирую вонь, шум и тревожные мысли в своей голове. Снимаю рубашку, обувь и джинсы и запихиваю их вместе со своей сумкой, мобильником и ключами от машины в шкафчик, который видал лучшие времена. Дверь жалобно скрипит, но замок держится. В одних только спортивных штанах и с бутылкой воды в руках я возвращаюсь в главный зал. Несколько ребят остаются там, мысленно готовясь к бою. Раньше я тоже так делал. Хорошенько говорил сам с собой. Набирался храбрости. Тогда мне клялись, что это только на пару раз, Джош избавится от своих долгов и я больше не буду драться.
Подумав об этом, я фыркаю. Да, конечно. Как будто можно так легко убежать от своего прошлого. Или покончить с ним.
Рев толпы должен был стереть мысли из моей головы – именно поэтому я здесь. Тем не менее мыслями я по-прежнему возвращаюсь к Хейли. К этому утру.
Почему, черт возьми, я не предвидел опасности? Как я мог быть так уверен, что знаю эту девушку? Мы проводили вместе дни и ночи, как я мог не заметить боль в ее глазах? Как я мог не догадываться, что она задумала?
Боже… Если бы я мог повернуть время вспять, то сделал бы все иначе. С другой стороны, я вообще не знаю, как должен был поступить. Просто не знаю. И это убивает меня. Одно дело, когда я не замечал, что у Джоша проблемы с наркотиками, пока не стало слишком поздно. Этот парень – мой старший брат. Мы, правда, учимся в одном колледже, но в основном у нас совершенно разный круг друзей. Мы никогда не виделись чаще одного, максимум двух раз в неделю. Иногда пили пиво. Вот и все.
Но Хейли? Как ей удалось сохранить свой план в тайне от меня, пока мы проводили время вместе? Как я мог быть настолько глупым, настолько слепым и не замечать правды?
Но даже если бы заметил, как я должен был поступить, если я даже сейчас не имею ни малейшего понятия, как все исправить?
Единственная причина, по которой я смог оставить Хейли под присмотром Лекси на последние несколько часов, – это то, что доктор Пирсон осмотрел ее и заверил, что она по крайней мере физически здорова. Что она на самом деле ничего не принимала. Для уверенности он даже взял кровь Хейли, чтобы проверить ее в лаборатории. Он позвонил мне час назад, чтобы успокоить: в крови нет никаких опасных химических веществ. Так что она сказала правду. Она этого не делала. Хейли не пыталась покончить с собой.
Но хотела этого.
Эта мысль возвращается с невыносимой ясностью, проникает все глубже в мое подсознание. Она хотела сделать это, все подготовила и уже написала прощальное письмо родителям. Она знала, что сделает, когда мы познакомились, насколько я понял из ее письма ко мне. Она знала это. На протяжении нескольких недель – знала!
Дерьмо… Я понятия не имею, что должен думать или чувствовать. Только понимаю, что мне нужен перерыв. Одно мгновение, всего несколько чертовых минут, когда мне не нужно будет ни о чем думать. Когда я не должен чувствовать панику и всепоглощающее чувство вины. Я поправляю волосы. Прямо передо мной на ринге высокий лысый парень бросается на противника и избивает того до тех пор, пока я не слышу треск ломающихся костей. На пол летят красные брызги. Парень кашляет и сплевывает кровь. Он пытается выпрямиться и бороться дальше. Он упертый, нужно отдать ему должное. Но достаточно одного прицельного удара кулака лысого, и он снова опускается на землю. На этот раз он больше не шевелится.
Мой желудок сжимается. Я стискиваю руки в кулаки, чтобы подавить в себе желание подбежать и проверить: дышит ли парень. Учеба на парамедика не прошла даром, мысленно я прохожу каждый этап своей работы. Проверить дыхание, пульс и сердцебиение. Провести комплекс первичных реанимационных мероприятий. Позвать на помощь.
Парню повезло. Я знаю залы с аренами, где ты покидаешь ринг в трех случаях: только победителем, без сознания или в худшем случае мертвым. Других вариантов там нет. Здесь все иначе. И действительно, в этот момент кто-то наклоняется над бойцом на ринге и проверяет его пульс. Сразу после этого бедолаге помогают встать на ноги.
– Уиттакер, – парень с татуировками на лице вдруг оказывается рядом со мной и внимательно разглядывает меня. – Не думал увидеть тебя здесь еще раз. Ну, по крайней мере, хоть кто-то из вас, ребята, держит свое слово и возвращается.
Я стискиваю зубы. Заставляю себя промолчать и продолжаю неотрывно смотреть на бойцовский ринг. Не могу вспомнить имя этого парня, да это и не важно. Я здесь только для того, чтобы забыть обо всем остальном хотя бы на короткое время, а потом снова вернуться к прежней жизни.
Парень с тату на лице преспокойно закуривает сигарету. Освещение в этом подвале настолько дерьмовое, что мне ясно видно яркую вспышку.
– Никогда не мог различить вас, – бормочет он, стряхивая пепел на голый бетонный пол. – Ты старший или младший?
Мускулистый парень поливает ринг из садового шланга. Кровь смешивается с водой и капает на пол.
– Это имеет значение? – выдавливаю я.
Дариуш – теперь я его вспоминаю – усмехается, обнажая ряд ярко-белых зубов. Черные татуировки, начинающиеся на его виске и покрывающие всю левую половину лица, проступают еще отчетливее.
– Не-а, – он головой указывает на ринг. – Ты следующий, Уиттакер.
Ненавижу тот факт, что он знает мое имя, хотя я был здесь всего один раз. Что он знает Джоша. И что я вообще пришел сюда. Но сегодня вечером я забью на прошлое. Потому что сегодня вечером речь идет не о моем брате, а о том, чтобы помочь самому себе.
Пальцы покалывает. Пульс учащается. Я выхожу на ринг под крики приветствия и рев толпы.
Несколько часов спустя Лекси открывает мне дверь и смотрит на меня так, словно едва узнает. Ее взгляд быстро скользит по мне, отмечая все раны и ссадины, а затем ее глаза становятся совсем узкими.
– Клянусь, если бы она не нуждалась в тебе сейчас, я бы надрала тебе задницу… – Гнев звучит в каждом ее слове.
Я только киваю.
– Знаю.
Но тут кузина меня удивляет. Вместо того чтобы сделать шаг в сторону, дабы я мог войти в комнату или толкнуть меня, чтобы выпустить свой гнев, она делает нечто другое. Что-то настолько неожиданное, что я поначалу не могу даже отреагировать: она обнимает меня.
Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что здесь происходит, а затем еще столько же, прежде чем я отвечаю взаимностью на ее жест. В следующее мгновение после объятий Лекси уже пихает меня в грудь, чего я и ожидал. Она больше ничего не говорит, но выражение ее лица настолько убийственное, что не остается сомнений: мне еще предстоит получить от нее настоящий нагоняй.
– Как она? – тихо спрашиваю я, потому что уже за полночь, в комнате горит маленькая настольная лампа. Ее теплый свет падает через дверь в темный коридор.
– Она спит. – Это все, что отвечает Лекси. О чем бы они с Хейли ни говорили, это останется тайной. – Я принесу немного льда для твоего глаза. – Она протискивается мимо меня и уходит, прежде чем я успеваю ее поблагодарить.
Глаз побаливал еще во время поездки в машине, но теперь я замечаю, что он болит все сильнее и сильнее. Наверно, лицо уже отекло и посинело. Я должен приложить к нему что-то холодное, но это второстепенно. Сейчас я просто хочу увидеть Хейли и убедиться, что с ней все в порядке.
Я вхожу в комнату, закрываю за собой дверь и подхожу к кровати. Лекси была права. Хейли лежит на боку, свернувшись калачиком под тонким одеялом, и спит. Понятия не имею, сколько времени я просто стою и смотрю, как ее грудь легонько поднимается и опускается с каждым вдохом. Но после произошедшего мне нужен этот момент. Я должен собственными глазами убедиться, что Хейли все еще здесь, со мной.
Позади меня скрипит половица. Кузина стоит в дверях. Она протягивает мне пакет со льдом, пачку болеутоляющих и бутылку воды.
– Спасибо, Лекс.
Она отдает мне все это, пожав плечами. Даже если она никогда не признается в этом, Лекси заботится о людях, которые важны для нее, и делает все возможное для того, чтобы они были в порядке. Наверно, это единственная причина, по которой она не взорвалась на воскресном бранче, когда мы с Джошем вернулись домой. Она знает нас достаточно хорошо, чтобы понимать: никто из нас добровольно не принял бы это решение.
Вздохнув, я оглядываюсь на Хейли, затем знаком предлагаю Лекси выйти в коридор.
– Что случилось? – спрашивает она, понизив голос. Дверь по-прежнему слегка прикрыта, и никто из нас не хочет будить Хейли. Но сейчас речь идет не о ней, а кое о ком другом. По правде говоря, я в долгу перед Лекси, даже если, скорее всего, брат свернет мне за это шею.
Я тяжело выдыхаю.
– Джош не в путешествии, а в реабилитационной клинике под Бостоном.
– Что?! Ты же шутишь, да?
– Поверь, я бы очень хотел, чтобы это было так. – Я устало прислоняюсь к стене, прижимая лед к левому глазу.
– Но что… как? Как? – недоверчиво повторяет она. – Как Мистер Паинька Джош может быть в реабилитационной клинике?
Я фыркаю, услышав эту кличку, потому что она права. Я был тем, кто постоянно втягивал других в неприятности, Лекси тоже бунтовала всеми возможными способами – а Джош? Джош всегда был тем, кто пытался привести наши жизни в порядок. Не могу сосчитать, сколько раз он покрывал нас с Лекси или брал вину на себя. Достаточно вспомнить драгоценную вазу эпохи Минь, которая внезапно разбилась на кусочки, или граффити на территории школы.
– Думаю, мы знаем его не так хорошо, как думали, – бормочу я, уставившись на прикрытую дверь. – У всех свои секреты.
– Это я понимаю. Но как, черт возьми, это случилось? Когда? И как именно, мать твою?
Мне почти смешно наблюдать за ее реакцией, но это чертовски горько.
– Ты спрашиваешь не того человека. Я и понятия не имел о том, что происходит, пока не поступил звонок из отделения неотложной помощи. Передозировка, – добавляю я, бросив быстрый взгляд на Лекси. Мой голос куда более спокойный, чем я себя чувствую. При одном только воспоминании о том дне тревожные мысли возвращаются: беспомощность, непонимание, злость. Чистая паника, потому что мы чуть не потеряли его. Тогда я хотел встряхнуть брата, чтобы вразумить, но это не так просто. Это никогда не было просто.
– Он обещал остановиться, но был должен не тем людям, и в конце концов отправился в больницу.
Лекси скрещивает руки на груди:
– Какой долг?
– Большой. И он не мог просто расплатиться. – Лед хрустит у меня в руке, когда я перекладываю пакет чуть пониже глаза.
– Поэтому он влез в историю с боями, так? И поэтому никогда не связывается ни со мной, ни со своими родителями?
Я киваю.
– Черт, Чейз. – Лекси переступает с ноги на ногу. Из закусочной под нами раздаются приглушенные звуки: грохот посуды, шаги, музыка. – Почему ты ничего не сказал?
– Потому что это ничего не изменит. Кроме того, мне пришлось пообещать Джошу, что я буду молчать. Он не хотел втягивать тебя или кого бы то ни было еще.
Лекси в недоумении пялится на меня:
– Но не тебя, так?
Я только пожимаю плечами.
