скачать книгу бесплатно
– Не по понятиям, – буркнул Фимка.
– Я уже шел за ней, а она готова была прыгнуть и захлебнуться. Но Он сказал, что ему такие нужны здесь, – произнес Казанова, – и еще сказал, что эта чертова кукла умеет любить так, как никто в этом городе! Так и сказал! – потом прошептал: – Интересно, как это? – наклонил голову и задумался, безответственно фантазируя. Потом пробормотал: – Ох, любит Он рыженьких, – и причмокнул, клацнув языком.
– Значит, и останется здесь, только пусть теперь знает про тех ублюдков, – и она кивнула в сторону окна, – абсолютно все! Пусть шатается по этому городу, как по помойке и собирает все мерзости! Подарим ей такую мировую скорбь, пусть во сне переворачивается! Любить она умеет, понимаешь! – гневно закончила Изольда Карловна. – Повторяю! Ты не имеешь права никому из этих ничтожеств помогать! Запомни это!
А Ильюшенька за спиной прошептал: – Это она вам такое придумала!
– Да, ты просто дура! – вдруг в сердцах воскликнула Королева.
– Почему? – вспылила Лея.
– Потому что любила своих мужиков, своих подруг, да всех, кого ни попади, кто был рядом. Поэтому и осталась одна! В нищете и в бедности! Дура и все! Таких, как ты, не любят и не уважают, не ценят, ноги о них вытирают. На службе первую и сокращают. Потому что не умеешь постоять за себя! На кой черт все они тебе нужны? Ты женщина! Ты должна быть гордой, независимой, красивой, трезво смотреть на вещи и людей. Это тебя должны любить и носить на руках! А ты размазня и позоришь женский род. Сейчас ты вытащила лотерейный билет – тебе дали еще один шанс! Последний! Надеюсь, воспользуешься им с толком. Короче…
– Короче! Наше маленькое пари, – с удовольствием перехватил слово Филлипок. – Делаем ставки, господа! – и глаза у него загорелись.
– Сядь и не мелькай, – бросил ей Палыч. Но она осталась стоять, а остальные азартно переглянулись.
– Твое слово, Фимка, – громко сказал Филлипок. Фимка, не долго думая, коротко бросил:
– Сопьется… от тупости и бессмысленности этой жизни, – больше не проронил ни слова. Филлипок, подождав мгновение, записал это на листе бумаги и продолжил:
– Казанова?
Тот повел бровью, оценивающе глядя на Лею, и со вкусом произнес:
– Станет развратной особой, когда увидит, как мужики падают к ее ногам… К этим хорошеньким ножкам. Кто же тут устоит и упустит свой шанс!.. Другими словами, – станет шлюхой, рыженькой сладкой шлюхой, как леденец на палочке, и продаст себя подороже, – потом серьезно произнес, – только шлюха умеет по-настоящему любить и слушать… И терпеть.
– Палыч?
Тот пробормотал: – Скоро начнет бросаться на людей, пока не убьет кого-нибудь, – подумав, добавил, – или закроется в комнате и тихо сойдет с ума. Так вернее. Такие подарки так просто не даются. За все нужно платить. Подавится наша девушка.
– Палыч, так нельзя, нужно что-то одно! – возразил Филлипок.
– Ну, ладно-ладно, хорошо! Давай – «сойдет с ума»! Давай – «психушку»! – уже громче повторил он, а Королева, не ожидая приглашения, произнесла:
– Наконец, научится плевать на остальных и станет нормальным человеком! Нормальной бабой! Богатой, красивой и умной. Женщиной, черт возьми!
– Спокойно! – осадил ее Казанова. А Филлипок, записав с ее слов, медленно и нараспев, рассудительно произнес:
– Что касается меня, думаю – научится воровать и купит необитаемый остров. Потом оглядел собравшихся и уставился на Ильюшеньку.
– Ну, а ты чего сидишь, ставить будешь, или особое приглашение требуется? Или тебе меньше всех нужно? Опять дрыхнешь там?
Ильюшенька очнулся, почесав жесткую шевелюру, немного подумал, потом с грустью пробормотал:
– Думаю, покончит с собой… Во всяком случае, в данной ситуации это наиболее разумное решение, – и добавил, – не так хлопотно.
– Все! Ставки сделаны, господа! – прозвучал громкий голос Филлипка. Потом обернулся к Лее:
– Вы свободны, красавица! Лошадь выпустили из стойла – бега начинаются!
– А срок? – воскликнул Казанова. – Обозначь ей срок!
– Ах да, конечно! – вспомнил Филлипок, – Он сказал, что… срока не будет. А срока-то нет! – и захохотал. – Значит, так тому и быть! Месяц или день, год или столетие – Он посмотрит. А с Ним не спорят. Срок без срока! – и снова зашелся гомерическим хохотом. – Время пошло, красавица! – и все за столом как-то расслабились, оценивающе глядя на нее.
– Надеюсь, ты все поняла, что я тебе сказала? – бросила напоследок Королева.
– Увидимся, сладкая, – промурлыкал Казанова.
– На посошок? – очнулся Фимка, наливая ей из бутылки коньяк. Он протянул полный стакан, и она почему-то залпом, с отчаянием его опорожнила. Крепкий напиток впился в горло и теплом разлился по всему телу.
– А пьет, как жена императора! – восхитился Филлипок.
– Скорее, как вдова, – резко добавила Изольда Карловна. А лицо Фимки перекосило. Он даже рот открыл, когда она опорожнила стакан, и крупная капля пота потекла по его лбу.
– До скорой встречи! – глухо донесся голос Палыча, как из могилы или из преисподней. – Желаю поскорее свихнуться! – и замолчал. Лея зачем-то обернулась на Ильюшеньку и уже хотела идти, но тот, виновато посмотрев на нее, произнес:
– Я провожу.
Он с трудом поднялся с насиженного за столетие дивана, довел ее до двери и даже спустился на несколько ступенек.
– Зачем им это? – остановившись, нервно спросила Лея.
– Не знаю… Ревность, злоба, обида…, чтобы вам больнее было. Такие исключения делаются не для всех, – трезво, рассудительно произнес он и громче добавил: – На моем веку такое впервые! Помолчал немного и пробормотал: – Кроме того они испросили себе индульгенцию.
– Не поняла?
– Ну… Тот, кто выиграет этот спор, будет допущен дальше… На следующий уровень. Как в игре!..
Лея долго молча смотрела ему в глаза.
– Лошадь выпустили из стойла, – вспомнила она слова Филлипка.
– И еще вопрос, зачем поставили вы? – и почему-то через силу улыбнулась.
– Скука, – не глядя на нее, пробормотал Ильюшенька, – невероятная скука! К тому же – все это только игра! – и, заглянув в ее глаза, обомлел. А она задала последний свой вопрос:
– Ильюшенька, а как на самом деле зовут вас? – и снова улыбнулась. Коньяк в эти страшные минуты чудесным образом придал ей силы, ударив в голову. Ильюшенька стоял совершенно изумленный, глядя на эту женщину и ее улыбку, потом пробормотал: – Илья… Так и величают, просто Илья… А… А можно будет с вами встретиться как-нибудь еще? – робко произнес это и покраснел, продолжая на нее смотреть.
– Хлопотно это, Илья, – резко ответила она, но уже спокойнее добавила, – я подумаю… если, конечно, не сойду с ума или не сопьюсь, не стану шлюхой, не уплыву на необитаемый остров или просто не покончу с собой. Прощайте! – и выскочила на улицу, где яркое солнце, встретив ее с нетерпением, горячо освятило лицо и трогательно обожгло своим вниманием…
6
Потом она долго бесцельно шаталась по городу, не разбирая дороги и не замечая никого, а в голове, как вспышки, мелькали бессвязные фразы:
«… Призраки… Тени… Отголоски прошлой жизни… Их давно нет в живых… Они зависли между небом и землей…».
В соседней комнате зашумел ветер, унося ее в бесконечную даль, а в памяти возникали чудовищные слова: «Всех нас лишили кое-каких способностей», «Все это только игра»…
Сейчас перед ее глазами стояли физиономии этих людей-нелюдей: Похотливо-порочное, красивое лицо Казановы, безвольное, потное от невероятных страданий – Фимки, улыбающееся Филлипка, словно тому все нипочем, за ним тупое безразличие Палыча, гневное, устрашающее обличие Королевы и, наконец, флегматичное – Ильюшеньки.
– Так вот, как выглядит ад, – подумала она и содрогнулась. – А, может, ничего страшного нет. Сидят себе эти люди в комнате и играют в карты. Просто играют! Уже десятки лет! Уже сотни лет!.. Давятся пороками, обгладывая свои грехи… Играют в человеческие судьбы.
И вдруг в голове промелькнуло:
– Ты такая же, как и мы. Испытательный срок! Лошадь выпустили из стойла! Бега начинаются!
Они поставили на нее, и теперь она и была той лошадью, которую запрягли и пустили по кругу… Рыжая лошадь! Нет, не по кругу – вышвырнули в этот город, где она должна была что-то делать. Скорее, наоборот – не делать ничего – полная свобода действий. Что может быть проще – «никому не помогать»? Чушь какая-то! Странное условие – эта Королева от злобы своей просто сошла с ума! Да и кому она могла помочь, кого спасать и от чего? Зачем?… Себя! Тоже зависла!!! Безумие! Неужели она могла сделать этот шаг? – и мысленно перенеслась на тот мост. Но этот эпизод был словно стерт из ее памяти. Она не помнила совершенно ничего! Она не верила в это!
– А если все это какой-то обман, дьявольский розыгрыш? Но кому это нужно?… Тогда откуда все это? – и оглянулась по сторонам, а в голове снова возник рой чужих мыслей. Пока она бродила по улицам – от волшебного коньяка способность видеть людей насквозь несколько притупилась, но теперь, спустя пару часов, вновь проявила себя с новой силой, и сейчас она трезво смотрела на город и людей. Отчаянно захотелось сделать еще глоток того коньяка, который дал небольшую передышку. Но спасительная бутылка оставалась в странной комнате, а она один на один с этим городом, где люди проходили мимо, оставляя ей на память свои тяготы, истории, судьбы. Снова только проблемы, и ничего более. А она все знала, видела, все понимала.
Вдруг улица напомнила ей огромный военный госпиталь. Раненые лежали стройными рядами на каталках. Их раны были открыты, они кровоточили, и им требовалась срочная помощь. А она с белой сумкой и красным крестом пробиралась между ними, думая:
– Кому еще можно помочь, кого спасать, как? Зачем? От кого?… И чего от нее хотят?
Очнулась от этого странного наваждения. А люди мчались по своим делам, не обращая на нее внимания, как будто их тоже кто-то запряг, и они, закусив удила, несутся по своему предсказуемому кругу. Нет, двигались они в разных направлениях, но если проследить траекторию их пути, можно было заметить, что был он коротким и замкнутым. И непременно заканчивался сегодня там, где начался утром. А завтра все с начала. Тоже зависли?!! Интересно, о чем они думают, что их объединяет?
Сейчас она, словно знакомилась заново с этим городом, широко раскрыв глаза:
– Нужно успеть на работу – сегодня дадут зарплату…
– Нужно купить…
– Нужно оплатить.
– Отдать…
– Взять…
– Занять…
– Нужно… нужно… нужно…
Увидела молодого парня:
– …на свидание… к ней… к любимой… только бы не опоздать… А еще ей нужно купить…
– Почему они думают лишь о деньгах?… Но ведь это нормально! Так было всегда, почему же именно сейчас она обратила на это внимание? Что повернулось в ее мозгах? Скорее, это ей нужно помогать, если она думает так. А этим… Дать деньги, и все? Как просто! – но вспомнила лицо Филлипка, который раскладывал карты, а за спиной его находился тяжелый воз украденного бумажного хлама, который крепко держал его здесь и не отпускал. А всего в нескольких шагах находилась комната, где гулял волшебный ветер. Только бумажки эти взять с собой нельзя… Тогда зачем они нужны?
Она остановилась. Сплошной людской поток превращался в широкую реку. Он двигался ей навстречу, а над ним, словно облако, зависли человеческие желания, их сокровенные мечты. Они имели свои тона, переливаясь всеми цветами радуги. Она оторопело, с ужасом, продолжала наблюдать. Она была потрясена! Никогда раньше не видела такого!.. Нет! Стоп! Все эти призрачные облачка были почти одного цвета – грязно-коричневого и больше никаких оттенков. Лишь иногда зарницами вспыхивали крошечные огоньки – яркие всполохи, но и те мгновенно тухли, угасая.
– Еще один подарок из того букета, – мелькнуло в ее голове. А облако висело в воздухе, пропитанном серой пылью, пронизанном сыростью весеннего дня, и напоминало смог.
– Так вот, что такое смог! Ярко-коричневое облако из человеческих мыслей.
А люди все шли. Она уже добралась до пешеходного Арбата, где машины не ездили, только люди – тысячи, миллионы… И вдруг показалось, что она поднимается над этим людским потоком и летит над головами прохожих, а облако рыжим шлейфом, кирпичной пылью касается ее тела. Начала задыхаться, нечем было дышать. Этот яркий туман проникал за пазуху, просачивался в карманы, в рукава, под воротник, в поры, в кровь, разливался по всему телу, заполняя легкие и все ее существо. А люди шли, их мысли вырывались наружу, висели в воздухе, звенели, как колокольчики, на разные голоса… Нет, на один голос:
– Нужно, купить, заплатить, достать, отдать, расплатиться…
Неожиданно, словно спустившись на землю, замерла. Неподалеку, у театра им. Вахтангова стоял молодой человек и играл на флейте. Звуки его инструмента осмеливались подниматься к этому плотному рыжему потоку и висеть маленьким облачком, а цвета его поражали своей глубиной. Она никогда не знала, что в палитре есть столько цветов – тысячи, миллионы, и нот в этой мелодии было столько же. Они вибрировали, заставляя людей оглядываться. Те на мгновение замирали, смотрели на парня, лица их светлели. В этом месте, словно в жаркой рыжей пустыне, образовался крошечный оазис, и он притягивал, приковывая к себе внимание людей, и волновал. А над ним, сквозь расщелины домов узенькой улицы проглядывало небо и яркое солнце…
– Солнце, – подумала она, посмотрев наверх и прищурив глаза.
– Снова яркое солнце! – она купалась в его лучах, слушая музыку. Уже парила над мостовой, неслась стремительной птицей к небу, поднимаясь все выше и выше, и космос раскрывал ей таинственные объятия… Вдруг очнулась. Внезапная тишина оглушила ее, заставив содрогнуться, вернуться на Землю, широко раскрыть глаза. Парень-музыкант, сделав перерыв, присел перед открытым футляром и чем-то занялся. Она пригляделась, флейта безвольно легла рядом на бордюрный камень, а он доставал из футляра деньги. Потом методично, с удовольствием опускал желтые монетки в один мешочек, белые в другой, а бумажки, аккуратно разглаживая, клал в карман. А вокруг снова только шум толпы и отголоски чужих мыслей:
– Нужно купить, нужно заплатить…
– Господи, ну почему ей досталось все это? Даже, если нарушить то условие, чем могла она им помочь?… Ничем… У нее ничего не было для этих людей. Даже белой сумки с красным крестом… Даже денег! Да и зачем все эти люди ей нужны? Почему она думает о них?!!!
И снова, словно в полете ведьмы, мчалась она до самого дома, неслась над головами, а коричневое облако висело над землей, скрывая от горожан небо и яркое солнце, которое им было не нужно. Оно им было не интересно…
Только теперь вспомнила слова Ильюшеньки:
– Это она вам придумала такое. Врагу не пожелаешь…
– Уж лучше никого не видеть и ничего не знать, – вздрогнула она, – помогать кому-то! Бред какой-то! Полный бред!.. И непонятно – что ей нужно сделать и чего от нее хотят?! – этот вопрос теперь мучил ее больше всего.
Вбежав в подъезд и поднявшись на свой этаж, наконец, избавилась от навязчивого города, замкнувшись в четырех стенах. Закрылась окнами, зашторилась занавесками. А долгожданная тишина помогла остаться наедине с собой. С собой и с безумными мыслями:
– Что делать? Что-то нужно делать? – билось в ее сознании. – И что с ней будет, когда этот жуткий испытательный срок закончится? Второй шанс! Чего от нее хотят? Неужели сейчас она снова стоит на краю, словно на том мосту, и теперь должна что-то сделать. Кому-то понравиться? Зачем? Неужели каждый должен кому-то понравиться – кем бы Он ни был? Но это несправедливо! Сейчас она отвечала за то, чего не совершала. Да, хотела сделать, но не сделала, не смогла!.. Или ее остановили и дали еще один шанс? А теперь она должна была им воспользоваться.
Дикая мысль промелькнула в ее голове:
– А если она не выдержит этот экзамен? Что будет, если она его не сдаст? Неужели это конец? Тот самый, о котором лишь на мгновение она подумала на том мосту? И теперь пришел черед искупать тот шаг, которого не делала, а мутная вода снова была перед глазами.
Ночью ей приснился сон… Снова улица, запруженная людьми. Снова летит она, едва касаясь тротуара, поднимается все выше, и перед ней возникает невероятное зрелище. Там, в конце кривого Арбата появляется мощная фигура гигантского мамонта. Он мчится, не разбирая дороги, потом коротким переулком перескакивает на Новый Арбат. И вот движение остановилось. Машины замерли, люди в недоумении начали выскакивать из них, сбиваясь в пугливые стайки. Пешеходы, в ужасе прилипнув к тротуарам, замерли, остолбенев. А мамонт все мчался по самому центру широкой улицы, сметая автомобили, коверкая их, превращая в груды металла. И вдруг улица превращается в зеленое ущелье, зажатое со всех сторон высокими холмами, а испуганные стайки прохожих уже соединяются в могучий поток. Теперь все эти дикари, сбросив одежды, постылые мысли свои, привычки, с копьями наперевес и камнями в руках настигали свою жертву, а в глазах сиял невероятный звериный восторг. Исчезли машины – только высокая трава, сминаемая мощными ногами мамонта и босыми ступнями дикарей. Зверь в ужасе вращает огромной головой, могучие бивни грозятся невиданной силой, а хобот мотается в разные стороны – он чувствует, что его догоняют. А люди все бегут.
Вдруг заметила, как высокий человек впереди воинственного племени остановился, замер, уставившись на нее. Он был высокого роста, на нем была короткая набедренная повязка, а в руках копье. Его сильное потное тело было загорелым и отливало коричневым блеском, а глаза светились диким восторгом. Мышцы были до предела напряжены, они мощными буграми проступали на теле – он только что готовился к решающему прыжку, но теперь остановился как вкопанный, продолжая на нее смотреть. Она застыла от ужаса, нервная дрожь пробежала по всему телу. И вдруг этот человек сделал невероятную вещь – он улыбнулся! Он ей улыбнулся, показав свои белые зубы! Это была ослепительная дикая улыбка то ли зверя, то ли человека, и она вздрогнула. Она так давно не помнила, чтобы ей кто-то улыбался. Никогда не видела, чтобы кто-то улыбался ей так. Неужели нужно стать зверем, чтобы уметь так улыбаться? Но почему зверем? Может быть, просто человеком? Человеком, с обнаженным телом и юной душой, с сильными руками и горячим сердцем. С желаниями!.. А они были так искренни и просты. И она уже таяла, как мороженое на раскаленном солнце, под этим взглядом и наивной улыбкой, которая по-звериному была невинна и чиста. Нет, не по-звериному – по-человечески! И больше не хотелось ничего…
Нет! Хотелось! Многого хотелось! Хотелось всего! Она тоже улыбнулась, и невероятный восторг отразился на лице дикаря. Только теперь поняла, какая улыбка досталась ей в подарок на том мосту, или в той комнате, или… Не важно, где. Но знала точно – эта улыбка обладала магической силой. И так захотелось сбросить с себя надоевшую никчемную одежду, ступать босыми ногами по высокой траве и мчаться вдогонку. Твои рыжие волосы будут развеваться на легком ветру, а впереди будет маячить сильная спина, за которой можно спрятаться и где ничего не страшно, только дикий восторг от бега или полета в неизвестность. А дальше край скалы. Тот самый краешек, где теплые руки обнимут тебя и не дадут оступиться. Но если ты все-таки сделаешь этот шаг – то только вместе с ним…
Она проснулась и подскочила на кровати. Сон исчез, сон растворился в ночи, и человек с копьем тоже. А был ли он – человек этот? Если был, где он сейчас? Где эти сильные руки, его улыбка? И лишь яркое солнце осталось из недавнего сна. Оно было рядом, было с ней и улыбалось, желая ей доброго утра и хорошего дня. И она вздрогнула, вспомнив обо всем, – «испытательный срок» продолжался…
7
Так в смятении провела остаток вчерашнего дня, потом ночь наедине с безумным видением, проснулась, и теперь мучительно соображала. Нужно было что-то делать, как-то начинать этот день и завтрашний тоже, если он для нее наступит: – Срок без срока! – вспомнила она. Сознание и волю парализовало. Она должна была для себя что-то решить, а сил не оставалось, и откуда их брать, не знала. Сидела на кровати, обхватив колени, как потерянный, выпавший из гнезда птенец, свернувшись комочком, и временами казалось, что сходит с ума. Думала лишь об одном – чего от нее хотят?
– Как просто уткнуться в подлокотник дивана, и никого не замечать, никуда не выходить, – и вспомнила большую фигуру Ильюшеньки, – забиться в угол и тихо сидеть там.
– Как просто наплевать на остальных и идти своей дорогой, не думая ни о ком, – и вспомнила странную женщину-ведьму Королеву.
– Но почему она не может так? Что в этом сложного? Что мешает? Как просто жить своей жизнью! Зачем ей кто-то еще? Почему она не может быть среди людей? Откуда эти мысли, эти сны? Почему хочется бежать, никого не замечая? Что с ней творится? Какой-то мамонт,… а тот дикарь в короткой шкуре на бедрах. Она так жаждала его найти, встретить! Так хотела быть с ним! Уже любила этого дикаря с копьем в руке и удивительной улыбкой. Сходит с ума? Зачем он ей, зачем все это? А в этот момент за ней откуда-то наблюдают и чего-то ждут! – и от мысли такой ее передернуло. Только теперь поняла, как это ужасно постоянно ощущать на себе чей-то пристальный взгляд. Сейчас она была, словно под рентгеновским лучом, чувствуя на себе чье-то внимание – ежеминутное, ежесекундное и даже во сне!!!.. Быть совершенно голой! Быть на виду со своими мыслями, желаниями… Желаниями? Чего от нее хотят? Интересно, можно ли обойти ту комнату? Если на всех наплевать – получишь такой же длинный нос и будешь всех ненавидеть, если зальешь эту жизнь водкой, чтобы не думать ни о чем – снова окажешься там. Как быть? Тихо сидеть в своем углу? Но тогда можно превратиться в безвольного ленивца и зависнуть там на долгие годы, на столетия. Не делать ничего нельзя, она знала это точно. Иначе ее не выпустили бы в этот город. И осталась бы она в той комнате надолго, может быть, навсегда. Значит, нужно что-то делать. Что? И опять вспомнила мощную спину дикаря, за которой почему-то чувствовала себя спокойно и уверенно. И еще знала, что этот получеловек – полузверь с дикой улыбкой точно минует ту комнату и не зависнет. А после… сразу же обретет свободу. Да и сейчас, с этим копьем в руке он был совершенно свободен.
– Становиться дикарем? Не зарабатывать денег, не делать карьеру – если все это тяжелым бременем ляжет на тебя потом… Можно родить ребенка. Конечно! Ребенка! От кого? Не важно! И на какое-то время жизнь обретет смысл. Но, когда он вырастет, – снова остаться наедине в немощи, одиночестве и бессилии перед этим временем. А останется еще значительный отрезок жизни – как быть с ним? И зачем человеку дана такая длинная жизнь – родил, воспитал, выполнил свою миссию и ступай с Богом. Так нет же!
Сейчас она поняла, что впервые в жизни думает об этом.
– Почему?
