скачать книгу бесплатно
Шурупы отказались выкручиваться через одного, у них уже при вворачивании в полотно двери оказалась сбиты шлицы для отвертки, и так очень неглубокие сами по себе.
Не скоро еще здесь появятся качественные саморезы по дереву и гипроку, придется еще помучиться народу советскому, стирая в кровь ладони неудобными и жесткими отвертками.
Правда, я не особенно долго мучился с отказавшимися выкручиваться шурупами, подцепив края ручки молотком-гвоздодером, быстро расшатал и вырвал оставшийся крепеж со своих мест по очереди.
Одну сторону вырвал, вкрутил коротенькие, немного более толстые шурупики в подготовленные отверстия и так же поступил со второй стороной ручки.
Теперь наружную ручку держат не шесть длинных шурупов, а всего четыре коротких, и они точно не выдержат первого хорошего рывка.
А так выглядят и держат нормально с виду, дверь открывается легко, поэтому вылетят они не скоро со своих новых мест. Если дергать никто не станет со всей дури.
– Так, первое отделение, самое сложное – закончилось, теперь осталась только внутренняя ручка. Которая та самая, выдержавшая штурм сержанта Абросимова и робкие рывки его начальника, – радуюсь я про себя.
Распахиваю дверь полностью, прижимаю ее к стене дома и так же оперативно меняю четыре средней длины шурупа на шесть самых длинных. Теперь вырывать ручку устанешь, она сделана из блестящего металла и выглядит крепкой, только пластиковые держатели потрескались от рывков могучего сержанта, зато, их уже подмотали синей изолентой местные жители.
Шесть шурупов под крестовую отвертку загнаны в свои места, и я перехожу в следующий подъезд, который смотрит своими окнами между этажами именно на стоящий посередине двора двухэтажный дом, отгораживающий место торга от посторонних глаз.
Время у меня еще есть с избытком, я хочу подготовить себе еще один путь для отхода на всякий случай. На чердачной площадке расшатываю гвоздодером еще один крепеж, чтобы вырвать его сильным рывком. Тогда я оказываюсь почти сразу напротив чердачной двери спасительного подъезда, выходящего в другой двор.
Зачем приготовил еще один выход – сам не знаю, однако, пусть будет, карман не оттягивает, в отличии от книг.
Потом прохожу по улицам и дворам до спасительной двери и там тоже расшатываю крепко забитый теперь штырь.
Все, вроде везде подсуетился, теперь, только если комнату снять в доме, чтобы еще улучшить свое положение торгующего с рук спекулянта.
Делать мне пока нечего, возвращаюсь в подъезд, откуда могу хорошо разглядеть всю толкучку.
Торговля начинается в десять утра и длится до двенадцати, до часа стоят самые упертые спекулянты, оставшееся время я провожу в подъезде, собираясь познакомиться с торговым народом, сам не показываясь у него на виду.
Стою, прижав нос к грязному стеклу, пока понемногу собирающийся внизу народ создает первый круг вдоль стены дома, держа вещи для продажи в руках.
Странно, моих конкурентов по торговле книгами тоже нет, ни знакомых мужиков с Огородникова, ни второй компании, с которыми я так и не успел близко познакомиться. Они, в отличии от конкурентов, книги свои не сбросили и как смогли выпутаться при облаве или не смогли это сделать – мне не известно.
Зато, мужики с Огородникова потеряли все свои книги и теперь вряд ли смогут чем-то здесь торговать, мешаться у меня под ногами пока не будут, к счастью.
Знакомых по прежней торговле я вижу немного. Да, в общем-то, почти никого, только продавец паленых кроссовок снова появляется на своем месте, но, и он держится поближе к той парадной, где притаился сейчас я.
Перешел с одного угла двора на противоположный, думаю, это не просто так случилось. Есть у него какой-то план. Как и у меня.
Наверняка, позаботился заранее снять какую-нибудь комнату в этом подъезде, чтобы каждый раз не отсыпать милиции много денег за свое освобождение. У него то финансовые потоки вполне это позволяют, кроссовки он продает довольно дорого и может себе позволить лишнего не рисковать.
Вижу продавцов дисков и кассет снова, только, не помню, те они самые или нет, которые сбросили свой товар в тот раз. В тот счастливый для меня день.
Все, народу уже набралось солидно внизу, видно, что прежние обороты торговля из-под полы снова набрала и можно спускаться вниз.
Что я и делаю, выхожу из подъезда, вижу отчетливо, что продавец кроссовок почему-то с испугом чуть не подпрыгивает, когда раздается скрип двери.
Нервы у него тоже шалят изрядно, похоже.
Рассмотрев меня и то, как я выкладываю на хозяйственную сумку книги, он успокаивается и потом кивает мне, понимая, что уже видел меня раньше. И, значит, я тоже уже свой, проверенный временем и облавами спекулянт.
Я тоже здороваюсь с ним, сразу начинаю торговать книгами, отвечая на вопросы появившихся покупателей.
Процесс идет довольно обнадеживающе, и у меня и около продавца кроссовок народ хорошо рядом толпится, за пару часов у меня купили шесть книг, одну даже за двадцать пять рублей.
Наторговано уже под сотню, дела идут отлично, теперь я больше смотрю на проходы мимо пристройки, ожидая появления милиции.
У соседа торговля так же радует мужика, теперь он каждый десять минут исчезает в подъезде, видно, что за новой парой. Потом выныривает, зовет очередных покупателей в сам подъезд и вскоре они выходят. Обычно уже с купленными кроссовками на ногах, свою прежнюю обувь держат в непрозрачных полиэтиленовых пакетах, видно, что по совету продавца.
Чтобы сберечь ее при возможной облаве, так, наверняка, он советует всем.
За оставшейся парой для примерки присматриваю уже я по его просьбе, так понемногу мы начинаем общаться между собой с ловким азербайджанцем.
Заметив тревожные взгляды, которые я бросаю постоянно в сторону пристройки, Вагиф, как зовут спекулянта с юга, подходит ко мне поближе и шепотом спрашивает:
– Ты на охрану скинулся?
Охренеть, их тут что, уже крышует кто-то? Может, он свою национальную крышу мне хочет предложить?
Совсем рядом институт Лесгафта, конечно, там куча крутых спортсменов, только, я про сбор денег еще не слышал в это невинное время, такое дело должно начаться в конце восьмидесятых.
На рынке в Девяткино, насколько я помню, Ульянка до тех времен не доживет.
Но нет, это просто местные торгаши самоорганизовались, теперь скидываются паре пацанов, чтобы они во время торговли прикрывали нашего брата от внезапного появления милиции. В общем, парни стоят на стреме и при обнаружении людей в форме дадут полминуты или минуту, чтобы разбежаться или спрятаться господам спекулянтам.
Я, конечно, согласен с таким правильным распорядком, Вагиф кивает кому-то, показывая на меня, вскоре ко мне подходит один из продавцов дисков с фирменными кассетами, я выдаю ему один рубль на часовых и сразу покупаю за двадцать рублей кассету TDK на девяносто минут.
Наверно, скидка, как своему по такой цене, раньше кассеты по двадцать пять рублей продавали, не дешевле.
Теперь я присматриваю за кроссовками соседа, он за моими книгами, начинается такой взаимно полезный симбиоз среди торгующей братии, как и положено среди людей, балансирующих на крайне шатких моральных и нравственных позициях в полноценном социалистическом обществе.
Да еще и занимающихся сурово уголовно наказуемыми деяниями.
Я продаю еще одну дорогую книгу за двадцать пять рублей и очень довольный спешу на вокзал, не забывая смотреть по сторонам, даже обхожу проспект Огородникова по Измайловскому, чтобы не встретиться с пострадавшим гопником и его компанией.
Довольный тем, что не случилось никаких проблем, тем, что отлично расторговался без отсутствующих пока конкурентов. И еще тем, что понемногу навожу полезные связи среди своих собратьев по опасному бизнесу.
Глава 5 УДАЧНО ТОРГУЮ
Пробегая мимо здания и голубых ворот альма-матер, я вспомнил, что на этом самом месте, около памятника Лермонтову, когда-то случилась эпическая битва с непосредственным участием одного моего земляка.
Зеленый патруль в составе майора и пары сухопутных курсантов оторвался от приписанного места своей дислокации около Балтийского вокзала и опрометчиво прибрел сюда, где и обнаружил около памятника Михаилу Юрьевичу пару хорошо пьяных курсантов-подводников.
Естественно, старательно начал их писать и задерживать, не подозревая об опасности, нависшей над их головами.
В училище замечают такой беспредел, сразу же реагируют, выбегая на помощь братьям, впереди всех бежит мой земляк. Размахивая спионеренной где-то учебной гранатой, перебежав Лермонтовский, он выдергивает чеку и бросает боеприпас в окаменевших при виде такой решительной атаки патрульных.
Что проносится в головах у них, у поддатых курсачей, у других парней, бегущих следом или у тех же гражданских, стоящих рядом на остановке – трудно себе представить в этот трагический момент.
Зато, бравый майор, успевший повоевать в Афгане, мгновенно ориентируется в ситуации и рявкает: – Ложись!!!
Его подопечные, конечно, уже натренированы своей зеленой жизнью к исполнению команд не раздумывая, вовремя реагируют и бросаются на пузо около памятника. Граната хлопает имитационным запалом, набегает толпа не успевших ничего понять курсантов и охаживает ногами оборзевший патруль.
Точно не знаю, что случилось дальше, наверно, вмешалась милиция, один из пьяных курсантов так и не смог убежать с места преступления, его отправили потом на два года в дисбат. А моего земляка, храброго гранатометчика, просто отчислили из системы на Северный флот, и он восстановился в училище через год.
Похоже, что отец у него не зря служил на флоте много лет, смог помочь своему сыну-залетчику.
Кстати, патруль никого не опознал, все так быстро случилось.
Однако, использованную гранату нашли за укладкой моего земляка.
Как человек хозяйственный, он не стал оставлять валяться на земле уже использованный, однако, еще нужный в жизни учебный боеприпас.
Воспоминания об этой эпической истории пробегают в голове, однако, постоянная работа по поводу произошедшего когда-то и снова собирающего случиться теперь ведется в ней постоянно. У меня потихоньку снимаются какие-то пласты знаний, я вспоминаю, что перед днем смерти Генсека произойдет какое-то хорошо знакомое мне событие.
Такое трагическое, яркое и нестандартное для меня, значит я точно об этом происшествии читал в прессе.
Это я все пытаюсь вспомнить, постоянно пробегая по своей памяти с лета восемьдесят второго года до дня смерти товарища Брежнева Л.И.
Не так уж долго осталось до этого памятного дня, уже шесть с половиной месяцев я прожил в этой эпохе заново, через примерно четыре месяца случится официальный траур по всему огромному Советскому Союзу.
Моя новая жизнь мне очень нравится, что само собой понятно.
Кто же не захочет прожить ее заново?
Думаю, нет таких, а, если и есть, то – это уже их проблемы.
Чувствую я, это будет что-то такое, на что я могу повлиять, в отличии от разрушения Советского Союза.
Какое-то знаковое событие.
Поэтому всю дорогу пытаюсь что-то вспомнить, пока неуловимо выскальзывающее из моей памяти.
На следующий день я снова набираю полную сумку уже более дорогих книг.
– Начну продавать и их подешевле, мне солить книги незачем, а вот деньги могут понадобиться для будущих покупок, – решаю я.
Перед поездкой в деревню я накопил уже шесть с половиной сотен полновесных рублей, потратил в деревне на туалетную воду от Лорана сотню, еще четвертной выплатил в качестве компенсаций и премии, то есть, осталось у меня около пяти сотен наличных.
Крутиться по мелочи – вполне хватает оборотного капитала, а вот на покупку чего-то серьезного придется занимать у родителей. Поэтому, желательно обменять почти все книги на денежные знаки, пусть и с немалым дисконтом.
Мое предчувствие говорит мне, что вот так свободно торговать около Ленинградского Общества Коллекционеров у меня долго не получится. Ведь, граждане, искренне желающие создать мне побольше проблем скоро узнают, что я снова вернулся на прежнее место и что мне тогда ждать?
Ничего хорошего, как бы в тюрягу не загреметь.
Поэтому я снова еду на семичасовой электричке, появляюсь на месте в полдесятого и снова занимаю лучшую позицию в подъезде для осмотра окрестностей.
Снова не вижу конкурентов, спускаюсь и занимаю место рядом с тем же Вагифом, который радуется, обнаружив рядом своего помощника.
Он ничего не спрашивает, почему я выхожу из подъезда, наверняка, думает, что я тоже снял здесь комнату.
Снова один из парней собирает по рублю для внешней охраны, потом подхожу к нему и вижу интересный для меня диск со славной группой «Sweet» и что самое хорошее – это опять избранное, а не какой-то отдельный концерт.
Именно концерт я бы не стал покупать без прослушивания, а вот с избранным творчеством группы могу рискнуть. Есть у них несколько забойных песен, насколько я помню, поэтому имеется коммерческий смысл купить диск.
– Почем? Для своих? – интересуюсь я довольно небрежно и слышу, что за диск просят сто двадцать, однако, своему человеку отдадут за сотню.
Придется думать, сумма солидная и то, что удастся хорошо заработать на диске – я не совсем уверен, в любом случае, хорошо бы сторговать его за восемьдесят рублей.
Два с половиной часа торговли пролетели быстро, теперь я не так тщательно рассматриваю каждого заходящего в наш уютный дворик, понимая, что толпу милиционеров в форме с собаками часовые не пропустят никак.
Сегодня продажи упали в количестве, зато выросли в качестве, четыре книги принесли девяносто рублей, и я снова очень доволен выездом в город.
Тем более, смог продать один флакон туалетной воды за сорок пять рублей.
По привычному уже маршруту обхожу место, где меня могут встретить жаждущие мести гопники. Я сегодня не видел мужиков-конкурентов, думаю, заметив меня здесь, они точно придут поискать свои книги среди выложенных передо мной. Тут их ждет облом, почти все трофейные издания я уже продал, от них осталась всего одна книга и докопаться именно до нее у них вряд ли получится.
Хотя, это как знать, было бы желание.
Я, конечно, немного вырос, заматерел, стал гораздо серьезнее в ударной технике, да и новый дрын, заместитель заслуженного, стоит у меня за спиной, однако, как поведут себя обиженные мужики – не могу предсказать.
В любом случае они должны дойти до меня, посмотреть ассортимент и потом уже вызывать кого-то из группы поддержки и наказания или сами попробовать что-то мне предъявить серьезного.
Вряд ли посмотрят издалека и побегут вызывать поддержку, точно захотят сами засветиться, чтобы наглядно показать мне потом, от кого я получил жизненную оплеуху.
Перекусил перед электричкой снова за Балтийскими банями, в той самой классически советской котлетной, не удержался от такого удара по организму истекающими жиром котлетами. Смыл осадок парой стаканов сладкого кофе и как раз уселся в электричку, чтобы спокойно ехать, перечитывая очередную книгу.
Теперь пора съездить в Ленинград в будний день, чтобы подать документы в училище, отторговать еще выходные и потом я снова собираюсь в любимую деревню, уже купил билеты на начало августа.
Дома меня снова поджидает отец, чтобы рассказать, как прекрасно живется офицерам в позднем социализме, какие они получают льготы от государства и как их любят девушки.
В общем, все то самое, о чем я знаю досконально и в чем совсем не разбирается он сам, ориентируясь на понятия начала шестидесятых.
Приходится вступить в дискуссию с ним, чтобы раз и навсегда объяснить отцу, что нет никакого смысла объедать государство, поэтому занимать чье-то место в военной системе я не стану:
– Папуля. Кончай мне рассказывать о том, что ты хочешь сам. Я тебе уже десять раз говорил, что это не мой путь теперь. Сколько можно повторять?
Эх, как мне тогда не хватало этой уверенности в себе в том прошлом.
– Ты, вон, сам не смог удержаться на службе отличником и старшим сержантом? Не смог, – подначиваю я его.
– Да офицер попался принципиальный в электричке, когда я от матери возвращался из самоволки, – сокрушается отец.
Однако, теперь я знаю, чем могу поддеть его:
– Ну, а допустим, отпустил бы он тебя, ты бы закончил службу отличником БП и ПП, старшим сержантом, потом еще пять лет учился бы в Минске. Получал бы десять рублей денежного довольствия в месяц, думаешь, мамуля стала бы тебя ждать эти пять лет? Ждать, когда тебя в отпуск два раза в год отпустят? Если ты экзамены сдашь?
Отец молчит, это у него достаточно слабое место в планах.
