banner banner banner
Акварели коммуналки
Акварели коммуналки
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Акварели коммуналки

скачать книгу бесплатно


– Скажи, здорово?! Комнат четыре, а живут две семьи?! – Белка с Тамарой находят повод для радости в безрадостных декорациях коммуналки.

Реквизит собран. Для участников придуманы образы в новогоднем сценарии, много раз исчёрканном бесконечными правками. Каждому хочется внести свой вклад в коллективный труд. Творческое содружество группы товарищей, с неизменными семечками и рислингом (1 бутылка на 6–7 человек), сочиняет праздник, получая неимоверное удовольствие от самих себя и, извините за выражение, сочинённых стихов. Авторство совместное:

«…любимец публики всех классов
Был шевалье Саша Протасов».

Компания разношёрстная. Вчера окончившие институт свежеиспечённые специалисты без навыков и особых смыслов. С молодым задором и пониманием всего и вся.

Рустам Хайруллин – закончил политех, инженер-нефтяник. Среди всех самый старший. Два года отработал на «Бур-маше» (завод такой на сто шестнадцатом, на нем делают установки для бурения скважин). С тонким чувством юмора и иронией ко всему, в первую очередь к самому себе и происходящему. Его шуточки хорошо приправлены перцем. Любит дрессировать Белкину собаку и учить её цирковым штучкам. Собаке нравится внимание и не нравится Рустам. Зато Рустам нравится Тамаре, потому что, в отличие от поднадоевшего Василия, галантен и внимателен. Красиво говорит и непонятно о чём думает. В свои двадцать восемь не женат, но перспективен, имеет неправильный прикус и хороший вкус. Безупречно элегантен, подтянут, в меру загадочен.

Саша Протасов (ударение на последний слог. Рустам так придумал). Выпускник строительного института. На строителя похож, как он же на балерину, хотя в его случае это сравнение будет не корректным. Потому как пластичен, лёгок, спортивен. Живёт пританцовывая. Неизменный партнёр на дискотеках для всех девушек в компании. Пока не женат. Женским вниманием не обделён. Ни с кем не спорит, всегда согласен с большинством. Готов поддержать любую глупость, лишь бы всем было хорошо и весело. В конфликтах не участвует. Всегда центрист.

Красавец Дмитрий Молохов. Высокий блондин (два метра, а может быть, и больше), с девичьим румянцем. Немногословен и деловит. Эстет во всём. Оформляет всё с художественным вкусом архитектора. Особенно удаются праздничные стенгазеты и этикетки для самодельных напитков. Два варианта рецептуры: спирт на клюкве и апельсиновый сок со спиртом «Роял» – имеют одинаковый дизайн с логотипом «Молоховка». Аккуратист и педант. Всегда вкусно пахнет. Носит свитера и любит детские мягкие игрушки. Особо тяготеет к зайцам. Лучше всего удаются трудно развязываемые узлы из длинных заячьих ушей. Сколько раз Белка с Тамарой утешали дочек, рыдающих над испорченными игрушками. И, главное, вот ведь гадюка какая! Узел завязывал намертво. Не развяжешь ни с первого, ни с десятого раза. Марусин папа во время редких приездов развязывал руками, зубами, характером. Дети чуть подросли и придумали сладкую месть. Димка был патологическим чистюлей, что не ускользнуло от пытливых детских глаз. Поэтому девочки с огромным удовольствием распахивали свои объятия, тщательно готовясь к встрече, предварительно вымазав руки растаявшей шоколадкой, им самим же и принесённой в предыдущий визит. Особым шиком считалось пройтись испачканной шоколадной ладошкой по светлому свитеру, при этом доверчиво и ласково прижимаясь к красавцу Молохову, демонстрируя искреннюю радость долгожданной встречи. Алёнка получала по попе, именно таким нехитрым педагогическим приёмом обозначала Тамарка родительское фе. Белка лицемерно ругала Маруську, стараясь при этом не смеяться. Потому что сама была соучастницей мстительного детского движения «За заячьи уши!».

Дети чувствовали себя полноправными членами взрослой компании, участниками всего происходящего. Они крутились под ногами, от них некуда было деться и их некуда было деть. Когда взрослые разговоры становились малоинтересными, дети укатывали на велосипедах в длинный коридор. Такие бывают только в старых коммуналках и предназначены не только для велопробегов, но и для складирования ненужного хлама, место которому на свалке. Но расстаться с этим?! Позвольте, это ж реквизит!

Тимофей Ямщиков. Белкин друг детства. Их мамы когда-то работали в средней школе № 82. Выезжая со старшими классами в экскурсионные поездки, брали своих детей. В одной из таких поездок в Питер познакомились пятиклассники Тимоша с Белкой, став близкими друзьями на всю жизнь. Тимоша, всегда жизнерадостный, настроенный на праздник и всеобщее веселье, очень подходил на роль закадычного друга всегда настроенной на то же самое Белке. Они понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. Всегда имели одинаковое мнение, двигая его большинством голосов. Искренне считали, что они вдвоём – это не просто много, это законное большинство при любом голосовании. С ними не связывались. К ним прислушивались. И они, привыкшие к вниманию окружающих, честно выполняли взятую на себя роль массовиков-затейников. Когда жизненная программа одного из них давала сбой, на вахту общего позитива вставал другой. Единая слаженная система, выросшая из детской дружбы и юношеской привязанности.

С Тимошей в одной параллели, но в разных классах этой же школы учились Саша Протасов и Дима Молохов. Да и жили все по соседству.

Их студенческая компания не была случайной, потому что все оказались связаны через друг друга. Связующим звеном, конечно же, стала парочка насмешников, отточившая своё мастерство с детства.

Когда в компанию приходила красавица Анечка Балкар, мальчики становились значительнее, мужественнее и интереснее. Белка с Томкой, обременённые семейными обязанностями и детьми, были не конкурентоспособны в её случае. Яркая красавица Анна Балкар, недавно расторгнувшая брак с бесшабашным доктором-интерном, умотавшим по распределению то ли в Чувашию, то ли в Мордовию. Теперь он, свободный от семейных уз, становился предметом мечтаний девушек то ли Чувашии, то ли Мордовии. Предметом мечтаний была и Анечка, но на более законных основаниях, чем её неудавшийся муж в этом недолгом браке. О таких экземплярах говорят: «Среди музыки и книг». Так и было. Два образования: библиотечное отделение института культуры и музыкальное училище по классу фортепьяно. Полное соответствие образу буквально и фигурально.

Но… Образование образованием, а очарование очарованием. Начитанность органично сочеталась с природным умом и внешностью. На неё хотелось смотреть и слушать, а уж когда Анечка брала в руки гитару… Выноси святых! С Белкой они дружили с пяти лет (приятное наследие компании времён ещё родительской молодости).

Когда подружки собирались вместе, маленькая Маруся, заворожённо глядя на Аню, медленно, чтобы не шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания, двигала свой детский стульчик, шептала:

– Девочки, вы меня только не прогоняйте. Я буду сидеть тихо-тихо…

На что девочки хором отвечали:

– Конечно, чтобы, не дай Бог, ничего не пропустить!!!

Постоянное нахождение среди взрослых сыграло свою воспитательную роль в жизни детей. И это был не самый плохой педагогический ход. Умение постоять за себя, дать самостоятельный отпор при необходимости, а иногда и напасть первым уже без особой необходимости – эти простые навыки как-то незаметно приобретались на просторах коммуналки, превращаясь в бесценный опыт для дальнейшей жизни. Девочки незаметно взрослели, адаптируясь к жизненным сюрпризам.

На приёмных экзаменах в музыкальную школу Марусе удалось добавить пунцовых оттенков на щёки белокожей Анечки Балкар. Председатель приёмной комиссии, дама последней степени перезрелости, повелительно произнесла:

– Детонька, а теперь я попрошу тебя спеть.

И детонька, подражая своему кумиру, затянула:

– Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла!

Гоп-стоп! Ты много на себя взяла.

Теперь оправдываться поздно!

Посмотри на эти звёзды, посмотри на это небо…

Видишь это всё в последний раз!

В первый и последний раз видели Марусю в стенах музыкалки. Перезревшая дама, перед тем как огласить приговор ребёнку с полным отсутствием голоса и слуха, полюбопытствовала:

– Деточка! А кто же тебя научил этому музыкальному шедевру?

– Анечка Балкар! – с выражением выпалила Маруся в ожидании похвалы, не понимая, что нанесла непоправимый удар по Анечкиной репутации педагога детской музыкальной школы. К счастью, трудовая деятельность в стенах этого заведения для Анечки оказалась непродолжительной.

– Что же вы свою протеже ничему не научили? – Вопрос повис в воздухе, потому что был задан уже пустому месту. Аня вместе с Белкой успокаивали ревущую в коридоре Марусю.

– Я никогда!.. Никогда не буду рисовать, как Сальвадор Дали. – Это исполнялось не в первый раз. Дебют состоялся этим же летом после посещения выставки художника на Крымском валу в Москве. Тогда был побит рекорд двухчасового рыдания и прекращён при помощи нескольких шариков мороженого, купленного в Парке Горького.

– И никогда, никогда я не буду петь, как Анечка Балкар!

Вот это был сильный ход с Марусиной стороны. Польщённая сравнением с признанной мировой величиной, Анечка не то что не поругала свою несостоявшуюся ученицу. Нет! Педагогично обозвала директрису старой дурой, после чего последовало приглашение в летнее кафе-мороженое, расположенное рядом с музыкальной школой, на старой набережной. Это и спасло всех от продолжительного и малоприятного рева.

Слёзы просохли при виде шариков крем-брюле в металлической креманке. Тема закрылась сама собою. Перезрелой даме не довелось знать, что девочка Маруся выросла и, вопреки вердикту по поводу бесталанности, стала поэтом-песенником. Теперь она весьма удачно, с элементами легкой фальши, озвучивает уже свои собственные музыкальные произведения. Заработав на этом новое домашнее имя Илья Рамильевич Резник, немножечко славы и денег.

Компания увлечённо проводила осенне-зимние вечера за игрой в буриме. Прекрасная литературная забава, смысл которой заключается в сочинении бесконечных стихов, естественно, шуточных, на заданные рифмы или заданную тему. Отточенное не одним вечером стихоплётное творчество было решено направить в русло подготовки праздника. Но для этого нужно придумать, как сохранить тайну сюрприза для самих себя. Задача не из простых, потому что ни у кого вода нигде не задерживалась даже на короткое время. Придумали. Написали на бумажках имена всех участников вечеринки, кинули их в рустамовскую шапку-ушанку и тянули по очереди. На каждый фант полагалось сочинить четверостишье, в котором отражались бы особые черты характера того, чьё имя написано на клочке вытянутой бумажки:

«Он в языках ни бэ, ни мэ,
Зато играет в буриме».

Оформление новогодней стенгазеты продумывалось до мелочей с соблюдением тайн и конспирации. К сочинённому четверостишию требовалась иллюстрация. Можешь рисовать – рисуй, не можешь – вырезай из журнала «Огонёк» картинки, собирай и клей коллаж. Пропуск в новогоднюю ночь – не только приготовленное блюдо (стол собирали в складчину), но и оформленный каждым лист ватмана, который после боя курантов совершит волшебное превращение в общую поздравительную открытку.

Подготовка к празднику восхитительна своей продолжительностью и мечтательными предвкушениями. Сам праздник пронесётся мимолётным видением, для того чтобы вернуться восхитительным сюжетом в просмотрах будущего времени. С годами эти картинки прошедшего, потому и дорогого времени станут ярким бонусом к новогоднему настроению. Ежегодный и ритуальный показ самому себе. Как «Ирония судьбы, или С лёгким паром». Этот фильм, как домашний майонез к салату оливье, придаёт особый вкус во время подготовки новогоднего стола.

Обычно такие картины хранятся на полках памяти и вынимаются из её загашников для украшения жизни сегодняшней, помеченные грифом «А ты помнишь?!».

Главное, чтобы было кому сказать это такое важное и нужное: «А ты помнишь?» Не всем выпадает такое счастье. Но кинозал одного зрителя тоже никто не отменял.

Холодным декабрьским вечером, утеплённая в старое красное драповое пальто, на деревянном табурете, как на троне, в центре кухни (привычные подмостки) расположилась Тамара. Вместо мехового воротника, пожертвованного в фонд костюмированного бала, – видавшая виды бортовка (это такая плотная подкладочная ткань, на которую пришит сам мех), ноги опущены в таз с горячей водой (профилактика гуляющей в это время года простуды). Напротив, укутанная в старый бабушкин пуховый платок (местное лечение остатков все той же простуды), побитый молью, сидит Белка, составляющая многочисленные списки: гостей, продуктов по установленному меню, вещей, необходимых для реквизита. На чёрно-белом экране 18х24 телевизора «Шилялис» мелькает сцена бала в мопассановском «Милом друге». Роскошные дамы в роскошных интерьерах. В наших интерьерах сидят наши «дамы». Абсолютное соответствие декораций (см. выше: многоквартирные дома для тараканов, расположенные среди классиков русской литературы, обшарпанные зелёные стены, неоновое освещение, неизменные семечки и две раковины с горой немытой посуды). На полном серьёзе ведётся неспешный диалог:

– Белка! Ты только посмотри, какой у неё на жопе бант! Сплошное уродство!

Белка нехотя, оторвавшись от списков, прищуривает подслеповатые глаза, поправляет на носу очки и смотрит на Тамаркино пальто, переводит взгляд на стены, столы, раковину… всматривается в крошечный экран с чужой красивой жизнью и начинает смеяться в полный голос, несмотря на поздний час и спящую коммуналку:

– Томуся! Бант-то, конечно, вместе с жопой – одно уродство! Зато мы с тобою красавицы и королевишны! Коммунальной кухни!

И от этого очевидного убожества им становится не печально, а почему-то смешно и весело. Из загашников достаётся нереально кислый «Рислинг Алькадар», выращенный на виноградных плантациях Севастопольского края, стоимостью 2 рубля 40 копеек, и нереально вкусная селёдка иваси, в избыточном и гордом одиночестве заполнившая прилавки продуктовых магазинов.

Господи! Ну почему было так весело и так вкусно?! Три деликатесных продукта коммунальных посиделок: жирная иваси (можно было запросто съесть целую жестяную килограммовую банку в один присест, даже одному), отвратный рислинг (после него желудок обязательно напоминал, что против него были совершены неправильные действия, и как месть завязывался в тугой узел), жареные семечки (не от Мартина, а от бабушек, продававших их стаканами на трамвайной остановке). Доброжелатели очень любили сочинять, что старушки покупают их сырыми на Крытом рынке, жарят, складывают в мешок, опускают туда свои ревматические ноги, проводя такую домашнюю физиотерапию теплом. Поэтому брезгливая Тамара покупала на рынке сырые семечки, тщательно их мыла. И как доказательство тыкала носом не верящую в эти байки легкомысленную Белку. Потом выливала в раковину действительно грязную воду: «Смотри, смотри. Ты эту дрянь в рот берёшь, потом удивляешься, почему у тебя расстройство желудка. А туалет, между прочим, один на всех».

Мытые семечки Вася виртуозно жарил. У него особый талант был семечки жарить. Ни одна ни разу не пригорела.

А вторую байку про квас любила рассказывать Белка. К бочке цистерны, в которой развозили квас, полагалась тётенька в белом халате и клеёнчатом фартуке. В конструкции самой бочки имелся кран, из которого непосредственно наливался пенный квас, и второй кран или шланг, чтобы промыть кружки. Они были двух видов. Большая по 6 копеек и маленькая по 3 копейки. Квас покупали на разлив: бидонами и трёхлитровыми банками. Это предыстория байки, ну и её финал: был некий очевидец, светлый образ которого всецело зависел от настроения рассказчика. Это мог быть брат, сват, просто хороший знакомый, который никогда не врёт и не имеет ни богатого воображения, ни худой фантазии. Этот персонаж собственными глазами видел опрокинутую цистерну с квасом, на открывшемся люке которой преспокойно копошились жирные белые хлебные черви и даже не собирались расползаться! Когда фантазия разыгрывалась, в рассказ и цистерну с квасом добавляли мышей, крыс и дохлых кошек. Эффект усиливался медицинскими терминами и перечнем страданий от желудочно- кишечных проблем в результате квасного отравления. И кто это всё сочинял?! Как всегда, у народного творчества нет авторства. Правильная Тамара после третьего такого рассказа завела огромную кастрюлю-выварку, в которой летом ставила свой домашний квас.

На шум на кухню выползли заспанные дети в пижамах и накинутых одеялах, спадающих с плечиков мантиями, волочившимися по не очень чистому полу («это потому что твоя собака ходит туда-сюда»). Детям отказали во взаимности, предложили сейчас же покинуть место веселья и срочно удалиться в свои комнаты для продолжения сна.

– Почему?!! – тут же заныли обе.

– Потому!!! Поздно и холодно на кухне, – рявкнули таким же дружным хором развеселившиеся мамаши.

Дети коммуналки. Особые университеты. Разные семьи, разные уклады… Объединяет, сплачивает, учит добру и состраданию общая кухня. Символ единства. Жизнь в одной кастрюле и практически под одним одеялом (холодно зимой и очень дует с чёрного хода). Дети имеют обыкновение задавать неудобные вопросы. На которые взрослые не всегда могут дать честные ответы. Можно, конечно, эксплуатировать тему, отвечая на вопрос «почему?» интонационным многозначительным: «ПОТОМУ ЧТО…» Но очень недолго. Дети привыкли к дружбе со взрослыми, привыкли, что в какой-то степени это и их друзья, ну подумаешь, чуть-чуть постарше. А какие секреты могут быть от друзей?! Так что взрослым приходилось быть начеку, контролировать каждое слово, чтобы ни в коем случае не уронить свои авторитеты. Но жизнь в коммунальной среде давала свои всходы и как следствие – урожаи.

Марусю провожали в первый класс всей коммуналкой, с бабушками/дедушками, друзьями-товарищами. Половину Площади Революции, на которой располагалась начальная школа, заполнила Марусина группа поддержки. Ну а как же?! Первый раз в первый класс шёл первый ребёнок в их компании! Взволнованная Маруся в кружевах и бантах, ножки-спичечки в белых гольфах. Волшебный эльф в золотых кудрях, собранных в высокий хвост, с выбившейся кудряшкой на тонкой шейке. Миниатюрная Маруся обращала на себя внимание необычной красотой и утончённостью, серыми глазами, широко открытыми на мир, широко поставленными, как у инопланетянки.

Через пару месяцев с начала учебного года было решено отправить эту звонко-прозрачно-воздушную красоту самостоятельно на трамвае до школы (нужно же когда-то начинать?!!). Ребёнка надо приучать к самостоятельности (кому надо?!!). Трамвайная остановка строго напротив дверей и домашнего, и школьного подъездов. Дорогу переходить не нужно. Решились. Правда, Белка в последний момент не выдержала. Проводила дочку до ступеней передней трамвайной площадки, развернулась и впрыгнула почти на ходу в заднюю дверь уже тронувшегося трамвая. Не успела перевести дыхание от этого кульбита, как услышала родной голос в переполненном утреннем трамвае, отчётливо долетавший с передней на заднюю площадку:

– Корова толстая! Куда смотришь?! Ребёнку ногу отдавила! Колготки белые испачкала! Корова!

Белка ужаснулась, а потом радостно подумала: «Эта не пропадёт! Спасибо тебе, родная коммуналка!» И с чистой совестью вышла на следующей остановке. Бабушкам/дедушкам это знать не обязательно, а вот с Тамаркой поделиться надо. Алёнке на следующий год идти в школу. Обмен опытом – дело привычное. У них всё время шёл обмен опытом. Любым.

Бесконечные рассказы Белки и её подружек о своих романах (вымышленных и существующих) довели матримониальную Тамару до естественного (на их взгляд) и неизбежного грехопадения.

Начало романа с Рустамом вся компания умудрилась пропустить. Каждый, видимо, находился на тот момент в своих переживаниях.

Всех потрясла новость, когда Рустам оказался в погонах лейтенанта на новенькой военной форме. Оказалось, что зарплата советского инженера не удовлетворяла его всё время возрастающие потребности, а погоны сулили серьёзное увеличение дохода (такому внешне несерьёзному человеку) и различные преференции в добыче дефицита. В начале 80-х дефицитом было всё. Так получилось, что при непонятных и незаметных для всех обстоятельствах Рустам одновременно попал и в ряды Советской Армии, и в Тамаркины объятия. Его и без того высокий рейтинг у хозяйственной Тамары поднялся до запредельной высоты. Военная форма в сочетании с соблазнительными Тамаркиными формами украсила новый виток в жизни Рустама. Что уж про Тамару говорить. Такая развязка казалась естественным продолжением их вздохов и взглядов. В Васино отсутствие случались встречи, при обязательном присутствии Белкиной собаки, невзлюбившей с давних времен эстета-дрессировщика по причине неуважительного к ней отношения.

Драматический эпизод, в котором собака наконец-то смогла выразить своё отношение ко всем участникам этой мелодрамы, мог стать трагическим финалом супружеских отношений Василия и Тамары. Банально до тошноты.

У влюблённых свидание. Белка в своей комнате спит после суточного дежурства. Одиночный звонок в дверь. Один раз – это к Тамаре. Два звонка – это к Белке. Других соседей пока не подселили. У себя в комнате мечется Тамара, собирая героя-любовника на выход.

– Сейчас, сейчас, открываем! Бегу, бегу.

Звонкий голос Белки перекрывает собачий лай. Дверь на чёрный ход снята с крючка и распахнута, полуодетый Рустам с шинелью в руках и в Васиных тапочках выставлен во двор. Девочки вдохновенно врут про примерку платьев, тараторя на космической скорости:

– Не ждали. Увлеклись. Меряли – решали, как лучше. А тут ты! И вообще предупреждать надо! Могло и дома не быть никого!

И верх вранья и наглости:

– Ключи свои брать надо!

Хороши бы вы были, возьми Вася ключи с собою. Лгуньи и не только!

Действие разворачивается в общем коридоре. Двери во все комнаты закрыты. В момент этого нагло-оправдательного бреда из-за огороженного штапельной занавеской закутка возле Тамаркиной комнаты (любимое место собачьего отдыха) появляется с военным сапогом в зубах невозмутимый пёс с видом прилежного ученика курса ЗКС (защитной караульной службы – для тех, кто не в курсе собачьих университетов). Преданно усаживается перед Васей, виляя хвостом и заглядывая в глаза. И, ко всеобщему удивлению, совершает очень дружественный поступок (в жизни эта лохматая дрянь тапочек никому не подала, вот украсть сапог или туфли – это всегда пожалуйста, и на тебе!) и выплёвывает злосчастный сапог к Васиным ногам.

Немая сцена.

– Господи, наказание моё! – Белка поднимает сапог с пола. Собака старательно продолжает нести свою службу и заодно с ней – второй сапог.

На улице в это время в Васиных в тапочках мёрзнет еле унесший ноги Рустам (там не месяц май, настоящая зимняя стужа).

– Ну, что вы оба уставились?! Невидаль какая! Сапоги у них в закутке! Ну, сперла собака мой реквизит. А то вы не знаете, какая это ворюга! Все к празднику собиралось, к новогоднему представлению. Еле эти сапоги по друзьям нашли, – выпутывается из ситуации Белка, готовая бежать на помощь замерзающему Рустаму. Тамара теснит мужа в сторону их комнаты, чтобы дать возможность Белке выполнить гуманитарную миссию по доставке сапог на чёрный ход и их обмену на Васины домашние тапочки (их пропажу тоже можно списать на вороватую псину. Какое счастье, что на улице холодрыга и загульная собака решила провести это время в домашнем тепле).

Вася добрый и доверчивый, как всегда нараспев тянет Белка: тако-о-ой до-о-обрый, тако-о-ой доверчи-и-и-ивый, но-о-оо… и дальше следует фирменное и отрывистое, приговором – но-о-о дурак! Уф!!! Кажется, на этот раз пронесло. Поверил.

Вечером собака получает заслуженную благодарность в виде косточки из борща, а Белка – незаслуженные откровения страдающей Тамары почти на целую ночь. Дежурства бессонного ей было мало!

– Ну что ты ноешь?! Всё ж нормально.

– Где нормально?!! Это, по-твоему, нормально?!! Он же мне муж!

– У тебя его никто и не отнимает. Тебе просто добавили Рустика, и всё… Ты от меня что хочешь? Порицания? Одобрения? Твоё решение и твои риски. Тебя же никто не заставлял?

– Не заставлял. Вас послушать, так у вас праздник с круговертью, а у меня тоска тоскливая на серых буднях. Я ж не от хорошей жизни увлеклась им… Просто всё так было скучно и неинтересно. Потом ты появилась со своими друзьями и дурацкими разговорами.

– Ну и не слушала бы нас. И не дружила. Тебя же никто не принуждал к этому адюльтеру. Что ты всех решила сделать виноватыми?!!

Белке надоело слушать Тамаркино нытье, хотелось уйти к себе, закрыться и побыть одной в своём мире. Но особенности коммунального бытия не всегда давали возможность защитить частное пространство. Надо было выполнять дружески-соседский долг.

– Может, выпьем? – Расстроенная Тамара понимает, что Белке стало малоинтересным бесконечное перемалывание дневной истории. Сейчас она вежливым до противности тоном произнесёт: «Спокойной ночи!» – и отправится к себе.

– Давай! Зови Васю, – неожиданно быстро соглашается соседка-подружка-змея искусительница.

Васин выход на кухню облегчил ситуацию сменой темы разговора. Для начала Василий, выросший в сельской местности и понимающий наличие домашних животных только для получения продуктов питания или же охраны имущества, пустился рассуждать о бессмысленности собачьего существования в городской квартире.

– Вот объясни мне, какой от него толк? Грязь носит, кругом шерсть. Гулять два раза в день в любую погоду, чесать… хотя ты это делаешь редко. То он сворует что-то, то сгрызет… но в чём радость?

– Во-первых, я его люблю со своих тринадцати лет, я тебе сто раз рассказывала, как вопреки родительским запретам принесла месячным щенком в дом. Во-вторых, с ним выросла Маруся. Семимесячная, она подползала к Тяпкиной миске с прокисшей вермишелью и пыталась ею угощаться. А он преданно сидел и охранял её. Разве такое забывается? Мы вместе росли. Сначала я, потом Маруська. Спали в одной кровати, ели, можно сказать, из одной миски.