скачать книгу бесплатно
Кто-то сдёргивает сумку с плеча.
– Тихо, тихо, тихо, – он больно стягивает мои волосы у затылка и рвёт.
Я падаю назад. Но меня подхватывают. Волокут. В секунду останки света сменяются темнотой. Я оказываюсь на земле. Четыре руки шарят по моему телу. Кому-то нужны карманы. Кто-то рвёт молнию на куртке. Кто-то вминает мои губы грубыми, пахнущими табаком пальцами. Я вцепляюсь в эти пальцы зубами. Но ему не больно. Даже не дрогнул.
– Мобильник – говно, – две руки исчезают. Темноту распарывает неоновый свет экрана. Этот свет изо всех сил пытается оттеснить от меня густую тьму, он делает всё, что может, для моего взгляда – ещё раз увидеть их лица и запомнить наверняка.
– В кошельке сто рублей. Твою мать! – молодой человек со скошенными мочками со свистом запускает мой кошелёк в кусты.
– Посмотри в сумке.
– Да нет здесь ни хрена, – я слышу, как на землю падают мои вещи.
– Серьги золотые? – влажный шёпот в моё ухо.
Я мотаю головой.
Он цепляет зубами дужку серёжки и тянет на себя. Я краем глаза вижу его хищный взгляд. Холодная слизь его слюны падает с моей мочки и бежит по шее за шиворот.
– Хочешь её трахнуть?
Тот, кто говорил, склоняется надо мной. В его руках щёлкает нож. Звук глухой. Лезвие короткое.
– Мне нужны деньги, – голос в стороне. – Пошли!
– Хочу посмотреть на её грудь. Не шевелись, девочка. Иначе я могу сделать тебе больно.
Он собирает в ладонь воротник моей кофты у ключицы, тянет в сторону, и вонзает в плоть ткани кончик лезвия. Режет. Шорох похож на прикосновение ногтя. Лезвие острое. Без усилий вспарывает плотные нити. Я чувствую холод. Он проскальзывает к моей груди в образовавшуюся прореху, и колет мою кожу беспощадно, особенно там, где она раздвигается от образовавшейся раны.
– Ух ты! А здесь есть, на что посмотреть.
– Лёх, не обламывайся, – другой пытается столкнуть с меня джинсы.
– Я сказал – пошли, – снова в стороне. – Да твою мать! – шорох листьев. Он наступает на мои волосы. – Мне. Это. Неинтересно, – цедит голос уже надо мной. Его крепкая шея белеет, взбухает от напряжённых жил. – Я сказал, мне нужно бабло. Слез!
Руки, прижимавшие меня к земле, исчезают.
Я слышу странный щелчок откуда-то со стороны. Протяжный щелчок, который тут же распадается множеством звуков. Это похоже на падение маленьких пластмассовых шариков. Они будто ныряют в гладь скользкого пола пустой комнаты, и отскакивают с треском к высоким потолкам. Этот треск наводит на меня животный ужас, хотя я и не понимаю, что он значит.
– Спокойно, – новый голос.
Дребезг стекла: вкрадчивый.
Снова щелчок. Но теперь он дольше и громче, задаёт резкие отблески в густой тьме, смешивается с топотом ног и вибрацией земли. Вибрация разрастается, увеличивает свою амплитуду, и в воздух врезается свист поезда.
– Цела? – сквозь пронзительный гудок электрички я слышу голос.
Сажусь на земле, рефлекторно запахиваю куртку. Надо мной склонился мужчина. Он включает фонарик на своём телефоне, и я зажмуриваюсь. Холодный свет исчезает вместе с жёлтым, как только мимо проносится последний вагон поезда.
– Давай руку.
– Не могу, – шепчу я.
– Что?
– Не могу их расцепить, – я киваю в сторону рук, которые впились в синтепоновую ткань и будто окаменели.
Мужчина убирает в карман электрошокер и берёт меня за плечи; рывком поднимает на ноги. Расцепляет мои руки. Пытается застегнуть молнию на моей куртке.
– Порвали, уроды, – бормочет он. – Ничего, главное жива осталась.
Он отпускает безнадёжную молнию и отступает. Я делаю осторожный шаг – будто проверяю, не повреждены ли мои ноги, могу ли я ходить. Сгибаюсь, и поднимаю сумку. Злосчастное шампанское разбилось совсем рядом с ней – теперь кожзаменитель липкий, но пахнет вкусно. Я взяла для Ирины самое дорогое шампанское, которое было на витрине.
– Твой мобильный, – мужчина протягивает его мне.
– Спасибо, – шепчу я. – Там ещё кошелёк. В кустах.
Мы идём к железной дороге. Пробираемся к кустам с фонариком. Ветки елозят по куртке, с громким хрустом ломаются под ногами – эхо такое, будто я глубоко в лесу. Я вглядываюсь в сырую землю. Острые края осколков бетона во мху, искривлённые, с лужицами внутри, пакеты, зелёные бутылки, белый пластиковый стакан из-под сметаны. Распахнутый красный кошелёк лежит навзничь среди мусора.
– Мой, – всё ещё шёпотом говорю я.
– Тебе далеко до дома? Сама дойдёшь?
– Дойду. Он там, за поворотом.
– Если ты здесь живёшь, значит должна знать, где не надо ошиваться по ночам. Что ты тут забыла?
– Я…я ходила в магазин.
– Отлично, – шумно выдыхает он. – Нашла время и место.
Мы возвращаемся к тому же месту, откуда меня уволокли те трое.
– Это всё случайно… Мне очень повезло, что Вы оказались рядом. Спасибо.
– Повезло. Учитывая, что я тут не живу, – он озирается. – Где здесь железнодорожная станция?
– Там, – я указываю в сторону магазина, из которого шла. – Слева будет проход минут через десять. Забор закончится, и сразу.
Он кивает и уходит.
– Его прямолинейность меня позабавила, – я слышу её голос из кухни.
Снимаю куртку. На кофте зияет дыра, от правой ключицы и вниз, почти до соска. Лифчик был сдвинут лезвием. Рана неглубокая.
– Он очень… брутальный, даже немного грубый. Тем и зацепил, – задор в её голосе. – Эй, где там моё шампанское?!
Я захожу в комнату и быстро переодеваю кофту. Рваную запихиваю в шкаф. И иду на кухню. К ним.
– Там закончилось шампанское, была только водка – бормочу я. – Здравствуй, кстати.
Ирина смотрит на меня с брезгливостью:
– А запах такой, будто ты его всё-таки купила. И сама выдула по дороге.
Никита приобнимает меня и целует в щёку.
– Я сейчас в «Леонт» сбегаю, – говорит он, и идёт в коридор. – Здесь всего десять минут.
– Нет! – вздрагиваю я. – Я там и была.
– С ума сошла! – Никита возвращается в кухню. – Зачем ты туда ходила?
– А куда мне, по-твоему, ещё было идти?! Ты позвонил мне, когда я ехала в маршрутке. Здесь уже всё было закрыто.
– Что не так с этим вашим «Леонтом»? – Ирина невинно хлопает глазами. – Катенька там уже превысила лимит долга за алкогольную продукцию?
– Ир… – Никита поджимает губы и ставит чайник кипятиться. – Просто местечко неспокойное. Меня там чуть не избили однажды. Катя, больше никогда не ходи туда.
– Раньше здесь было спокойнее. Мне машину-то не поцарапают? – Ирина вытаскивает из сумочки зеркало, и поправляет ресницы.
– А Лёша не на ней уехал?
– Нет, ему надо домой. Взять деньги. Завтра он обещал сводить меня в ресторан за свой счёт, а не как обычно, – Ирина хмыкает.
– Судя по его виду, он может сводить тебя только в ресторан быстрого питания, – Никита глупо улыбается, но под взглядом Ирины быстро сменяет улыбку на тревожное выражение лица. – Как же он доедет в двенадцатом часу ночи?
– Его друзья обещали подвезти. Успокойся, братишка. Он тебе не родственник, и никогда им не станет.
– Кто такой Лёша? – хмурюсь я.
– Иринин водитель.
– И мой новый любовничек, – Ирина растягивается в обворожительной улыбке.
Ирина – очень красивая женщина. Она высокая, как и Никита. У неё идеальная фигура: стройные ноги, тонкая талия, узкие плечи. У неё красивая грудь, которая всегда подчёркнута вырезом, и круглая попа. И ни грамма лишнего жира. Рядом с ней я похожа на гибрид мопса со свиньёй. Может, всё дело в манере держаться? Прямая спина, высоко поднятый подбородок, взгляд из-под полуопущенных век, непринуждённость в движениях.
Уверенность в себе отражается в каждом её жесте: она сидит так, как ей удобно (вот как сейчас, на нашей кухне: вытянула ноги на кушетке и её совсем не заботит, что нам с Никитой приходится стоять), она смотрит куда ей хочется (с нескрываемым отвращением разглядывает обветшалый потолок и трещины в углах стен). Она совсем не вписывается в нашу кухню, заставленную старой мебелью, с выцветшей краской на стенах, покрытых жирными пятнами у плиты и раковины. Хочется раздвинуть для неё эти стены и потолок, убрать подальше от её глаз всю кухонную утварь, не оскорблять её всем этим убожеством и уродством. Она другая. Я не могу представить, что она когда-то была маленькой девочкой, с нежностью обнимала плюшевого медведя и не могла уснуть без колыбельной песни; не могу представить её юной, неопытной девушкой, краснеющей под взглядом мужчины. Она будто бы всегда была такой: роскошной, успешной, совершенной…
– Ты не дорассказала, как вы познакомились? – Никита ставит перед ней чашку с горячим чёрным кофе, подходит ко мне и обнимает за плечо.
– Вчера, когда я ехала к тебе. У меня пробило колесо, и он мне помог, – Ирина отпивает кофе и отламывает чайной ложкой кусочек пирога, который я вчера испекла. – Ты бы поменьше занималась выпечкой, – говорит она, перемалывая зубами воздушное тесто, и указывая ложкой на мои ноги, – и для фигуры полезно, и время можно с пользой потратить – поработать, например.
– Вчера? Как вчера? – Никита немного подаётся вперёд.
Не знаю, чему он удивился больше: что она так быстро перевела нового знакомого в ряд любовников, или что она уже со вчерашнего дня в Москве. Вообще-то мы говорили о том, что Ирина приедет сегодня. Но, видимо, её планы поменялись, и она даже не удосужилась нас предупредить.
– Да, я прилетела вчера, и хотела сделать тебе сюрприз, – она прожёвывает ещё один кусочек, и небрежным жестом отодвигает от себя тарелку. Оглядывается в поисках чего-то. – Но вот, неожиданно всё поменялось, и я встретила Лёшу. У тебя есть салфетки?
Никита пожимает плечами и опускает ко мне голову.
– Нет, у нас нету, – тихо говорю я.
Ирина открывает свою маленькую сумочку и вытаскивает шёлковый белоснежный платок с изумрудным узором на уголке, вытирает губы. Бросает платок в тарелку – на белой ткани остаётся красный след от помады.
– Я в субботу проснулась, походила по магазинам, пообедала в японском ресторане, сходила в салон – а день всё тянется и тянется. И мне стало так скучно, – Ирина встаёт и идёт в комнату, мы следуем за ней как овцы за пастухом. – Я как представила, что мне ещё целый день нечем будет заняться… – она прохаживается по комнате и всё внимательно разглядывает. Несколько секунд изучает картину на стене, которую я нарисовала для Никиты после нашего знакомства. Уголки её губ изгибаются волнистой линией. – Я ведь не то что некоторые – лишь бы жопу на диван пристроить, – она бросает на меня быстрый взгляд, потом смотрит на Никиту, широко улыбается. – Ну не могу я без работы! Вот и придумала к тебе пораньше приехать. И в воскресенье утром уже была в Москве.
– Не понимаю, почему ты не поехала на машине? Ты отлично водишь! – Никита садится на край кровати. Я прохожу к окну.
– Негоже мне из Питера самой машину гнать, – Ирина вальяжно потягивается и садится рядом с ним. – И как ты себе это представляешь? Я приезжаю, а тут форс-мажор – мы не получили заказ. Мне ещё обратно пилить? Сколько это, по-твоему, времени? А время, как ты знаешь, деньги, – она поворачивает к нему голову, и теперь я вижу только её затылок. Ирина молчит несколько секунд, а потом ласковым движением приглаживает Никитины волосы. Меня передёргивает, когда она трогает его. – Впрочем, ты не знаешь, – она тяжело вздыхает. – Ты понятия не имеешь, о чём я говорю, – и переводит взгляд на меня. Её ухмылка говорит о том, что она собралась снова напасть. Я крепче вцепляюсь в подоконник, на который облокачивалась, под пальцы попадает тюль и натягивается за моей спиной, я даже слышу треск над головой. – Ну а ты чего? Всё там же торгуешь? Обслуживаешь средний класс?
Я так волнуюсь, что боюсь открыть рот. Мне кажется, я смогу издавать только недоразвитые звуки. Никита смотрит на меня с сочувствием. Но молчит. Он никогда не защищает меня перед ней. Это ужасно злит меня. Пальцы крепче впиваются в подоконник, и я снова слышу треск. Набираюсь смелости:
– У меня всё как обычно, – выдаю я. – Давай лучше о тебе… поговорим.
Ирина хмыкает:
– А что я? У меня всё и всегда идёт по плану, – она забирается на кровать с ногами, вытаскивает из-под пледа подушки и кладёт их рядом со стенкой, облокачивается на них спиной.
– Да, кроме новоиспечённого возлюбленного, – замечает Никита.
– Не спорю, это было неожиданно. Такими темпами я начну верить в судьбу, как и ты, – она одаривает брата звонкой усмешкой.
– Так и чего? – выпытывает он. – Ты арендовала машину, поехала…
– На Ленинградке влетела в яму. Вышла…
– Ты собралась менять колесо? – хмыкнул Никита.
– Я-то могу! Что ты меня перебиваешь всё время? – она отлипает от подушек и хлопает его по плечу. – Я вышла на обочину и стала голосовать. И буквально через секунду остановился он. Господи, на чём он ездит, ты бы видел! Помнишь, у бабкиного соседа, как его… деда Вали, была такая… Ну, помнишь?
– Жигули?
– Ну да, наверное. Только у этой зад другой, а-ля хэтчбэк. Но не в этом суть. Она громыхает как товарный поезд. Я была изумлена, когда из этого вылез такой симпатичный молодой человек. У него обворожительная улыбка. И он сразу ко мне на «ты». Достал запаску. Я, говорит, куртку не хочу запачкать, подержи-ка. А утром ещё дождь шёл, он её расстёгивает, а там такое тело, мама моя, – Ирина лыбится, и в её лице столько похоти, что мне становится тошно. – А он в одной футболке, и этот дождь по его рукам стекает. Ох… Как тебя, говорит, зовут. Я ему – Ирина Сергеевна. А он мне – «Ага. Слушай, Ирка, а не угостишь ли ты меня чем-нибудь, когда я закончу. Ты же должна меня как-то отблагодарить?» Ох как я люблю таких бесцеремонных! Так что… А как мы до Москвы ехали – это было что-то! Он-то понятия не имел, что водитель я не хуже любого мужика. И мы поспорили. Кто первым доедет до центра. Мой аудей мощный, лёгкий. И он на своём этом, хэтчбэке, – хрюкает она. – У него не было шансов. Конечно, он не хотел проигрывать. А я не хотела подыгрывать. Его это так взбесило, – она хитро щурит глазки и довольно ложится на подушки. – Значит, здесь я буду спать? – она хлопает по кровати.
– Разумеется, – кивает Никита. – Куда я ещё тебя дену с твоей спиной?
– Да, моя спина всегда меня мучает. Я работаю по четырнадцать часов в сутки, как пианистка. Даже больше. Только моя работа куда важнее. Помнишь, как я оставалась здесь у тебя, когда всё только начиналось. Ещё до этой… – она скользит по мне взглядом, – как её звали?
– Кристина.
– Да, ещё до всех этих твоих никчёмных баб. Когда я сама ещё была никчёмной.
– Ну не надо, ты всегда что-то из себя представляла, – улыбается Никита.
– Спасибо. Да. Как-то я пыталась спать на твоей кушетке… Давай, вставай, – она сталкивает Никиту с кровати, ткнув его пяткой в лопатки, и сама спускается с кровати. – Я ужасно хочу спать. Надеюсь, белье выглажено? – она стягивает плед и с подозрением оглядывает постельное белье, переводит взгляд на меня.
– Да, – пожимаю я плечами.