скачать книгу бесплатно
Глаза закрылись, уставившись на внутренний экран. Там прокручивался последний ролик, поставленный на бесконечное повторение. Чудесный ролик. Волшебный ролик. Прямо-таки колдовской…
Назвал же папа Ваня сына Васей, вот и стал я для всех Чапаевым, Василь Иванычем из анекдотов. Потом – Чапаем. Потом одноклассники, как водится, вовсе укоротили. Но лучше уж Чапой быть, иначе – Муха, все-таки Мухин я по классному журналу и прочим документам прежнего мира. Средний ученик выпускного класса весьма средней школы. И выглядел до некоторых пор весьма средне: нечто усредненно-невзрачное и нескладное. И мозги работали также. И вообще. И жизнь – средняя до оскомины. Была. Пока не произошло Это.
Нечто бултыхнуло меня в другую реальность, как пельмень в кастрюлю. Местная школа, куда определили по ошибке, со знакомыми мне учебными заведениями не имела ничего общего. Учеба там напоминала смесь службы в армии с занятиями в институте благородных девиц. Затем, после отправки в Крепость и связанных с этим приключений, долгое время пришлось жить в стае человолков – полулюдей-полузверей, стечением обстоятельств принявших меня за своего. Потом воевать на разных сторонах, но каждый раз за справедливость, как я ее понимал. Об этом подробно расписано в других историях, повторяться не буду. Да и речь не о том. Сегодня рассказ пойдет о единственном дне, только о нем, и для понимания произошедшего совершенно неважно, каким образом попала сюда наша четверка, и что один находится в плену, второй подался в разбойники, а третья делает карьеру, часто наступая на горло собственной песне.
Меня судьбе угодно было окунуть в аристократический инфантильный террариум – в наказание за что-то (несомненно, мелкое, поскольку крупных грешков за мной, насколько знал, не водилось) или в порядке назидания, чтобы понял, что почем в этой жизни. Не знаю, что задумала судьба или те, кто в ее роли спланировал цепочку событий, но разыгранная, как по нотам, комбинация прокатила меня по всем ступенькам моральной лестницы – от подкрепленного принципами жесткого отказа до согласия бесхребетного слизняка. И даже – стыдно сказать – до проявления инициативы.
Царевны-тинейджерки, которых сопровождал из плена домой, вели себя, как положено в этом возрасте: озорничали, дерзили, смущались и старались понравиться – то есть ничем не отличались от ровесниц в моем мире. Не имевшие ни интернета, ни телевизора, ни даже книг, они большей частью отличались невероятной наивностью, а об отношении полов судили исключительно по слухам и религиозным предписаниям. Закон не позволял бравировать собственными похождениями, ибо «обличи ближнюю свою, и не понесешь греха». Семейный кодекс отличался оригинальностью, но был строг. Не пошалишь. Но возраст, как я уже сказал, брал свое. В ситуациях опасных и бескомпромиссных царевны казались больше девчонками, чем состоявшимися мадмуазелями – невзирая на то, на что взирать можно было долго и с удовольствием.
Сейчас кажется странным, что меня принимали за одну из них. Впрочем, ныне я уже не тот хлипкий подросток, внешне походивший на девочку. Худое тело стало поджарым и жилистым, огрубело, плечи раздались, взор посерьезнел. Наросли мышцы. Четко прорисовался кадык. Голос сломался, и пришлось заново научиться им пользоваться. Однако выяснилось, что рост, голос и мышцы – вещи второстепенные, главное – то, что внутри.
Оно, которое внутри, тоже росло и развивалось. И, что самое обидное, им оказалось легко манипулировать. И неважно, что нравы и порядки здесь другие. Люди везде одинаковы.
А мир, куда забросило, действительно другой, во всех смыслах. Тут бронзовый век, правят женщины, мужчины – люди второго сорта, если вообще люди. Помню дискуссию с одной цариссой, чей титул в нашем мире равнялся бы княжескому в неком царстве. Или, лучше сказать, королевскому, если страна такого монарха входила в состав империи, ведь больших королевств в истории были единицы, а мелких – пруд пруди. Царисса – это королева именно такого микрогосударства.
– Почему принято брать именно трех мужей? – спрашивал я. – Не одного, не двух?
– А зачем нужно ограничивать? – недоумевала она.
– Разве не правильнее дать людям возможность строить любовь самостоятельно, без предварительно навязанных условий? Если двое влюбятся и захотят построить семью, зачем им еще двое?
– Кажется, поняла. – Царисса задумчиво сощурилась. – У вас только по одному мужу?
– Да, у нас муж в семье один, – гордо заявил я, не пускаясь в объяснения насчет существования адюльтеров, свободных браков или все возрастающего количества ортодоксальных мусульманских семей.
– Считаешь это нормальным?
– Да.
– Не давать человеку есть, пить или ходить в туалет – это у вас нормально? – выдала царисса в ответ. – Это преступление. Так же и у нас. Удовлетворение одного из базовых инстинктов – такое же неотъемлемое право каждой личности, как вышеперечисленное.
– Каждой? – лукаво уточнил я.
Царисса Варфоломея решила, что поняла, в чем подвох.
– Кроме преступников.
Я не это имел в виду, поэтому добавил:
– И мужчин.
– Естественно, – упало безапелляционно. – Мужчина – не личность, он функция. В старые времена нравы у нас тоже были другие. Ограниченные. Хвала Алле, да простит Она нас и примет, здравый смысл победил. Когда-то обделенному едой приходилось искать, что перекусить, на стороне. Так же в примитивном браке, который состоял лишь из двух индивидуумов. Вдруг партнер заболеет или потеряет силу?
– А нужды мужчин вообще в расчет не берете? – возразил я.
– Повторяю, мужчина – это функция, не больше. Мужчина не может родить. Не может знать, его ли семя победило в гонке на выживание. Согласись, только полный кретин допустит, чтоб родословная человека велась по мужской линии. Абсурд. Такого не было, нет и никогда не будет – просто потому, что не может быть. Поэтому мужчины – всегда младшая рабсила, повара, вся обслуга. Женщины рожают, контролируют воспитание, руководят во всех областях. Они и берут в мужья столько, сколько нужно. А сколько нужно, определено законом, данным свыше – это чтоб не последовал вопрос, почему именно столько. Потому.
– Угу, – покорно согласился я. – Тогда возникает другой вопрос: куда деваться лишним женщинам? Тем, кому не досталось мужчины.
– Одинокие уходят в сестричество. Одинокие и… упертые. Некоторые ведь сами хотят. Например, младшие царевны без надежды на трон.
Система сложилась. Нет, остался неучтенный момент, именуемый «человеческий фактор». Мужчины намного чаще жаждут чувственного разнообразия, чем женщины. Природой заложено. Если всех любителей женского пола казнить согласно закону, а оставшихся раздать женщинам по три штуки в одни руки… Гражданочки, больше не занимать, товар ограничен. В сестырь придется отправить большую часть женщин. А как размножаться, как восстанавливать поголовье?
Царисса, правившая конем рядом с моим, являла собой отменный образец местного вооружения.. Доморощенные реконструкторы, с которыми мне довелось общаться, успешно приблизились к, как модно говорить, аутентичности. Здесь передо мной находился оригинал аутентичнейший, аутентичней и оригинальней некуда. Доспех цариссы состоял из передней и задней половин, крепились они застежками на боках. Кожаную основу доспеха, надетого поверх рубахи, покрывали горизонтально нашитые ряды мелких бронзовых пластинок – внахлест, верхние поверх нижних. Издали походило на чешую. Перед кирасами и полноценными панцирями из лат такой доспех имел преимущество – гибкость. Грудную часть закрывал крепившийся ремнями к наспиннику фигурный нагрудник, изображавший «мужественную», свидетельствовавшую о силе, но при этом красивую женскую грудь. Пах и бедра покрывала мелко-пластинчатая юбка. Из-под нее выглядывала вторая, нижняя, из ткани семейной геральдической расцветки, в данном случае – бело-синей. Ременная портупея тоже имела защитные пластинки и выполняла роль «разгрузки» солдат двадцать первого века: к ней крепились меч, нож и сумочка типа борсетки для кремня, точила, иглы и прочих нужных мелочей. Поножи защищали части ног, которые в бою не прикрывал щит, и состояли из трех вертикальных пластин: передней и более мелких боковых. Крепились тоже ремнями. Наручи закрывали руки от кисти до локтя. Широкий меч утопал в деревянных ножнах, покрытых кожей и в трех местах скрепленных металлом. Резная рукоять оружия была похожа на костяную, в роли навершия выступал блестящий бронзовый шар. Перекрестие – прочная узорная полоса. Шлем, сужавшийся в острый шип, имел мелкие отверстия для вентиляции внутри рельефного орнамента, на нем золотым обручем располагалось свидетельство власти – зубастая корона. Мягкие кожаные сапоги – в обтяжку и до коленей, а за плечом защищал спину в пути небольшой щит.
Мы ехали по дороге, связывавшей вотчинные башни с Крепостью. Погода, как всегда в этих краях, благоприятствовала: дул легкий ветерок, с безоблачного неба улыбалось отражениям солнце, многократно повторенное на сверкавших частях доспехов.
– Что говорит закон по поводу мужчин, – начал я формулировать новый вопрос, – которые любят женщин… в количестве более одной? У вас такие бывают?
– Еще бы, – не стала отрицать царисса Варфоломея. – Стараемся выявлять в раннем возрасте. Невоспитуемый подросток или случайно обнаруженный мужчина с неисправленной склонностью к полигамии подлежит сестрации.
– Чему? – не расслышал я.
Или расслышал?
– Если никто не высказал обвинений, которые требуют покарать на основе закона, такого любителя ловиласки увозят в сестрог. Запертый в четырех стенах недосест учится, ждет перехода не следующий уровень. У него остается возможность стать невестором и выбыть, но под дальнейшим наблюдением. В случае рецидива – смерть.
– Вы сказали… недосест? Это кто?
– Все еще мужчина, который стоит на нижней ступени сестричества. После послушничества искусестом его сестрируют, и он становится сестратом.
– Кем?!
Варфоломея поморщилась от моей невыдержанности.
– Сестрат – мужчина, вступивший в сестры, полноценный член общества. Для любителей женского общества – лучшее из всего, что можно придумать. До самой смерти они вращаются исключительно среди женщин.
Вот такая сбыча мечт по туземному. Не подкопаешься.
Несмотря на пренебрежительное отношение как к «функции», мужчины здесь не стали женственными. Хоть и влезли в юбки подобно шотландцам.
– Почему мужчины ходят исключительно в юбках? – в другой раз поинтересовался я у одной небезразличной мне особы, дочки вышеупомянутой Варфоломеи, царевны Зарины. – Их заставляют собственницы?
Зарина улыбнулась:
– Еще чего. Зачем заставлять? Представь мужчину и подумай… – она не удержалась от смешка, прикрыв рот ладошкой. – В штанах же неудобно!
Логично. А против логики не попрешь.
Вот такая странная, но любопытная страна. Разделенная на мелкие царства, она спасает ангелов, воюет с отступниками и поклоняется пародийно списанному с Писаний трех мировых религий и переделанному под местные нужды божеству. В одном из царств имеется общая школа царевен, где наследницы грызут гранит науки и прочую несъедобную дребедень жизни. Однажды школу захватили орды свободных рыкцарей (это такой местный аналог лесных разбойников). В конце концов царевен отбили, и в качестве проводника-командира я повел полтора десятка учениц через леса к волнующимся родительницам.
Ну и геморрой, скажу я вам. Даже в мире женщин, которые во многом превратились в мужчин, царевны остались истинными женщинами – не пожелали ходить в грязном и прямо в походе устроили большую стирку (чуть позже я еще вернусь к этому моменту). Понятно, что сия участь не миновала и меня, как ни сопротивлялся и не напирал на свое от них отличие. После совместного купания в одежде первых библейских персонажей (к этому событию, кстати, тоже вернусь) вся компания расположилась на ночлег. В общем, диспозиция на эту минуту получилась такая: ночь, поляна в глухом лесу, мокрая одежда на сложенной из жердей сушилке, костер, пятнадцать дорвавшихся до свободы учениц и только что переживший очередное ночное рандеву ваш покорный слуга – Вася по прозвищу Чапа.
Часть первая
Интуиция больно пнула меня, вытаскивая из сна. Что это?! Пронзило ужасом, как всегда при встрече с непонятным. Открывшиеся глаза узрели (по-другому не скажешь) собравшихся учениц. Они толпились вокруг меня в два-три ряда, заглядывая через макушки. Первые сидели на корточках, за ними на коленях другие, привстав, чтоб лучше видеть. На их плечи опирались непоместившиеся. Между голов проглядывало сонное небо, верхушки деревьев казались рваными дырами на фоне тлевшего на горизонте нового дня.
Костер догорал. Светало. Я лежал на спине. На сколько я отключался – на час? Два? Расставив ноги, Родосским колоссом надо мной возвышалась Варвара. Орлица над добычей. К поверженному трофею склонилось надменное лицо, щиколотки прижимались с боков к моим голеням.
Царевна Варвара Дарьина имела перед остальными небольшое преимущество по возрасту и немалое по опыту определенного рода. Дочь цариссы Дарьи, смотрительницы школы, она с детства вращалась в кругу старших, а поступив в курируемое мамой заведение, сразу сошлась с тогдашней «ночной хозяйкой школы» Аглаей, на чьи похождения даже стража закрывала глаза во избежание неприятностей. Теперь Варвара, примерно девятнадцати зим от роду (да, здесь считают зимами) сама стала главной. Увидев, что я проснулся, она опустилась прохладным седалищем на мои коленные чашечки, ее бедра окружили и сжали мои, а ровный голос поинтересовался как бы в пустоту:
– Все знают, откуда берутся дети?
– Могу показать, – мурлыкнула Ярослава из второго ряда, навалившегося на спины первых.
Первые сгрудились вокруг моей середины так, что меж голов едва проступал рваный кусочек неба. Задним пришлось расталкивать их, влезая лицами и давя на спины. Естественно, объект изучения под таким вниманием обрел признаки жизни.
– Ух ты! – пронесся изумленный гул.
Варвара с довольным высокомерием оглядела собравшихся. Высокая, отлично сложенная, с тонкой талией, расходящейся в крепкие плечи вверх и в широкие бедра вниз, она была красива, знала это и пользовалась этим. Ямочки на щеках, большие глаза, чувственные губы – все играло на публику, на подчинение либо соблазнение. Девушку портил только покровительственно-колючий взгляд, что становился другим лишь изредка – под действием страха, гнева или любопытства. Прячась за павлиньим хвостом женственности, распустившейся не по возрасту (впрочем, в отношении царевны Школы и Грибных рощ иногда достаточно просто слова «распустившейся») Варвара не давала понять, какая она на самом деле. То, какой быть старалась, мне не нравилось. Меня и не спрашивали. Плохо, что обращались со мной как с игрушкой, желая то сломать и поглядеть как устроен, то выкинуть, то навсегда отобрать у законного владельца. Пока не раскушу и не найду ключика, жить рядом с этим опасным существом придется с оглядкой.
– Это, – длинный Варварин пальчик прикоснулся к причине восторженного недоумения, – приносит нам боль, болезни, детей и удовольствие.
– Боль, болезни, детей и удовольствие, – запоминая, хором повторили несколько учениц.
– Болезни? – ужаснулась Любава, а ее ладонь в испуге прикрыла рот вместе с чутким носиком.
Округло-крепенькая и приземистая, царевна терялась среди сгрудившихся – в самом диком смысле этого слова – высоких и плотных соседок. Ее руки ежеминутно вскидывались, отправляя за уши непослушную прядь, поскольку глаза желали не просто смотреть, а видеть. И видеть все.
А что здесь видеть? Только меня. Только то, чем одарила природа. Кстати, спасибо природе, что не подкузьмила в этом плане. Особо гордиться, конечно, было нечем, но и стыдиться не следовало: все как у всех, не лучше и не хуже. Само собой, что под выражением «не следовало стыдиться» подразумевается аспект биологический, а не моральный. С последним все было кошмарнее некуда. «Хотелось провалиться на месте» – подножие вершины, куда закинуло чувства. А если провалиться, то до самого центра планеты, чтоб сгореть в адском пекле не только щеками и нервами, а вместе с памятью о том, как моим сном воспользовались с полнейшими бесстыдством и беспринципностью.
О, кстати, а не сплю ли я?! Может, вчера слишком много впечатлений в мозг привалило, если невообразимая чушь снится?
– Вспомни темный дом, – бросил кто-то Любаве в ответ.
– Кошмар, – покачала она головой.
Еще темный дом какой-то. Бред. Галлюцинация. Сонный морок. Сгиньте!
– Помните цариссу Ариадну, пятикратно не сдававшую вотчины на забаве? – продолжила Варвара. – До сих пор в темном доме. Если еще жива.
Посыпались дополнения:
– И свихнувшаяся царица тоже.
– Говорят, там долго не живут.
Я метался в бреду полусознания, когда вроде бы слышишь, что говорится, даже как бы понимаешь сказанное, но мысли находятся в другом месте. Ощущения – расстреливаются из пушки, способной пробить лобовую броню танка. Чувства исполняют барабанную дробь в кабине разума, смертельно пикирующего и не имеющего сил выйти из штопора.
– Можно посмотреть ближе? – обратилась низенькая лучисто-жизнерадостная Феофания.
Овалом лица, сложением и интересом к жизни она дублировала Любаву, правда, являлась ее затемненной копией. В отличие от светло-русой подруги, волосы у Феофании были черные и пышные. На этом различия заканчивались. Те же круглые щеки, те же маленькие глаза с хитринкой, которые даже моргали у обеих, казалось, строго синхронно… Дежа вю, разнесенное по краям спектра. Когда черное и белое выглядит, мыслит и действует абсолютно похоже, возникают сомнения в собственной вменяемости. Понятно, что это простое совпадение, но какой глубокий смысл…
Варвара бесцеремонно кивнула:
– Конечно.
– Нет! – возмутился я.
Попытку вырваться пресекли, бесконечное количество рук и несколько коленей вжали меня в лиственный ворох.
– Молчи, сейчас ты инвентарь, – прошипела Варвара. – Не мешай просвещению молодежи.
Я обратился в песочный замок, готовый рассыпаться от малейшего прикосновения. Единственным бараном в стаде овец я весь день тихо радовался нежданно свалившейся ситуации. Сейчас стало не до смеха.
– Какой инвентарь?! – Я принялся извиваться. – Думай, что говоришь!
Меня удержали. Крепкие Ярослава и Антонина оседлали мои ноги за спиной сдвинувшейся вперед Варвары. Александра, Феофания, Ефросинья и даже растерянно моргнувшая Кристина, которая, извиняясь, развела руками, навалились гурьбой, и их колени восстановили мою неподвижность.
Перед лицом возникли большие глаза Клары.
– Не надо, – попросила она. – Не шевелись.
– Клара! – взмолился я. – Но ты-то…
Пока другие, спеленав ногами и сжав пальцами, держали мои вырывавшиеся руки, она успокаивающе гладила меня по голове. Самая скромная. Самая застенчивая. Как же?!
– Это урок, – объяснила она. – Согласись, лучше изучать предмет на достойном материале, чем абы как, с кем и где.
Вот так. Меня превратили в учебное пособие.
Варварины глаза странно сощурились, чуточку надменно и проказливо:
– Прошу заметить, я выполняю приказ – приказ провести урок. Приказ отдан в присутствии готовых подтвердить свидетелей, апелляция невозможна.
– Я отменяю приказ!
– «Я слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость!» – напомнила Варвара. – Верность слову – превыше всего. Береги честь и репутацию, потом они сберегут тебя.
Она улыбнулась настолько самодовольно, словно утопила противника в общественном сортире. Затем кивнула Кларе:
– Продолжи молитву.
– «Я забочусь о своем здоровье, ведь потом оно позаботится обо мне», – смущенно улыбаясь, продекламировала Клара, самая застенчивая и наивная ученица потока.
Клара Ольгина, царевна Кацармы и Трех озер, не менее чем на год отставала от меня в возрасте. В далекие времена учебы в школе она казалась шмокодявкой, которую невозможно принимать всерьез, но мысли про мальчиков посещали самую мелкую царевну уже тогда. Впрочем, такие мысли там всех посещали. Это нормально для варившихся в собственном соку девчонок-тинейджеров. Возраст такой. Меня тоже присутствие противоположного пола, ничуть не стеснявшегося новой «царевны», не оставляло равнодушным.
– Именно, здоровье! – Варвара, вольготно чувствовавшая себя на моих бедрах, подняла палец и склонилась надо мной. – Плюешь на репутацию – подумай о здоровье. Своем и чужом. Ты же командир как-никак. Пока. Кристина, дальше.
– «Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне», – четко выдала пунцовая Кристина, прикрывая лицо кучеряшками.
Наверное, потому, что сидела на моем запястье. Оно чувствовало, как все спрятанное счастливо открывается навстречу, расцветая и превращаясь из сплюснутой спящей красавицы в танцующую принцессу. Я пытался усилием воли прекратить мятеж не желавшего подчиняться организма. Безрезультатно.
– Помогай, и помогут! – укоризненно втолковывала мне Варвара. Выждав театральную паузу, она победно завершила: – «Я так живу и примером учу детей. Алле хвала!»
– Алле хвала! – хором поддержали ученицы.
Вспомнилась восточная поговорка: для побежденных спасение одно – не мечтать о спасении. А американцев с детства учат: если на вас напали, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие.
