скачать книгу бесплатно
– Господин, помилуйте! – снова очнулся надзиратель.
– Молчать! – нет, крика не было. Эхисар редко кричал, зато говорил так, будто гвозди вбивал в крышку гроба. – Орэн повтори.
– Да, господин. На угрозу работы в виде постельной грелки для всех желающих этого лагеря, девушка тут же любезно озаботилась физическим здоровьем господина надзирателя, – боги, как же витиевато ты говоришь лекарь. Однако судя по грянувшему со всех сторон смеху, дошло до всех. А вот Огируяцу, даже как-то меньше стал – съежился на полу, молчит и даже, кажется, не дышит.
– Ой, не могу! Хина, ну ты как всегда! – эхисир ржал как табун лошадей, аж завидно. – Оги, ты такой болван. Столько раз уже обжигался, а все еще что-то пытаешься сделать, – голова надзирателя оторвалась от пола, и с мольбой в глазах, он уставился на эхисира, Хошет представлял собой странно-страшное зрелище: все еще, будучи не в себе он смеялся, как мальчишка. – Однако, – голова Огируяцу снова встретилась с полом, но на этот раз с характерным звуком удара лбом о твердую поверхность, чем вызвала новую волну веселья. – Ты хватил лишка. Перечислять все не буду – лень. Скажу лишь две причины. Первая – портить товар ПЕРЕД продажей ты не имеешь права, даже если этот самый товар тебя грязью поливает и с ней же смешивает.
– Господин, простите меня! Я не знаю, что на меня нашло! Я… – в который раз завел свою шарманку надзиратель.
– А какая вторая, господин эхисир? – перебил причитания Огируяцу, насмешливый голос Хошета.
– А вторая, – не оборачиваясь, а все так же смотря в глаза надзирателя, спокойно ответил Тагальтек. – Ты выбрал не ту рабыню.
Вся орава обеспеченных и умных, что ни маловажно, мужчин, с улыбкой тут же посмотрела на меня. Ну да, конечно – знали-то все, правда, вслух никто не говорил. Я скромно потупилась, желая слиться со стеной, жаль та была довольно-таки далеко – метра три, не меньше.
– Так всё, закончили, – начал господин эхисар. – Кто-нибудь уведите Огируяцу, воспитательные беседы оставим на потом. Тагальтек, ты с магами проверь все ли готово к приему гостей, мало ли что забыли. Орэн подожди меня за дверью.
– А ты что будешь делать? – хитро спросил господин Тиури. – Муштру же отложили на потом.
– Я и не собирался воспитывать.
– А что тогда? – пожалуй, только лучший друг мог так разговаривать с Эрэдом Хошетом.
– Лишь напомню о манерах.
– Ааа, – протянул эхисир. – Только сильно не увлекайся, тебе еще работать сегодня.
– Иди, проверяй и наводи лоск, тут уж я сам как-нибудь разберусь. – Боги, а можно я тоже пойду, куда-нибудь, что-нибудь доделывать! Оставаться тут с эхисаром мне хотелось меньше всего на свете.
– Ну, это не факт. Она Оги в одиночку уделала. Ты конечно сильнее, но…
– Тагальтек! Иди, работай! – вышел из себя господин Хошет, но при этом как-то умудрился не повысить голоса. Чудеса и только. А эхисир, смеясь, покинул вместе со всеми данное помещение, даже надзирателя не забыли, и плотно закрыл дверь снаружи.
– Тебе не надоело? – спустя пару минут гнетущей тишины, спросил Хошет.
– Что именно господин эхисар? – все так же, не поднимая головы, спросила я.
– Ой, прекрати. Покорность тебе не к лицу. И хватит смотреть в пол, все эти рабские правила не для тебя. Спорим, ты их даже не знаешь?
– Вы правы, господин эхисар, – боги смилуйтесь, пусть он побеситься и отпустит. Ну не хочу я снова выслушивать всякую чушь.
– Я. Сказал. Подними. Голову. – И каждое слово, как удар плетью. Пришлось подчиниться. Раз уж строю из себя рабыню, надо до конца отыгрывать выбранную роль. А он стоял напротив, всего в трех шагах от меня. Такой же, как и всегда – безупречно идеальный. – Я жду ответа.
– Я не понимаю вопроса, – левой почкой чую, влетит мне сейчас.
– Совсем? – я кивнула. – Хорошо, я повторю, – начал Хошет, медленным шагом приближаясь ко мне. Я естественно попятилась назад, все так же смотря на золотую фибулу. – Ты не однократно доводила до истерики, да и продолжаешь это делать, нашего лучшего надзирателя. – Какой красивый клевер! – Все что его останавливает от немедленно расправы над, действительно распоясавшейся, рабыней, так это отсутствие таких полномочий. – А уж как искусно выполнена капля крови, прямо как живая! – Ты симпатична Тиури. Он воспринимает тебя, как милую дикую зверюшку и поэтому прощает все, что не порочит и не обижает его лично. – У солнышка такие красивые филигранные лучики, интересно, а мастер, создавший этот шедевр еще жив? – Но долго такое продолжаться не может. И не будет.
Стена возникла за спиной неожиданно. Я бы предпочла идти пешком до самого Железного моря, нежели стоять тут перед «слегка» злым мужчиной, которому мои выходки уже встали поперек горла.
– Господин эхисар, я больше так не буду, – боги, как же по-детски это звучит!
– Хина, если тебя сегодня не купят, то вечером после отбытия последнего гостя ты получишь сорок плетей, за систематическое нарушение всех правил: писанных и не писанных, – тихо произнес Хошет, нависая надо мной.
– Отлично, – искренне обрадовалась я. – Мой максимум восемь! Так что после двадцатой, ну может двадцать третьей, я отойду к праотцам! Это, конечно не та смерть, о которой я мечтала, но все же… Хотя если подумать…
– Молчи! – перебил меня Хошет и, приподняв мою голову за подборок, заставил посмотреть в глаза. – Тебе так нравится страдать? – Ребята, молчание это золото. – Чем я хуже надзирательской плети?! – Ну, плеть ударит и все, а ты пилишь и пилишь, все никак не успокоишься, видимо понравилось. – Хина, твое упрямство сведет тебя в могилу!
– Я этого уже десять лет жду! – решилась я подать голос. – А костлявая все запаздывает. Делать нечего, сама помогу, потороплю, так сказать.
– Ты не умрешь, пока Я тебе не позволю. Сорок? Семьдесят? Сто двадцать? Ты выживешь даже после двухсотой! – пожалуй впервые за все время нашего "знакомства" он использовал угрозу. И весьма действенную, я вам скажу. Выжить-то выживу, но это телом. Разум, боюсь, даст трещину, испытав такое количество "сказочных" ощущений.
– Тогда у меня не остается другого выхода, кроме как травануться, – стараясь скрыть дрожь в голосе, ответила я.
– Ха! Думаешь, не знаю? – снисходительно посмотрел на меня эхисар. – На вакши не действуют яды. Никакие! У вас там какой-то уж больно ядреный желудочный сок. Так что мимо.
– Согласна, – пришлось признать его правоту. – Тогда вытворю, что-нибудь такое, чтобы вы выписали мне триста плетей. Фантазия у меня богатая, думаю, справлюсь.
– Не поможет, – тихо ответил Хошет, отпустив мою, многострадальную челюсть. Ну, здравствуйте, уже такие родные: солнышко, клевер и капелька. – Те тридцать с лишним остановок ведь твоих рук дело? – Да откуда мать вашу все, всё знают? – Не отпирайся.
– У вас есть доказательства, господин Хошет? – я ведь действовала не нахрапом. Долго и тщательно продумывала свой каждый шаг. Неужели кто-то видел и стуканул? Найду доброхота, придушу лично! Убийство лагерной собственности – это, кстати, пятьдесят плетей. Хм, заманчиво. Нет, не мазохистка!
– Эрэд. Просто Эрэд. И нет. Доказательств нет, – я выдохнула. – Есть уверенность, – поперхнулась новой порцией свежего воздуха.
– Господин эхисар Эрэд Хошет, я, как добросовестная рабыня никогда бы так не поступила со своим добрым и заботливым хозяином, – верить! Главное верить в свою ложь. Даже если она и звучит как полный абсурд.
– Сделал только хуже, – на что-то посетовал эхисар. – Если надоело быть рабыней, то признай уже меня.
– И кем я тогда стану? – спокойно поинтересовалась я, подняв голову. – В глазах окружающих я так и останусь обычной РАБЫНЕЙ, только более расчетливой, нежели другие, раз залезла в постель хозяина. А вы господин эхисар Эрэд Хошет? Кем вы станете? Ваша безупречная репутация не переживет связи с рабыней, тем более если она вакши. А что будет потом? Тогда, когда я стану ВАШЕЙ? Надолго это? Неделя? Месяц? Год? Ничто не длится вечно. И что? Меня куда? На арену, как мясо? На продажу, как дешевый товар? Или в могилу, как надоевшую игрушку? Я не хочу этого. Последний исход мне, конечно, нравиться, но я бы предпочла на пути к погребению миновать вашу постель, – под конец я уже шипела.
Ну, меня тоже можно понять, попав в этот в лагерь в десять лет, с двенадцати я начала свою подрывнувную деятельность, а вот с четырнадцати меня заметил эхисар. Ну как сказать заметил… Он собственноручно еще четыре года назад (на тот момент), выбрал меня и еще семерых рабов из предложенных ему высшим начальством. И мне еще тогда показалось, что как-то не так он на меня смотрел. Все свои придумки я, конечно, списала на стресс… Но вот в четырнадцать, неизвестно по какой причине, он снова меня заметил! Да так заметил, что желание скрыться из разряда «сложно, но возможно», перебралось в разряд «невозможно, смирись с неизбежным». И в течение уже шести лет я систематически страдаю от выговоров подобного рода. Раньше конечно было хуже, потому что чаще – каждый день, и в день по несколько раз господин Хошет вбивал в мою неразумную голову, что стать "фавориткой" эхисара это очень выгодно и чрезвычайно полезно, правда, никогда не говорил для кого именно. В то время я ненавидела всех и вся. Всё, что было у меня на уме – это гнев и жажда мести. И спасибо им за это! Не веря никому, я сторонилась и Хошета. Последний, видимо поняв бесполезность своих увещеваний, сбавил обороты. И с семнадцати, "воспитательные" беседы проводились со мной, то раз в неделю, то раз в месяц, а если повезет, то и раз в два месяца.
– Я никогда не предлагал тебе ТОЛЬКО роль грелки, – спустя какое-то время ответили мне, смотря в глаза. Вот мне интересно, у него зрачок все-таки есть или отсутствует, за ненадобностью?
– Да ладно? – не поверила я.
– Никогда, – он прорычал, я прониклась.
– Это абсолютно бессмысленный разговор. Ни к чему новому он не приведет, – попыталась я выбраться "наружу". – Мой ответ по прежнему "нет".
– Глупо, – поставили диагноз моему образу жизни, и выпустили-таки на такую желанную свободу. Я успела сделать буквально два шага, перед тем как меня позвали. – Хина.
Повернувшись на голос, я моментально задохнулась от удара в под дых. В глазах моментально потемнело, но с полом я не встретилась – поймали жесткие (жестокие?), горячие руки. И уже находясь в полуобморочном состоянии, я услышала:
– От меня ты не уйдешь, – шепотом, а следующую фразу уже в голос. – Орэн! Орэн, ей стало хуже. Отведи в "коробки", только одеяло захвати там холодно.
Всё! Сознание покинуло сии владения и не обещало вернуться. Последней мыслью было, что-то про торги мое отсутствие на них и левую почку, обладающую даром предвиденья.
Глава №2.
– Хинадор! – ну вот, брат опять не доволен, а я ведь так старалась.
– Даа, – потирая ушибленное седалище, вставала я с земли.
– Что да?! – бесновался Миказу. – Ты не стараешься! Как можно было пропустить такой элементарный удар?!
– Это, смотря для кого, он элементарный! – защищалась я. Похоже, и пояснице с плечом досталось.
– Для тебя все должно быть ожидаемым! – раздраженно дернул он хвостом. – Хинадор, ну сколько раз тебе объяснять, что враг никогда не будет честно сражаться, – вздохнув, посетовал Миказу, уже видимо остыв. – Подножка? Запросто. Земля в глаза? Легче легкого. Скрытые иглы и лезвия? Как нечего делать, – ходя из стороны в сторону, перечислял он способы вражеского обмана. – ТЫ должна быть готова ко всему! – остановившись, он серьезно посмотрел на меня.
– Да поняла, поняла. Прекрати, – раздраженно отмахнулась я от навязчивых наставлений.
– Что прекратить? Учить тебя? Заботиться о тебе? Быть твоим братом? – нагнетал Миказу.
– Называть меня Хинадор! – взорвалась я. – Прекрасно же знаешь, как меня это бесит!
– Полное имя… – удивился брат. – Но… Почему? – все еще не понимал он.
– Просто так, – ну как ему объяснить. – Не люблю и всё. Зови, как всегда Хиной, – ответила я, отряхнувшись и направляясь за тренировочным муляжом в виде кинжала, выполненным полностью из дерева, чтобы не поранить оппонента, но с сердцевиной из булата для веса.
– Неженственное да, – не спрашивал, а утверждал Миказу. Услышав это, я резко остановилась, будто бы налетев на невидимую стену. Чёрт… Брат, как всегда сама проницательность. – Это так важно для тебя?
– А сам как думаешь, – все еще стоя спиной, тихо ответила я.
– Я? Ха, ну по мне так это самое потрясающее имя! – весело ответил Миказу.
– Что? – я, все еще не веря своим ушам, повернулась.
– И оно тебе очень подходит, – игнорируя мой вопрос, продолжал брат. – Или ты хотела бы быть какой-нибудь Элини или Хиели или может быть Ваёри? – блин и откуда он эти имена, только берет. Такие все приторные, что у меня аж зубы свело.
– Ни за что в жизни! – твердо сказала я.
– Ты когда-нибудь задумывалась о значении наших имён? – все еще не обращая внимания на мои высказывания, спросил брат. Видимо это все-таки риторический вопрос и ответа он не требует, но я все равно отрицательно покачала головой. – Ха, я так и думал. И чем ты только занимаешься в свободное время?
– А оно у меня есть?! – не сдержалась я.
– Да полно! – у меня дар речи пропал, а этот гад еще и улыбается. – Ладно, слушай, твой добрый старший брат сейчас все объяснит, – а еще чрезвычайно скромный. – Имя нашего дедушки я думаю, ты знаешь. Так вот Даргари означает "спаситель".
– И многих он спас? – исключительно из-за природной вредности возразила я и бухнулась обратно в траву. Рассказ обещал быть долгим.
– Ребенок… – вздохнул брат. – Дальше. Наша бабушка со стороны отца Титрид – "грозная". И не спрашивай почему. Уж это-то ты точно знаешь. Папа часто ее именем ругается, – ха, это точно. Любимая его фраза: "Титрид тебе на голову". Бабуля, говорят, была дюже эмоциональной. Только почему-то злость, гнев и раздражение лились из нее водопадом, а вот удивление, веселье и особенно похвала текли едва заметным ручейком. Вот, ее и боялись даже больше дедушки Даргари, а ведь главой был он… – Ооо, вижу мыслительную деятельности. Опять вспоминаешь ее подвиги? Ладно, давай дальше, а то времени и так мало, тебе ведь еще к Октоки идти на озеро, да? – я заскулила. – Значит да. Кстати Октоки – "бывалый" во всех смыслах этого слова. Вот мой друг Токаджо – "скромный". А…
– Это насмешка такая? – перебила я. – Уж он-то скромный! Рыба скорее говорить научиться, чем Джо скромным станет. И не смотри на меня так! Сколько у него девушек? Три? Пять? Восемь? Не удивлюсь, что и это не предел.
– Вообще-то одна, – серьезно ответил Миказу.
– Даа? – не поверила я. – А остальные тогда кто? Запасные варианты?
– Да какая разница! – сдался брат. – Мы вообще не об этом говорили. Так кхм, на чем я остановился? Ах да… Ну, возьмем твоих подельников…
– Чего?! Почему это сразу подельников-то?!
– Вот Хиточед это "громкий", – даже не заметив моего праведного вопля, продолжал он. – И не спорь, орет он знатно. В тот раз половину селения разбудили! – воинственно молчу. – Игнорируешь? Ладно. Килиритан вот еще есть. "Холодный" это точно про него. Он вообще знает, что живые существа способны на различные эмоции?
– Да чем он тебе так не нравится?! Может он только с вами так себя ведет, а с нами веселиться, да так, что дай боги каждому?!
– Да? – не поверил брат.
– Нет, – пришлось признаться. Китан и, правда, был слегка не от мира сего. Его за это многие побаивались и потому ненавидели. Ровно до тех пор пока я его не вытащила из того оврага… Ох, и получили у меня тогда его обидчики! А Китан был настолько поражен, что разрыдался и поклялся всегда быть моим сухором. Что это такое? Да тут все просто сухор – это "тот, кто отдаст свои кровь, жизнь, душу и тело за своего кухора". Да, вот так, любили наши предки различные загадки. Хотя это проще чем кажется на первый взгляд. Сухор – это спасенный, который обязан жизнью своему защитнику, а кухор, соответственно тот, кому должны и тот, кто спас. Китан, конечно все тогда сделал на эмоциях, но до сих пор не отказался от столь бредовой идеи. Почему бредовой? Так клятва "СУхоКУ" не расторгается, фактически пожизненный "долг". Её из-за этого и перестали использовать. Испугались, наверное…
– Эй, ты что уснула?
– Ага, с тобой-то выспишься, – проворчала я.
– Язва. И в кого ты только такая? – возвел глаза к небу, сей проситель. Небеса были глухи к мольбам, и потому брат вернулся ко мне без ответа. – Наш дедушка со стороны мамы Моктуривак… О! Вижу радость в глазах. Ну конечно, это же самый "жестокий" воин клана Чикчори, так, кстати, его имя и переводится. Ну и кумиры у тебя сестренка, – посетовал Миказу.
– А у самого-то? – обиделась я. Ну вот нравится он мне и все тут! Хотя папа нашу маму по-настоящему отвоевывал – на поединке с Моктуриваком! Последний, кстати, в звериной ипостаси тоже не маленький был – белый тигр не кто-нибудь! В тайне он к нам приезжал несколько раз, и играл при этом только со мной, Миказу же "взрослый". Жаль он умер год назад. Грустила я тогда очень много…
– Ну а теперь, самое интересное! – торжественно провозгласил брат. – Фавари означает "великий", а Эввети – "яркая".
– И чего ты замолчал? – в нетерпении крикнула я. – А твое имя? Что значит Миказу?
– "Стойкий", – улыбнувшись, ответил брат. – И только попробуй засмеяться!
– И в мыслях не было, – в наглую соврала я, вспомнив, как он отказался чистить картошку, сославшись на то, что это под силу только "настоящим воинам", а он еще "зеленый мальчишка".
– Язва.
– Повторяешься брат, – оскалилась я. – Ну а мое имя?
– А вот не скажу! – сложив руки на груди, отвернулся от меня Миказу. – Раз ты такая умная, вот возьми и сама узнай.
– Ну, Миказу, – заныла я.
– Продолжим тренировки, – поудобнее перехватил он меч и повернулся ко мне.
– Бей. Пока не узнаю, с места не сдвинусь! – упрямо посмотрела в голубые глаза брата.
Недолго думая, он в несколько шагов пересек разделявшее нас немаленькое расстояние и почти без замаха опустил деревяшку мне на голову… Меч, такой же деревянно-булатный, как и мой кинжал, остановился всего в паре сантиметров от моего лба. И ветер, поднятый всем этим действом, все-таки заставил закрыть, до сих пор открытые глаза.
– А если бы ударил? – устало поинтересовался брат, сделав шаг назад. – Нельзя так слепо всем верить, Хина.
– А я и не верю ВСЕМ. Только тебе, – улыбнувшись, заметила я. – А ты бы не ударил.
– Глупышка, – уронил Миказу, прежде чем снова отошел на противоположный край поляны, где мы тренировались. И уже оттуда, сказал. – Впервые в жизни с тобой согласен. Имя Хинадор не для тебя, а вот над Хиели, советую подумать. Ты ведь скорее "доверчивая", а не "сильнейшая".
Как громом пораженная я сидела на месте. Впервые за семь лет своей жизни, мое собственное имя было мне не противно. Столько времени я его ненавидела! Терпеть не могла, когда ко мне так обращались, и потому срывалась на окружающих. Мама никогда не говорила, почему так меня назвала. Лишь смутно отвечала, что это очень красивое имя. Ну а папа, так вообще рад был! Еще бы! Дочка-то удалась на славу – юбок не надо, платья не любит, да и к украшениям холодна. Считай, двух сыновей боги подарили! А как узнал, что мне ножички да мечи нравятся так вообще праздник закатил. После которого меня так запрягли, что мама не горюй! С утра тренировки, в обед тренировки, вечером тренировки и только ночью… Нет, не угадали. Ночью тоже тренировки только более интересные! С каким оружием меня только не гоняют! Алебарда? Естественно. Кинжалы? Обязательно. Лук? А почему бы и нет. Коса? Само собой! Мечи? А как же без них. А может, добавим ко всему этому магию? Вне всяких сомнений! Тренировки были еще разнообразнее… В абсолютной темноте и при невероятно ярком, режущим глаза, свете! В воде: по щиколотку, по колено, по пояс, по грудь, по горло! Под водой! Над водой: в нескольких сантиметрах, в паре десятков сантиметрах, в метре, в паре метрах! На деревьях! С утяжелениями и без них, но зато с какими-нибудь осложнениями в виде грязи или камней, например. Уворачиваться от различных магических снарядов? Что может быть легче! Словом свободного времени у меня было ровно столько, чтобы просто поесть, оправиться и принять душ. Хотя на счет последнего можно было вообще не волноваться – все водные тренировки, чаще всего через пару минут превращались в подводные. Почему, наверное, спросите вы, с семилетним ребенком так обращаются? Вакишики просто быстрее взрослеют, и нет дело даже не в физическом совершенствовании – тут все как у людей – мы в моральном плане быстрее развиваемся. Если перевести в цифры, то можно сказать: "год за два". Трехлетний вакишики, соображает уже как шести, а то и семилетний человеческий ребенок!
Тело же до двадцати двух развивается, как у людей, и только после этой невидимой границы изменяется. Старение почти сходит на нет, растет сила и магическая и физическая. Всё внешнее состояние вакишики зависит только от него самого: чувствует он себя на двадцать пять – значит и будет выглядеть на этот возраст, но только пока сам себя считает таким молодым. Но вечно не живем даже мы… Максимум жизни моего рода это не больше четырех сотен лет. Много конечно, кто спорит. Однако если жизнь действительно удалась и нравится, то и этого, предписанного богами срока, мало. Очень мало. Так дедушка Моктуривак говорил. Он, умерший в возрасте четырехсот семи лет, все еще хотел жить!
