скачать книгу бесплатно
– Верно. – Еще одна неловкая пауза. – Не унывай. Я правда не могу взять тебя.
– Верю.
– Когда-нибудь мы обязательно встретимся, – все-таки поймал мой взгляд и улыбнулся. Я не удержался и улыбнулся вслед за ним. Силе его обаяния никто не может противостоять, вот и я не устоял. – Деньги в условленном месте. Помнишь, как надо их тратить?
– Крупные менять заранее, платить только мелкими монетами, держать при себе два кошелька на случай грабежа. Больших сумм с собой не таскать. Золота не светить, – заученно перечислил прописные истины существования в пригороде.
– Ты справишься, большой уже, – подбодрил. – Прощай.
Через полминуты хлопнула входная дверь, а я вновь остался совсем один.
Роуд исчез так же внезапно, как и пришел в мою жизнь. Когда это было? Да, почти четыре года назад.
Я тогда «работал» на городском вокзале, устроенный туда милостью очень важного человека. Был бы он пекарем – месил бы я тесто да торговал хлебом. Ежели торговцем – стоял бы я за прилавком да зазывал народ у входа. Но один из ночных хозяев города понял мою просьбу по-своему и озаботился пристроить на прибыльное место – обворовывать пассажиров транзитных поездов.
Очередной поезд, суматоха и океан дыма на платформе, всюду снующие грузчики и вышедшие размять ноги пассажиры. Стоянка поезда длится полчаса, но даже за это время случиться может многое. Например, может пропасть один из чемоданов у обеспеченного господина. Именно у богатого или зажиточного, никакой последней котомки старушки или единственной сумки работяги. Богатые не потребуют остановки поезда и сами не дернут рычаг стоп-крана, не вцепятся клещом в начальника станции, требуя найти грабителей. Потому как для бедных это все, что они имеют, а богатым – повод приобрести обновку.
В тот раз я деловито уцепился за объемный баул – один из двух, оставленных под зорким приглядом соседей вышедшим на перрон пассажиром. Пригляд был настолько ответственным, что даже не спросил у юноши в форме станционного грузчика, куда это он поволок массивную поклажу.
Уверенность в действиях, хороший внешний вид и напор – три кита, на которых держалась моя стратегия. Любой посторонний видел во мне не воришку, а человека, занятого своим делом. Так что я особо не волновался, ровно до того мига, пока мое плечо не сдавила мертвая хватка рослого мужика в военном мундире.
– Гаденыш, это ты куда пополз с моими вещами? – Другая рука обворованного пассажира взметнулась было дать мне оплеуху, но была схвачена другим мужиком, куда более представительно выглядевшим. – И ты с ним заодно? – рявкнул первый, резким движением освободил свою пятерню и отступил на шаг.
– Простите, сударь, но тут какая-то ошибка. – Второй миролюбиво поднял руки. – Это нанятый мною юный господин, я велел ему забрать мой багаж, но, видимо, он спутал вагон.
– Сейчас позову стражу, и пусть разбирается. – Мужик вроде чуть успокоился, но продолжал буравить нас злющими глазами. Наверно, не в первый раз терял вещи.
– Я вас уверяю, давайте пройдем в мой вагон – у меня точно такой же багаж. Парень просто спутал.
Я сделал виноватый вид и ангельским взором посмотрел на мужика.
– Простите, господин! Я действительно обознался! – Я покаянно опустил взгляд.
Тень сомнения посетила лик мужика, и он все-таки решился посмотреть на поклажу моего спасителя. Удивительно, но багаж оказался в точности таким же. Еще пара минут взаимных извинений, серебристый кругляш, перекочевавший из рук в руки, – и проблема была решена к обоюдному удовлетворению сторон.
Только тогда меня прошиб холодный пот и задрожали ноги. Момент осознания того, что сделали бы с пойманным вором. Минимум – отрубленные пальцы на правой руке, по взрослой шкале максимум – каторга. И второе куда хуже, так как со временем монстры шахт оторвут все конечности. Да, гильдия прикрывает своих работников, за что ей и платят треть добычи, но вряд ли стража простила бы кражу у военного. Кто же знал? На вещах-то не написано…
Мой спаситель двинулся в сторону города, а я, даже не спрашивая, вцепился в его баул и потащил за ним вслед.
Вот так мы и познакомились с Роудом.
Было ясно, что за спасение потребуют плату – золотом или работой. Я предпочел бы сбежать, ограничившись словом «спасибо» издалека, но верно оценивал свою скорость против скорости молодого мужчины на десять лет старше, да еще без единого признака лишнего веса или кабинетной работы. Если тот еще и крикнет, призывая на помощь стражу, дела мои станут совсем плохи. Потому по пути прикидывал варианты расчета со спасителем, мысленно отбрасывая самые грязные из них. На совести есть пара трупов, порезанных, искалеченных, но в рамках самообороны и собственного выживания, делать из этого профессию я не собирался.
– Приличный, недорогой отель с хорошей кухней. – Первая фраза, адресованная мне после выхода с вокзала.
Несложная задача для того, кто какое-то время жил в городе. Невозможная для тех, кто не видел города дальше привокзальных трущоб. К счастью, большая часть моей жизни прошла в таких «недорогих, но приличных» заведениях, пока семья не купила себе дом. Было это, на тот момент, около года назад, за такой период вряд ли что-то изменилось.
Уже через пятнадцать минут мы дегустировали кухню уютного заведения, сидя за одним столом. Роуд удовлетворенно отодвинулся от стола и с интересом наблюдал, как я без аппетита доедаю свою порцию, помогая себе ножом и вилкой.
– Надо же, какие манеры. – Он молчал и ехидно щерился. – Давно работаешь «грузчиком»?
– Прилично.
– Должник?
Многие на вокзале отрабатывают долги за родителей, за провинности, настоящие и выдуманные теми, кто сильнее. Уличные музыканты, нищие, карманники, лоточники с утра до ночи зарабатывают звонкую монету для своих хозяев. Вечная работа без надежды выбраться из кабалы.
– Сам по себе.
Такие, как я, – редкость. Сложно зацепиться за «хлебное» местечко, работая только на себя. Особенно в моем возрасте. Так что мне, можно сказать, повезло. Век бы не видать такого везения.
– Работа нужна? Приличная. Гильдейский взнос на мне. Доход – в десять раз выше самого удачного дня на вокзале.
– Сказки, – скептически хмыкнул я, с некоторым сожалением отодвигаясь от пустой тарелки, в том же движении скрывая столовый нож в рукаве.
Там, где большие деньги, рядом ходят неприятности того же размера. А если он скажет, что и делать ничего не придется, – впору бежать не раздумывая.
– Спорим? – В глазах Роуда родился азарт и та искорка обаяния, о которой я уже упоминал. – Пойдем. – Он убрал салфетку с колен и двинулся к выходу.
С интересом, приправленным крупной горсткой скепсиса, я направился за ним – после обретения какого-никакого, но оружия стало гораздо спокойней. Да и вокруг уже – не вокзал с подозрительной стражей, а приличный район, отлично мне знакомый. Местные жители предпочитают не геройствовать, заступая дорогу беглецу, так что легко сбегу.
К моему удивлению, первым делом мы пошли в парикмахерскую, где мои лохмы привели в невиданный за последний год порядок и отмыли от сажи. Потом – магазин готовой одежды, и уже после Роуд потащил меня, основательно осоловевшего от перемен, в городской парк. Некоторое время мы гуляли, после чего подсели к двум очаровательным девушкам в богатых платьях из южного шелка, в длиннополых шляпках, – они вели неспешный разговор давних подруг, – я с краю скамьи, а Роуд ближе к дамам.
Уже через пару минут между ними потекла беседа, как между старыми знакомыми. Я услышал в исполнении Роуда грустную историю о бросившей его с ребенком жене и нелюдимом сыне, пораженном такой трагедией. Мое выражение лица в тот момент полностью соответствовало истории. Но еще большее удивление возникло, когда эти две кумушки присели рядом со мной и начали щебетать какие-то сочувствующие глупости. Зачем это все?! Все во мне просто вопило, сам же словно деревенел от напряжения. Я не понимал происходившего, но не собирался ломать задумку Роуда. Потому еще десять минут стоически выдерживал напор девушек, несколько раз односложно отвечая на их вопросы и меланхолично кивая и благодарно, со слабой улыбкой принимая ласку.
Наконец мучение завершилось, Роуд и девушки раскланялись, и мы разошлись в разные стороны.
Мужик ехидно посмотрел на меня и сощурился, словно довольный кот. Наконец он распахнул край камзола и продемонстрировал краешек жемчужного ожерелья, которое я определенно видел в начале знакомства на одной из дам. Вот в чем дело! И теперь я смотрел на напарника (?) с уважением и немалым восхищением. Действительно, стоимости такой вещи я не заработаю и за полгода.
– Твоя – десятая часть, – деловито уточнил Роуд, пряча ожерелье обратно во внутренний карман. – Ну как, нужна работа?
Он еще спрашивал! Такой возможности восстановить родной дом я не мог упустить.
Вот так и познакомились, начали вместе работать – с того дня и по это утро. Напарник, наставник, друг – ушел. С одной стороны, я четко понимал – иначе быть не могло. При снятии денег в банке фиксируется аура человека, по которой обличить преступника не составит труда. Достаточно провести рядом с подозреваемым специальным амулетом – к счастью, слишком редким и дорогим, да еще требующим постоянной подзарядки магом, чтобы его таскал с собой каждый страж. Однако ради той суммы, что мы получили, вполне могут выделить пару-тройку, чтобы проверить гостиницы и отходящие поезда. Остается только бежать в соседнее владение, пользуясь недешевыми услугами надежных людей. И второй человек при таких перемещениях будет только обузой. Там, за Стеной, его уже не будут искать. Повелители другого края не позволят лезть чужой власти на свою территорию, впрочем, как и наши.
Жизнь продолжается. Надо просто переключиться на какое-нибудь другое дело, и тоска пройдет. С такими мыслями я принялся перебирать вещи в оставленном Роудом чемодане. Действительно – мой размер, только вот бывший владелец был куда шире в талии. Не беда, Марта перешьет. Нехилый набирается гардеробчик, удовлетворенно отметил, надевая строгий костюм с вплетением серебряной нити.
Если кого волнуют вопросы совести – то уж точно не меня. Роуд никогда не забирал последнего. Все наши «клиенты» переживут эту жизненную проблему вполне нормально и бескровно, благо весьма небедные люди. Мы не требуем денег с ножом у горла. Не похищаем людей. Не шантажируем. И еще десяток «не», которые отличают разбойников, воров и убийц от благородной профессии авантюриста.
Ради веселья решил примерить довольно комичную ночную пижаму. Неужели парень в таком возрасте это носил? Цветастая, в многочисленных бабочках, она куда больше подходила бы девчонке. В зеркале напротив отразился невысокий жилистый парень с длинными черными волосами в цветастом кошмаре. Ужас, конечно, но настроение заметно поднялось. Напоследок привычно проверил карманы – вдруг старый хозяин забыл мелкую монетку? И наткнулся на прохладный прямоугольник металлической таблички.
Медная пластинка десять на пять сантиметров, миллиметра два толщиной, одарила солнечным зайчиком и небольшим выгравированным текстом. Прикрыв ладошкой прямоугольник от света, я с удивлением всматривался в сочетание символов первой династии заглавной фразы, произношение которых было мне неизвестно, зато я точно знал перевод. Как и каждый в этом городе, кто проходил мимо величественного здания столичной Академии магии с абсолютно такой же надписью на фасаде.
По плоскости пластинки шел многоцветный замысловатый узор, меняющийся под разным углом. Подлинная.
Да, такую вещь вполне можно было хранить в ночной пижаме, доставая перед сном и каждое утро, дабы полюбоваться мечтой любого подростка.
Билет в лучшую жизнь, билет в мечту. Двери в Академию были открыты для всех сословий, если не учитывать одного «но» – стоимости обучения. Поистине титаническую сумму мог выложить не всякий зажиточный купец. Нет денег – нет места в Академии, с этим было строго, но даже наличие денег не гарантировало покупки вот такой пластинки.
Пластинки выдавали в качестве платы магам-наставникам, и они сами определяли ее стоимость, кому и когда продавать. Надавить, заставив продать, было невозможно – хотя некоторые самоубийцы пытались. Срока действия у этих билетов не было, так что иные богатеи выкупали билет заведомо, не дожидаясь, когда чаду исполнится шестнадцать.
Зато все, кто выучился в стенах древней колыбели науки, могли рассчитывать на очень хлебное место в жизни, гарантирующее солидные деньги, стабильно и без особых хлопот. Прямо как я люблю.
«А почему бы и нет?» – искрой пронеслась в голове озорная мысль, а лицо впервые за день озарилось веселой улыбкой.
Пластинка переместилась в потайной карман рубашки. Странно, но не было никакого трепета в ее отношении. Бывают суммы, к которым относишься просто как к цифрам, и это именно тот случай. Если попытаться представить, что можно купить за такие деньги, – выйдет дом, еще один дом, еще один дом, карета, еще одна карета, и таким образом можно перечислять еще долго. Настоящее состояние, если удачно продать. С лихвой хватит и на мою мечту. Другое дело – как провернуть такую сделку, оставшись в живых и при деньгах? В кругу моих знакомых помощи искать не следует – убивали и за меньшие деньги, в лучшем случае просто отнимут. Бежать в поисках Роуда уже поздно.
Выбор у меня был довольно нехитрым – или пойти в Академию, или ждать два года до совершеннолетия и попытаться самостоятельно продать билет. Два долгих года крутить в руках пластинку каждый день, разрываться в сомнениях о правильности выбора. Проще сделать шаг вперед.
Быть выпускником Академии даже в чем-то предпочтительнее неожиданного богатства. Статус мага весьма уважаем, да и заработки опять же на высоте. Какая разница между огромной кучей денег через два года, в будущем, и просто кучей денег, но чуть позже? Да никакой.
Академия выпускает два вида магов – военных и гражданских. Мой билет медный, как рассказывал Роуд, гражданский. У военных – серебряные. Впрочем, воевать за чужое владение мне совершенно не хочется. Моя родина где-то на севере, откуда шесть лет назад приехали родители. О старой родине они рассказывали неохотно. Знаю только, что там меня никто не ждет, оттого и не интересуюсь.
Маги. Как много волшебного в этом слове, воображаемого толпой, обожающей ужасы и скандалы. Жизнь куда скучнее.
Гражданские маги-специалисты создают элементалей, больших и малых – в меру своих сил. Силу больших элементалей переводят в энергию. Сильный, талантливый маг может пробудить к жизни стихию огня, способную долгие месяцы превращать воду в пар. Пар в свою очередь будет вращать лопасти генераторов, а генератор – производить электричество для целого города. Водный элементаль в силе прокачивать массивы воды через гидротурбины, воздушный – крутить ветрогенераторы. Благодаря всем им горит свет, есть тепло в домах, течет вода в кране и еще сотни вещей, без которых современный человек и представить не может своей жизни.
Маги послабее специализируются на менее громоздких агрегатах – котлах паровозов и пароходов, небольших генераторах богатых поместий.
Самые слабые занимаются «консервацией» силы призванных мелких духов в кристаллы, что питают малые приспособления – от декоративных шкатулок до ручного оружия.
Конечно, все это существует и без магии, на угле, порохе и силе пружин, но в разы хуже, шумнее, слабее, грязнее и ненадежней. Да, доступней и проще, однако если есть выбор и деньги – выберут мага, в любом деле. Именно поэтому любой выпускник академии будет обеспечен на всю оставшуюся жизнь – работой, золотом и уважением.
Кроме базовых умений, собственно, обычному магу ничего и не надо. Все остальное, в том числе ужасы огненных дождей[1 - Здесь и далее курсивом отмечены наименования заклятий.] и трепет схваток, – удел военных, немногочисленной касты высшей аристократии. Обычным людям это недоступно.
Я снял с себя забавную пижаму и перекинул ее в кучу «бесполезных» вещей. День уже удался, осталось проверить карманы пары костюмов – вдруг и в них найдется что приятное? И можно будет уходить.
Придирчиво отобранные вещи компактно разместились в двух баулах. На плечи лег любимый плащ, оставшийся еще с прежней, благополучной жизни. Его приобрели для меня родители на старой родине, здесь таких не продавали вообще – не по виду, но по свойствам. Со стороны отличие было совершенно незаметно – обычная черная ткань, немаркая, непримечательного фасона. Зато в нем в любую погоду было тепло. Существовал и обратный эффект – плащ надежно скрывал тепло обладателя, потому частенько использовался мною в работе. Самый дешевый вид магической охраны настраивается на разницу в температурах и широко применяется для защиты домов. Может, потому и нет аналогичных моему плащей в магазинах.
Внимательно оглядел комнатку, поправил складки на заправленной постели и двинулся на выход. Ненужные мне вещи в оставленных сундуках приберет обслуга.
Вряд ли старые владельцы увидят в перешитых вещах что-то знакомое, даже если наткнутся на них в лавке старьевщика. Сундуки обычные, недорогие, в свою очередь тоже найдут применение или будут проданы. Жалко терять лишние монеты, но на своих двоих за один раз я все не вынесу, а курсировать дважды – значит привлечь лишнее внимание.
Каждый день мимо равнодушных глаз смотрителя доходного дома проходили сотни жильцов, обменивая потрепанные ключи к свободным комнатам на медные монеты. Лица, силуэты, костюмы, нехитрые диалоги и жалобы на плохую погоду сливались в единый образ клиента – довольно потрепанного жизнью небогатого горожанина. Иные не появлялись здесь, предпочитая места поприличнее. Все же, кто хоть как-то отличался, надолго задерживались в его памяти. Смотритель любил придумывать разные истории подобным господам, пытаясь догадаться о причинах их появления. О! В его фантазиях проживали десятки шпионов, заговорщиков, неверных мужей, проигравшихся в пух и прах дворян и даже пара беглых чернокнижников. Сегодняшний день был особенно удачен – свой номер покинул загадочный молодой господин, а вслед за ним – невысокая фигура в плаще с капюшоном, с объемными баулами. Как интересно! Будет над чем поразмыслить в долгую смену. Рука привычно выдвинула из-под стойки блокнот, а другая мелким почерком вписала пару строчек с характерными приметами. Вместе с фантазиями была и проза жизни – содержимое блокнота раз в месяц ложилось на стол полицейскому чину. Невысокая плата за спокойствие и теплое местечко.
Глава 2
В каждом городе есть богатые и бедные районы, благополучные и криминальные. Их границы весьма условны, меняются с ходом времени, огибают полицейские посты, проходят по крупным дорогам, останавливаются на берегах реки, вклиниваются в товарные ряды рынков. Местный житель знает, куда не стоит заходить в ночную пору, а какие места нужно обходить даже днем, а вот приезжему лучше поискать себе проводника. Арни – огромный город, но дело даже не в его размерах. Некогда на его месте был мегаполис первой династии, великих строителей, здания которых по сей день живым памятником возвышаются над городом. Часть построек уничтожена войнами, но солидное их число все еще в идеальном состоянии. Самая крупная уцелевшая застройка служит городу центром, но даже на окраинах можно обнаружить шедевры древней архитектуры. Потому и не угадаешь так сразу – вывернут ли тебе карманы за углом роскошного трехэтажного дома или же вежливо подскажут дорогу.
Дом, где работала, а с некоторых пор была хозяйкой Марта, находился на границе бедного квартала, но ходить там можно было смело даже ночью – здание принадлежало одному из хозяев криминального мира, и озоровать в его близи не осмеливались. Сам господин Баргозо вовсе не походил на бандита, он выглядел скорее как бухгалтер, если бы не выправка, с головой выдававшая в нем отставного военного. Ко мне и моим частым посещениям Марты он относился нейтрально, а на попытки Марты обкормить меня до круглого состояния и ее маниакальное желание лично заниматься моим гардеробом реагировал с усмешкой. У Марты уже год как были личные служанки, но все, что касалось лично меня, она предпочитала делать своими руками. Марта была моей няней с самого юного возраста, я всегда относился к ней хорошо, как и вся моя семья. Теперь же она заботилась о сироте в меру своих возможностей и моего разрешения, не переходя определенной, установленной мною черты. Раздражать Баргозо, даже невольно, мне не хотелось. С другой стороны, если я не появлялся у Марты хотя бы раз в неделю – она уже била тревогу, так что, оставив ей приобретенные вещи и выполнив тем самым план по визитам на неделю вперед, я двинулся домой.
Мой дом тоже выбивался из привычной схемы благополучных районов. В свое время город выбирал, куда расти, – на восток, ближе к реке, или на север, ближе к лесу. С обеих сторон городу достались в наследство от древних целые кварталы, вопрос был в проведении коммуникаций и обеспечении социальными службами. Выбор пал на северную часть, где и купили в свое время дом мои родители. Жилье было дорогим, соседи – приличными. Мама занималась преподаванием, довольно легко набрав учеников среди соседей, не забыв, само собой, и меня. Отец пропадал с утра до вечера на службе, каждый вечер возвращаясь с подарком для меня и цветами для матери. Потихоньку формировался зажиточный спальный квартал, с собственным рестораном и даже небольшим театром. Потом случился большой пожар, от которого десятки зданий потеряли свое свойство самовосстановления, и город поменял вектор развития. Градоначальники побоялись, что и другие древние дома будут рушиться, как самые обычные. Все новое жилье ныне осваивалось на востоке. Мой же район замер в развитии, хоть и остался вроде как приличным, но с червоточиной разрушенных зданий посредине. Почти никто не решился восстанавливать свое жилье – слишком дорого, почти в цену нового здания. Кроме меня.
Всякие люди пытались селиться в брошенных постройках, иногда безобидные, иногда опасные. На ночь люди в окрестных кварталах предпочитали поплотнее закрыть ставни и проверить замки. Естественно, каждый из них мечтал, что когда-нибудь остовы строений снесут до фундамента, возведут на их месте сад или же новострой. Да хотя бы небольшой рынок – и то соседство спокойней! К счастью, бюрократия была сильнее их гневных писем губернатору. На все разрушенные дома имелись документы, оформленные, что удивительно, всего на одного человека – Марту Гесс. В свое время пришлось изрядно покрутиться, чтобы выкупить права собственности у погорельцев и отвадить конкурентов. Желающих нажиться на горе ближнего было на удивление много. Тогда еще было неочевидно, что город повернет к реке.
Частных лиц отваживал растрепанный местный паренек убедительными байками о призванном восьмом звере, проклятии, проснувшейся заразе. Люди охотно верили: уничтожение древних самовосстанавливающихся построек – нерядовое событие. С деловыми людьми разговаривали люди Баргозо. Стоили такие беседы едва ли не дороже самих домов, потихоньку выкупаемых за бесценок на имя Марты. Результат стоил того. Квадратный километр территории города со всем, что на нем находилось, принадлежал мне.
В центре квартала высился родовой дом – его-то я и приводил в порядок в меру заработанных денег. Как-то сами собой прибились строители с прорабом во главе, довольно неплохие в трезвом состоянии люди. В пьяном же я их почти не видел – не потому, что они внезапно исправились, а потому что знали мое отношение к спиртному. Местная молва уверенно связывала меня с именем Баргозо, то объявляя меня дальним родственником, то внебрачным сыном. Опровергать слухов я не спешил – благодаря им меня не трогали и старались вести дела честно. Самоубийц среди ночной братии не было.
Если посмотреть со стороны – довольно неподъемное и бесполезное занятие для несовершеннолетнего без родни, если не знать подоплеки событий пятилетней давности.
Все началось с болезни матери. Неожиданно молодая, сильная женщина за каких-то пару месяцев потеряла все здоровье и превратилась в еле живую тень самой себя. Еще через месяц отказали ноги. За три месяца сменилось шестеро врачей, отец забрасывал врачей деньгами, выписывал целителей из других городов, приводил военного колдомедика, но все было тщетно. Через полгода после начала болезни мать умерла, просто не проснувшись однажды утром. За день до смерти я говорил с ней в последний раз – она словно знала о скорой беде и просила отца оставить нас наедине. Мама называла мне десятки имен, разделяя их на друзей и врагов, раз за разом требовала, чтобы я их повторил и запомнил накрепко, передала медальон-пластинку, перевесив слабеющими руками со своей шеи на мою, с мольбой хранить, не снимать, не показывать. Беседа быстро исчерпала ее силы, и тихий голос сменился еле слышным дыханием полусна-полуобморока.
Отец был вне себя от горя, он ее очень сильно любил. Укорял себя, что не увез ее куда-то. Забросил службу и целыми днями пытался утопить тоску в стакане. За мной присматривала Марта, но вскоре и она покинула нас – как бы она хорошо ни относилась к покойной матушке и ко мне, жить на что-то было нужно, а отец совсем перестал ей платить. Вскоре на пороге объявился сухонький типчик, невысокий, с неприятным водянистым взглядом – один из тех шарлатанов, кого привозил отец, будучи уже в полном отчаянии. Я слышал мельком их разговор, но в тот день не придал ему особого значения. Что я мог знать? Тип предлагал отцу вернуть мать – не к жизни, нет, но оживить ее в фантазиях, мечтах, грезах. Отец был пьян, как и всегда, потому легко согласился на увещевания и принял из рук той сволочи опиумную сигару, бесплатную на первый раз. После этого дня тип стал появляться в нашем доме каждый день. Отец перестал реагировать на внешние раздражители, питался тем, что приносил тип вместе с новой дозой опиума. Я ничего не мог поделать, мои слова игнорировались с блаженной улыбкой счастливого человека, пребывающего не здесь. Разговоры с тем хмырем завершились фингалом под моим глазом и предупреждением не лезть не в свое дело. Я уходил к Марте на ее новую работу – именно тогда она устроилась на кухню к Баргозо. Иногда забирался на чердак дома, брал в руки учебные тетради матери, вчитывался в ровные строчки изящных букв, пытаясь отстраниться от происходящего в надежде на чудо. Чудо не наступило, стало только хуже. Деньги у отца быстро кончились, а крики от ломки пробирали даже сквозь толстый пол чердака. Из дома стали пропадать вещи. Вот тогда-то на меня накатило, смесь осознания того, что все вокруг – реальность, а не ночной кошмар, вместе со страхом и ужасом происходящего.
В следующий период пребывания отца в дурмане я привел домой Марту. Я надеялся на совет и помощь, но реальность оказалась хуже – небольшой монолог от няни огласил приговор отцу. Из оков зависимости не выбираются, дальше будет только хуже. Вместе с ней мы собрали все ценные вещи из тайников и унесли из дома. На следующий день привели гостиную в порядок, вымыли окна, приодели и помыли тело отца, чтобы через пару часов в присутствии нотариуса переписать здание на Марту и оформить листы опеки и завещания в случае гибели главы семейства. Я и сам понимал, что рано или поздно наступит конец, а после решения всех юридических вопросов начал к нему активно готовится.
Не скажу, что в тот решающий день я был спокоен, собран и не сомневался в своих поступках. Помню, подошел к отцу, пытаясь в какой раз понять, каким образом молодой мужчина, воин, наемник превратился в глубокого морщинистого беззубого старика. Он открыл глаза и впервые за много дней узнал меня.
– Ник, сынок! Прости меня! – От его слов сжалось сердце, с горлу подступил ком, а на глаза сами собой навернулись слезы. – Я исправлюсь, обещаю тебе!
Исхудалая рука потянулась к моей голове, я хотел наклониться поближе, подставив волосы под ласку, но его ладонь неожиданно метнулась ниже, к шее, и схватила за золотой прямоугольник амулета.
– Давай мы продадим его и купим лекарства! – Рука с медальоном потянула на себя. Глаза отца лихорадочно бегали, а на лбу выступила испарина от напряжения.
Я с силой вырвал медальон обратно и сделал несколько шагов назад.
– Негодный мальчишка! Ненавижу тебя! – заходилось слюной то, что некогда было моим отцом.
Вот после этого момента у меня не осталось никаких сомнений. Я спрятал подаренный матерью медальон обратно под рубашку и выбежал из комнаты, чтобы выполнить последние приготовления. Увы, мой отец был мертв, жила лишь его оболочка.
Ночью вновь прибыл тот якобы доктор в сопровождении другого человека. Я вышел из дома, достал заведомо спрятанный в траве возле входа деревянный брус и навесил на самодельные петли засова. После этого осталось обойти весь дом, набрасывая бруски поменьше на ставни окон. Верхние ставни были заколочены заведомо, еще два дня назад. Через десяток минут дело было завершено. Из дома уже доносились крики – платить отцу за новую дозу было нечем, а все приличные вещи забрали мы с Мартой.
Недрогнувшими руками поджег пропитанную нефтью тряпку и в последний раз оглядел наглухо заколоченный дом. В традициях воинского сословия, к которому некогда принадлежал отец в старом владении, было ритуальное огненное погребение на холме из тел врагов. Надеюсь, он простит мне небольшое отступление от канона.
Было горько сжигать наследие родных, но я не видел иного шанса достойно завершить трагедию. В тот день я пообещал, что обязательно восстановлю дом. Но вышло немного не по плану. Древнее здание, оправдывая свою репутацию, не захотело гореть. Пламя, забравшееся по тряпке внутрь, быстро погасло в заваленной тряпьем и бумагами комнате, так и не выйдя из нее. От неудачи разум охватила растерянность, потом – тоска и боль, а вслед за ними – гнев на сволочей, с которыми мне так и не удалось поквитаться.
Я пришел в себя на краю объятого пожаром квартала. Ноги сами собой привели к дому Марты.
Пожар тушили два дня, каждый день я приходил ранним утром и возвращался к Марте ночью. Тогда-то и пришла в голову странная идея восстановить не только дом, но и все здесь. Денег не было, но были фамильные драгоценности, предусмотрительно спрятанные от разума, поврежденного алкоголем и опиумом. Ими я поклонился Баргозо, объяснив свою нужду. Он считал меня кем-то вроде любимого племянника Марты, которую в тот момент уже уверенно можно было считать хозяйкой дома. Сметливая, умная, верная и красивая женщина очень быстро охомутала старого циника.
Денег едва хватило на здания и услуги самого Баргозо, думаю, мне даже сделали скидку. На все остальное предстояло заработать. И с этим мне тоже помог наниматель Марты. Место на вокзале – очень даже солидная и доходная работа, попасть туда со стороны невозможно. Пришлых моментально сцапает полиция ради улучшения статистики раскрытия преступлений. Так что, можно сказать, мне повезло. И повезло во второй раз, когда я встретил Роуда. И в третий – когда я нашел пластинку. Быть может, она – начало новой светлой полосы? Хотелось бы в это верить.
С такими мыслями я шел по своему кварталу. Странное чувство, когда ты под удивленными, ошарашенными взглядами случайных прохожих сворачиваешь с чистой улицы в сторону гиблого места. Некоторые даже пытаются спасти чадо, забредшее не туда, но подобное редкость. Обычно стыдливо отворачиваются – мол, парень не наш, проблема не наша, да и не видели мы ничего. Для меня же тут чуть ли не самое безопасное место, с определенными оговорками, конечно. Большинство жителей знают, что вот к этому парню подходить не надо, и других удерживают. На моей памяти было штуки три прямых конфликта, и каждый раз все завершалось полной и безоговорочной победой добра. Легкий спринт до тайника с заточенным железным прутом, после чего добро всегда возвращается, чтобы победить медленно бегающее зло. Хотя иногда обходилось и голыми руками, зависит от численности соперника и его состояния. Опять же я не нарывался и в вечернюю пору сидел дома.
Дом теперь напоминал небольшую крепость, со всеми атрибутами – высокой стеной, увитой плющом колючей проволоки, заколоченными окнами первого этажа, арбалетом на чердаке и охраной из отдыхающей смены работников.
Строительство дело небыстрое, да и приличные деньги на него стали появляться совсем недавно, но стены, внутренние перекрытия уже восстановлены, вовсю поднимается крыша. Опять же восстановлена проводка и канализация. Лично для меня приведена в порядок комната на верхнем этаже, с кроватью, столом и тумбой. Скромно, практично и очень приятно. Хотел было прилечь на пару минут, но организм решил иначе и отключился до утра.
Разбудил меня громкий стук в дверь, предположительно ногой.
На пороге недовольно дожидался личный порученец господина Томаса Баргозо. Вот уж кого с чистой совестью можно назвать бандитом. Шрам на лице, рост под два метра и плечи с дверной проем, господин Вильгельм, для своих – Вилли. Рабочие его знали, потому и пропустили за стену.
– Уже ждет, – проворчал, развернулся ко мне спиной и двинулся вдоль дороги.
Он всегда был недоволен – во-первых, тем, что приходилось идти пешком с края квартала: дороги были все еще завалены, во-вторых, считал ниже своего достоинства лично кататься за каким-то подростком. Стоило поторопиться – с него станется уехать без меня.
Шустро накинул на плечи любимый плащ, некоторое время колебался, но все-таки взял с собой медную пластинку. Вряд ли меня вызывал к себе Сам по иному поводу.
