скачать книгу бесплатно
– Здесь!
– Ну, хозяин-барин. Нам приказано оказывать содействие… Едем? А то скоро вечер, комарье поднимется, жрать поедом начнёт.
– Поехали.
Офицеры попрыгали в «Виллис», который тут же рванул с места…
* * *
– Разрешите доложить, товарищ Сталин!
Сталин поднял голову от бумаг, разложенных по столу. Много у него было писанины, не все доверял он помощникам, больше старался сам.
– Докладывай, коли есть что сказать.
– Так точно, есть! Команда собрана – сто человек, все с боевым опытом, по лёгким статьям, многосемейные. Место определено…
– Что дальше делать станешь?
Растерялся Александр Михайлович, не зная, что ответить. Откуда ему знать, что дальше делать, когда он не понимает для чего людей подбирал? Не рассказывает лишнего товарищ Сталин.
– Не знаю. Лагерь построим, людей туда привезём.
– Для чего?
– Чтобы продолжить отбывать наказание.
– Зачем такое слово «отбывать»? Работать они должны, учиться.
– Чему? Простите, товарищ Сталин.
– Не знаю. Это ты мне сказать должен. Хочу их на охрану поставить важных для меня людей, чтобы они берегли их пуще глаза своего.
– Они в МГБ работать будут?
– Нет… Не верю я МГБ. Расслабились они, зазнались – плохо службу несут. Совсем плохо. О пайках думают, о наградах, совсем о службе не думают! А ну как врага просмотрят? Пусть еще, пусть другие будут – кашу маслом не испортить.
Растерялся Александр Михайлович. Уверен он был, что «Хозяин» новую службу внутри Министерства госбезопасности создаёт. А выходит, что нет?
– А в чьём тогда подчинении эта… эта новая служба будет?
– Хороший вопрос. Молодец! Если их в МГБ отдать или милицию – разбалуются они, станут как те, другие. Пусть они никому не подчиняются, пусть мне подчиняются. Разве плохой товарищ Сталин начальник?
– Никак нет! Самый лучший!
– Ну вот. Пусть только я командовать ими буду. Один. Ты их научи охрану нести – за врагом смотреть, узнавать про него всё, стрелять, бегать… Ну, ты сам подумай. Мне такие бойцы нужны, чтобы лучше всех!
– А если МГБ узнает?..
– Как узнает? Кто им скажет? Товарищ Сталин не скажет. Или ты скажешь?
– Никак нет!
– Ну, вот видишь? Все молчать будут. Для чего МГБ про это знать – они обижаться начнут, палки в колёса вставлять. Знаю я этих военных, ревнивые они, как… жена. Пусть ничего не знают. Пусть лагерь будет и заключённые. Кто разбираться, кто спрашивать станет? Лагерей много… Но ты еще подумай, как сделать так, чтобы любопытные туда нос не совали, ты же умный.
– А если сами… заключённые, я хотел сказать охранники, кому-нибудь расскажут?
– Это нехорошо будет. Плохо будет. Зачем языком болтать… Нельзя так! Надо как на фронте, что если кто-то к врагу перебежал, то высшая мера соцзаконности. И еще наказывать не только его, но и родственников, чтобы все отвечали! Тогда ничего не скажут.
Так вот зачем братья, сестры и жены с детьми! Чтобы стали они заложниками, что если сболтнёт кто что лишнего, то близких его в ссылку отправят!
– И вот что еще… – задумался товарищ Сталин, трубку помял. – Пусть они все друг друга не знают. Зачем всем всех знать?.. Пусть один – пятерых знает или десятерых. Если предатель найдётся, он только про них расскажет. Мы, когда революцию делали, тоже всех не знали, только свою пятёрку, только ближних друзей. Когда к жандармам в лапы попадали, ничего больше рассказать не могли. Надо помнить об опыте старших товарищей. Пусть так будет.
– Хорошо, товарищ Сталин.
– Вот видишь как мы с тобой всё хорошо придумали.
– Можно еще вопрос?
– Говори.
– Я про деньги. Чтобы лагерь… чтобы учить… Там ведь еда, охрана, свет нужен.
– Охрана? Зачем тебе охрана, пусть сами себя охраняют, они же не заключённые. Пусть сами на вышках сидят, кто их проверять станет? А всё остальное… Я распорядился, всё, что нужно будет, вам выдадут, только вы не сразу берите, а то разговоры пойдут, мол, товарищ Сталин злоупотребляет своим положением… Вы помаленьку берите – сегодня, завтра… А деньги… Вот на первое время чемодан возьми. Там хватит. Мои это деньги, которые честно заработал. А когда они кончатся… Нехорошо будет к товарищу Сталину ходить просить. Неправильно. – Задумался товарищ Сталин. – Когда мы царя свергали, то сами деньги добывали. Эксы мы делали – банки грабили, у богатеев золото изымали. Ни у кого не просили. Такие отчаянные революционеры были, не то, что нынешнее племя. Я сам участвовал, и в кассу партии миллионы сдавал на борьбу пролетариата против царских сатрапов. Копейки себе не брал! Потом мы на эти деньги оружие покупали, листовки печатали, товарищам нашим на каторге помогали. Благородное дело…
Слушает Александр Михайлович, ушам своим не верит. То есть уши – слышат, а голова не понимает. Что же им, банки грабить – так они же не царские, они свои, советские?! На что намекает товарищ Сталин, что хочет? Не понять. Но если денег не будет, то как быть?
– Ты иди, ты подумай. Если деньги вам давать, МГБ быстро на след нападёт. Спрашивать товарища Сталина станет – куда, зачем, кому? Что на это им товарищ Сталин скажет? Ничего не скажет. Вас спрашивать начнут, допросы чинить. Зачем людей из лагерей брали, если их опять туда отправят? Не правильно это.
Это верно, если МГБ докопается, то всех их и его в том числе… А может, и не на зону даже, а того хуже… Но перед тем все кости на допросах переломают, чтобы до правды дознаться. Прав товарищ Сталин, нельзя им в руки МГБ попадаться.
Странно всё это, непонятно. Хотя понятно, что хочет товарищ Сталин охрану иметь, которая ему принадлежит и только его слушает, чтобы каких-то людей оберегать, может, родственников своих или еще кого. Отдай такую под МГБ или армию и станет всем всё известно. А если не отдавать, то где деньги брать? Если по официальным каналам, если через госаппарат, то по переводам, по счетам, по платёжкам, по бумажкам разным их быстро отыщут. В Советском Союзе учёт финансов поставлен жёстко, каждый рубль отслеживается. Как же быть?
– Ты иди, Александр Михайлович, подумай, с людьми посоветуйся. Чем сможет, товарищ Сталин поможет. Но он тоже не всесилен, он такой же, как все, партийный работник, который отвечает по всей строгости. И если вы подведёте его, то… он тоже заключённым стать может, если партия так решит.
– Ну что вы, товарищ Сталин! Никак нет! Это невозможно. О вас никто, кроме меня, не знает!
– Вот и хорошо. И не должны знать. Товарищ Сталин должен быть выше всяких подозрений, потому что на него весь советский народ смотрит! Ступай, Александр Михайлович, подумай, потом приходи, мы еще подумаем, вместе. Непростое дело тебе поручено, но я уверен – ты справишься…
* * *
Тайга. Вершины елей качают, шумят, птицы летают, белки прыгают… Топоры стучат, и пилы визжат. На самом краю Сибири, где все дороги кончаются, а дальше лишь болота и урманы непролазные, копошатся люди. Много людей – валят деревья, сбивают ветки и сучья, цепляют их, тросом перехлестнув, к грузовикам. Вокруг стоят конвойные в полушубках с автоматами через плечо, присматривают за зэками, чтобы те не сбежали. А куда здесь бежать, когда до ближайшего населённого пункта чуть не сто вёрст, а кругом тайга да топи?
– Поберегись!
Рушится подпиленная сосна, ломая ветки. Облепляют ее люди в бушлатах, стучат топорами, чтобы к вечеру успеть норму выдать да в шалаши залечь. Зябко в них и мокро, но можно вжаться друг в друга и уснуть хоть на пару часов. Скорее бы бараки построить…
С утра снова визжат пилы, стучат топоры. Спешат зэки – погонять не надо.
А там, в километре, на выкорчеванной и выровненной поляне, встают квадратом столбы, на которые те же зэки цепляют колючую проволоку в два ряда, а по углам, на четырёх «ногах» поднимают вышки. Уж так повелось, что зэки сами себе тюрьмы строят, в которых им жить и умирать.
– Поберегись!
Растёт лагерь не по дням, а по часам, как в сказке. Внутрь заволакивают брёвна, из которых скатывают бараки. Бревно на бревно в затёс, сбоку скобы железные вколотить, в щели мох запихать. Крепко строят, надёжно, из целых стволов. Не доски же сюда за тридевять земель вести. А леса вокруг – руби не хочу, хоть целый город строй.
Встали стены. На них тонкие стволы под углом настелили, мох для тепла накидали и сверху дранкой покрыли, как черепицей. Вот тебе и крыша. На окна – решётки навесили из арматуры. Хороши бараки, в тундре о таких мечтать не приходится. Две недели не прошло – стоит лагерь, готовый принять зэков. Пять бараков, столовая, домик охраны и администрации, медпункт, БУР – все как положено. И зэки уже судачат, как им лагерь обживать, только не придётся им этого делать.
– В колонну стройся!
Встали, рассчитались.
– Все?.. Тогда пошли.
Сбоку конвоиры с автоматами, собаки лают, на заключённых кидаются, позади телеги, чтобы больных и доходяг подбирать, и еще крытые машины для конвоя, с горячей едой в термосах и чаем.
Тащится, плетётся чёрная нестройная колонна, извиваясь, как змея, средь леса. Чавкают ноги в жидкой грязи и лужах, поскальзываются, падают зэки, вода с них стекает, капает, мокрые, набухшие телогрейки к земле тянут. Идут… Куда, зачем, то начальство ведает.
Не для себя лагерь арестанты строили. Не для себя…
* * *
Совет был, как в Филях, только за столом не фельдмаршал Кутузов с генералами сидел, а зэки.
– Как же так? – вопрошал «Кавторанг». – Кому же мы служить будем?
– Кому надо тому и будете! На этот вопрос я отвечать не уполномочен. Могу только сказать, что это люди из правительства или те, на кого они укажут. Без подробностей.
Да ведь и сам Александр Михайлович подробностей не знал, в догадках теряясь. Но не делиться же своими сомнениями с зэками?
– Но если мы не в подчинении МГБ, то…
– Не в их!.. Сами по себе! МГБ, равно как милиция и другие госслужбы, о вас не знают и знать не должны. По крайней мере, пока. Такое условие.
Зэки тревожно переглянулись.
Это что за служба, о которой никто знать не должен? И кто тогда они, если не «краснопёрые»? И зачем? И как они охранять кого-то могут без красных с «лепухами» книжечек? Их же любой постовой загрести может. Или всё это какая-то туфта, для отчёта прокурору, и теперь с ними побалуются, а после за побег по полной впаяют и за то звёздочки получат?.. Может, так?
Но, с другой стороны, их же с зоны сняли, и если бы хотели, то давно замели. А они гуляют вольняшками без конвоя, не считая этого офицерика, который один – стукни его по темечку или пёрышком поддень – и на волю. Выходит, не самозванец он, а кем-то посланный? И опера на зоне и даже «Кум», в его услужении бегают, языки набок от усердия свесив, и вызывает он любого заключённого, которого пожелает, и дело его листает!
Совсем растерялись зэки.
– А что же мы делать должны?
– Теперь учиться!
– Чему?
Стушевался Александр Михайлович, потому как сам до конца не знал, чему.
– Стрелять должны, оружием холодным владеть, чтобы от врагов отбиваться… И так, чтобы все всех не знали, чтобы на десятки разбить и охрану лагеря обеспечить… – А больше ничего не сказал – приказал. Офицеры, когда не знают, что ответить, приказы отдают. – Подумайте, как это дело лучше организовать.
Встал. И все встали.
– Доложить мне завтра к утру. Всем всё ясно?
А чего не ясно, когда – ни черта не ясно. Но переспрашивать дураков нет.
Ушёл офицер. Сели зэки в кружок, закурили скрутки.
– Хрень какая-то, мужики.
– Точно. Что скажешь, «Партизан»?
– Про всё не скажу, одно скажу – не нравится мне всё это – душком припахивает. Кому служим – не понять, начальников над нами, кроме… этого – нет и сам он, хрен знает, с какой горы спустился. Не бывает в стране Советов, чтобы над рядовыми бойцами командиры гроздьями не висели. На что мы с Ковпаком сами по себе по лесам шастали и то и политруки над нами поставлены были, и особисты из своих, и трибунал исправно работал.
– То так. Нам на «пятачке», где башки не поднять, тоже каких-то ухарей из особотдела придавали, чтобы настроения среди личного состава выяснять, да кто кому чего лишнего сболтнул.
– И что?
– Ничего, заполнит такой барбос протокольчик и в блиндаж, на нары щёчку давить, – криво усмехнулся «Кавторанг». – А в тот блиндаж или пулька шальная залетит, или гранатка закатится.
– Так что нам офицерика того мочкануть и врассыпную?
– Куда нам без документов? Мы под ним, как кобель на короткой цепи ходим.
– Чего болтать попусту? Может, и туфта всё это, только нам ни один хрен, – жёстко обрезал «Полковник». – Нас с зоны вынули – и ладно. Мы нынче вон тушёнку жрали, а зэки – баланду пустую хлебали. Лично я обратно не хочу. Если даже в бега подаваться, надо прежде жирок на костях нарастить, да понять, что почём. От добра добра не ищут. Лучше давайте думать, как нам офицерика ублажить… Слышь ты, «Абвер», как там у немцев было?
– Лагерь учебный был на зоны разбит, из одной в другую без пропуска не сунешься. Если занятия, ну там на полосе, стрельбище или на ключе стучать, то одни приходят, другие уходят, не пересекаясь. Для этого специально две двери были – в одну заходишь, в другую выходишь. За этим строго следили. Я свое отделение знал, а больше никого.
– Ну, вот и нам так надо, коли офицерик просит… – кивнул «Партизан». – Меньше знаешь, дольше живёшь. Сдаётся мне, лихое дело тут затевается, коли кто-то не желает, чтобы мы все друг дружку по мордам узнавали. На пятёрки и десятки только подпольщики разбивались, которые под немцами ходили. Знавал я их, когда связником был. Гестапо их возьмёт, да выпотрошит. Следаки немецкие любого разговорить умели – ногти плоскогубцами рвали, как зубные доктора коренные зубы, одним махом, а после сигареты горящие туда тыкали. Всё узнавали, да только дальше пятёрки ходу им не было. Эти бы и сказали, чтобы мук избежать, только не знали ничего. Вот и нам так надобно.
– Что для дела хорошо, а для нас еще лучше, – согласился «Крюк».
– А для нас каким боком?
– Коли МГБ до нас доберётся, так всего не узнают. Глядишь, успеет кто на дно залечь и тем убережётся.
– При чем здесь МГБ?
– При том, что ловить они нас будут пуще, чем английских шпионов. Не знаю, кому это надобно, но желает он нас в пику им натаскать. Чего барбосы эмгэбэшные нам не простят – семь шкур спустят, лишь бы узнать, под кем мы ходим.
Замолчали все. Задумались.
– А точно, под кем?
– Не знаю. Но, думаю, кто-то из вождей наших, желает от особистов прикрыться. Или… «Хозяина» скинуть.
– Ты что такое говоришь? Кто же на такое решится!
