скачать книгу бесплатно
Одинокий кипарис
Алексей Ильин
Гуляя в тихом парке Лоун-Сайпресса, Виктор погружается в воспоминания, словно в киноленту о своей жизни.1982 год. Виктору 28, он только что успешно защитил диссертацию в МГУ и приехал в санаторий на черноморском побережье. Знакомство с Ольгой переворачивает его мир, он влюбляется без оглядки. Курортный роман перерастает в брак. Тяжелые отношения супругов развиваются на фоне непростых событий в стране. Ольга видит выход в эмиграции. Но удастся ли героям убежать от кризиса несчастливой семьи?
Одинокий кипарис
Алексей Ильин
© Алексей Ильин, 2023
ISBN 978-5-0051-8159-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Профессор Иван Андреевич Синицын встал из-за стола, обвел усталым взглядом свой тесный кабинет и подошел к окну. На улице шел холодный осенний дождь, листьев на деревьях уже не осталось, на асфальтовых дорожках во дворе госпиталя поблескивали большие лужи. «Как же уныла ноябрьская Москва, – подумал Синицын, глубоко вздохнув. – Ни цвета, ни света, ни запаха: сплошная серость».
Профессор бросил взгляд на висевшие на стене старые часы в дубовой раме: стрелки показывали шесть часов. Пора было идти домой, к больной жене, которая уже неделю не вставала с постели из-за бронхита.
Иван Андреевич снова подошел к рабочему столу, поправил настольную лампу, затем снял очки и неспешно протер их мягкой махровой тряпочкой. На столе был образцовый порядок: все бумаги и документы разложены по аккуратным стопочкам, компьютер сверкает чистотой, столешница тоже вытерта до блеска.
Синицын любил порядок во всем: в работе, в быту, в мыслях. Он был уверен, что во многом благодаря своей любви к порядку и добился таких успехов в медицине.
«Главное – уметь все разложить по полочкам, тогда жизнь будет более насыщенной и успешной», – часто повторял он своей дочери-девятикласснице, в комнате которой постоянно царил бардак. Профессор очень переживал, что дочь совершенно не унаследовала его страсть к порядку, однако периодически напоминал себе, что в ее возрасте он тоже совершенно не был склонен все раскладывать по полочкам.
Перед уходом домой Синицын решил заглянуть в реанимационное отделение, чтобы еще раз посмотреть на пациента, которого он прооперировал три дня назад. За двадцать лет работы в нейрохирургии он не припомнил ни одного подобного случая. Опухоль гипофиза в голове этого человека разрослась до таких огромных размеров, что вырезать ее пришлось несколько часов, хотя обычно такая операция длится не более часа. «Как же он смог довести себя до такого состояния? – удивленно думал профессор. – Как он терпел такие ужасные боли? И зачем так долго терпел?»
Иван Андреевич надел белый халат, погасил свет и вышел из кабинета. На пластиковой скамье перед дверями в реанимацию одиноко сидела пожилая женщина. Профессор не мог разглядеть ее лица: она закрыла его платком и тихо рыдала. Однако он сразу догадался, что это была мать того самого пациента с опухолью.
Она приходила к нему две недели назад и умоляла его, чтобы именно он – легендарный профессор Синицын – лично прооперировал ее сына. Женщина даже пыталась неловко предложить ему деньги, однако Иван Андреевич сделал вид, что не заметил этого. Любого другого посетителя после такой попытки он бы тут же отправил за дверь, однако к этой женщине почему-то почувствовал острую жалость и сразу же пообещал, что проведет операцию сам.
– Иван Андреевич! – воскликнула женщина, увидев профессора и тут же вскакивая со скамьи. – Иван Андреевич, ну что? Как он там, восстанавливается?
Синицын взглянул на пожилую женщину и снова почувствовал жалость: ее красные, мокрые от слез, глубоко запавшие глаза, подрагивающие руки и ссутулившаяся поза красноречиво говорили о том, что последние ночи она практически не спала от волнения.
– Все нормально, не беспокойтесь, – поспешил успокоить ее профессор. – После операции организм сильно ослаблен, поэтому пока он лежит в реанимации. Но через несколько дней мы переведем его в палату.
– А можно… Можно мне взглянуть на него? – спросила она. – Мне сказали, что уже слишком поздно в реанимацию, что приемные часы закончились. А я не успела к шести… Вот решила вас подождать тут, чтобы вы меня провели. Вам ведь не сложно, да?
– Конечно, конечно, – кивнул Иван Андреевич. – Сейчас я дам вам халат, и мы вместе зайдем.
Профессор достал из металлического шкафа халат, полиэтиленовую шапочку и хлопчатобумажную маску и протянул их пожилой женщине. Пока она неловкими движениями надевала весь этот набор, он открыл дверь реанимационного отделения.
– Проходите, – сказал он, пропуская женщину вперед.
Они зашли в темное помещение, в котором ровными рядами стояло несколько коек, плотно окруженных многочисленными аппаратами и датчиками. Пациент, к которому они направлялись, лежал на самой дальней от входа койке. Его обритая голова была туго забинтована, к локтю тянулся тонкий красноватый шланг капельницы.
– Ох! – громко вскрикнула женщина, глядя на своего сына, неподвижно лежавшего в полумраке. – Ох, как же это так получилось-то!
– Потише, потише, пожалуйста, – прошептал Синицын. – Тут нельзя шуметь.
– Да, конечно, – всхлипнула женщина, вытирая слезы. – Простите, я не сдержалась, простите…
– Ничего страшного. Видите, все показатели в норме. Давление, пульс: смотрите, вон на том мониторе. Так что вам совершенно нечего бояться, никакой угрозы нет.
– Слава богу, – тихо произнесла мать пациента. – Слава богу… Спасибо вам, доктор. Если бы не вы, я даже не знаю…
– Да что вы, ей-богу, – махнул рукой профессор. – Это не такой уж тяжелый случай, со многими случается.
Тут Синицын приврал: на самом деле случай был весьма тяжелым и запущенным. Хотя операция и прошла успешно, профессор понимал, что полностью восстановиться после нее пациент вряд ли сможет: опухоль слишком долго росла в его голове и затронула важнейшие мозговые центры, которые теперь уже, скорее всего, не смогут работать полноценно. Однако рассказывать об этом несчастной матери профессор не решался: это было бы дополнительным ударом для женщины, которая и так вся извелась от волнения и горя.
Мать подошла поближе к койке, на которой лежал ее сын, и начала что-то шептать ему. Иван Андреевич деликатно отошел в сторону, чтобы не подслушивать, однако кое-какие слова все же долетали до его ушей в холодной тишине реанимационной.
– Витя, – причитала женщина, склонившись над койкой, – Витенька, ну как же так, как так…
Она присела на стоявшую возле койки табуретку и несколько минут молча смотрела на сына.
– Ох, Витя, – подрагивающим голосом произнесла она. – И зачем ты во все это ввязался? Почему ты сделал такой выбор? Я же предупреждала тебя, что ничего хорошего из этого не выйдет, Витенька. Ты ведь мог стать большим ученым, писать исторические романы, ездить с лекциями по всем миру. А главное – мог бы любить по-настоящему и быть любимым. Я так хотела, чтобы ты был счастлив, Витенька, я так мечтала об этом, всю жизнь мечтала… Ты же у меня один-единственный. Зачем мне теперь все эти страдания, зачем?
Она говорила все громче, и теперь Иван Андреевич отчетливо слышал каждое ее слово. Синицын тихо подошел к женщине и легонько тронул ее за плечо.
– Клавдия Владимировна, потише, пожалуйста, – шепнул он. – Извините, тут нельзя говорить громко.
– Простите, Иван Андреевич, простите… Конечно, я буду тихо.
Профессор снова отошел вглубь помещения. По регламенту посещение пациентов в реанимации не должно было превышать десяти минут, а прошло уже пятнадцать. Однако ему было так жаль эту несчастную женщину, что он не решался прерывать ее свидание с сыном.
– Витя, – продолжала Клавдия Владимировна, переходя на шепот, – выздоравливай, пожалуйста. У тебя еще есть силы, ты проживешь еще много лет. Ты начнешь новую жизнь, будешь жить для себя, будешь думать о себе и о своем здоровье. Ты должен поправиться, Витя. Иначе как я… как мы тут все без тебя. Ну ничего, ничего… Теперь у тебя есть горький опыт, ты знаешь, с какими людьми ни за что нельзя связываться в жизни. Я больше тебя в обиду не дам, больше такого не допущу. Ведь это и моя вина, и моя тоже, Витя…
«Ну все, достаточно», – решил Иван Андреевич, вновь подходя к женщине. Он понимал, что если он не прервет затянувшийся монолог Клавдии Владимировны, то она запросто может провести в реанимации всю ночь.
– Пора, – тихо произнес профессор, наклоняясь к ней. – Клавдия Владимировна, нам пора.
– Ах… да-да, Иван Андреевич, простите, – растерянно затараторила она. – Я тут слишком заговорилась, извините меня.
Она встала с табуретки, сделала пару шагов по направлению к двери, зашаталась и чуть не упала. Синицын ловко подхватил ее под руку.
– С вами все в порядке, Клавдия Владимировна? – взволнованно спросил он.
– Да, все хорошо, – кивнула она. – Просто мало воздуха тут…
1. Лужайка
– Отличная тачка! – сказал Дэн, нежно поглаживая приборную панель вместительной серой «Вольво». – На такой можно и до Нью-Йорка долететь дня за четыре. А чё, может, махнем в Нью-Йорк после Аризоны, а?
– Не-е, это все-таки далековато, – улыбнулся Костя, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье. – До Аризоны тоже не так близко: ехать и ехать.
– Ерунда, – махнул рукой Дэн. – По таким дорогам все близко. Пора уже двигать, погнали!
Дэн нажал на газ, и машина резко выпрыгнула вперед.
– Э, ну ты полегче, – испугался Костя.
– Да не ссы, я за рулем уже не первый день, – усмехнулся Дэн.
Темнокожий охранник гаража прокатной конторы вздрогнул от неожиданности, увидев вылетевший на дорогу автомобиль. Дэн махнул ему рукой из приоткрытого окна.
– Не бойся, чувак, давить тебя не будем! – крикнул он по-русски и рассмеялся.
Костя вжался в кресло и ощутил приступ легкой тревоги. Он не ожидал, что у его двоюродного брата такой дерзкий стиль вождения. Впрочем, это вполне вязалось с его характером.
«Вольво» понеслась по оживленной многополосной автостраде. Дэн потыкал в приборную панель в поисках навигатора: без него невозможно было разобраться в бесконечном лабиринте улиц Лос-Анджелеса.
– — Наконец-то я тут, даже не верится! – радостно воскликнул Дэн, набирая скорость. – Надо же быть таким лузером: прожить десять долбанных лет в Америке и ни разу не побывать в Эл-эй. Ну ничего, лучше поздно, чем никогда!
– Я тоже давно хотел сюда попасть, – сказал Костя. – Все-таки столица кино, здесь обязан побывать каждый киноман.
– Да уж, для киноманов подходящее местечко, – ухмыльнулся Дэн. – Завтра поедем посмотрим на эти буквы «Голливуд». Тебе должно понравиться. Ты же у нас фанат всей этой фигни.
В кармане у Кости завибрировал смартфон: пришло сообщение от его дяди. «Как долетели?» – прочитал Костя и быстро набрал ответ: «Хорошо, дядя Витя, спасибо».
– Что, отец пишет? – спросил Дэн. – Мне тоже, наверное, написал, но я телефон после самолета не включал еще.
– Да, я ответил, что все в порядке, – сказал Костя.
– Теперь будет каждый час писать или звонить, – вздохнул Дэн. – Спрашивать, как и что у нас. Я только сказал ему, чтобы не названивал слишком часто, а то роуминг тут дорогущий, разориться можно.
– Волнуется, понятное дело.
– Задолбал он меня своим волнением, – проворчал Дэн. – Все думает, что мне двенадцать лет. Приходится напоминать, что мне уже двадцать семь, но это не помогает. Для него я всегда буду маленьким мальчиком, писающим в штанишки.
– Вы давно не виделись? – спросил Костя.
– Два года уже. Последний раз виделись, когда он ко мне в Питер приезжал. Нам нельзя часто видеться, он меня задушит своими заботами.
– Я тоже его давно не видел.
– Не знаю уж, что он там такого важного хочет мне сказать, – сказал Дэн. – Все вспоминаю эти его письма и звонки: он прямо умолял меня приехать, раньше такого не было.
– Наверное, просто соскучился, – предположил Костя, поудобнее располагаясь на сиденье.
– В любом случае, хорошо, что он тебя тоже пригласил. Вдвоем веселее… Так, сейчас послушаем, что тут по радио крутят.
Дэн включил радиоприемник. Из динамиков раздался хит группы Led Zeppelin: хрипловатый голос Роберта Планта надрывался под ноющую гитару Джимми Пейджа.
– О, то что надо! – обрадовался Костя. – Такая музыка хорошо подходит к американским дорогам, столько романтики!
– Да ну, нудятина какая-то, – скривился Дэн и тут же сменил радиоволну: послышался отрывистый американский рэп.
– Вот это другое дело! – обрадовался Дэн. – 50 Cent! Настоящая Америка, прямо то, что надо!
Костя в очередной раз подумал о том, насколько разными людьми они были с двоюродным братом. У них совершенно не совпадали вкусы и предпочтения не только в музыке, но и практически во всем остальном. К тому же Костя был застенчивым, немногословным, склонным к рефлексии интровертом, а Дэн – общительным, дерзким, упрямым экстравертом.
– Почти приехали, если верить навигатору, – сказал Дэн, выруливая на тихую улицу с рядами аккуратных домиков. – Где-то здесь должен быть наш «Хилтон» с золотым бассейном.
Под «Хилтоном» подразумевался обычный скромный хостел на окраине города. Братья решили не тратить на проживание слишком много денег и забронировали себе самое скромное жилье. К тому же Дэн любил повторять, что, только живя в хостелах и общежитиях, можно прочувствовать настоящую Америку.
Девушка за стойкой регистрации вежливо поздоровалась с кузенами, широко улыбнувшись и сверкнув большими зубами, на которых красовалась цепочка синих брекетов. Она провела их в тесную комнатушку с выцветшими серыми стенами и двумя маленькими кроватями.
– Welcome to Los Angeles, guys! – торжественно сказала она, продолжая улыбаться. – Have a nice holiday[1 - Добро пожаловать в Лос-Анджелес, ребята! Хороших каникул! (англ.)]!
– Thanks, Tracy, we gonna hit the town, paint it red, you know![2 - Спасибо, Трейси, мы хотим тут оттянуться по полной! (англ.)] – ответил ей Дэн на своем безупречном английском.
– I see. So good luck to you crazy Russian guys![3 - Вижу. Ну удачи вам, сумасшедшие русские парни! (англ.)] – засмеялась Трейси и легкой походкой выпорхнула из номера.
– Стройная телочка, – ухмыльнулся Дэн, провожая Трейси взглядом. – Попка что надо, да и сиськи вполне норм. Я бы ее дрюкнул, а ты?
– Я спать хочу, – зевнул Костя, плюхнувшись на кровать. После бесконечного перелета из Москвы его тянуло в сон. Однако у Дэна были совсем другие планы.
– Спать сейчас не советую, – сказал он. – Нужно привыкать к часовым поясам, так что постарайся уж потерпеть еще часа три-четыре. Предлагаю пойти куда-нибудь и отметить наш приезд!
– Да, ты прав, – согласился Костя. – Лучше постараться не спать.
– Ну вот и отлично, тогда отрывай свою усталую жопу от кровати и пошли.
Погода стояла жаркая и солнечная – на дворе была середина мая. Когда братья вышли из хостела, жара уже шла на спад, уступая место освежающей вечерней прохладе.
Костя осмотрелся по сторонам: вдоль дороги тянулись ряды небольших утопающих в зелени домиков, очень опрятных и ухоженных. Мимо хостела пробежала пожилая пара в спортивных костюмах, за ними прошел элегантный седой старичок с собакой. Примерно такими Костя и ожидал увидеть окраины главного города Калифорнии.
– Нужно найти какой-нибудь нормальный бар, – сказал Дэн. – Хочу бахнуть пару шотов текилы. Хотя черт его знает, есть ли в этом районе нормальные бары. Но должны же быть!
Пройдя пару кварталов, братья наткнулись на яркую вывеску какого-то питейного заведения. Строгий бородатый охранник тут же потребовал у них документы, чтобы подтвердить их возраст.
– Черт, я не захватил свои права и паспорт, – заворчал Дэн. – А ты?
Костя покачал головой.
– Вот идиоты, неужели по нам не видно, что мы уже не школота! – продолжал ворчать Дэн. – Ай-ди[4 - ID (англ.) – документ, удостоверяющий личность.] им подавай!
Миновав два квартала, братья наткнулись на еще одну барную вывеску.
– Надеюсь, хоть здесь не будут спрашивать про возраст, – проворчал Дэн, толкая деревянную дверь.
В просторном помещении бара царил уютный полумрак и звучала приятная фортепианная музыка. Двое элегантно одетых пожилых мужчин за стойкой склонились над бокалами с вином, в глубине помещения мужская компания играла в бильярд. Посетителей в зале было немного.
– А здесь ничего, уютненько, – сказал Дэн, подходя к свободному столику и присаживаясь. – Предлагаю остаться тут.
Костя молча кивнул. Ему тоже понравилась спокойная атмосфера заведения, хотя несколько удивило полное отсутствие окон.
